bannerbanner
Пани Малгожата
Пани Малгожата

Полная версия

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля

Вадим Месяц

Пани Малгожата

1. Каприз

Голубятники

В сырой земле обманутые спят.И те, кто их бесстыдно обмануливыкармливают в клетках голубят,и выпускают стаями в июле.Душа на волю рвется как заря,и тьма смущенно отступает в угол,и черным зверем громоздится угольс желтушными глазами янтаря.Никто не различает рай и ад,уравнены зарплата и расплата.Ты сам в случайной смерти виноват,она – в случайной жизни виновата.Мой сизый стоит десять косарей,а твой способен усыпить младенца.Нет ничего трезвей больного сердца,посаженного в глушь монастырей.В могилах улыбаются друзья,вкусив устами горечь чернозема.Но если ты – наполовину я,нам никогда не выбраться из дома.

Комета

Лес облетает до птичьих костей,море мелеет до рыбьих скелетов.Зимний простор по утру фиолетов,от тишины не разжать челюстей.В термосе свежезаваренный чайстал в темноте неизвестного цвета.В космосе трепетном нет интернета.Писем поэтому не обещай.Не говори мне зиме вопреки,что возвратишься с карманной победой.Дом осветился летящей кометой,а на портретах – одни старики.По телевизору крутят «Жизель».Прет литургия из радиоточки.Мне стали в тягость мои оболочки,вышел из сердца пожизненный хмель.Темная правда моей головыплавно вливается в светлую зону.Лебедь стеклянный плывет по перрону,и при ударе расходятся швы.

Надоело рисовать птиц

Надоело рисовать птиц,мы решили рисовать крыс,чтоб возвышенность сошла с лиц,чтобы очи опустить вниз.Потому жизнь всегда внизунаподобье световой тропы,освещающей сапог кирзуи пробившие асфальт грибы.Поколения больных детей,смотрят в спину, презирая насза отсутствие больших идей,и возможность отдавать приказ.Я не жалуюсь, но я боюсьобернуться и увидеть в нихзапакованный в предсердье груз,что от взгляда моего возник.Век прошел, но наступил век,где неузнанным ты стал сам,обучающий троих калекнезатейливым чудесам.

Бессонница

Пересчитай таблетки языком,как буратино, что считал монетки,когда вниз головой висел на веткедырявым деревянным кошельком.Бессонница всегда – обитель зла,но сон нам не подарит божье царство.Тебе полезно всякое лекарствоза исключеньем битого стекла.Ты не искал волшебную страну,но износил ботинки не напрасно.Пока чужое счастье не заразно,его не ставят ближнему в вину.Пролистаны завет и каббала,но в памяти остались письма с фронта.Идя на край иного горизонта,лунатики не смотрят в зеркала.

Свобода

Какое время для самоубийц:апрель, ноябрь, хмельной холодный ветер.Луженой глоткой песни о любвипоют в подъездах. Шелестят газетой,чтоб сделать в шутку шутовской колпак.В развалку едет сумрачный трамвай,опустошен, разбит, ветхозаветен.И в двух вагонах вместо сотен лиц —одно лицо, безбровое лицо,оно черно, разбито до крови,ее лицо, и черный глаз газетойприкрыт, как полотенцем каравай.О, музыка, замри и не играй!Ты слышишься теперь из подворотен,когда и подворотен в мире нет.И Бога нет, остался только светдля горестных уродцев и уродин,а нам остался – безвоздушный рай.И на руке – стеклянное кольцо.И в голове догадка – ты свободен.

Элегия

Евгении Риц

Олени проходят сквозь лес, и краем заходят в твой сон,и он обретает свой вес, как мясом груженый вагон.Солдаты несут на руках по полю бревенчатый сруб:на окнах – фиалки в горшках, дым валит                              из низеньких труб.Кто в нем доживает свой век, кто ржет                              над страданием его,засохший жует чебурек, чье твердое тело – мертво?Зачем я пространству родня, а времени только —                                        жратва?Оно поглощает меня, как в джунглях скульптуру трава.На встречу парада планет ты должен добраться                                        пешком.Не порохом пахнет рассвет, а теплым парным молоком.Мурашки бегут по спине, катаются россыпи бус.На желтой барханной волне взлетает чумной сухогруз.Голландцы мазюкают плоть, монголы – круги из песка.Чтоб страсти в себе побороть, нам необходима тоска.Но нет в моем сердце тоски, бессмертная похоть одна.Она выполняет броски и тянет до самого дна.Домысли изгибы бедра и дрожь оголенных ключиц.Ободрана с веток кора, нет в мире животных и птиц.Куда ты меня завела рука, что по локоть видна,а дальше студеная мгла – ступенчатая пелена.

Люси

А. Кабанову

Никто не знает кто родил Люси.И кто ее убил никто на знает.Познание преумножает скорбь.О ней у барабанщика спроси,который страшно веки поднимаети отбивает палочками дробь.Нам для того и музыка дана,чтоб перед смертью странно улыбнуться,растерянно взойдя на эшафот.Люси не знает, чья она женак кому теперь уйти, к кому вернутьсякакой ей выбрать город и народ.В жилище пусто, в городе темно.Лишь аромат полуденной полынистоит и дышит около окна.И смотрит в приоткрытое окнокак в комикс, что раскрыт посерединес большим пятном от красного вина.

Пластилиновый Пазолини

Когда земля уходит из-под ног,и ноты ниспадают с партитуры,и на подругу взгляда не поднять,и в шахматную клетку потолок,роняет одинокие фигуры,и скоро уже нечего ронять.Я ощущаю в сердце листопад,и в гарнизонах приспускают флаги,предчувствуя поруганную честь,и катятся на каменный Арбатрулоны одноразовой бумаги,неся внутри себя благую весть.И я рыдаю нынче сам не свой,как незаконный отпрыск Пазолини,знакомясь с фильмографией отца,в театре с непокрытой головой,пробитой долотом посередине,и с добрым выражением лица.

Дорога из школы

Я был пионером,который не пил Кока-колы.И в портфеле моем рейсфедеро циркуль брякал.Я очень замерз,возвращаясь домой из школы.Растерялся от страха,и безутешно плакал.Слезы вязко текли,понимая свою бесцельность,ледяною крупой заливаяобзор проспекта.Мир метался пургой,подтверждая мою отдельностьот людей, и дорогидо нужного мне объекта.Я забыл, что бывают такси,трактора, трамваи,что достаточно попросить —и тебя подбросят.Но меня подхватилафортуна моя кривая,что еще молодая,но тоже под дуру косит.Я рыдал как ребенок,поскольку я был ребенком.И от холода ни на копейкуне стал умнее.Я шагал по сугробам,булыжникам и воронкам,что от позднего вечерастали еще темнее.Бесконечно тянуласьв соседском саду ограда.И за каждым заборомрычала собака злая.И я дом свой забыл,и забыл, что мне в доме надо.Детство – трудное время.Никому его не желаю.

Сочельник

По праздникам слаще вода.Лучисто пылают лимоны.Но крадучись как никогдав прихожей таятся шпионы.За пазухой прячут ножи,обрезы и шашки тротила.Молю тебя, мама, скажи,где ходит нечистая сила.Мы скрутим руками ее,закроем в холодном амбаре.Исполнив желанье твоеогонь разведем в самоваре.К нам в гости идет Дед Мороз,не ряженый, а настоящийОт дыма его папирослимоны становится слаще.Он в прошлом году серебропохитил тайком из буфета.Но мы будем помнить добро.И ждать продолженья банкета!

Беккет

Город – административная единица.Это знают Иван и его девица.Это знает Василий, чья хата с краю.Только я, дурачок, ничего не знаю.Я в жилом помещении не обученобитать. Я привык к квартире.Мой подход к мирозданию ненаучен:ничего не жарю на комбижире.Для супруги я чокнутый марсианин,понимающий только свисток и выстрел,ибо слух мой воистину филигранен,только глаз от печали погас и выцвел.Я владею динамикой оскуденья.Что мне беккет, когда я и сам как беккетЯ лохов развожу на ночное бденье,непонятный, но очень изящный рэкет.Деградирую вместе с культурой жанра,приравняв красноречие к пустословью,если вижу пожар, то бегу пожара,а увижу любовь, то займусь любовью.Мы вернемся всецело в одну утробу,наш диагноз торжественно подтвердился:кто несмело подходит к чужому гробу,в свой ложится, как будто бы в нем родился.

Рай

Нельзя приехать к другусказать «не умирай».Планеты мчат по кругуи неподвижен рай.Твой друг тебя услышит —сегодня не умрет,губу в ответ оближет,и приоткроет рот.Под каменного люстройнад бедной головойон испытает чувство,что в дом вошел конвой.И он услышит вьюгу,и скрипнувший сарай.Мы вытерпим разлукуи беспредельный рай.Пустынно там, как в доме,где я стою сейчас,в кубическом объеме,где свет давно погас.

Минутная слабость

Пару раз в своей жизни я опасался спиться,один раз на Манхеттене, другой – в Москве.Я смотрел на женские бюсты, зады и лица,и меня не занимали мысли о сватовстве.Я не заморачивался этим вопросом,но его отсутствие означало провалокаянства, присущего юным грезам,когда влюбляешься навечно и наповал.Это был знак утраченного интересак жизни, славе, рискованному пути.Я был лучшим. Иначе – какого беса?Я могу разговеться, раскланяться и уйти.Два раза за жизнь человек, опустивший руки,чувствует, как и куда его снег несет.Надежда рождается в крике и ультразвуке.Она разгоняет людей, чтоб уронить на лед.Если ты теперь никому не нужен,это не означает, что ты злодей.Кто-нибудь тебе приготовит ужин.На свете много людей.Есть такие, что считают меня пропащим.Им лучше играть в нарды и домино.А я очевидно сыграю в ящик,когда в детской комнате                    вдруг разобью окно.

Мертвая и живая вода

Мертвая и живая вода,пролитых за лето дождей,может разлучить навсегдамертвых и воскресших людей.И они покинут свой дол,и заселят город большой.А Господь вершит произвол.И стоит у нас над душой.

Цветочный Годо

Вас ожидает Годо на пятой платформе.Посмотрите ему в глаза,но из рук не берите цветов.Они не ядовиты, и радиация в норме.Но их лучше вернуть обратно                                в город Ростов.Уборщица в фартуке красном                                им будет рада,их очень полюбят банщица и швея.И к телу прижмется цветущая эта награда,излечивая от псориаза и лишая.Цветы отвратительны только на вид,                                  но в делеони бывают незаменимы как финский нож.Они молчаливы в дороге, нежны в постели,им не надо снимать в прихожейгрязных калош.А вы снимите калоши, повесьте шубу,она как и шапка, вам чудовищно велики.Я полюбила Годо, а он обожает Любу,потому что та носит                            оранжевые чулки.Она живет в Таганроге, а я – в Ростове.На свете много прекрасных таких городов.Но никто так ужасно не хмурит брови,как Годо, увидев поляувядших цветов.

Арлекин

Твои длинные рукаваразлетелись над головой.И состарилась голова,обросла полевой травой.Гельдерлин в голубом пальто,в красном фраке Мишель Фуко,не поверю я ни за что —что дышали вы так легко.

Ореховая зима

Мама, твое пальто оказалось холодным.И зима пробрала меня до самых костей.Я перестал навещать детей в детском доме,не ходил к проституткам.Каждый вечер я сидел на кухне и колотил                              молотком орехи.Ел их горстями, делал торт, варенье, добавлял орехи                              в мясные блюда.На меня жаловались соседи, но я отвечал,                              что у меня евроремонт.Так я и провел эту зиму.В грохоте грецких скорлупок.В воспоминаниях о тебе.Жаль, что так получилось.Очень жаль.Ведь мог совершить паломничество на Новый Афон,жениться на мадмуазель Поваровской,зарубить топором старушку-процентщицу                              и разбогатеть.Не все потеряно, мама.Скоро – весна.

Каприз

Рассветы в решетоныряют с головой.Я сказочно никто,божественно не твой.Вода умеет пить.Огонь умеет есть.Мне не на что купитьбожественную лесть.Разбитое трюмомелеет как река.Прочитано письмона днище сундука.У ягодных болотлиняет красный мех.И солнечный пилотв когтях несет орех.

Желтые цветы

Цепенеют тени веток.Солнце рвется из сетей.У соседей и соседокнет ни внуков, ни детей.Их никто не вспоминает,теплых шапок не плетет.Если встретит – не узнает,на могилу не придет.Дым спускается в овраги,пар клубит из полыньи.Только кошки и собакичлены их большой семьи.Только кошки и собаки,только желтые цветы,оживляют их баракив час кромешной темноты.

Андрогин

Желтые цветы освещают дом,тяжесть темноты разорвав с трудом,будто мудрецы вышли на народ,жадно как птенцы раскрывая рот.Я вас задушу от дурной любви,Голова в дыму, храмы на крови.Старый георгин, одноногий брат,глупый андрогин праздничных утрат.

В твою Сорбонну не приходит поезд

В твою Сорбонну не приходит поезд.И ты годами ждешь велосипед.Я старою фуфайкой укроюсь,а ты возьми мой довоенный плед.Уснем на рельсах. Привыкать нам что лик рассветной стыни в дымке голубой,и сладкому излишку давней боли,который многим больше нас с тобой.Когда червива середина лета,но кожа жизни выспренно нежна,стащи из привокзального буфетабутылку суррогатного вина.Мы не сильны в притворных откровеньях,и даже счастьем мы пренебрегли.Но яблоки на девичьих коленях,пылают как горящие угли.

Лига наций

Женихи разноцветные как леденцы,заводные игрушки и блюдца,от корицы и от цветочной пыльцыв Лиге Наций швейцарцы смеются.Дирижабли гондолу на пузе несут,словно тучи тяжелую грыжу.Я тебя призову на неправедный суд,но назло никогда не обижу.Рыбы в озере меньше, чем на небе звезд,но гольцы, окуньки и форели,на лету без наживки цепляют внахлест,чтобы их на огне обогрели.Миролюбие это – народов черта,и мотивы философа Кантаполюбились, хотя не понять ни чертас проституткою на эсперанто.Мы решили навек запретить наркоту,нищету и торговлю рабами,но ораторы камни таскают во рту,и скрипят недовольно зубами.И народы гурьбою уходят на фронт.Стало пусто в старинной Женеве.Это я в исполняю бодрящий экспромт,посвященный Адаму и Еве.

Конкистадоры

Натянутой струной рыбачьей лески,врезаясь убегающим в кадык,прощальный день разрезал этот мигна равные счастливые отрезки.В одном еще клокочет детский крик,в другом шуршат военные повестки,а в третьем новоселы и невесткижурчат словно по камешкам родник.Храни любую радость про запас,она тебе в могиле пригодится.Свернется на груди твоей как птица,вернув душе спасительный экстаз.У бесконечно малых величинесть притяженье, а не протяженность,в нем-то и скрыта злая отрешенностьв глазах у веселящийся мужчин.

Магомет и Фатима

Фатима, он рассыпался как горох.Он – бильярдный шар, не попавший в лузу.Он – во влажном лесу отлежалый мохчто скатался в клубок по живому пузу.Магомет, столько бродит в стволах свинца,вы стреляли, а я в темноте рожала.Близнеца близнецом и за близнеца,а последнего на руках держала.Фатима, нет греха в том, что есть Аллах.В том, что есть правота в острие кинжала.Если женщина восклицает вах,на ее языке проступает жало.Магомет, есть рука и не знаю чья,но она не твоя и она сильнее.Я младенцев складываю у ручья.Я иду к деревьям и цепенею.

Птенцы

Глаза сияют в черных гнездах:десятки глаз, мильоны глаз.Звезда их ест, их режет воздух,их травит веселящий газ.Глазаста жизнь, и смерь глазаста.И все, что есть – всего лишь взгляд.И в том триумф Екклесиаста,что строил рай, а видел ад.Мы видим мутные глубины,едва ли различая в них,кто в них воистину любимы,а кто изъяты из таких.

Стадо

И вот они выходят из воды,и тянут за собой гнилые сетиболотных трав и варварских соцветий,налипших на высокие зады,они молчат подобно палачам,когда на солнце смотрят исподлобья,во взгляде брезжит искренность холопья,и неспособность к жестам и речам,на солнцепеке стадо тяжелей,и все понурей выправка коровья:под палубу заполненные кровьюрыдающие трюмы кораблей.

Звездочеты

К мирскому не приучено труду,больное сердце село на изменувливая литры света в темноту,как молоко в натруженную вену.Тьма это – яма, в ней не видно дна.И спящего в колодце рудокопане разглядеть подруге с бодунабез зоркого как птица телескопа.А нам то что? Мы рождены во тьме.Наощупь мы знакомимся в подъезде,и числа семизначные в умеперемножаем порознь и вместе.

Юность Фарисея

С тяжелой книгой встану на весах,туман вдохну и горестно застыну.И медики с цветами в волосахдышать мне будут в сгорбленную спину.На пальцах сосчитают позвонки,и кетчупом залапают страницы!Чем ниже в вашем доме потолки,тем чаще в этот дом влетают птицы.И мне не страшен ужас навесной,холщовый сумрак тесной кубатуры.Мои друзья по-прежнему со мной:масоны, прыгуны и трубадуры.Тебя ждет лес, а ты стремишься в храм.Господь велик, но ты идешь к народу,который кое-как прикрывши срамбежит гурьбой в тропическую воду.Верни мне хладность вечной мерзлоты,дай непреклонность раскаленной лавы,достань из кос засохшие цветы,что с треском преломляют костоправы.Презренье нам наградою за труд,а вместо свадьбы теплая могила.Как я смогу унять священный зуд,чтоб стать покорным тружеником тыла?

Мы боимся больших вещей

Мы боимся больших вещей,и высокой как дом травы,Пересмешники овощей,сердцееды сырой халвы.В нашем доме стоят часы,словно стражники на часах.И от взгляда дрожат весы.И песок золотой – в глазах.Я люблю тишину в печи,где хранится холодный прах,и безмолвие саранчи,что парит на семи ветрах.Черный кот на коленях спит,мой любимый угрюмый кот.От старинных как мир обидне мурлычет который год.И я вместе с котом молчу,его душу укравший вор.И предательскому лучуне даю пройти между штор.

Шелковый путь

В шелушении рыбьего серебра,в шевелении цитрусовых тенейрассыпается сланцевая гора,и улитка становится все сильней.Мародерство – профессия сорванцов,что заимствуют таинства у святынь,потрошат закрома мировых отцови латунь переделывают в латынь.На ветру безъязыком леса шумят,смертный воздух колышется как вода,одомашненный тутовый шелкопряднад работою трудится без труда.Облетает оранжевая пыльца,и отравленная разговором кровьрастворяет обманутые сердца,вымывая наружу твою любовь.

Считалка перед дождем

Сбросит беленькая птичкапепел с сигарет.Есть старинная привычкаа отмычки нет.Есть серебряная ложкас каплей молока.В подворотне – неотложка.В небе – облака.

Травиата

Когда придет четырнадцатый год,и мы наденем маски ледяныеи выйдем посмотреться в зеркала,нас жадно встретит в опере народ,и альбиносы чахлые штабныес толпой сольются в поисках тепла.Вчера нас оплетали сотни рук,сегодня жалкие объятья сняты,как коконы поношенных плащей.Ступай к увечным. Я тебе не друг.В твоих ушах набиты клочья ваты.И разум не объемлет суть вещей.Я буду вежлив с каждым до конца,и даже торопить его не буду,пройдя на авансцену стороной.Вгляжусь в черты любимого лица,и в нем узнаю сладкого иуду,что ночью откровенничал со мной.

Страшный суд

Иван, не помнящий родства.Рахиль, сидящая на волке.На нас – прикольные футболки.На них – заветные слова.Не верь, не бойся, не проси.Мы рождены, чтоб жить сгорая.И в судный день летим из раяна ослепительном такси.

2. Продолжая Романсеро

Шотландская песня для Чарли

Пить хорошо, когда все спят:цари, воры, народ.В ночи я вижу ясный взгляд:в глаза мне смотрит кот.Тут хоть кричи, тут хоть молчина ярмарке невзгод,но не зажги в дому свечи,когда проснется кот.Он черен как старинный фракгодов таки трехсот.Он мой союзник, он мой враг,начальник и сексот.Когда младенец упадет,едва качнув кровать,ему в глаза посмотрит кот,и тот забудет мать.Пить хорошо, когда умретсо мной твоя страна.Из тьмы кромешной смотрит коти цель его ясна.Когда ворота отворят

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Конец ознакомительного фрагмента
Купить и скачать всю книгу