Аромат морозной вишни

Егор Громов

Аромат морозной вишни

Дисклеймер

Эта история основана на нереальных событиях.

Имена людей подменены и переселены в города, которых на карте ещё нет.

Все совпадения случайны и лишь пытаются казаться реальностью.

Если вы поверили, то это лишь плод вашего воображения.

Если в это поверил я, видимо, я настолько часто думал об этой истории, что она, возможно, стала реальностью в моём сознании.

Записка из старого блокнота "Ненависть"

Каждый день я просыпаюсь и ненавижу себя.

Ненавижу, как долго я лежу в постели и тыкаюсь глазами в телефон.

Как долго я имитирую поход в туалет, продолжая смотреть в него же.

Ненавижу делать утренний кофе, чтобы взбодрить свой мозг и идти на эту чёртову работу.

Ненавижу сидеть и втыкать в экран монитора с 9 до 6 и получать за это копейки, за которые в современном мире сложно даже оплатить электроэнергию. Хотя, если честно, зарабатываю я неплохо, но всё равно жалуюсь.

Есть какое-то странное отношение к числу 18, поэтому всегда пишу 6.

Ненавижу жаловаться на несуществующие невзгоды.

Ненавижу добираться до дома; поздно ложиться спать.

Ненавижу не высыпаться – и вот тут будет первое почему:

потому, что ненавижу этот ебучий кофе, который мне необходим.

Ненавижу вставать утром и чувствовать себя куском говна.

Иногда, мне кажется, что дело совсем не в утре, ведь солнце, непродышанный воздух и пустые улицы ещё никому не делали плохо.

Я просто не хочу, чтобы моим воспоминанием, в мой последний день, была эта конченая кружка кофе.

Вообще, я люблю воду, минеральную – но в ней нет ни черта кофеина: кальций, магний, мурашечное ощущение пузырьков во рту, подымающихся, словно тысячи, тех прилипающих к спине баночек для горячего массажа, взбирающихся тебе прямо в нос – ненавижу этот массаж.

Где всё начиналось или Глава первая

Меня зовут Макс – вот он я, сидящий в зале ожидания аэропорта: шатен, с накинутым на лицо бежевым сомбреро; прячущийся от утренних лучей солнца, пролетающих сквозь огромные окна. Нет, я накинул сомбреро не потому, что я сплю, а потому, что ненавижу и не хочу видеть людей. Не то, что я давно работаю в сфере обслуживания и меня подёргивает от любого довольного вида, которых достаточно в аэропортах на внутренних рейсах: не хватило денег на нормальный отпуск, но сделаю вид, что всё-же лечу на Мальдивы; командировки без жены; поклонники песни «А мне бы в небо»; счастливая работа миленькой бортпроводницей; склонности к садомазохизму; и просто энтузиасты полётов внутренними рейсами. Таких раздражающих типажей довольно много, но знаете, иногда, не нужно столько людей, а достаточно и одного человека, чтобы возненавидеть всё человечество. И конечно же в моей жизни нашёлся такой человек.

Вы спросите наконец: «Да что же ты там делаешь?» – жду самолёт, который повезёт меня к девушке моей мечты. Только мечта пропитана алкоголем и сигаретным дымом – это история о том, как я сильно налажал.

Пункт первый моего блокнота принципов, которые я не нарушал уже 5 лет: «Никогда не оставляй незнакомцев на ночь у себя в квартире». Пометкой снизу, на случай форс-мажоров, было написано, мелким почерком: «Если оставил – то не смыкай глаз и охраняй квартиру» – и именно этот пункт, я, несомненно нарушил.

Обычно я на измене, и если уж так случилось и её двигательные функции отключились на территории моей квартиры, я делаю вид, что мне нужно работать, и со словами: «Мне нужно поработать, а ты спи» начинаю хаотично тыкать в кнопки моего ноутбука, в то время как зрачки теряют естественный голубой цвет и уходят далеко за веки посмотреть как выглядит мой пропитый мозг, и одновременно сбегая от моего запаха, который пропитан табаком и алкоголем, вообще- это мой второй и третий естественные запахи наравне с потом.

Помню, как одна девочка сходила с ума по запаху моего пота: «Уу ты так вкусно пахнешь, я вся возбуждена» – «Это отлично, но давай ты будешь возбуждаться чуть ниже моего пупка». Я её очень хорошо запомнил – у неё шикарная квартира.

Так вот, я нарушил свой принцип и не только оставил бабу у меня, но сука ещё и уснул. Вы знаете, когда человек – вот смотришь в его глаза и он вызывает доверие, понимаешь, что он твой и не можешь не довериться, возможно, чувствуешь, что опять ошибёшься и разочаруешься на всю оставшуюся жизнь, но интуиция шепчет: «Попробуй» – и ты даёшь шанс – на самом деле такой романтики не случилось, меня просто срубило от 5-го подряд шота водки с текилой.

И вот я просыпаюсь и обнаруживаю, что я проснулся один. Довольно привычная для меня ситуация, но не в тот день: вся комната перевёрнута (вторая её половина перевёрнута определёно мной, поэтому к той части претензий я не имел: я всегда вижу этот рисунок, который я оставляю пьяный ночью, пытаясь раздеться и затащить в кровать немного на пожрать, из-за этого моя большая белая кровать с её снежным бельём всегда остаётся с жирными жёлтыми полосами, нанесёнными человеком, временами, видимо, что – то понимающем в абстракционизме). Поэтому та часть, которая заляпана соусом к тако, определёно моя; соус конечно разбавляет мою сероватую комнату краской, но стоит признаться, что на серых жалюзи горчичный цвет смотрится так себе. Но вот со второй половиной было что-то не так: открытый шкаф, комод и прочая утварь к которой я прикасаюсь разве только если…. Я даже не могу подобрать слов, поскольку эти скупленные по акции буковые шкафы хранили вещи, принадлежавшие мне ещё с детства: спортивные карточки и прочая ветошь считались для меня важными воспоминаниями, и я всегда мечтал, что они, наконец, станут коллекционными и я на них разбогатею.

Так вот. Я поворачиваю голову и вижу, что на моём круглом водяном матрасе никого, только белые, пропахшие потом и тако простыни. Я слез с кровати и пошёл на поиски. В коридоре и ванной комнате я нашёл ни следа; в квартире был только я, а моя принцесса ушла по – английский (откуда вообще такая традиция уходить по-английский и почему по-английский? – надо будет задаться этим вопросом). Конечно, стоило бы обрадоваться, что не нужно будет придумывать оправданий, чтобы поскорей выпроводить её. Возможно, стоило восхититься, что она была со встроенным, самовыпровождающимся механизмом, если бы только она не ушла и не прихватила, небольшую, дорогую мне матовую коробку – и конечно, дорога́ она мне её содержимым – и нет, я не буду говорить, что это: не то, чтобы я хотел сохранить интригу до самого конца, просто некоторые вещи, не хочется раскрывать ещё не знакомому человеку. И вот именно с этого момента началось моё приключение.

Уйти по-английски

Согласно одной из множества версий, но самой утвердившейся на страницах интернета – эта фраза появилась во времена Семилетней войны 1756–1763 годов. (Что это за война? – а чёрт её знает. Поэтому, советую просто так не цепляться за факт, как мы обычно делаем, а копнуть немного глубже и самому найти ответ. Но в прочем, сейчас не о подробностях). Так вот, в ней основными противниками были Англия и Франция. Страны часто враждовали, и их жители постоянно подшучивали друг над другом: как раз в то время участились случаи дезертирства во французской армии; тогда английские военные начали говорить про французов, которые самовольно покидали части, «to take French leave», то есть «уйти по-французски», а французы заимствовали шутку и стали употреблять её уже по отношению к противникам – так и появилось «уйти по-английски».

Обе фразы стали крылатыми во французском и английском высших кругах. После войны их употребляли по отношению к людям, которые нарушили правила хорошего тона и покинули светское мероприятие, не попрощавшись с хозяевами и другими гостями. Почему исчезла из обихода фраза уйти по-французски? Есть два варианта: либо Англичане уходили лучше, либо просто из-за красоты звучания.

Учитывая, что моя ненаглядная, судя по инициалам, явная англо-саксонка, не могу не согласиться, что способность красиво уйти в ней развита максимально сильно – ровно также, как и способность быть сукой, не уважающей чужую собственность.

Улики

Эль Кюль Пуаро и Шерлок Холмс где – то проебались, поэтому единственное, что нашло следствие:

– Пропуск в общежитие.

– Клок волос на расчёске.

– Предположительно следы ДНК на надкусанном в холодильнике огурце (и мог бы я сказать, что надкусил я, но я не пихаю себе в рот ничего свеже-выращенного, поскольку оно сразу нарушает моё пищеварение).

– Странный ментоловый запах на простынях.

Рейс 1238

ГРОМКОГОВОРИТЕЛЬ: Рейс RT 1238, Санкт Петербург – Москва, просьба пройти на посадку.

– Ой бля! – крикнул я и подорвался с сидушки. Не очень хотелось опоздать на рейс, поэтому я бежал те 20-ть метров словно олимпиец; на месте где был только-что помыт пол, я даже успел немного почувствовать себя камнем в составе сборной по кёрлингу, чуть не оторвав свою подошву от креплений мятых сандалий, которые я прикупил на случай солнечных дней: они были давно забыты и поэтому в толстом слое пыли, ровно, как и мои гавайские шорты с рубашкой, купленные для несостоявшегося прошлогоднего отпуска; конечно лечу не на карибские острова, но и на контрасте с Питером, погода в Москве достаточно карибская.

Успев, ровно перед последним предупреждением о скором взлёте, я всучил в руку билет бортпроводнику. Пересилив себя и сказав: «Спасибо», я взошёл на борт – еле втолкался на борт. В проходе, не смотря на опоздание, было тесновато: в проёмах между креслами столпились люди с ручным багажом, которых, видимо, объединили со всех рейсов в один – толи они все возят фарфор, толи у среднего русского человека появились ценности намного больше, чем шкафной сервиз.

Как всегда, от меж-городских рейсов внутри страны нельзя было ожидать ничего хорошего: были ущербными, самолёты тряслись как консервные банки, синие чехлы, кресла, которые не меняли также долго, как и отношение к сервису; ведь у нас как всегда – хорошо мы делаем только во время олимпиад и чемпионатов мира по футболу, когда наплыв иностранных туристов просто колоссальный, ведь не хочется упасть в грязь лицом перед чужаками – а на внутреннюю рожу никто, никогда не смотрит.

Единственное удовольствие – это барбарисовые конфетки, которые дают в самолётах. Сразу вспоминается детство, как мы летели с родителями за границу: самолёт взлетал, и я набивал рот леденцами и сосал, чтобы сблевануть не от набора высоты и давления, а от передозировки сахаром. Сейчас конечно, слово барбарис является вымирающим, и многие уже не знают, что это: фрукт, ягода или вовсе растение.

Мой самолёт тихонько поднимался в небо – там давно я не был. За бортом немного дует, а внутри сероватые – изначально белые стены, и кресла в синей – изначально чистой обшивке, которая не менялась уже лет 20-ть… в принципе, сойдёт.

– Извините пожалуйста, а почему леденцов не дали?

Стюардесса посмотрела на меня, будто я спросил что- то противоестественное и, отвернувшись, пошла дальше.

– Девушка!! – протянул я ей вдогонку; на что она злобно ответила мне самым лучшим в мире сервисом.

– Мы летим не больше часа, наберитесь терпения. Можно… и без леденцов.

– Ааа, то есть когда не больше часа, значит самолёт блять не взлетает? А вы знаете к чему ведёт отсутствие кисленьких леденцов на борту самолёта? Вы вообще проходили инструктаж?

И я начал:

– гипоксия; для тех, кто не знает сложных сочетаний букв уточню, – кислородное голодание:

– ухудшение гемодинамики в конечностях;

– увеличение вязкости крови;

– сужение сосудов…

– А дальше!? – Я вижу ваше удивлённое от любопытства выражение лица. Дальше: повышенное артериальное давление – и уже простой конфеткой не отделаешься! Появляется отдышка; учащается сердцебиение – даже у тех, кто чрезмерно увлечён спортом, и естественно, у людей с патологической боязнью лифта. – В итоге, только у самых сильных закружится голова, а менее кардио-васкулярно развитые потеряют сознание! А там уже недалеко до инфарктов и инсультов; а дальше иски, суды, и денежки из вашей зарплаты!

В ответ она аккуратно достала жвачку из кармана и тихо сказав: «Держите и больше не ебите мне мозг» – ушла вглубь салона. Естественно я принял этот подарок от авиакомпании и удовлетворился качеством сервиса; затем услышал блеющий смех пассажира слева.

– Это правильно мужик! Я тоже не понимаю, почему они перестали давать леденцы, уже как пять лет нормально не полетать! Я обожаю эти клюквенные, а ещё лучше барбарисовые леденцы. Мне кажется, их кроме как в самолётах больше нигде не найти. Я вообще раньше только что и мечтал, как жить в самолёте.

– Волшебно, – не без доли сарказма вывел я и накрыл своё лицо сомбреро.

Мой полноватый, лысый собеседник в синей футболке на тематику космического фэнтези уткнулся носом в книгу на тематику диетологии. Возможно, он только и летал на самолётах ради этих леденцов, возможно, единственное место где он может пожрать, не попав по взгляд жены: и всё это на высоте более 500-ста метров над уровнем моря, где во время турбулентности он может почувствовать себя в состоянии лёгкой невесомости и вспомнить как это было, когда ещё он не познакомился с фастфудом и переработанной пищей – в общем, получить полный кайф от ощущения свободного падения. «И, возможно, эта сука также виновата в том, что у нас сейчас нету леденцов». На той мысли, луч солнца врезался в угол моего правого глаза, пройдя через открытую зону. Я ещё раз попытался подогнуть край сомбреро, но не закрепив успеха, просто задвинул шторку над люком и снова попытался немного вздремнуть.

Я уже не летал на самолёте лет 12-ть, ровно с того момента, когда я в последний раз полетел с семьёй в Будапешт. И вот я опять в полете, только без леденцов и немного подташнивает, хотя, 12-ть лет назад я и не имел привычки пить перед самолётом, а запах старой обшивки ещё ни разу так сильно не раздражал моё похмелье. Поэтому, убедившись, что худобы осталась традиция оставлять бумажные пакеты, я спокойно, в очередной раз, закрыл глаза.

Почему я полетел в Москву? Единственное, что осталось от моей ночной касатки – это пропуск в общежитие московского университета на имя Кейт Бланшер.

На фотографии была приятная девушка с белыми волосами и сероватыми глазами: внешность достаточно европейская, внешность достаточно обманчивая. «Судя по всему, она отдыхала в Питере на выходных или…не помню, аааа да… Я только помню, что подцепил её в баре, по ней было видно, что она хочет выпить за чужой счёт, а потом и вынести квартиру этого самаритянина» – естественно, я сразу понял, что это мой тип и подошёл к плохо стоящей особе и заговорил, немного шатающимся голосом, возможно, я даже немного забрызгал ей лицо. Она оказалась опытной и, взяв меня за руку, сразу потащила в бар; с того момента память стала постепенно расплываться, пока совсем не свалилась в обрыв.

Самолёт подлетал к Москве; меня пару раз стошнило – увы, не в салоне, – моей совести всё-же удалось добежать до туалета. Не то, чтобы я особо торопился, уж очень хотелось заляпать этот хренов самолет, а потом подать на них в суд за отсутствие леденцов, которые, по моему мнению, жизненно необходимы всем летающим: не только с точки зрения комфорта и внутреннего спокойствия, от всасывающихся внутрь щёк и активно вырабатывающейся слюны, но и безопасности окружающих.

И вот он, аэропорт Шереметьево: зеркально отсвечивающий пол, высокие потолки, сотни людей, магазины и жёлтые указательные таблички повсюду – опять я в Москве. Не особо люблю этот город: жизнь тут не такая размеренная; в воздухе пахнет деньгами, которых ни у кого нет, а кошельки охлаждают разбитые надежды; всегда можно встретить таксистов, которые вкидывают цены к луне, баб фоткающихся с сумками в аэропорту, временами заходя в туалет и переодеваясь для фотки на следующий год. Кстати, те бирки, которые вешают на сумки, они не снимают ещё месяц, чтобы как можно больше людей увидели, что они пользовалась самолётом – и неважно какой рейс: Москва – Монако или Москва – Екатеринбург, главное фантазия и зависть, которые, несомненно, будут вызваны (а города всегда можно и подтереть). Уверен, что в года кризиса, а также по будним дням, когда нет особых дел, они наравне с бабушками, выезжающими писать свои жалобы в жилищное службы, взяв свои опустошённые багажные сумки, с ещё не отлепленными временем бирками, важно катаются от Речного Вокзала до Домодедовской, заполоняя собою, полностью, зелёную ветку: и так каждый день, 5-ть дней в неделю, с 8:21-го до 17-ти ноль-ноль, а вечером минеральные ванны снаружи и кристаллизованная минеральная вода внутрь, а по выходным долгожданный солярий и программы о путешествиях – что может быть лучше после сложной рабочей недели?

Взяв сэндвич, я позлился на местные цены и не став задерживаться в аэропорту поехал дальше. Мне нужно было доехать до общежития университета. Москва в тот день была серая и, видимо, это портило настроение здешним таксистам, которые вымещали свою злость наглым и дерзким вождением – или всё-таки они торопятся? Но куда (?) можно вообще торопиться в таком городе, как не на работу или в аварию. Учитывая, что их рабочее место под жопой, я совсем не разделяю их стремлений.

Музыка была полное говно, пережитки поп-музыки прошлого, но я не посмел попросить переключить её. Во-первых, я бы уже застрелил кого-нибудь, если бы постоянно слушал чужую музыку – это как есть еду, которую ест твоя девушка веганка. Была у меня такая «Жри», – говорит, – «Полезно», «Если только не дыша и проглатывая» – обычно отвечал я. Она ушла из-за того, что я её не понимаю; я тоже не понимал: какого хуя один человек может портить пищеварение другого?! Моя микрофлора основана на двух банках пива в день и пачке чипсов, приправляемых вечером салатом цезарь, чтобы смело говорить, что я слежу за своим питанием. Во-вторых, я ехал в эконом-классе, и я предполагаю, что на этом уровне нужно радоваться, что не тебе приходится водить, поскольку этих классов сделали столько, что начинаешь чувствовать себя нищебродом обязанным терпеть; поэтому не удивляешься и не возмущаешься, если на сиденьях оставлены следы пищи, а в салоне пахнет сигаретами – а как ещё должен выглядеть эконом? Мне всегда приходил образ из старых американских фильмов 90-х годов, когда люди, беря эконом-класс в самолёте, находятся два часа в окружении шумящей толпы, которой дозволено пить и курить: вокруг дым и непослушные дети, и герой сидит среди всего этого, и думает о том какой он счастливчик в этой жизни, а тем временем какой-то жирдяй пытается передать ход-дог, сидящему через тебя сыну. Если мысленно всю эту картину впихнуть в маленькую жёлтую китайскую машинку, то можно почувствовать как невольно насилулется твоё личное пространство в небольшой квартирке на окраине Гонконга.

Не став излишне зацикливаться на этом образе, я радовался тому что имел, и немного протерев старый пыльный чехол, я уткнулся взглядом на водительское место: руль был от Порше, на петарде качалась маленькая панда, а над ней висели сувенирные боксёрские перчатки – мило и противоречиво. Не став спрашивать, что из этого принадлежит ему, а что его образу, и приспособившись, я остался наедине с довольно неплохой музыкой, испорченной дешёвыми колонками – конечно оправдать в этой жизни можно всё.

Запах сиреневых волос и вкус свежего хмеля

Машина остановилась у общежития; серая панельная многоэтажка навалила на меня чувство справедливости – «Вот поживи в Российской общаге сучка».

Дальше всё было не просто. На входе, за окошком, сидела пожилая консьержка с характером женщины-бультерьера, и охраняла девственные границы общежития, восхваляя слово “непорочность” и порицая “порок”.

– Молодой человек, оставьте пропуск и уходите!

– Но я хочу лично ей всё передать и поговорить с ней. Любящее сердце скучает и не находит покоя, возможно, я даже влюбился впервые.

– Нечего вам в неё влюбляться … отдайте и уходите! – уже почти вырывая пропуск, сказала местная сторожила женской чести. – А любовь, она в вашем возрасте меняется каждую пятницу. Ничего страшного. Найдёте ещё одну, осталось потерпеть совсем немного.

Отвоевав и вырвав из её руки пропуск, так, что она чуть не ушла за ним в окошко, я убрал его в карман и засунул голову туда, откуда только что вылезала немного шершавая рука со стойким запахом хлорки; перед моими глазами оказалось два глаза: я бы сказал серые, но как только она с отвращением отодвинула голову я понял, что при попадании на свет они приобретают немного голубоватый цвет, что в сочетании с её сиреневыми волосами и цветочным халатом, говорило о том, что это очень серьёзный человек, поскольку позволяет себе на работе выглядеть настолько неформально.

– Мадам, я конечно понимаю, что вы женщина серьёзная, и я это уважаю, но …

Тут я понял, что мои острые словечки были исчерпаны ещё в самолёте (ох это похмелье). Её глаза в свете яркой лампы, её угрожающе подёргивающиеся усы давали мне чёткое понятие о её жизненных принципах: таких женщин не ломают мужчины, таких женщин не ломает даже жизнь на трёхсотом километре от МКАДа. Ещё раз повторюсь – ох это похмелье; ничего хорошего не может быть в Воскресенье; и тут я вспомнил, что нарушил сам того забыв мой принцип номер 5-ть: «После похмелья, не нужно искать себе новых приключений.» Я не нарушал этот принцип уже 10-ть лет, после того как после одного дня рождения в Твери я перепутал электричку и вместо Питера уехал в Торжок. Ничего не имею против Торжка, но наличие возможности столько раз креститься за один день всегда меня пугало (когда-то на этом фоне даже происходили лёгкие ДТП; с тех пор жителям запретили креститься за рулём).

Я вышел из общежития, сказав, что зайду позже добиваться её расположения, а может быть и сердца (с надеждой её припугнуть), на что был сопровождён крепким хлопком железной двери за спиной. Такое гостеприимство навеяло мне мысль о поисках нового пути решения проблемы.

Поэтому немного пошатавшись у входа и, вспоминая свои общажные годы, я поймал себя на отличной мысли, что повела меня к чёрному входу в общежитие, которое прокладывается либерально-демократическими желаниями к свободе пить и целовать что-угодно и когда угодно. Поэтому, немного обойдя сбоку и пройдя мусорку и кустарники, которые определённо доставили мне проблем в одинаковой степени, я оказался за углом общаги, где встретил трёх пацанов с пакетом выпивки, отчаянно пытавшихся забраться на пожарную лестницу.

Странные спортивные штаны комбинированного, домашне-порадного стиля определённо купленные на рынке, что делает их совершенно пригодными для эксплуатации в условиях тяжёлой общажной жизни; а отсутствие лейблов даёт без стыда, хоть и без гордости, выйти на улицу в магазин; а вытянутые коленями футболки… ну что сказать – задроты – ну либо общагу не топят.

Я им свистнул; моё похмельное лицо и сомбреро выдали своего; вообще оно круто смотрелось с яркой гавайской рубашкой и шортами. Я считал, что это стильно, но возможно в городе расписания и чёрных костюмов совсем другие стандарты. Парни мне кивнули – знак принятия.

– Парни здорова, – cказал я им и пожал каждому руку.

Обычные ребята, первокурсники, на что указывал ещё только сворачивающийся пубертатный период и мягкие, немного жирные ладони после мыться посуды холодной водой – второкурсники посуду не моют, у них просто нету на это денег. Чувствовалась неловкость в их движениях: те, кто уже свыкся со студенческой жизнью, даже бы не остановились или сказали: «Ну чего стоишь?! Помогай!». Что, несомненно, дало мне сразу перейти к делу; я подошёл и показал им фотографию.

– Слушайте, а вы не знаете вот эту деваху?

Они посмотрели на пропуск.

– Нет, – ответили двое, но третий всё стоял и чесал где-то за своей чёрной кепкой.

– Судя по всему, – выдавил он, – она живёт где-то на 6-м этаже. Там селятся все девчонки иностранки, тебе нужно туда.

Но больше подробностей я вытянуть не смог. «Понял», – подумал я, – «по девочкам ещё не ходит, только подсматривает» и сразу перешёл к более конкретному вопросу.

– А что с пожарной лестницей?

– Кто-то задвинул ей вверх, наверное, сторожила местная, любит она нас подъебать, – сказал парень в поношенной малиновой футболке на тематику видео игр девяностых годов: судя по его засаленой растрёпанной причёске он выходит из комнаты только на учёбу и за пивом, чтоб веселее было смотреть порно в перерыве между видео играми. И вот я уже стою и представляю, как та рука, за которую я поздоровался секунду назад, яростно дрочит на хентай, когда в тоже время вторая рука пальцами входит в горло. Меня немного отдёрнуло, я посмотрел на свою немного сальную от рукопожатия ладонь и продолжил говорить, чтобы отогнать аналитические мысли о том, левша он или нет, и что же на самом деле на моей руке: лосьон для рук или слюни.