Деяние Луны

– И долго ты будешь хмуриться? – палец уткнулся в лоб, разглаживая морщины, словно пытаясь стереть нарастающий гнев.

– Столько, сколько нужно, – фыркнула я, бросив испепеляющий взгляд. – Ведь ты мне до сих пор не ответил, где нахожусь.

– Недалеко от города, – сказал Костя небрежно, опять уходя от ответа, будто не он совсем недавно обещал рассказать правду. – Пешком не дойдёшь. Скоро ночь, кругом лес и горы. Или хочешь закончить то, что не получилось?

– Насколько недалеко?

Повисло напряжённое молчание. Сначала нервы сжались, надеясь, что в этот раз он не выдержит и скажет, но потом, когда до меня дошло, что ожидания тщетны, натянулись яростно дребезжа:

– Сколько километров?

Его лицо было непроницаемо, словно каменная маска, ни одна мышца не дрогнула, в попытке изменить выражение.

– Знаешь что… – эти загадки бесили, вместо нормального объяснения мне приходилось по крупицам выуживать информацию, и всё равно ничего… ничего, на что можно было бы опереться, – единственное, что сдерживает меня от того, чтобы не съездить тебе по лицу – твоё гостеприимство.

На самом деле я лукавила, но признаться в том, что шикарная ванна была тому причиной, не могла.

– Да брось ты! – он мгновенно преобразился, даже не пытаясь скрыть эмоции, черты лица заострились, а зрачки сузились. – Навалять своему спасителю – это же так просто.

– Спасителю? – усмехнулась я и в голосе проступила жёсткость: «О каком спасении может идти речь, если до сих пор не знаю, как здесь очутилась». – Может падальщику?

Внезапно раздался могучий рык и в следующий миг Костя толкнул меня к стене с такой силой, что лопатки ударились о твёрдую поверхность:

– Дерзкая девчонка! – кулак со злостью саданул рядом, впечатываясь костяшками в стену. – Ты хоть понимаешь, с кем говоришь?

«С психопатом».

– Нет, – у меня перехватило дыхание от чужой ярости. Было страшно стоять перед ним и видеть так близко искажённое гневом лицо.

«Он может убить», – промелькнуло в сознании, понимая, что такой исход вполне возможен.

Мне не нравилось то, как его взгляд метался по лицу, как зрачки пульсировали в центре радужки, то расширяясь, заливая всё вокруг тьмой, то сужаясь, превращаясь в дрожащую точку. Также раздражал звук, что издавал воздух, проходя сквозь стиснутые зубы, снова и снова, да и учащённое биение сердца, звучащее в ушах, тоже было противным.

Кто знает обо мне? Никто. Неизвестно где, неизвестно с кем. Он легко мог оказаться кем угодно, сбежавшим психом, разыскиваемым убийцей или серийным маньяком.

Но сдаться, потупив взор, когда он нависал надо мной, не могла. Всё внутри восставало против такого давления, и потому, упрямо вздёрнув подбородок, я ответным взглядом впилась в него:

– Значит придётся самой разобраться.

«Что ты творишь?»– завопил внутренний голос, когда тело парня придвинулось ещё ближе, вжимая меня в прохладный камень, но остудить тот жар, что зародился внутри, он уж не мог.

– Здешние люди не любят чужаков.

Кожа пылала под блуждающим взором, а живот сводило от желания прикоснуться к Косте. Я проигрывала, но не ему, а собственным чувствам, животному инстинкту, который хотел трогать, ласкать и гладить. Он разрушал волю, сводя с ума:

– Что ж, тогда в их интересах спровадить меня как можно скорее.

Глаза в глаза, зачарованные желанием, мы были не в силах противостоять зову, который требовал быть ближе, тянуть друг к другу руки, чтобы коснуться.

Его пальцы не выдержали первыми, они опустились на мою шею, очерчивая подбородок, рисуя замысловатые узоры на коже. Не отрывая взгляда, что заставлял бурлить кровь, он скользящими движениями опустился вниз, подушечкой большого пальца пройдясь по впадинке, что притаилась над ключицами.

Зигзаги, линии, какие-то слова, всё это Костя выжигал на моей коже, внедряясь в сознание. Я не хотела разгадывать эти переплетения, пыталась отстраниться, но ум сам выводил буквы, соединяя их в слова, которые чужими мыслями проникали дальше.

– Ты, – хриплый шёпот раздался в ухе и сердце ёкнуло, когда нос прижался к виску, втягивая мой запах, – никогда не смей смотреть в глаза вожаку.

«Остановись!» – хотелось закричать от ужаса, от того, что тьма, превратившая серебро в чистую мглу, проникла внутрь, запирая сознание в клетку и выпуская инстинкты на волю:

– Ненавижу.

Руки парня искусно скользили по изгибам, заставляя плавиться от каждого движения.

– Я тоже, – горячее дыхание обволокло ухо, а затем что-то влажное прошлось по его кромке, забираясь внутрь и исследуя раковину лёгкими прикосновениями. – Глупая, – пальцы ласкали, дразня разгорячённую кожу, а язык чертил влажную дорожку, спускаясь вместе с ними вниз, к основанию шеи, – дерзкая, – губы прижались к трепещущей жилке, втягивая её в себя, сжимая зубы так сильно, что боль острой иглой пронзила наслаждение, на мгновение даря рассудок.

«Что я творю?» – закрыв глаза и упёршись затылком в стену, я подставляла ему шею, словно голодному вампиру, который клыками вонзался в неё, терзая нежную плоть.

«Он разорвёт меня», – задребезжало вдалеке, когда давление стало особенно сильным, и стон недовольства сорвался с губ.

Костя хотел повелевать и потому поглощал, лишая личности, отвечая рыком на мои движения, боясь самостоятельности так же, как я, и так же, наверняка, её желая.

– Нет, – глаза распахнулись, и пальцы зарылись в волосы, требовательно притягивая голову к себе, ещё ближе. Даже пара сантиметров была слишком большим расстоянием для меня. Хотелось не вдыхать горячий воздух, а пить его с его уст, ловя каждый вдох, и, проводя через себя, отдавать обратно с той же страстью.

Взор остановился на мокрой от слюны верхней губе, и пальцы сильнее стиснули пряди. В горле пересохло, когда я потянулась к нему, желая вобрать её в себя и слегка стиснуть зубами, чтобы вырвать вопль от вспышки мимолётной боли.

– Костя, у нас гости? – женский голос, прозвучавший у нас в ушах, был подобен грому в летний день, который проносится над тобой, несмотря на голубое небо и яркое солнце. Он насильно вторгся в сознание, грубо возвращая к реальности.

«Что произошло?» – я резко отдёрнула голову, ударяясь затылком о стену: – Ай!

Боль пинком выбила желание, возвращая контроль над телом разуму. Но оно не прошло, а лишь превратилось в искры между нами, продолжая тлеть в воздухе и делая болезненным каждый вдох.

– Кто это? – руки безвольно упали, избегая прикосновений, боясь, что одно касание сможет снова воспламенить всё вокруг, и коктейль из злости и влечения опять заструится по венам.

– Мои родители, – Костя, ещё дрожа от возбуждения, выглядел потрясённым не меньше меня. Отпрянув в сторону, он неловко натолкнулся на стол, и стопка книжек обрушилась на пол, ударяясь корешками.

– Нам… – жадный судорожный вдох прервал речь, и тишина воцарилась между нами.

Я боялась нарушить её, хотя любопытство жгло раскалённым железом, но задумчивый прищур свинцово-серых туч не предвещал ничего хорошего. Может так и вправду лучше? Просто молчать и ждать, когда напряжение достигнет пика и взрыв поглотит нас обоих.

– Тебе придётся с ними познакомиться, – первым нарушил молчание Костя.

– Но я не… – я ощущала, как медленно опускается решётка, желая превратить мой мир в клетку, и ничего не могла поделать, потому что невидимые обручи стягивали грудь, кисти, стопы, не давая телу двигаться.

– Имя, – длинные пальцы дёрнули за ручку и щель, через которую вливался морозный воздух, стала шире, ещё рывок – и окно распахнулось, впуская холодный ветер внутрь комнаты.

Его попытки развеять тяжёлое напряжение, что многотонным весом давило на нас, были смешны. Разве ветру под силу вытравить вожделение, которое горячей лавой растеклось по коже? Нет. И сколь бы силён не был холод, он не мог подавить ощущение ласки, что дарили пряди, струившиеся между пальцами. Я всё ещё чувствовала их, эти шелковистые нити, которые опутывали ладони, когда подушечки пальцев погружались в чёрные волосы. Моя рука рефлекторно сжалась, пытаясь удержать воспоминание.

– Твоё имя?

– Нина, – губы скривились в усмешке. Забавно, он не знал моего имени, хотя совсем недавно его руки забирались под ворот футболки, желая стянуть её с тела, лаская ключицы, и языком вылизывая ложбинку за ухом.

«Ты сама хороша», – вклинился внутренний голос, не давая сделать Костю крайним.

Да, я помню, с каким восторгом ощущала, как перекатываются натренированные мускулы, когда ладони касаются кожи.

– Мне пора, – вскинув голову, я была поражена укоризненным взглядом, на дне которого плескалось замешательство. – Иначе вся семья ворвётся сюда.

Не говоря ни слова о том, что было, он молча обвинил меня в произошедшем, словно капкан, в который попали мы оба, расставила я. Это читалось в задумчивом прищуре глаз и звучало в насмешливом тоне.

– Тогда чего ждёшь? – резко молвила я, ощущая, как щёки опалило жаром. – Иди!

– Я скоро, – вскользь соприкоснувшись взглядом, он ушёл, бросив напоследок. – Подожди меня.

– Будто я куда-то денусь, – буркнула в ответ, зная, что точно не расслышит, слишком стремителен был его уход из комнаты, словно побег от меня.

Топ-топ-топ, всё дальше и дальше, скрываясь за хлопками дверей и разноголосым перешёптыванием.

Как бы и я хотела сбежать из этого дома, спастись от серебристых глаз, которые то режут сталью, то обволакивают приятной дымкой.

Припав ухом к двери, я старалась расслышать всё, что творилось внизу, представить тех, кто был связан кровными узами с этим юношей.

– Ты её нам представишь? – мелодично прозвучал женский голос. – Надеюсь.

– Да, – Костя был спокоен, ничто не выдавало его недавнюю растерянность. Я ясно представила, как текучее серебро отзеркаливает эмоции, не позволяя забраться внутрь, проскользнуть за натянутую маску. – Когда она выползет из моей комнаты.

– Так она у тебя?! – радостно взвизгнул ребёнок, и топот ног с молниеносной скоростью приблизился к двери.

«Она сейчас войдёт!» – запаниковал разум и тело всей тяжестью навалилось на дверь, отчаянно цепляясь за ручку, в страхе ожидая того момента, когда она дёрнется и повернётся.

– Стой! – резкий окрик заморозил движение, оставив лишь прерывистое дыхание за тонкой филёнкой. – Брат тебя на куски порвёт, если откроешь дверь без его ведома. Ты же знаешь, он не любит, когда трогают его вещи.

– Но я хочу её увидеть, – не унималась девочка, – пожалуйста, Даня.

Мне вспомнились сёстры и наше взбалмошное детство. Мы так же капризничали, требуя внимания, ставя свои желание выше других, не придерживаясь правил и совершенно не боясь сурового наказания.

– Нет, – лёгкое напевное звучание пугало и завораживало одновременно. Оно взывало к памяти, словно далёкий отголосок воспоминания, будто прося вырвать его из забытья. Только вот где я могла пересечься с обладателем такого голоса?

– Ну и ладно! – обиженно буркнул ребёнок, и галоп возобновился, правда, теперь в обратную сторону.

«Побежала жаловаться, – пронеслось в голове, – я бы так сделала».

Пальцы неуверенно коснулись дверного косяка, всё ещё ощущая постороннее присутствие, а уши напряглись, стараясь уловить звуки, что принадлежат другому существу.

Хотелось резко распахнуть дверь, дабы убедиться, что не схожу с ума и ощущения реальны, что это не просто игра воображения, но было страшно. Мне казалось, что стоит коснуться ручки, и ледяной холод ворвётся в комнату, замораживая тело.

Лёгкий стук в дверь заставил отпрыгнуть в сторону. Два удара, словно человек за дверью пытался привлечь внимание, а не хотел войти.

– Не стоит играть в шпиона, травмы нам ни к чему, – от его властного голоса мурашки побежали по телу и колени начали дрожать, – сюсюкаться с такой, как ты, никто не будет.

Можно ли быть одновременно опасным и притягательным? Для меня представителем такого сочетания стал Константин, но теперь я поняла, как ошибалась.

За дверью стояло то, что несло ни страх, ни болезни, а смерть.

– С такой, как я? А что со мной не так?

– Всё.

«Да что он себе позволяет? – пальцы обхватили ручку, удобно устраиваясь в выемках между лучами, сжимая золотистый метал так сильно, что тот нагревался от близости с кожей. – Как смеет?»

Но вдруг невидимые когти сдавили шею, сковывая движение, и тошнотворный ужас проник в сердце, агонией жизни застонав в ушах.

Секунда, две, три… Время текло, а я стояла, мечтая сделать шаг, или хотя бы двинуть плечом, отбросив прядь волос, что нагло щекотала нос.

– Надеюсь, мы поняли друг друга, – раздались шаги, и я облегчённо сползла вниз, чувствуя, как тело потряхивает от напряжения.

«Что за невезение!»

Я будто попала в кошмар, от которого невозможно проснуться. Ничто не пугало, монстры не выскакивали из-за угла с громкими воплями, не было вездесущей тьмы, преследующей тебя по пятам, ничего, что могло бы стать причиной этого иррационального ужаса. Ничего… кроме него.

«Знакомство с родителями? Зачем? Разве не проще отправить меня сразу домой? К чему эти любезности?»

Прижавшись к двери, я нервно обшаривала взглядом комнату, пытаясь придумать, что делать дальше.

Письменный стол, книжный шкаф во всю стену, телефон… Взгляд замер на нём.

«Позвонить? Но что скажу Роме? Врать-то меня заставляли не под дулом пистолета, сама на это пошла. Проклятье!»

Даже приложений в нём не было, чтобы, запустив карту, разобраться, где нахожусь. Всего лишь обычный телефон, красивая коробочка без умной начинки. Что делать с ней, отбиваться? Но, как и от кого? Хотя… я вспомнила чужие руки на моей шее и опасное мерцание в глубине серых глаз.

«За что мне всё это? Какой из поступков привёл к такому итогу?»

Паника подступала всё ближе, разум твердил монотонно: «Надо бежать, в этом доме под завесой тайны не может быть ничего хорошего».

«Просто выдохни, – попыталась успокоиться я, – ещё ничего плохого не случилось».

«Пока», – предательски шепнул внутренний голос и что-то внутри задребезжало от страха.

– Ладно, какие могут быть варианты? – проще говорить вслух, разбавляя тишину своим голосом, стараясь в спокойном звучании обрести уверенность.

«Маньяк, убийца, псих», – тут же подсказал разум, предлагая забиться в шкаф и спрятаться во мраке от опасности.

«Может, хватит?» – спорить с собой не было сил. Мысли напоминали перепуганных цыплят, что хаотично носились по курятнику при виде взрослой кошки. Они метались в сознании, подсовывая жуткие картины, одна страшнее другой.

Даже забавно, как там затесался Хищник? Ведь фильму много лет, и только обрывки киноленты остались в памяти, погребённые другими фильмами. Но вместо особей, демонов и призраков, в глубине сознания прижился лишь он, ожидая своего часа.

Тело в изнеможении опустилось в кресло, пытаясь хоть как-то расслабиться.

«Бред, какой бред», – говорила я, откидывая идею за идеей. Хотелось рассмеяться над своей глупостью, но чем я могу успокоить разбушевавшееся воображение? Наивной верой? Во что? Что домик в лесу не окажется пристанищем людоедов? Очень на это надеюсь, не хотелось бы получить известность в новостях в виде расчленённой тушки, припрятанной где-то в закромах.

«Здравствуй мама, это завтрак, – подколола я себя. Взгляд упёрся в тёмную бездну, что надвигалась с востока, поглощая багряный закат, который разлился на небосклоне. – Скорее уж ужин».

Пальцы судорожно барабанили по подлокотнику, то ли пытаясь отвлечь меня, то ли ещё больше вывести из себя своим нервным перестукиванием.

«Хотя может они гурманы, и любят давать мясу потомиться».

Ужасно, когда не можешь остановить собственный вздор. Ты попадаешь в него, как в подводное течение, которое сначала заигрывает с тобой небольшими волнами, сбивая с ног, а затем в считанные секунды утягивает на большую глубину, лишая воздуха. Ты тонешь в своём воображении, пытаясь придумать аргументы, найти соломинку, что спасёт тебя и поможет держаться на плаву. Но оно подавляет тебя, ведь нет ничего, чем можно перекрыть эту глупость, только домыслы, которые при проверке могут оказаться ещё одной фантазией.

– Так вот ты какая, – раздалось за спиной и я, вздрогнув от испуга, обернулась, встретившись взглядом с карими глазами.

«Кажется, всё-таки ужин», – озлобленно бросил внутренний голос, для пущей убедительности подкидывая вид румяного окорочка на вертеле.

«Отстань», – отмахнулась я от навязчивого предупреждения, не понимая, как маленький ребёнок может быть опасен.

– Так здорово, что ты тут!– защебетала девочка, грациозно скользнув ко мне с подоконника. – Я – Катя.

Она что, влезла сюда через окно? Но как? Взгляд обратился к нему, лестницы внизу не было, только узкий карниз, на который посмеет взобраться лишь самоубийца. Я-то уже не первый раз высовывалась наружу, пытаясь вписать его в план побега, но единственное решение, в котором оно могло принять участие, это прыжок вниз.

– Нина, – рука потянулась к ладони, осторожно пожимая её, – приятно познакомиться.

– Ой, а мне-то как, – Катя разглядывала меня так же бесстыдно, как делал до этого Костя, то ощупывая взглядом тело, то пристально вглядываясь в радужку, будто пытаясь проникнуть сквозь неё. – Как тебе мой брат?

Теперь стало ясно, почему таким знакомым показался изгиб бровей, да и прищур был тот же, отличался лишь взгляд. Детское любопытство не могло соперничать с холодным высокомерием.

– Чудак! – это самое мягкое, что пришло на ум, хотя первым желанием было обложить парня весьма нелестными эпитетами, – хам… – я прикусила язык, стараясь удержаться от дальнейших перечислений, которые могли скатиться к банальной ругани.

Но её это видимо не удивило, и глаза, цвета земли, припорошённой осенними листьями, вдруг заискрились:

– Он весьма не сдержан.

«Не то слово», – мысленно согласилась я, надеясь на то, что от наших обсуждений он поперхнётся. Пожелание упасть я попридержала, не желая искушать судьбу, она-то явно была сегодня не на моей стороне.

– Но девочки его любят.

«Флаг им в руки. Как хорошо, что симпатичная мордашка давно перестала вызывать у меня дикий восторг».

Пожав плечами, словно не понимая, что может привлекать в высоком и красивом парне, девочка на миг замерла, став похожа на антилопу, которая почувствовала приближение хищника:

– Нам надо уходить. Брат скоро поднимется.

– И что будет?

– Ужин.

– А если я не голодна?

– Мою маму не волнует чужое мнение.

«Особенно, если это мнение еды», – съязвил внутренний голос.

Подмигнув мне, Катя распахнула окно: – Давай, за мной.

– Туда? – я в шоке уставилась на неё, потом перевела взгляд на маленький карниз. – Но зачем? Я голосую за баррикаду.

– Не выйдет, дверь открывается наружу, – шторка даже не шевельнулась, когда малышка оказалась на подоконнике. Ни единого звука, даже ветер, видно, пропустил плавное движение ребёнка. – Брата это не остановит.

Лезть не хотелось, но ждать встречи, послушно сидя в комнате, тоже. Хотя больше всего на свете меня страшил лишь Костя. Моё тело рвалось к нему, отметая разум, желая прижиматься к коже, ласкать рельеф мышц, изучая каждый изгиб, каждую ямочку, дабы впитать его облик в себя.

– Хорошо.

Быть может, эта девочка – единственный путь отсюда, и кто знает, что будет, если пренебрегу этой попыткой.

В конце концов, любой вариант, каким бы он ни был, имеет шанс на удачу.

«Не попробуешь – не узнаешь. Но корову на льду это не спасёт», – снова самоирония, предпочитая панику наигранной смелости:

– Веди.

– Смотри, вот этот выступ очень удобный, – давала наставление Катя, – ставишь ногу сюда, а другую, – пальчик указал на проём в кирпичной стене дома, который был едва заметен из-за набившегося в него снега, – сюда. Затем хватаешься за ветку.

– Не проще упасть? – ветка дуба была в двух метрах от дома. Не уверена, что даже в прыжке успею дотянуться до неё.

– Сломаешь ногу, руку, шею.

– Ясно, – ни один из вариантов не устраивал, да и если сорваться вниз, не думаю, что исход был бы иным. – Ты просто моей смерти хочешь. Могла бы в этом признаться.

– Это легко! Только повторяй за мной, – и, дабы убедить меня в простоте поставленной задачи, Катя изящно прошлась по карнизу, совсем не замечая, что выступ шириной сантиметров семь. Затем встала на краю, чуть приподнявшись на цыпочки, и прыгнула вперёд, устремляясь к ветке, словно маленькая обезьянка. Ухватившись за изогнутый сук обеими руками, девочка сноровисто подтянулась и, закинув ногу наверх, быстро влезла на него.

«Да быть того не может!» – все её передвижения заняли несколько секунд. Катя будто ходила по дороге, не боясь оступиться, не бросив даже взгляда на торчащие поленья, которые валялись во дворе.

– А можно, я жить тут останусь? – умоляюще бросила я взгляд на неё. – Это безнадёжно, вряд ли получится.

Высота меня не пугала, хотя, думаю, весьма неприятно упасть со второго этажа. Только вот разум подкидывал цифры, утверждая, что возможность лучшего исхода ноль процентов. Ну как, как с такими цифрами я могла сделать шаг вперёд?

– Ну и? – нетерпеливо потребовала малышка.

Я выдохнула, мысленно выбирая, какой из двух зол менее приятен, ругая парня за то, что его молчаливость и явные попытки избежать ответа подтолкнули меня к этой глупости. Если бы не он, я бы никогда не сделала шаг, который оказался первым и последним в этой жизни.

Нога соскользнула с обледеневшего камня, устремляясь к холодным сугробам. Театрально замахав руками, я попыталась удержаться, противостоять притяжению, но не смогла, пальцы прошлись мимо ладони, которая появилась рядом с веткой, и, издав испуганный визг, я полетела вниз.

Рывок, последующий за этим, был болезненным. Вырез футболки натянулся, стягивая шею, и кашель начал рваться наружу, замирая на подходе к горлу, которое беспомощно распахивалось, стараясь сделать хоть один вдох.

– Отпусти её! – голос Кати с трудом пробивался через боль.

– Как скажешь, – согласился мужчина, и натяжение на миг ослабло.

Я готова была с ликованием встретить жёсткую землю. Это лучше, чем разделить участь висельника. И кто говорил, что эта казнь милосердна? Но горло сжало ещё сильнее, и пальцы судорожно задёргались, пытаясь оттянуть впившийся в кожу ворот.

– Не надо, – тут же спохватилась девочка, – вытаскивай, давай.

И через мгновение меня кинули на выступ.

– О боже, – прохрипела я, пытаясь сдержать слёзы. Перед глазами всё ещё танцевали цветные огоньки.

– Нет, не он, – ответил голос.

Голова медленно поднялась, и я ошарашено уставилась на своего спасителя, чей облик сильно смахивал на ангела, спустившегося на землю.

– Ну и? – спросил он, пока я приходила в себя, сдув настырный локон белого, как первый снег, цвета. – Где спасибо?

– Спасибо, – машинально повторила я, любуясь светлыми волосами, которые мягкими завитками спускались к подбородку.

Может я умерла? Или тех нескольких секунд вполне хватило для того, чтобы лишиться чувств? Ведь его даже человеком назвать сложно, слишком неосязаемым он был.

В облике юноши поражало всё, и белые пряди, казавшиеся перламутром, и большие, чуть раскосые глаза, которые переливались всеми оттенками синевы, от небесно-голубого до тёмно-синего.

– Я не понимаю, зачем ты полезла на карниз, если ты двигаешься, как слон?

Я поедала его глазами, рассматривая утончённые черты, любуясь алебастровой кожей, в которой не было болезненной бледности с прожилками выступающих вен.

Моя подруга отдала бы многое, чтобы лицезреть это лицо, как художница она тяготела ко всему странному и прекрасному.

– Если тебе так не терпится свернуть шею, могу помочь, – мягкий изгиб губ задрожал, когда уголки подёрнулись в попытке улыбнуться. – Ну что, уважить?

– Ты?! – я вспомнила этот голос, с которым мечтала не пересекаться вновь, боясь увидеть его обладателя. Он, точно сирена, манил к себе, обрекая на гибель. Но пугала не ждущая смерть, а то, что душа сама стремилась к нему, как бабочка на огонь, едва заслышав переливистое журчание. И хоть сознание противилось влиянию, а тело каменело, сердце жаждало открыть дверь и взглянуть на сказочное существо.