Жемчужина для Юденича

– Ничего, как любил поговаривать папенька, прорвемся, – ответила тихо Александра.

– О да это было его любимым выражением, – Елизавета Христиановна улыбнулась и женщины обнялись.

Прошло две недели и наступил день, когда в Доме генерал-губернатора должен был состоятся бал по случаю наступающего нового 1892 года. Жемчужниковы были приглашены в полном составе.

Александра вышла к завтраку, когда Елизавета Христиановна и ее муж ушли. За столом сидела только Екатерина.

– Доброе утро, – сказала Александра входя в гостиную.

– Ну ты горазда спать, так все на свете проспишь, – улыбнулась Екатерина.

– А куда мне торопиться, это у вас у всех заботы, а у меня сплошные серые дни, – с ноткой грусти ответила Александра.

– Ты это брось, и у тебя все обязательно будет хорошо, – настаивала Екатерина.

– Да откуда же этому хорошему взяться? – улыбнулась Александра, села нехотя за стол и налила себе уже холодный кофе.

– Он же уже остыл, надо сказать, чтобы подогрели, – забеспокоилась Екатерина.

– Не надо, – ответила Александра, взяла ломтик хлеба, намазала его маслом, потом посмотрев на свой бутерброд и с такой же неохотой откусила.

– Санечка, сегодня же бал, а ты уже выглядишь, как будто три ночи не спала, – Екатерине совсем не нравилось упадническое настроение сестры.

– Бал сегодня? – искренне удивилась Александра.

– Боже Санечка, да что с тобой происходит, ты ведь всегда такая живая, веселая, – Екатерина очень беспокоилась о душевном состоянии сестры.

– Катён, а для кого стараться? – с безразличным видом ответила Александра.

– Ты маменьке обещала, что в обществе будешь вести себя, подобающе, – сердилась Екатерина.

– В обществе буду, а дома не хочу, – не обращая внимание на возмущения сестры ответила Александра.

– Ну так не пойдет, – сказала Екатерина, встала из-за стола и подошла к Александре.

Александра хотела откусить бутерброд, но застыла, удивившись воинственному виду Екатерины.

– Ты что меня бить собралась? – меланхолично спросила Александра.

– Если надо, то и побью, – с серьезным тоном ответила Екатерина присев рядом с Александрой.

– Интересно посмотреть, – усмехнулась Александра.

– Санечка надо смириться и жить дальше, – Екатерина положила свою руку на руку Александры.

– А если я не хочу мириться? – практически прокричала Александра, резко встав со стула.

– Тогда борись, – так же громко ответила Екатерина, вставая перед Александрой.

– Как? Как бороться? – Александра размякла и заплакала.

Екатерина обняла Александру.

– Мы что ни будь обязательно придумаем, – начала успокаивать Екатерина.

– Да что можно придумать? – спросила Александра посмотрев на сестру.

– Ну конечно твой Сычев сам собой не рассосется. Но надо пока думать, что ты еще встретишь того, кто предназначен тебе судьбой, с кем ты проживешь долго и счастливо, – воодушевленно сказала Екатерина.

– Я не поняла, ты сейчас, что с Сычевым предложила сделать? – немного настороженно переспросила Александра снова присев на стул.

– Да бог с тобой, я даже никаких таких глупостей не предлагала, и ты из головы выкини. Я сказала, что твой принц на белом коне где-то в пути и мы все его обязательно дождемся, а там дальше и будем думать, как быть, – стала оправдывать Екатерина.

– Мне кажется, что у этого принца давно конь сдох и он просто идет пешком, – улыбнулась Александра.

– Не важно, пешком он идет или на четвереньках ползет, самое главное, чтобы двигался в нужном для нас направлении, – успокоила Екатерина.

Александра поднялась со стула и обняла Екатерину.

– Ну вот и замечательно. Будем на бал, собираться? – спросила Екатерина, заглядывая в глаза Александре.

– Будем, – немного повеселев ответила Александра.

Генерал-губернатор Туркестанского военного округа вдовствующий барон Александр Борисович Вревский прибыл в Ташкент тремя годами ранее в сопровождении молоденькой и довольно симпатичной воспитанницы Лазаревской и её гувернантки англичанки мисс Горн. Воспитанницу барон практически сразу же удачно выдал замуж за своего адъютанта князя Александра Александровича Гагарина, а гувернантка осталась и по Ташкенту поползут слухи с возведением её в ранг пассии.

Барон Вревский был человеком мягким и добродушным. Изнеженный роскошью высшего общества Петербурга, он старался в дали от привычной когда-то изысканности окружать себя комфортом, мало заботясь о вверенном ему крае.

При входе на бал, как и положено правилам этикета, всех встречал сам Вревский, но смущение прибывающих, вызывала мисс Горн, стоящая рядом с бароном которая также встречала гостей на правах хозяйки дома.

Первыми вошли Елизавета Христиановна и Екатерина.

–Госпожа Жемчужникова, госпожа Покотило, господин Сычев с супругой, – провозгласил специальный человек проверяющий пригласительные.

– Добрый вечер дамы, – неожиданно для дам поприветствовала мисс Горн.

Жемчужниковы относились к «сливкам» Ташкентской знати, и данная ситуация вызвала у Елизаветы Христиановны недоумение, которое сказалось на её лице.

– Елизавета Христиановна, Екатерина Николаевна, выглядите великолепно, – сразу постарался сгладить ситуацию Вревский, переключая внимание дам на себя.

– Добрый вечер, – так же невозмутимо поприветствовала мисс Горн Сычева и Александру.

Сычев как будто стараясь услужить генерал-губернатору поцеловал руку мисс Горн.

Александра потеряла дар речи от возмущения, и только улыбнулась, по приветствующего её, губернатору.

Пройдя немного вперед, Александра оглянувшись по сторонам, резко выдернула свою руку из руки Сычева.

– Поди прочь, – тихо сквозь зубы произнесла Александра.

– Да что случилось, то? – не понимая спросил Сычев.

– Ты меня позоришь, – так же сквозь зубы ответила Александра.

– Чем? – с наивным взглядом переспросил всё еще не понимающий Игорь Викторович.

–Ты поцеловал руку гувернантке, – возмущенная бестолковости мужа прошипела Александра.

– Но мы же все знаем, кем она приходится барону, – с улыбкой ответил Сычев.

– Да хоть даже императору, она кем-то бы приходилась, она в первую очередь – гувернантка, – ответила Александра и пошла вперед.

– Его Высочество Великий князь Николая Константинович с супругой, – раздался за спиной голос глашатаго и Александра остановилась.

– Ой, давайте без регалий, просто – господин Искандер, – вдруг прервал Николай Константинович, напрочь перепугавшегося глашатаго.

– Господин Искандер с супругой, – не уверенным голосом произнес глашатай.

Князь довольный самим собой, подошел в Вревскому.

Всем стало интересно, как теперь поведут себя барон Вревский и мисс Горн. Наступило молчание.

В Ташкенте никогда и никто не позволял себе забывать, кем на самом деле был Романов Николай Константинович, практически вычеркнутый из императорского семейного древа и лишённый всех титулов, для всех он оставался Великим Князем. И как показала жизнь, очень часто когда-то опальные персоны потом становились во главе государства Российского.

– Князь, Надежда Александровна, рад видеть столь высоких гостей в своем доме, – Вревский поцеловал руку княгине.

Надежда Александровна внимательно посмотрела на мисс Горн и не понимала, что та здесь делает.

– Князь, разрешите представить вам, мисс Горн, – перебил мысли княгини Вревский тем самым введя ее в легкое недоумение.

Гости оживились и пошло перешептывание.

Князь хоть и был опальным, но он все же был монаршей крови, внук Николая I и то, что Генерал-губернатор позволил себе представить гувернантку бывшей воспитанницы, Николаю Константиновичу вызвало у всех присутствующих тихое негодование.

Мисс Горн, совершенно не обращающая внимание на пересуды за спиной, протянула Князю руку для приветствия.

Николай Константинович совершенно со спокойным выражением на лице поздоровался с мисс Горн и тут же резко повернувшись к швейцару взял его руку и стал трясти на глазах у всех, затем с высоты своего роста, так же спокойно огляделся, нет ли еще кого с кем надо поздороваться.

– Идем Наденька, – сказал Николай Константинович, взяв под руку, стоявшую не подвижно всё это время жену, и направился в зал.

После этого все дамы проходящие мимо мисс Горн, с не скрывающей насмешкой и высокомерием смотрели на нее, после чего она вынуждена была удалиться и до конца празднования ее больше никто не видел.

Александра, настроение которой было опять сведено к нулю, ни сказав никому ни слова уехала домой.

По среди ночи Александру разбудила Екатерина.

– Санечка куда ты подевалась? Вставай? – тормошила тихо сестру Екатерина.

– Зачем? Сколько время? – никак еще не проснувшись, потирая глаза спросила Александра.

– Ну как это зачем? Гадать надо, – настаивала Екатерина.

– Гадать? Зачем? – опять спросила не собирающая просыпаться Александра.

–Да что ты заладила, зачем да зачем. Мужа нового кто хочет, ты или я? – спросила Екатерина.

Александра резко открыла глаза.

– Пошли на улицу, только не спрашивай зачем, пошли, – сказала загадочно Екатерина.

Накинув пальто девушки вышли на улицу. В одной руке Екатерина держала сапожок Александры.

– Если сейчас спросишь меня, зачем, я тебя убью, – видя вопросительный взгляд сестры сказала Екатерина.

– Я просто хотела узнать который час? – все еще не понимая, чем они будут заниматься, спросила Александра.

– Три после полуночи. Ты сейчас бросишь через забор сапожок и куда он носом ляжет оттуда жениха и ждать надобно, а у первого прохожего имя спросим, так суженного значит звать твоего будут, – быстро почти шепотом сказала Екатерина, давая сапожек Александре.

– В три часа ночи? – удивилась Александра.

– Бросай говорю, – настаивала Екатерина.

Александра, считавшая всё это бредом, перекинула свой сапожек через ворота, и ответ не заставил себя ждать.

– Ой, – услышали сестры чей-то голос за воротами и сильно удивившись быстро вышли на улицу через калитку.

На улице стоял какой-то мужичок и потирал рукой голову.

Екатерина с Александрой представили картину, которая только что произошла и рассмеялись.

– Барышни вы зачем по ночам черевички кидаете? – немного возмущенно проговорил мужичек.

– Простите нас великодушно, вот возьмите, за причиненное беспокойство, – Екатерина порылась в карманах пальто и найдя немного мелочи протянула мужичку.

– А за это благодарствуйте, – взяв деньги сказал мужичек, поклонился и пошел восвояси.

– Ой, подождите, – вдруг вспомнила Екатерина.

Мужичек остановился.

– А как величать то вас по батюшке? – спросила Екатерина.

– А вам за какой надобностью? – удивился мужичек.

– Свечку в церкви за ваше здравие поставлю, – слукавила Екатерина.

– Николай Мефодич, – ответил мужчина, покачав головой, и посчитав молодых барышень странными , после чего скрылся в ночи.

– Ну вот имя мы теперь знаем, твоего суженного будут звать Николай, – совершенно уверенно произнесла Екатерина.

– Да? И откуда, его ждать? – всё еще не веря, спросила Александра.

– Оттуда, – показав рукой в направлении лежащего на земле сапожка.

– И что у нас там? – иронично спросила Александра.

– Как что? Москва там! – уверенно ответила Екатерина.

Странница.

Люблин не переставал восхищать Николая. Здания в городе, построенные несколько столетий назад, всегда будоражили его сознание на предмет непреодолимого желания их исследования. Но служба отнимала слишком много времени, лишь иногда ему удавалось пройтись через парк, посидеть в нем и подумать о своем.

Вот и в этот январский день, по дороге домой, Николай решил прогуляться по парку.

В парке было удивительно тихо, только иногда скрип снега выдавал приближение редких прогуливающихся посетителей этого заснеженного очарования.

Николай подошел к скамейке, смахнул рукой снег и сел на нее. Ему так хорошо здесь думалось о доме, о родителях и двух сестрах, по которым он очень сильно скучал.

Прошло уже десять лет, как по собственному выбору, после окончания Александровского училища, он служил в Варшавском военном округе.

В двадцать пять он был уже капитаном, в двадцать семь окончил с отличием Николаевскую Академию Генерального штаба, как когда-то пообещал своему отцу, который мечтал, что сын пойдет по его стопам.

Он бы и пошел, ведь все его детство прошло в самом престижном Межевом институте, где преподавал его отец и где они жили в квартире, находящейся там же.

Было бы странно если бы Николай не учился в этом самом институте, после выпуска которого стал бы инженером-землемером, специалисты этой профессии были нарасхват.

Объявленная война Александром II в 1877 году – Турции, всколыхнула патриотизм в Российской Империи и взбудоражила умы неокрепших юнцов.

Бесповоротным решением для Николая посвятить свою жизнь Армии, стал победоносный парад Московского гарнизона, вернувшегося на зимние квартиры.

Был разговор с отцом, чье решение в семье не оспаривалось, и отец поддержал сына, только выдвинул два условия, которые Николай поклялся выполнить.

Первым условием было закончить Академию Генерального штаба, вторым условием, он должен был стать лучшим из лучших среди офицеров.

И вот ему уже скоро тридцать лет. Он обер-офицер для особых поручений при штабе четырнадцатого Армейского корпуса, но свободных вакансий нет и долго еще не предвидятся, что означало нулевое продвижение по службе.

При этой мысли Николая немного передернуло, и он понял, что просто подмерзает. Встав со скамейки и отряхнув шинель от снега, Николай быстрым шагом направился домой.

Вернувшись домой, внизу при входе, консьерж вручил ему письмо. Письмо было из дома, от младшей сестры Клавдии. Николай сразу направился в свою комнату.

Комната была небольшая. В углу у самой двери , его всегда встречала вешалка для верхней одежды, железная кровать спинкой вплотную примыкала к печной трубе, небольшой стол у окна, на котором стоял графин с водой и в граненном стакане свеча, рядом всегда лежали спички. По другую сторону стены стоял небольшой комод, рядом на тумбочке в небольшой чаше, кувшин с водой, для умывания, любовавшийся собой в отражении маленького зеркала висевшим над ним на стене.

Комната, выкрашенная в синий цвет, Николая, привыкшему с детства жить на казенных квартирах, ничуть не смущала. Иметь собственный дом с выходом в сад, сидеть на террасе в кресле качалке читая газеты и пить чай, все это было мечтой, которую он пока даже не лелеял.

Войдя в комнату, рукой нащупав выключатель, включил свет. Затем сняв шинель и аккуратно повесив ее на вешалку, Николай подошел к печи и несколько секунд погрел о нее свои замерзшие руки. Ему очень не терпелось прочесть письмо, он прошел к столу сел на стул и начал вскрывать письмо.

В этот момент погас свет.

– Чёрт, – выругался Николай и нащупав спички зажег свечу поставив поближе к себе.

Клавдия обладала некой дипломатичностью и поэтому вначале расспрашивала, как дела у их всеми любимого Николеньки, потом немного рассказала об очередном прибавлении в семье старшей сестры Александры, о себе буквально в двух словах и самое беспокойное, она оставила напоследок.

Приступы грудной жабы, обострившиеся у отца в Тифлисе, который пришлось покинуть по настоянию врачей и вернуться в Москву, особого улучшения здоровью не принесли. Но он продолжает служить в своем родном Межевом институте на должности инспектора. И в самом конце, Клавдия практически умоляла Николая приехать в Москву.

Николай, прочитав письмо, и понимая, что никак не может согреться, снял сапоги, мундир и лег в кровать, укутавшись в одеяло с головой.

Ночью Николаю приснился, как ему потом будет казаться, странный сон.

Он увидел себя посреди бескрайней пустыни, в том виде в котором лег спать. Песок обжигал ноги не давая наступать на него, солнце светило все время в глаза даже если он старался повернуться к нему спиной.

– Где я? И что, я здесь делаю? – спросил сам себя Николай сев на песок, опустив голову и закрыв глаза, чтобы не смотреть на солнце.

– Вставай, тебе уже пора! – услышал Николай мужской голос.

Николай открыл глаза и увидел, что не далеко от него, стоит человек в военной форме, спиной к солнцу, загораживая собой его.

Это был, офицер в белой форме, на фуражке с белым чехлом развивался полотняный назатыльник. Форма показалась Николаю знакомой, такую, спасаясь от жары, носили в Туркестане.

Николай встал, чтобы подойти к незнакомцу и разглядеть его, но ноги не слушались. Ему даже показалось, что лицо человека, кого-то напоминает. Но кого?

– Куда пора? – спросил Николай офицера.

Мужчина молча показал рукой в сторону.

Николай только теперь заметил, что вдалеке виднелся оазис. Как он до сих пор не заметил его сам?

– Лови, – сказал мужчина и кинул Николаю маленький черный бархатный мешочек, перевязанный золотой тесьмой.

– Что это? – удивился Николай.

– Твое время пришло, – ответил мужчина.

Николай развязал мешочек и вытряхнул содержимое себе на руку. Из мешочка выпала большая жемчужина необычной формы, похожая на слезу или каплю.

– Что это? – опять переспросил Николай.

– Она ждет тебя, – сухо произнес офицер.

Николай осторожно запихнул жемчужину в мешочек не смотря на загадочного человека.

– Кто? – спросил Николай, подняв глаза.

Мужчины уже не было и солнце снова стало слепить глаза.

– Кто ждет меня? – крикнул Николай, крутясь на месте в поисках неожиданно пропавшего мужчины.

Ноги опять стало невыносимо жечь, и Николай резко проснулся.

Находясь под влиянием сна Николай начал понимать, что его ногам было невыносимо горячо из-за того , что он во сне уперся ими о печь, а слепящее солнце это свет, который он забыл выключить когда вечером его внезапно отключили, и теперь лампочка слепила его глаза.

Посмотрев на часы, Николай встал и выключил свет. Он решил, что есть еще пару часов и ему непременно удастся поспасть, но сон не шел. В голове все время крутились слова: «тебе пора», «время пришло», «она ждет».

«Куда пора? Какое время? Кто она и почему ждет? И причем тут непонятная жемчужина? Приснится же чертовщина какая-то. Не о том думаю. Письмо Клавдии, вот что первостепенно. Утром напишу прошение на отпуск, и надо срочно ехать в Москву. Как там отец? Может Клавдия всё преувеличивает? Женщины всегда всё преувеличивают. И всё же: Куда пора? Какое время? Кто она и почему ждет? И причем тут непонятная жемчужина?» – думал Николай, ворочаясь в кровати.

Встав утром, так и не уснув больше Николай направился в Штаб.

В приемной начальника штаба генерала Ричарда Трояновича фон Мевеса было пусто. Одиноко сидевший за столом адъютант удивленно посмотрел на Николая.

– Что это вас Николай Николаевич в такую рань сюда привело? – удивился адъютант.

Боевой генерал фон Мевес известный своими подвигами на всю Армию, имея множество ранений все равно оставался в строю. Отличался безграничной требовательностью к офицерам, но никогда не позволял себе не то, чтобы кричать, а даже повышать голос на подчиненных. Вся его требовательность была просто заботой к молодым офицерам.

– Генерал у себя? – только спросил Николай, как раздался звонок и адъютант скрылся за большими дверьми генеральского кабинета.

– Юрий Дмитриевич вызовите ко мне капитана Юденича, – сказал генерал, стоя у окна.

–Так он в приемной, дожидается вашей аудиенции, – ответил адъютант.

Генерал удивленно посмотрел на адъютанта.

– А по какому вопросу не сказал? – спросил генерал.

– Не могу знать, не успел, – немного виновато ответил Юрий Дмитриевич.

– Ну тем лучше, как говорится: «на ловца и зверь бежит», зовите, – улыбнулся генерал.

– Слушаюсь, – ответил адъютант и вышел из кабинета.

– Здравия желаю, – четко, и громко сказал Юденич.

Генерал посмотрел на Юденича и рукой предложил присесть в кресло возле своего стола.

– Не буду ходить вокруг, да около. Мы люди с вами военные и поэтому скажу, как есть. Вы молодой и перспективный офицер, я вижу в вас безграничный потенциал. Я думаю, что из вас может в скором времени получится второй Суворов, – говорил фон Мевес тихим и спокойным голосом.

Николай тоже сидел тихо и внимательно вслушивался в каждое слово, но пока ему совершенно не было понятно, к чему ведет этот разговор.

Генерал, поймав вопросительный взгляд Юденича, встал из-за стола снова подошел к окну.

– В Туркестанском военном округе открылась вакансия на должность старшего адъютанта штаба, – сказал генерал, посмотрев на Николая.

Николай, встав по стойке смирно начал понимать почему его вызвал генерал. Он говорит о Туркестане.

«Ведь тот человек во сне, был в форме Туркестанского округа и еще сказал, что мое время пришло и мне пора. Сон в руку», – подумал про себя Николай.

– Вы согласны занять эту вакансию? – спросил генерал, перебив мысли Николая.

– Так точно, – не раздумывая ни секунды ответил Юденич.

Генерал был немного удивлен такому быстрому ответу, где-то в душе он был настроен, что будет уговаривать молодого офицера. Ведь менять Привислинский край Царства Польского со всеми благами цивилизации на Туркестан, глухую окраину Российской Империи, было совершенно не равноценно.

Но исходя из принципа «куй железо пока горячо», генерал позвонил в колокольчик и в дверь зашел адъютант.

– Юрий Дмитриевич готовьте приказ о переводе Николая Николаевича в Туркестанский военный округ, – приказал генерал.

Адъютант, стоявший несколько секунд в замешательстве, ведь среди офицеров Туркестан считался ссылкой, поймав на себе взгляд генерала, вышел.

– Ну вот и замечательно, я думаю, что вы никогда не пожалеете о сделанном выборе, – попытался подбодрить генерал.

– Ни как нет, – ответил уверенно Николай.

– Тогда можете идти, сами знаете это еще не скоро с нашей бюрократией, – усмехнулся генерал.

Но Николай стоял на месте.

– Господин Генерал разрешите обратиться? – спросил Николай.

– Обращайтесь, – добродушно ответил генерал.

– Не могли бы вы удовлетворить мое прошение об отпуске, в Москву мне надо, отец совсем плох, – Николай протянул, свое прошение генералу.

Генерал, как будто из чувства благодарности, за принятое решение Николаем перевестись в Туркестан, молча подписал прошение и вернул обратно.

В дверь раздался стук и в кабинет вошел адъютант, пройдя через весь кабинет, он практически не переставал смотреть на Николая. Положил готовый приказ о его переводе на стол генерала. Генерал молча подписал.

Юденич вышел из кабинета генерала в совершенно позитивном расположении духа, во-первых, он переводится в Туркестан, где до сих пор проходят военные действия, и что не мало важно, ему подписали отпуск, и он едет домой.

Вышедший следом за ним адъютант, тихо закрыл двери в кабинет генерала.

– Николай Николаевич, зачем? Зачем, вы согласились? – спросил Юрий Дмитриевич с таким сожалением в голосе, как будто его ведут на голгофу.

– Да я просто подумал, не хочу становиться жирным и ленивым котом, хочу мышей еще половить, – улыбнулся Николай, взял с вешалки шинель, одел фуражку, отдал честь адъютанту и сразу направился на железнодорожный Вокзал чтобы купить билеты до Варшавы.

На следующий день Николай уже ехал в поезде Люблин-Варшава, предварительно телеграфировав в Москву о своем приезде.

В Москве на вокзале Николая встречала сестра Клавдия со своим мужем Ильей Львовичем Паевским.

– Николенька, – увидев Николая, выходящего из вагона, Клавдия бросилась ему на шею.

Клавдии было двадцать три, и она была уже мамой двух замечательных дочурок, но встреча с братом, отбросила все условности.

Илья Львович стоял молча улыбаясь, в ожидании, когда у жены пройдет эйфория от встречи и он сможет просто пожать руку Николаю в знак приветствия.

– Ну что к Демидовым, знакомится с многочисленными племянниками? – пошутил Николай, когда они сели в экипаж и поехали в такой родной Константиновский Межевой институт, где проживали родители.

– Сегодня не получится, – улыбнулась Клавдия.

– От чего же? – удивился Николай.

– Николаю Ивановичу нужен покой, а от детей столько беспокойства, – ответил Илья Львович.

– Ты, Николенька не переживай, мы с Ильей Львовичем тебя завтра будем ждать к обеду, там с нашими девочками и познакомишься, – успокоила Клавдия.

– Ну надеюсь, что Александру с Петром я сегодня увижу? – спросил Николай, не зная, чего ждать.

– Увидишь, не переживай, им далеко ехать не надо, – рассмеялась Клавдия.

Муж Александры, Петр Андреевич Лаврентьев, как и отец Николая преподавал в Межевом институте, математику и поэтому, как большинство преподавательских семей они тоже жили в Институте.

Дома все было готово к встрече дорого гостя.