Embryos

привет, хочу извиниться.

Софа:

ага, здорово. за что? я что-то пропустила?

Тасюндра:

ну… помнишь наш разговор у меня, за виноградом. странно звучит, в общем, забудь все, что я тебе наговорила.

Софа:

да выкинь из головы, хрень это, а не ссора. я уже забыла давно. с тобой все ок, ты жива там хоть? слышала, к вам родственники наведались.

Тасюндра:

да все просто перфект. извини меня еще раз, присматривай за Германом. мы ждем вас на НГ, на крыше. технические вопросы на себя взял Арт.

Софа:

еду принесу я. кстати, мне фея последние новости наколдовала: твоему «члену в халате» запрещен выезд из города, а рыжему назначен допрос на 3-е. Вот повеселимся…

Тасюндра:

аха, так еиу и галдо. гори, сукаЮ!! хаха…

Софа:

ты опять ноешь, что ли? и теперь по клаве сопливыми пальцами водишь?

Тасюндра:

… нет, я в порядке. посуду мыла, а руки плохо вытерла. до 31.

Софа:

до 31.

***

– Ну? Мы свободны на Рождество? – Анастасия поцеловала его в губы.

– Да, милая, все уладил. Голодный как волк, конечно. Твоя маман что-нибудь сварганила? – Он прошел в кухню на запах и упоительно воскликнул: – Елена Васильева! Голубцы!..

– Садись, Тёмушка, вот эти горяченькие. Вилку на, специи подать?

– Если можно. – Мужчина принялся уминать голубцы, выкладывая сметану столовой ложкой.

– Вкусно тебе? – Жена села напротив, подперев подбородок кулаком, и таким грузным, тяжеловесным взглядом оценила супруга.

Тот аккуратно поднял глаза, проглотив голубец.

– Настя, бери тарелку, – настояла мать.

– Я обедала в два часа дня.

– Не видела чтой-то.

Женщина сунула ей в рот целый голубец и захохотала скрипучим смешком. Ее ладонь была в жирном масле и кусочках риса, кое-где между пальцев свисала капуста… Анастасия не успела даже среагировать, а потом автоматически выплюнула «неправильный» голубец.

– Ну что ты творишь? Кусай – и глотай! – возмутилась женщина, выбирая голубец побольше. – На-ка, хватай. – И снова затолкнула его в рот дочери. Та, попискивая в яром сопротивлении, не могла ничего сделать. Мать грозно окатила ее кипяточным взором и авторитарно произнесла: – Глотай.

Девушка проглотила голубец, давясь и смотря на мать жалобно и ненавистно. В ее ответном взгляде читалось какое-то удовлетворение, будто женщина прекрасно понимала, что издевается и идет наперекор, разрушает систему. И ей это чертовски нравилось, ей самой это помогало оставаться на плаву.

На капусту скатились слезинки, а лицо покраснело. В горле снова ком… Опять этот гребанный ком. Но сейчас в ней забурлило что-то совершенно непонятное и такое непобедимое, яростное и всепоглощающее. В груди все также стоял ком, но он как будто бы оброс железными шипами. Если сейчас же, в эту чертову минуту, не выплюнуть этот шипастый мяч – она пересчитает каждый электрон в этой комнате.

– Хватит совать мне в рот свои жирные вонючие голубцы! – грозно проорала Анастасия, срывая горло до басисто-хриплого звука. Ее тело буквально затрясло от напора титанической, неуязвимой силы, нахлынувшей на все Крапивинское существо. – Я здесь хозяйка, это мой дом, а не твой! Ты всего лишь гость – здесь мои правила, пойми же наконец!.. – И она застыла, отрывисто выдыхая воздух. Глаза выворачиваются на сто восемьдесят градусов. Что происходит? Как она могла сказать такое? Кто это сказал? Все же можно было разрулить по-другому, она вовсе не хотела…

– Что ты сказала?.. – тихо, преисполнено драмы, спросила мать. Она чуть прикрыла веки, потерев их с самым изнеможенным и исчерпывающем видом, какой только может быть в мире человеческих жестикуляций. – Я тебя услышала.

Она отвернулась к плите, выключила конфорку, швырнула полотенце на спинку стула и быстрым увесистым шагом затопала в зал.

– Кхм, Тась? – откашлявшись, Артем решился вмешаться. Мужчина подошел к жене, но та не видела его. – Тася. Посмотри на меня. – Он затряс ее, но женская головка беспамятно мотылялась, пока взгляд не прояснился. Ее вышибло электричеством, она потерялась, заблудилась немного. Девушка положила ладонь с растопыренными пальцами на плечо мужа и резко оттолкнула его, молнией шатнувшись в сторону уборной.

Но звука блевотины не слышалось в первые пару секунд… Они раздались потом.

– У, наконец она выворачивается, – впервые заговорил силуэт, лежа на диване с приставкой в руках. – Я уж думал, ничего интересного не случится.

– Так ничего и не случилось, – сказал Артем, заложив руки на груди. Он осмотрел зал: Елена Васильевна сидела на кресле, демонстративно утирая черные следы от туши. Она страдальчески смотрела на лучик света в окне и, не моргая, тяжело вздыхала. – Та… Настя беременна, для нее тошнота – это лучший друг на все девять месяцев.

– И сколько ей еще таскать этого чувака внутри? – безучастно пробубнил силуэт, выпивая клубничного молока из картонного пакетика.

– Она только на третьем с половиной месяце. Но проблем уже хватает, – с легким смехом пояснил супруг.

– Не понимаю я этого. На хрена вам дети?

– А… – Мужчина немного опешил от такого нахальства. – Ну, понимаешь, когда люди дороги друг другу, они хотят подарить человечку жизнь. Это станет их совместным продуктом, их уникальным изобретением.

– Ни слова не понял, – без интереса объявил силуэт, причмокивая губами и растирая между ними оставшиеся капли молока так, что смаковались белые липкие ниточки. – Уверен, что хотел залабать свое «изобретение» с ней? – Он надменно ткнул подбородком в сторону стонущей уборной.

– Она моя жена. Я так решил, а твое мнение – последнее, в чем я нуждаюсь, – исступленно пояснил Артем, и его голос передавал противный озноб. В комнате ощутимо похолодело, хотя наверняка так просто показалось. А прогноз погоды случаем не передавал заморозки?..

– Как знаешь, братан, – продолжил тот, не поворачивая к собеседнику головы. – Скажу только одно: в нашей семейке девчушки не шибко… устойчивы. Короче, твое «творение» создается не из подходящего материала.

– И что я должен из этого вынести? – Он беззвучно подошел ближе, заложив руки на груди.

– Только то, что я не хочу становиться дядей ублюдка с адской смесью генов.

– Ха-ха! – мужчина искренне засмеялся, сводя брови от желания (казалось бы) расплакаться. А потом затараторил ангельским голоском: – Но тебя бы никто не спрашивал: «Эй, дядя мистер Никита Алексеевич, а можно мне переспать со своей женой? Ну так, чуть-чуть перетремся, а сперматозоидам прикажу оставаться в домике».

– Чего ты так взъелся? – прохрипела вошедшая Анастасия, вынимая из комода свитера и пледы.

– Я…

«без понятия».

Он замолчал, пытаясь понять, что прямо сейчас произошло. Мать сидела и считала веточки, бьющиеся об оконную раму от сильного ветра. Силуэт также игнорировал реальность, усаживая эльфа на пегаса с фиолетовым задом. Женушка, утерев распухшее желтоватое личико, заботливо собирала вещи. А он? Стоял посреди комнаты и не отдавал себе отчет.

– Нам пора, Артем, слышишь? – тихо, но сурово говорила Анастасия, держа в руках большой коробок, переклеенный скотчем.

– Кончено, милая, пошли скорее.

– Вторые ключи на банке с чаем, в столешнице, – предупредила она домашних и, не дождавшись ответов, вышла из квартиры.

Артем последовал за женой.

18

Новый, мать его, год

– Раз, два, три! Елочка… Ну чего ты? Гори, падла!

– Опять с деревьями ссоришься? – ласково сказал Артем, ставя коробку на пол.

– Видимо, гирлянде капут, – угрюмо заключила девушка, рассматривая черные лампочки.

Юноша аккуратно отодвинул ель, покрутил пару проводков, и слабое свечение заменилось пламенем.

– Проводка опять отошла. Ничего, бывает.

Анастасия поцеловала мужа в щеку. Он смущенно почесал затылок, робко улыбаясь в ответ.

– Скоро Соня с другом придет.

– С каким другом? – удивился Артем, вешая шарик в виде овечки.

– А вот узнаешь. Кстати, а где же моя… – Жена усердно копалась в коробке со стеклянными игрушками. – Я не понимаю… – расстроенно пробубнила она.

– Не это ищешь, пчелка моя? – заманчиво прошептал муж, покачивая на пальце стеклянную луну.

Девушка взяла любимую елочную игрушку и потянула ее в самый верх дерева. В это время слуховое окно распахнулось от удара:

– С Новым годом! Бам! – торжественно объявила Софья и взорвала хлопушку.

Вся крыша многоэтажного дома засверкала, а радужные кусочки фольги подхватил сильный декабрьско-январский ветер. Ночное небо Санкт-Петербурга засверкало.

– Ну наконец-то, мы заждались уже, – залыбилась Анастасия, обнимаясь с подругой.

Тут издалека чихнуло большое рыжее нечто. Девушка взвизгнула, и все замерли.

– Эм… финтифлюшка в нос попала, – ломаным басом сказал парень.

– Знакомьтесь, мой напарник, Герман, – представила журналистка юношу.

– Рада снова тебя видеть, – сквозь улыбку вздохнула Анастасия, пожав знакомому руку. – Это мой первый клиент. Помнишь? – обратилась она к мужу. – Я рассказывала.

– Артем.

– Герман.

Они пожали друг другу руки, устанавливая зрительный контакт. Паренек поневоле засмотрелся в глаза мужчины, невесомо приоткрыв рот; одернув руку, он путано зашагал к елке.

– Как вы ее на крыше установили?

– Артем все продумал, позвал пару знакомых грузчиков и вуаля! Новый год на крыше дома моего.

– Удивляюсь я тебе, – добродушно кинула Софья Крапивину. – Как она?

– Да нормально, вроде, – ответил мужчина, присматривая за женой. – Аномалий пока не наблюдается. – Он отпил пива. – Эй, Герман, наливай себе. Оно безалкогольное, все легально. Тебе хоть восемнадцать-то есть?

– Хех, а что, не дадите? – заробел парень, почесывая шею. Ему налили.

Софья разложила принесенные вкусности: сладости всякие, орехи. Во всю разошлись разговоры и смех.

«Я должна постараться. Давай. – Анастасия упоительно смотрела на еду, не замечая, как рука сама тянется к жирному блестящему бутерброду с маслом и икрой. Взяв самый маленький, она немного протерла края пальцем и вытерла как будто лишнее масло о салфеточку. Тревога чуть-чуть спала, и она откусила. – Нет. Нет. Зачем я это сделала? Что теперь будет?!»

Слезы подкатили к горлу, пока другие веселятся и беззаботно жуют закуски. Девушка не может проглотить кусок; она физички ощущает, как ее раздувает, как обвисает жирок. Легкость уже давно недоступна – в животе висит камень вины; нет, висит скала, утес, материк!

– Эй, с вами… то есть, с тобой все в порядке? – шепнул Герман, с волнением осматривая Анастасию, и потихоньку погладил девушку по плечу.

Она проглотила ком. В желудок упало что-то теплое, объемное и… вкусное.

– Посмотрим на людишек сверху, представляя себя царями вселенной? – радостно предложил рыжий, подавая ей руку. – Мы подышим у ограждения.

– Ага, только аккуратнее, – бросил Артем, наливая Софье еще лимонада.

– Плюх! – Женщина швырнула в бокал розовый зонтик, куда уже успел нападать мелкий снежок. – Вот, Артемида, – расслабленно говорила Софья, – так мы и крутимся-крутимся с ним.

– И что же, – спросил Артем, выпивая горячего чая из пластикового стаканчика, – он просто так с тобой живет?

– Не, ну он полезен.

Тот хрюкнул носом от сдавленного смешка.

– Да не, не в том смысле. По дому помогает, например. Таскается со мной по всяким рабочим вопросам, флешку ту стащил. Короче, вся грязная работа. Плюс ушибы еще заживают.

– Журналистика надоела, и Ярцева подалась в рабоначальники испанских беженцев.

– Да какой он беженец! – отмахнулась женщина. – Слишком долго что-то бежит.

– В каком смысле?

– Ну вот, добегался до допросной комнаты. Скоро я лично узнаю, кто такой Г.А.Д.

Мужчина вопросительно глянул на подругу. В этот момент ударил сильный порыв ветра им в лица.

– Он подозреваемый номер один! Маньяцкие хлопоты, видимо, сильно выматывают —мальчик спалился, пульку обронил на ровном месте, – ядовито протявкала Софья и отвернулась с гримасой отвращения и… безысходности.

Артем продолжал смотреть на нее в упор. Ветер не унимался.

– Что с вами… Да блин, с тобой что-то не так? – осторожно заговорил Герман, облокачиваясь о железные перила. Они немного ржавые, но ничего.

– У меня проблемы, которые мне нужно решить, – бессильно ответила девушка, устав скрываться и притворяться. – А если не выйдет – обрыв – мой ребенок умрет.

– Ты в этом уверена? Ну, что он под угрозой?

– К сожалению, – вздохнула та, наблюдая за ночным городом. Слащаво, романтично и сопливо… Хорошо, что сопли застывают на таком холоде, они сейчас ни к чему.

– Я могу как-то помочь? – робко спросил юноша, поправляя шапку с помпончиком.

Анастасия посмотрела на него со всей нежностью и мягко улыбнулась.

– Ты такой добрый, но ты же не можешь приказать моему мозгу. Хотя… Если ты превратишься в червячка, проникнешь к нему через мое ухо и начнешь сурово диктовать свои правила, тогда да, ты поможешь.

– Хах, забавненько, – скромно засмеялся Герман. – Но я знаю, что тебе не нужен никакой червячок. Ты справишься сама.

Она печально вздохнула, продолжая улыбаться и смотреть на город сквозь слипшиеся заснеженные ресницы.

– Если бы было так просто, если бы было…

Герман опустил голову с выражением крайней сосредоточенности, а потом отошел на пару секунд и принес две чашки горячего какао с зефиром.

– Держи.

Она неуверенно взяла кружку и перемяла ее в пальцах несколько раз.

– Ты клал сахар?

– Просто попробуй и скажи: вкусно или нет.

Анастасия медленно поднесла ее к губам, но потом быстро заморгала и отстранилась.

– Не бойся, просто доверься своему телу. Оно тебя не обидит.

«Господи, я не могу… я… я…»

Девушка глотнула какао, зажмурившись со страшной силой. Горячее, сладкое и приятно-нежное нечто обожгло нёбо и упало по горлу чудной пылающей волной. Она удовлетворенно раскрыла глаза, немного простонав.

– А теперь зефирку.

– Нет. Это уже точно нет, – замотала головой та, наотрез отказываясь и инстинктивно сжимая губы.

– Смотри. – Герман откусил зефира и с галактическим наслаждением промычал. – Еще полгода назад я не мог себе и жареной картошечки позволить, а теперь есть столько всего. Первые недели объедался до тошноты, но никак не мог наесться. У тебя же есть все. Чем ты хуже меня?

– Чем я лучше тебя!

– Это не ты сейчас сказала, ты же знаешь, – спокойно заявил юноша.

– Что?.. Я чего-то не пойму, откуда ты знаешь, что со мной происходит? – девушка стремительно переходила на упрекающий крик. – Как ты можешь заявлять…

– Я знаю, – твердо, но не нападая сказал Герман, – что говорю. Раньше приходилось видеть похожее.

Герман облокотился спиной о перила и отпил какао, спрятав одну руку в карман.

– Ты, что ли, тоже…

– Нет-нет, – поспешил поправить тот и замахал чашкой. – Упс, пролил немного. Короче говоря, у моего близкого человека была похожая проблема и пришлось справляться с ней.

– Вы обращались к специалисту? – поинтересовалась девушка, уставившись на парня круглым взглядом, но он только усмехнулся по-детски и ответил:

– Иногда «специалисты» говорят нам об очевидных вещах, которые мы просто боимся признать сами. Да, не смейся, я знаю, что звучит как во всяких киношках. Сейчас еще ветер должен эпично подуть, и мы такие стоим и смотрим в ночь из-под полузакрытых век.

– Знаешь, ты еще с таким серьезным выражением лица говорил. – Анастасия вытянула губы уточкой и сделала суровую физиономию, немного откинув голову назад. – Не обижайся, это я так.

– В общем, мы сами справлялись. Без понятия, как там по-научному, но навязчивости ушли. Это… работает.

– Что конкретно? – не догоняла девушка.

– Съешь, прошу тебя. – Он снова дал ей зефир, завернутый в салфетку.

Анастасия взяла сладость и с брезгливостью отряхнула пальцы от сахарной пудры, но затем посмотрела на Германа. Он поднял бровь, указывая носом на зефир, – она откусила кусочек. Что-то вязкое, слегка заветревшееся, но адски сладкое и термоядерно концентрированное. В мозг ударила глюкоза, а глаза немного занесло чернью.

– И как?

– Сладко. Слишком сладко.

– Верно, давай, еще кусай.

Она послушалась и, с усилием проглотив прошлый кусочек, откусила новый.

– Видишь! Это ведь просто. – Парень, походу, искренне обрадовался. Анастасия не верила, не понимала ничего, ощущая только зефир и какое-то странное покалывание в районе висков. – А теперь запей какао.

Мир падает, все обесценивается. Тревога отвесила пощечину металлической перчаткой:

«Я сейчас сойду с ума… Я точно свихнусь!!» – Она отпила какао и откусила зефир.

«Меня раздувает».

«Я отеку завтра».

«Артем меня разлюбит».

«Что за безвольная тварь?!»

«Ты не достойна выздоровления! Теперь – нет!»

«Прекрати! Прекрати это!!»

Анастасия зарыдала с полным зефира ртом; она забыла о муже, о подруге, о странном, но добром пареньке рядом. Она постепенно забывала себя, теряла связь с чем-то правильным и гармоничным; важно только одно: бежать и исправлять. Это желание настолько сильное и настолько непоколебимое, что выбора просто не остается. Ты обязана.

Но тут ее тело окутали по-зимнему теплые руки рядом. Герман уверенно прижал девушку к себе, обнимая ее так по-братски и так одобрительно, что та лишь уронила голову на его грудь и зарыдала громче.

– Ты все правильно сделала, – начал ласково и монотонно приговаривать юноша. – Посмотри, какая ты сильная. Самый сложный шаг уже сделан – ты осознала. Ты сделала это осознанно.

– Мне страшно, мне очень-очень страшно… – Ее буквально выворачивало наизнанку, голова трещала: в ней совмещались противоположенные мысли. Невыносимо!

– Ты ни в чем не виновата.

Дезориентированный ангел

Новый год уже прошел, а от старого мусора никто так и не избавился. Уже давно стемнело, солнце миновало пару кругов с тридцать первого числа, и грядет третье января. Вот только мальчик продолжает петь свои песенки, не чувствуя зимнего грома.

– Мы блестим и сияем! Мы дышим чистотой! Чистота – игра! – напевал под нос Герман, отжимая половую тряпку в раковину.

«Она должна скоро прийти. Так, в гостиной прибрал, кухня красивая… а, про эту идиотку в печи надо не забыть! А то восстанет из мертвых и закудахтает…»

Герман промыл ванную дезинфицирующим гелем, натер все до блеска. Зачем он пашет, как Золушка?.. Резко в заднем кармане джинс завибрировало; парень замер на секунду, а потом молниеносно протер руки полотенцем и ответил негромко:

– Да?

«Я что-то не понял, ты идиот?» – бесцеремонно прокричал человек.

– А что…

«Уронить пулю! Я не понял, мы с тобой тут в игры играем?»

Герман невнятно промямлил объяснение, расхаживая по комнате в барабанящем оцепенении.

«Хватит! Завались наконец… твою мать… – Он гаркнул, и динамик заскрипел лезвием по уху. – Герман».

– Да?

«Ты должен ее обезоружить».

– Чо? – переспросил парень, даже не уловив суть сказанного. Он нервно поправил волосы и присел на корточки. – Кого?

«Ярцеву».

Он отпустил пулю в его лобовое стекло, и весь фронтальный мир Кавалли рассыпался напрочь.

«Э? Куда пропал?»

– Я… ат… – Герман в замешательстве перебирал губами, но голова отказывалась строить связную речь.

«Слушай, ты, – грубо прикрикнул мужчина, – был договор – выполнять все».

– Но я просто не могу! – отчаянно крикнул тот, тыча себе в шею пальцами и чуть было не задыхаясь. – Она вообще не имеет отношение к этому, проблема с полицией. Она не при…

«Мне параллельно. Из-за нее тебя допрашивают! Ты понимаешь, что это уже не просто вопросики, как в тот раз? Я не смогу тебя выгородить, это конкретная куча навоза! – настаивал человек. – Убери Ярцеву, если не хочешь ее судьбы для себя. Все, отбой».

Звонок оборвался. Парень держал в дрожащих руках телефон и тупо на него пялился. Сглотнул, схватился за голову и…

– К черту. – Аппарат ударился о кафель, и экран раскололся. – Черт, черт, черт, черт… – трусливо шептал Герман, скрипя зубами.

Дверь хлопнула – он ушел. Минута, десять, сорок… дверь хлопнула – она вернулась.

– Ну и где он? – Софья ходила по темным комнатам, с опаской оглядывая углы и двери. Мало ли, этот идиот сейчас выпрыгнет и заорет. – Мальчик! Выходи.

Пусто и бездушно. В груди что-то екнуло. Какой-то пульсирующий удар; молотом или камнем, или, может, в нее врезался дезориентированный ангел?..

– Герман? – в надежде сказала женщина, услышав щелчок замка.

На пороге стоял он. Сняв промокшую вязаную шапочку, парень разулся и слегка поежился.

– Да, пока холодно, – подхватила Софья, продолжая завороженно наблюдать за его тенью. – Завтра оплачу ЖКХ.

Он молчал. Тень на стене стояла ровно, и единственное, что выдавало в ней человека, – нервное, испуганное дыхание.

– Может, включим свет? – осмелилась спросить женщина.

«Да ответь же мне! Скажи же хоть что-то! То не заткнуть – бормочет всю ночь о жизни и об Испании, – то застыл, как кубик льда, блин!»

– Не надо, – послышался охрипший, видно, простуженный мужской голос.

Свет фонаря немного падал на Софью; ее глаза так и бегали горящими искорками по странному (ой, странному…) рыжему щенку. Щенок наблюдал за этими искрами, и ему становилось плохо.

Он протянул к ней руки и резко, неожиданно прильнул к женскому телу, как ребенок к матери.

– Герман, не надо, – останавливала его Софья, как всегда, противясь приятному теплу.

– Я не могу… – проскулил тот, словно сейчас разрыдается.

– Что не можешь?

– Не могу сделать этого. Просто не могу.

Она аккуратно прикоснулась к его большой вздрагивающей спине и успокаивающе постучала ладонью.

– Пошли, тебе нужно в кровать.

– Нет, выслушай меня.

– Ты, видимо, простыл под дождем.

– Сонь, послушай…

– Герман. – Она приподняла его за щеки, и они все-таки увидели друг друга. – Все завтра.

Женщина довела парня до его дивана, расстелила постель, взбила подушку и… так, а где одеяло? На полу, что ли?..

– Прости меня. – Герман дернул ее на себя, неумело хватая тонкие губы своими. На пару секундочек они коснулись друг друга, поделились кто чем: один – теплом, вторая – ужасом.

– Нет-нет. – Софья отодвинулась, чувствуя необъяснимый страх.

– Пожалуйста, не выгоняй меня.

Она свела брови, и лицо задрожало в слезном припадке. Все бедное, надломленное существо тряслось, словно в лихорадке, которую можно унять только… чем?

– Но я не могу по-другому. Мне страшно.

Спасательная шлюшка

Ветер обдувал лицо, пробегался по и так шершавой коже. Вся эта сухость одолела с приходом зимы, так еще и увлажнение не помогает. Парк застыл, хотя, казалось, именно в этот поздний час здесь должны бродить заблудившиеся эксгибиционисты.

Черная фигурка съежилась на одинокой скамейке. Через пару часов выключат фонари, и еще сильнее похолодает.

«Что же я делаю? Убежала из собственного дома. Дура… да, дура! Идиотка!»

В голове газуют мысли-бульдозеры, вспахивая мозги. Хочется разорвать на себе одежду, стать в центр аллеи голой, вознеся руки к небу, и орать во весь голос. Орать так, чтобы ветки деревьев ломались.

«Это же была просто случайность, а я испугалась. Ребенок, что ли, подросток забитый?.. Да какого хрена?! Что он там себе додумал? Решил помочь мне? СПАСТИ?! – Мысли разом оборвались: женщина облизнула губы. – Как же я устала от тебя, Герман Кавалли…»

– Эй, ты чего тут мерзнешь? – вдруг заговорил проходящий мимо бэд-бой-переросток. Как он вообще подошел так близко с этим своим страшным пакетом? – Смотри, а то примерзнешь к лавке.

– У меня колготки с автоподогревом. – Тут она резко стрельнула на него взглядом из-под грузных, черно-угольных век, гипнотически моргая ресницами.

Незнакомец подошел ближе.

***

Герман гневно сжимал в руках осколок той глиняной вазы, которую Мраз разбил тогда в баре. Он рассматривал в полумраке орнамент, перекручивая через мыслительную мясорубку слова заказчика. И наконец фарш готов:

«Я должен убить ее».

Резко зажегся свет в прихожей. Сердце парня задубело, будто его ударили стальным молотом в грудь. Он зажал осколок острой стороной наружу и замахнулся, поджав губы. Но в коридоре послышались активные вздохи, предательские взвизги; происходило что-то быстрое и неправильное.

– Соня?.. – Он уронил руку и спрятал черепок под кофту. Прикрывая лицо от яркой вспышки света, юноша зашагал на звуки. В коридоре у стены зажимались два человека, изворачиваясь в уродливые змеиные формы. Огромный амбал закрыл своей спинищей крохотное тело женщины; на пол сыпались вещи.