Бард. Том 2. Дети Дракона

Говорят, они уже сейчас ничем не отличаются от детей, рожденных в положенный срок. Впрочем, это я повторяю с её слов, поскольку меня самого так и ни разу не пустили посмотреть на них, как, впрочем, и остальных жителей замка, включая их собственную мамашу.

Тут, знаешь ли, особый разговор. Прознав, что графиня чем-то поит малышей, та подняла дикий скандал, обвинив нас, что мы пытаемся отравить близнецов, за что получила пощечину от графини. Теперь она кроткая и смирная, но графиня так ее и не простила. Мне кажется, Элеонора несколько не в себе, но, может, это последствие родов.

Во-вторых, насчет моей женитьбы. Тут, к моему удовольствию, все разыгрывается по моему сценарию. Свадьбы не будет, это графиня пообещала мне твердо после того, как я посвятил ее в свои дальнейшие матримониальные планы.

Планы это такие, что я не решаюсь их доверить бумаге, несмотря на то, что их привезет тебе самый надежный гонец. Думаю, это мы обсудим с тобой при личной встрече, на близость которой я очень рассчитываю.

Ну и в-третьих, тебе отдельный привет от Тироля. Этот грубиян, прознав про мои несчастья, самолично удостоил меня своим посещением, чего, как говорят, не делал ни для кого раньше. По крайней мере, моя мать, которая, оказывается, очень много о нем наслышана, утверждает именно так.

Кстати, он привез какие-то мази, «которые в принципе должны бы помочь, но гарантию на которые дать не представляется возможным по особым физиологическим причинам моего организма». После таких слов, которые я повторил тебе почти дословно, я его горячо поблагодарил, но использовать не решился, хотя, думаю, если бы не твоя посылка, наверное, рискнул, поскольку в критических ситуациях люди обычно хватаются за любую «соломинку». Кажется, на этот счет есть соответствующая случаю пословица.

Сам он полон энергии и здоровья и на полном серьезе продолжает мечтать о неком звании. Знаешь, я от скуки как-то представил, как это будет, с его-то заносчивостью и невыносимым характером, и решил, наверное, это было бы забавно.

Кстати, ему похоже у меня не понравилось, он умудрился переругаться со всеми, с кем мог, упоить вусмерть всю мою прислугу и, не попрощавшись, отбыть к себе.

Похоже, моё письмо грозит перерасти в обширный трактат о моей жизни, читать который будет так же скучно, как все те, которые мне пришлось написать в свое время, будучи таким же студентом, посему я заканчиваю свое повествование и в заключении напоминаю еще раз, чтобы ты дал подробную информацию об интересующей меня даме подателю сего письмо.

С уважение, барон Гарди

и твой друг Ромер.

Мил сложил прочитанное письмо в четверть и поднял глаза на неподвижную фигуру.

– Вы зря отказываетесь садиться, сударь, – произнес он, пристально вглядываясь в невозмутимое лицо гонца. – Не такой уж я вельможа, можете мне поверить, чтобы стоять передо мной.

– Благодарю Вас, милорд, я привык быть на ногах, – холодно ответил гонец.

– Я напишу ответ позже, хочу еще раз его перечитать.

– Как скажете, милорд, мне зайти к Вам, или Вы передадите ответ через своего слугу?

– Я зайду к Вам сам, сообщите мне свой адрес, когда обживетесь, я так понимаю, Вы тут надолго?

– Это зависит только от Вас, милорд.

– А, ну да, – кивнул Мил. – Кстати, не стоит называть меня милордом, во-первых, это не соответствует действительности, а во-вторых, я к этому не привык.

– Хорошо, сударь, – поклонился гонец.

– Эледиор, хорошее имя, – продолжил Мил, задумчиво пробуя это слово, – по-моему, так звали великого воина древности.

– Совершенно верно, сударь, – слегка поклонился гонец.

– Знаете, господин Эледиор, я не совсем понял из письма барона, что там произошло с Элеонорой и графиней?

– Я не хотел бы вытаскивать сор из избы, как говорят наши крестьяне, но учитывая то доверие, которое к Вам питает госпожа графиня, думаю, было бы правильно поставить Вас в известность о той непростой ситуации, которая сложилась в Доме Лозия.

– Мне бы очень хотелось об этом поподробнее.

– Да, конечно, сударь. Дело в том, что госпожа Элеонора стала считать, что господин барон воспользуется ситуацией с неразберихой, которая в настоящее время существует с рождением близнецов, и добьется титула барона Лозии и наследника графа Лозии.

– Насколько я понял одного очень пронырливого адвоката, он имеет полное право на это, и было бы скорее удивительным, если бы он отказался от этого права.

– Несомненно, сударь.

– Но, по-любому, он никогда не оставит своими заботами этих детей.

– По-видимому, леди Элеонора имеет несколько другое мнение на этот счет, вследствие этого делает несколько резковатые замечания в сторону барона, отсюда и некоторая напряженность в их взаимоотношениях. Госпожа графиня очень сожалеет, что в такое сложное время Вас нет рядом.

– Она преувеличивает мою значимость, господин Эледиор. К слову говоря, мне хотелось бы уточнить, какие инструкции Вы получили на мой счет, и какую информацию Вы собираетесь передавать в Лозию о моей персоне.

– Я ни в коем случае не собираюсь каким-то образом давать оценки Вашим поступкам или своими непрошеными советами влиять на Ваши решения, это самое главное, на чем настаивал господин барон. Я ни в коем случае не посягаю на Ваши тайны и, уж поверьте, не собираюсь следить за Вами или сопровождать Вас, по крайней мере, пока Вы не уведомите меня о такой необходимости.

Моя основная задача заключается в улаживании разнообразных неприятных ситуаций, которые время от времени возникают у любого человека, и которые, в чем я нисколько не сомневаюсь, Вы в состоянии в принципе решить сами, но на это у Вас уйдет гораздо больше сил и времени. Кроме того, я очень долго жил в этом городе и имею кое-какие связи, которые, надеюсь, будут Вам полезны.

Так же я неплохо владею оружием и, несомненно, буду Вам полезен и как телохранитель, и как товарищ по оружию.

– Это на самом деле неплохо, поскольку я не могу похвастаться особым воинским умением, хотя не представляю себе ситуацию, в которой мне понадобился бы телохранитель, все-таки я обыкновенный студент. Но, сударь, я буду иметь в виду.

– Что же касается информации, которую я буду передавать в Лозию, то она будет состоять из месячных отчетов о состоянии Вашего здоровья ну и некоторой специфической информации.

– Что Вы имеете в виду, говоря о специфической информации? – удивленно поднял брови Мил.

– К примеру, некоторое пристальное внимание к Вам властей, организацию в Ваш адрес каких-либо провокаций.

– Сударь, о чем Вы говорите, я обыкновенный студент, какие там провокации, какое там внимание?

– Госпожа графиня считает Вас незаурядным человеком, а такие всегда становятся центром внимания независимо от положения. Ну а после того как Вы станете членом Дома Лозии, и как только об этом станет известно, Вашей персоной заинтересуются более пристально.

– Хм, – фыркнул Мил, – а я думал, это тайна.

– Пока да, но не думаю, что надолго.

– Хорошо, с этим мне все ясно, я только хотел бы Вас попросить, сударь, об этой специфической информации. Мне бы очень хотелось бы ей тоже владеть, ну по крайней мере в части, касающейся меня.

– Разумеется, сударь.

– Вот и отлично. А теперь я должен передать Вам информацию о некой даме.

– Слушаю Вас, сударь.

– Дело в том, что Вы опоздали. Через несколько часов после того как отбыл мой гонец к барону, на лагерь, где стояла госпожа Кирия со своими людьми, произошло нападение. Практически всех ее людей перебили, оставшихся в живых пленили и позднее повешали в назидание другим.

Мил помолчал, немного и внимательно посмотрев на гонца, с усилием продолжил:

– Она была разбойницей, господин Эледиор, не просто разбойницей, а атаманшей. Подробности этой, можно сказать, эпической битвы Вы без труда узнаете у местных стражников, принимавших в ней участие. Сложность в том, что ни среди живых, ни среди мертвых ее отыскать не удалось. Версий ее исчезновения не так уж много, и ни в одну из них я не верю. Вот, собственно, и все, что я могу об этой даме сообщить. Если Вы сможете добыть какую-либо другую информацию, прошу Вас мне об этом сообщить.

– Хорошо, сударь. Я действительно пораспрашиваю кой-кого и думаю что-нибудь накопать. Если дело в том, что ее держат взаперти, а солдатам была дана команда молчать, у меня в арсенале много трюков, как заставить людей заговорить. В конце концов, любую информацию можно просто купить.

– Отлично, мне очень импонирует Ваша уверенность. Кстати, сударь, Вы мне, по-видимому, тоже можете дать кой-какую информацию.

– Я Вас слушаю, – Эледиор слегка наклонил голову.

– Вам знакомо имя Фредерик Лозар?

– Вы, наверное, имеете в виду графа Фредерика Лозара? – переспросил гонец и на кивок Мила продолжил. – Ну, конечно, я его знаю. Это сын младшего брата герцога, который трагично погиб лет десять тому назад на охоте. С тех пор племянник герцога воспитывался во дворце с остальными детьми Его Высочества.

– У Его Высочества, говорят, две девочки? – улыбнулся Мил.

– Вернее будет сказать, две девушки, поскольку обе девицы на выданье, – уточнил Эледиор.

– А сыновей у герцога нет?

– К сожалению, нет, сударь.

– Ага, и, конечно же, этот племянник, я имею в виду графа Лозара, является наследником.

– Не совсем так, сударь. Наследником престола на данный момент является граф Герийский, средний из трех братьев. Он в настоящее время является вторым лицом в герцогстве и имеет большое влияние на своего венценосного брата.

– А сей достойный господин имеет детей?

– Нет, господин граф не женат и не имеет детей.

– Очень интересно, – постучал пальцами по столу Мил. – А скажите, господин Эледиор, какую бы Вы дали оценку графу Лозару?

– Скользкая личность. Ходят слухи, что половина грязных интриг в герцогстве это его рук дело. Хотя напрямую обвинить в этом его сиятельство еще никто не решился.

– Интриги вообще штука грязная, – пожал плечами Мил, – и тем не менее почти вся придворная свита каким-либо образом в них завязана.

– Да, тут я вынужден с Вами согласиться. Двор Его Высочества всегда отличался множеством запутанных интриг. Каждый хочет в нем блеснуть и выдвинуться. Как ни крути, но тут вращается самое яркое общество во всей Ловерии, ничуть не уступающее дворянам Царьграда.

– Дворяне – это от слова двор, как я понимаю? – уточнил Мил.

– Да, так исстари называли себя владетельные вельможи в Визии, и это слово помаленьку перекочевало почти во все уголки Ловерии, и местная аристократия с удовольствием ввела его в свой обиход.

– Значит, Его Высочество очень любит своего племянника? – вернулся к первоначальной теме Мил.

– Любит? – Эледиор несколько помолчал. – Не думаю, что этим словом можно описать его отношение к графу Лозару. Знаете, он очень похож на своего отца, и, конечно же, герцог имеет к племяннику определенную слабость. Надо отметить, что герцог довольно строг к своим домочадцам, при этом его строгость не результат домашней тирании, он как бы показывает всем, что перед законом все равны, будь это его родные или другие вельможи.

– Спасибо, господин Эледиор, с Вами очень приятно было побеседовать, и я с удовольствием продолжу эту беседу, к сожалению, мне необходимо идти грызть свой «гранит науки».

– Не смею Вас больше задерживать, господин Милл И’Усс, единственное напоследки маленькое замечание.

– Да, сударь, – кивнул в ответ Мил.

– Если бы я получил письмо от господина барона, то непременно бы его сжег, после того как прочитал. Думаю, с Вами милорд еще более откровенен, поскольку Вы практически член семьи, а я просто доверенное лицо.

– Вы считаете, что кто-то проявит любопытство к бумагам простого студента?

– Местный прево очень любознательный, сударь.

– Хорошо, я непременно это сделаю, – кивнул Мил, – до свидания, господин Эледиор.

– До свидания, господин Милл И’Усс, – поклонился посланник и бесшумно вышел за дверь.

– Вот ведь незадача, ну вот скажите мне, пожалуйста, для чего мне нужны все эти заморочки? – Мил помолчал и, не дождавшись ответа от невидимого собеседника, продолжил: – Хотя, конечно, быть побратимом такого аристократа, как барон Гарди, гораздо круче, чем быть бастардом никому не известного барона. Но только находиться под незримым надзором, пусть это даже и для обеспечения моей безопасности, это очень неприятно. Хорошо, что для устранения таких вот случаев у меня существуют некоторые «чудесные вещи».

С этими словами он поправил свой плащ, который по приходу по привычке бросил на спинку стула.

В дверь постучались, и Мил впустил нагруженного свертками Рона.

– Добрый день, сударь, – кивнул тот, выгружая свертки на стол.

– Запасы, – кивнул Мил. – Ты накупил столько, что нам не грозит недельная осада.

– Ну, во-первых, чем больше берешь, тем большую скидку делают лавочники, – пожал плечами Рон, – а во-вторых, должны же Вы нормально питаться. Пока Вас не было, я проверил шкаф и буфет, так у Вас там ничего нет.

– В твое отсутствие, Рон, я привык обедать и ужинать в трактирах, а завтракать перестал совсем. А это что такое?

Мил с недоумением взял в руки увесистый мешочек.

– Не знаю, – пожал плечами Рон, – похоже на кошелек с деньгами. Мне его передал высокий господин, который, похоже, только что вышел от Вас, он, кстати, приходил вчера. Сказал, что это посылка от госпожи графини, и он за разговорами совсем про нее забыл. Он хотел занести ее завтра, поскольку сегодня Вы уже с ним распрощались, но раз я попался ему навстречу, он попросил ее, в смысле его, передать Вам.

Мил высыпал содержимое на стол, это были серебрянные монеты, отчеканенные в Лозии.

– Это, я так понимаю, мое содержание, и бьюсь об заклад, оно не меньше того содержания, которое в свое время получал барон, когда, как и я, протирал штаны в университете.

– Госпожа графиня очень щедра, – серьезно кивнул Рон.

– Думаю, не стоит корчить из себя гордеца и возвращать этот кошель владельцу, – задумчиво произнес Мил, – подарки от чистого сердца надо принимать с благодарностью.

Он сложил с десяток монет себе в карман, остальные ссыпал в кошель и спрятал в небольшой сундучок, в котором держал особо ценные вещи, задвинул его под кровать и задумчиво произнес:

– Пожалуй, правильно будет написать ответ прямо сейчас. Ну, по крайней мере, графине Лозия и поблагодарить ее за столь щедрый подарок. Барону придется немного подождать, поскольку я не успею написать два письма.

С этими словами он достал перо и бумагу и мелким красивым почерком стал быстро писать…

«Рандеву» – именно так называлось маленькое питейное заведение, находящееся в стороне от богатых кварталов. Когда-то, когда город находился в перманентной войне между существовавшими внутри него кланами, жила себе маленькая традиция собираться на переговоры между главами соперничающих кланов в каком-нибудь «спокойном месте».

Именно таким спокойным местом и являлся в те времена трактир, на вывеске которой были изображены три огромные кружки, доверху наполненные пенным напитком.

Какой уж остряк прозвал это заведение «Рандеву», не вспомнит даже самый старый посетитель этого заведения, но, на удивление, название прижилось, несмотря на то, что большинство захаживающего сюда народа вряд ли могло объяснить значение этого слова. Но именно здесь цеховые предводители заключали свои союзы, делили территорию или сговаривались, сколько людей выставляет каждый цех для нехитрого выяснения отношения между собой

Иногда эти выяснения перерастали в фарс, когда на широкой площади возле упомянутого заведения сталкивались несколько десятков подмастерьев, лупцующих друг друга дубинами, а их предводители мирно сидели в «Рандеву» в отдельном помещении на втором этаже под охраной своих телохранителей и обсуждали качество попиваемого ими пива.

Схватки, надо отметить, были недолгими, и если воинствующим группам не удавалось в короткое время выявить победителя, то победа доставалась подоспевшим патрульным, которые бесцеремонно разгоняли людей по темным переулкам, не разбирая особо, кто к какому клану принадлежит.

Года проходили, и на смену неспокойным мастеровым, отбивающим друг у друга заказы и «хлебные места», пришли совершенно другие люди.

Студенты – вот кто стал самой неспокойной частью процветающего общества.

Если с воинственными гильдиями люди прево научились бороться, накладывая на цеховых старшин, чьих людей удавалось поймать на месте драки, огромные штрафы, то студенчество отличалось тем, что не имело цеховых руководителей, и их стычки с мастеровыми, горожанами и временами друг с другом имели спонтанный и непредсказуемый характер.

И словно давая понять, что в городе появилась новая сила, с которой необходимо считаться, студенты все чаще стали устраивать свои пиры в упомянутом «Рандеву».

Невысокие цены и удачное расположение этого заведения, поскольку большинство студентов снимали комнаты в недорогих домах в ближайших к «Рандеву» районах, только способствовали этому.

Именно в этом заведении и была назначена встреча товарищей Мила, на которую он спешил, понимая, что опаздывает как минимум на пару часов. При всей своей непунктуальности Мил понимал, что он задержался до неприличия. Но в этот раз он ничего поделать не мог, поскольку заехавшая за ним графиня увезла смотреть его новое жилье, и отказаться от этого мероприятия не было никаких сил. Мил только-только успел отдать Рону письма, которые успел написать барону Гарди и графине Лозия, и которые тот должен был отнести Эледиору.

На удивление Мила, комнаты располагались в доме, где совсем недавно ему удалось подслушать некий разговор.

«Да, конечно, это не дворец, но за десять дней хозяин жилья обещал привести все в порядок, по крайней мере ту часть, где ты будешь жить, и мы наконец сможем встречаться более комфортно, чем в тех условиях, какие предложены сейчас. Ведь ты же понимаешь, милый, я не могу часто принимать тебя у себя. Приличия прежде всего».

Надо отметить, что комнаты сами по себе были изумительны, но, по мнению Мила, больше подходили бы отпрыску из какой-нибудь вельможной семьи, чем скромному студенту Талийского университета. Но убедить в этом графиню не удалось, мало того она еще и обиделась отсутствию «бури восторга» в ответ на решение квартирного вопроса

Кончилось, надо отметить, все довольно мирно, Мил пообещал до конца года проживать в этих хоромах, именно на такой срок и было снято это жилище для племянника госпожи графини. Что же до старой квартиры, то графиня милостиво разрешила принимать там друзей, обозвав ее в очередной раз лачугой из трущоб.

Урегулировав квартирный вопрос и отобедав с графиней, Мил поспешил улизнуть, сославшись на неотложные дела, твердо пообещав утром приехать на завтрак. Все эти обещания, клятвы и прощания затянулись так надолго, что Мил безнадежно опаздывал.

Само по себе такое опоздание не было трагичным, поскольку по подсчетам Мила веселье должно было быть в самом разгаре, а исправить положение должна была хорошая порция выпивки за счет провинившегося. Поэтому он с самым беспечным видом толкнул дверь и ввалился внутрь заведения.

Народу, надо отметить, было совсем не густо, что само по себе было удивительно, поскольку основная доля в оплате таких вечеринок ложилась на плечи именно Мила, который традиционно опаздывал, чтобы облегчить друзьям финансовые тяготы, поскольку по сложившейся традиции опоздавший оплачивал выпитое.

Финансовое положение Мила позволяло жить в таком режиме как минимум до конца года, а после получения от графини Лозия увесистого кошелька с серебряными монетами времена голода должны были отступить еще на более долгий срок.

– Ну и что у вас за уныние, – удивленно спросил Мил в ответ на небрежное приветствие своих друзей, – или нас сегодня потчуют кислым пивом?

– Сегодня проверяются на «вшивость» члены нашего маленького сообщества, – уныло произнес здоровенный детина, которого в компании все в шутку называли Малышом.

Он сердито стукнул своим огромным кулаком по столу, и, надо отметить, хоть этот удар был не столько сильным, сколько, скорее, печальным, но все же при этом вся стоящая на столе посуда жалобно звякнула.

– И каким образом они проверяются? – осведомился Мил, переворачивая чистую кружку, стоящую на подносе рядом с огромным кувшином, из которого он вылил себе остатки налитого в нем пива. – Хм, неплохое пиво, – кивнул оy, с удовольствием отпивая его из кружки, – по-моему, именно такое я пил не так давно в Рижи, и трактирщик клялся, что поставляет его в Талио, только тогда оно мне не особо понравилось.

– Да, пиво сегодня хоть куда, – согласился Малыш, – а что на твой вопрос, объясняю: тех людей, которых ты видишь за этим столом, можно смело отнести к категории людей, не боящихся ничего. Тех людей кого за столом нет, можно звать трусами и негодяями.

Мил внимательно обвел взглядом четверых человек, оказавшихся за одним с ним столом, и пожал плечами.

– На мой взгляд, отсутствие наших друзей за столом еще ни о чем не говорит, или я чего-то пропустил?

– Ты много чего пропустил, мой друг, – скривил губы Малыш. – Эй, Барон, хватит спать, расскажи лучше Милу нашу грустную историю.

Бароном в компании, к которой, принадлежал и Мил, звали худощавого, с бледным, болезненным лицом юношу лет этак двадцати пяти, родом из знатной, но разорившейся семьи, который учился на третьем курсе и слыл в университете одним из первых забияк.

За его болезненным лицом и нескладной худой фигурой скрывался жестокий и самовлюбленный человек, готовый по любому неверно сказанному в его адрес слову распустить свои кулаки, а то и пустить в ход кинжал, который по моде студентов тех лет носил на бедре вместо фамильного меча. До серьезного кровопролития дело доходило редко, но раскроить череп рукоятью или выбить скулу кулаком считалось у него делом обыденным.

Ходили слухи, что, когда позволяла ситуация, он мог ударить исподтишка или подстроить какую-нибудь гадость противнику, но за этим, впрочем, его никто не ловил за руку, а в своем кругу он был сдержан и всегда корректен, насколько позволял, конечно, его характер.

Привел Барона в компанию Малыш, и где их пути, пересеклись никто не знал. Когда он представлял Барона друзьям, он отрекомендовал его как хорошего парня, который неплохо держит удар, а отвечает еще лучше.

Надо отметить, что Мил с Бароном сразу не пришлись друг другу по душе, но ни тот, ни другой никак не выражал своей антипатии.

– Как ты понимаешь, поначалу нас было гораздо больше, – начал свой рассказ Барон, протягивая руку Милу для рукопожатия…

Оказывается, пару часов тому назад, когда полторы дюжины студентов дружно ввалились в «Рандеву», то увидели, что свободных столиков, чтобы вместить их компанию, не хватает, но зато за двумя столами сидело по несколько человек молодых мастеровых. Не рассуждая дальше, они довольно бесцеремонно предложили тем потесниться. Видя свое численное меньшинство, молодые люди с неудовольствием уступили требованиям студентов, а спустя еще пару десятков минут так и совсем покинули заведение.

Разочарованные такой уступчивостью, студенты сдвинули два стола вместе и с воодушевлением стали запивать темным пивом свою маленькую победу. Кто-то предположил, что молодые люди пошли за подмогой и вернутся, чтобы отбить свои места, и студенты с удовольствием стали фантазировать, как они весело могут закончить так удачно начавшийся вечер.

То ли на счастье, то ли на беду, но молодые люди не вернулись, чем вызвали шквал презрительных слов в свой адрес. Все это подкреплялось распитием пенного напитка, который сопровождался большим шумом, поскольку собравшиеся не утруждали себя замолкать при очередном тосте или рассказе, и говорившему приходилось буквально перекрикивать собравшихся, чтобы попытаться завоевать их внимание.

Все это продолжалось недолго, поскольку вскоре после начавшегося «бедлама» с лестницы, ведущей на второй этаж, где раньше пировали особые клиенты, раздался негромкий голос маленького пожилого человека в элегантном черном бархатном костюме.

Он вежливо попросил молодых людей угомониться и разговаривать потише, так как своими криками они мешают его беседе с другом.

На удивление, несмотря на то, что он даже и не пытался их перекрикивать, его слова были услышаны всеми и произвели неожиданный эффект. Все до единого студента замолчали и недоуменно посмотрели на эту замечательную личность.

Мужчина вежливо поблагодарил собравшихся и уходя произнес какому-то невидимому собеседнику: «Вот видите, уважаемый, словом можно иногда добиться гораздо больше, чем мечом, тем более…»

Дальнейшие слова были сказаны, по-видимому, уже за дверью, поскольку оборвались на полуслове.

– Это еще что за урод, – немедленно вскипел порядком захмелевший студент, которого в веселой компании звали не иначе как Аспид, надо отдать ему должное, он явился на вечеринку уже в некоем подпитии, и новая порция пива сделала его наиболее пьяным из всей компании. Недолго думая, он схватил огромную кружку со стола и с точностью, достойной всяческих похвал, запустил ее в то место, где только что стоял мужчина.