Крылья нетопыря. Часть I. Сон разума

– Как и ты того, что видел я, – тихо произнёс Азарь. – Я пришёл, чтобы дать тебе выбор – так и дрожать затравленным зверьком в зловонной клоаке или научиться быть хозяином даже в стане врага. Подумай об этом, а я, может быть, вернусь.

Перед четвёртой темницей Гааталия остановился и произнёс:

– Здесь находится оно. Посветите?

Азарь взял факел. Гааталия выудил из-за пазухи мел и принялся чертить им вокруг двери символы на старинном наречии яфегов, тех первых, что двадцать четыре столетия назад основали Саахад.

– Жрецы очень его боятся, – между тем продолжал рытник, – поэтому постоянно держат в состоянии сна.

Очертив дверь по периметру древними знаками, Гааталия сложил руки на груди в жесте молящегося, склонил голову и закрыл глаза. Его губы чуть заметно подрагивали. Внезапно символы засветились, сдвинулись на три пальца по часовой стрелке, и дверь еле слышно отворилась. Рытник забрал у Азаря факел и жестом пригласил в темницу.

Помещение было настолько тесным, что двое с трудом там помещались. На ровной каменной стене висел распятый мужчина. Азарь никак не мог уловить, что же в незнакомце ему не нравится, но почему-то образ человека вызывал у него отвращение.

– Я потратил уйму времени и бессонных ночей, чтобы понять, в чём его секрет, – тихо вымолвил Гааталия. – Сложнее всего было разбираться, удерживая его в этом же состоянии. Взгляните, учитель.

Рытник подошёл к мужчине и положил ладонь ему на затылок. Через мгновение черты лица распятого стали тоньше и приятнее. Кости и общее строение тела уменьшилось, а половые органы из мужских стали женскими.

У Азаря отвисла челюсть.

– Но мне кажется, это не его истинный облик, – гордый произведённым эффектом, сказал рытник и снова прикоснулся к затылку уже незнакомки.

Тело распятого снова подверглось изменению. Грудь осталась женской, а вот лицо приняло черты одновременно мужского и женского организма. Гениталии тоже проявились обоих видов.

Ересиарх осторожно, точно боясь, что видение рассыплется, прикоснулся к лицу существа.

– Не может быть, – поражённо протянул он. – Кто бы мог подумать…

– Вы что его знаете? – изумился Гааталия.

– Я не думал, что такие, как он, ещё существуют… Андрогин.

Азарь рассматривал существо с ног до головы, словно увидел величайшее из чудес.

– Есть легенда, – продолжал Азарь, – что первые люди были андрогинами, а мы произошли от них. Они соединяли в себе черты женщины и мужчины, поэтому каждый из них мог стать родителем. Андрогины были почти так же сильны, как боги, и в один прекрасный день возжелали сесть на их место. Богам это, разумеется, не понравилось, и они разделили андрогинов на две половины – мужчину и женщину. А потом ещё и разбросали половинки по Горнему, чтобы труднее было соединиться. Так появились нынешние люди. Отсюда и наше постоянное желание найти вторую половину. Чтобы снова обрести себя и стать полноценным.

– А это правда?

Азарь лукаво посмотрел на ученика.

– Конечно, нет, что за вздор? Это всего лишь легенда. Ну а по части их силы… посмотрим.

– Привести его в чувство?

– Нет, не стоит. В другой раз.

Рытник кивнул.

– И вот ещё что… Я даже не знаю, как сказать…

– Да говори уже как есть, – хмыкнул ересиарх.

Гааталия покраснел.

– Вставьте ему палец туда…

– Прям туда?

– Да.

– Во влагалище?

– Да! – рытник покраснел ещё больше.

Азарь прыснул и подчинился храмовнику. Гааталия в который раз произвёл какие-то манипуляции с затылком адрогина, и тут же палец Азаря стиснули мелкие, но крепкие зубы. От неожиданности и боли ересиарх вскрикнул и отдёрнул руку.

– Чтоб тебя, Горислав! Не мог предупредить? Никто не слышал?

– Нет.

– Невероятно! – шёпотом воскликнул Азарь. – Зубы! Ну, надо же… Превосходно. Его мы однозначно забираем. Всё-таки не зря я сюда пришёл! – Азарь обернулся и положил руку на плечо храмовнику. – Ты отлично поработал, мой мальчик, и скоро я вызволю тебя отсюда.

– Скорее бы.

– Всему своё время. Что ж, – задумчиво произнёс Азарь, – сегодня был удачный день. Идём отсюда, мой друг.

На обратном пути ересиарх вдруг остановился и прислушался. Гааталия тоже замер. Откуда-то доносился голос, вдохновенно читавший «Луэнсио» Мореля Геннора.

– Чёрт возьми, кто это? – удивился ересиарх.

– Один из наших заключённых, – пожал плечами рытник. – Нетопырь по имени Фаул.

– Нетопырь, читающий наизусть Мореля Геннора? – изумился Азарь. – Горик, завтра ночью ты просто обязан меня с ним познакомить!

Рытник смиренно поклонился.

Тюремщик и заключённый продолжили путь. Факел мало-помалу начинал гаснуть, и пришлось ускорить шаг. Мрак вокруг мужчин сгущался всё больше.

– Учитель, – прошептал рытник, – я должен вас предупредить: завтра вам уже никто не позволит уйти из себя, как вы это сделали сегодня. Я почти уверен, что Синод созовёт всех рытников Храмовых скал, чтобы они удержали ваше сознание в вашей же голове.

– Хм, – Азарь задумчиво почесал затылок и остановился. – Это логично. Расскажи мне, как всё будет.

– Мы встанем по периметру пыточной и образуем круг силы. Вдобавок всё помещение будет усыпано святыми символами.

– Хм, хорошо, что ты предупредил меня. Хм, однако… Постарайся завтра быть как можно ближе к Элестару.

– Я понял, учитель.

Когда они вошли в темницу Азаря, ересиарх попросил сделать нечто странное, но рытник не стал задавать вопросов. Если учитель просит, значит, так надо; захочет – объяснит всё сам. Азарь попросил его аккуратно вырезать из каменной породы, которая служила в келье всем от пола до стен, небольшой куб.

Рытник наморщил лоб и сел на одно колено. Сжав ладонь в кулак, он выставил вперёд указательный палец, из которого тотчас ударил тонкий белый луч. От пола потянулся тонкий сизый дымок.

Рытник вырезал в каменном полу куб. После того, как Гааталия извлёк куб, Азарь потребовал разрезать его пополам горизонтально. После чего обе части были возвращены на место. Гааталии пришлось несколько потрудиться, чтобы проёмы между вырезанными камнями не бросались в глаза.

Азарь поблагодарил ученика и отпустил.

Магия чудодейственной травы рытника начала таять как раз, когда за спиной Азаря хлопнул затвор, и ересиарх остался в одиночестве. Не думая о возможных последствиях, он бросил в рот ещё щепотку, какое-то время подождал, пока трава начнёт действовать, и снова принялся за штырь. Пока руки были заняты физической работой, мысли Азаря поглотил грядущий допрос.

Мало-помалу штырь начал поддаваться. Но вдруг ширкнул замок, и распахнулась дверь. На пороге стояли два рытника, обоих Азарь видел впервые.

– Идём, – пробасил тот, что вошёл первым.

Азарь молча покинул темницу и проследовал за цепными псами Храма до самой пыточной, которая, оказывается, находилась пятью ярусами выше. Перед её дверью ересиарх на миг замер и затаил дыхание, словно готовился войти в клетку с тиграми. Он неосознанно потирал шрам между указательным и большим пальцем левой руки в виде буквы V. Мгновение прошло, и ересиарх переступил порог.

По периметру всей пыточной, надвинув островерхие капюшоны на лица, стояли рытники. На полу между дробящим стулом, на котором вчера сидел Азарь, и столом Синода была начерчена классическая пятилучевая пентаграмма в круге из неизвестных Азарю символов. Похожие знаки покрывали и стены пыточной, а на сводчатом потолке за ночь успели начертить ещё несколько пентаграмм посложнее.

Азарь распахнул руки и воскликнул:

– Доброго утречка, господа! Элестар! Илия! Не смотри на меня так, негодяй, я знаю все твои мысли, – называя их, ересиарх кланялся персонально. – И ещё десять мужиков, которых я не запомнил… Ах, да! Ты, кажется, Захария! И вы, друзья! – он обращался к спекулаторам и рытникам. – Здравствуйте все! Как спалось?

– Вероятно, не так хорошо, как вам, – хмуро произнёс Элестар, не отрывая взгляда от исписанного каракулями пергамента. – Как вы, вероятно, заметили, сегодня наша компания пополнилась.

– Это было трудно не заметить, – хмыкнул Азарь и поудобнее устроился в уже знакомом кресле. – И сама кельюшечка вроде как-то изменилась внешне, не могу вот только понять в чём же… Кто-то из вас выщипал брови? А! Наверное, всё дело в этих символах, – Азарь поднял вверх палец и очертил им круг. А потом жёстко добавил: – И в пентаграммах. Если мне не изменяет память, за их использование полагается сожжение даже без суда. Или я что-то путаю?

– Вы, Азарь, ничего не путаете, – Элестар, наконец, оторвался от пергамента и устало взглянул на подсудимого. – Действительно, за них сжигают. Но рытникам в особых случаях допускается к ним прибегать.

– Неужели такая честь из-за меня? – картинно удивился Азарь.

– Всё для вас, сударь.

– Вы, право, льстите мне, милостивые государи. Вчера я удостоился аудиенции с самим Священным Синодом Храмовых скал, сегодня к нему добавилась армия рытников и запрещённая магия, что будет завтра, преподобный? Я увижу небесное воинство?

– Дай бог никто из нас не увидит небесное воинство, – при этих словах Элестар осенил себя священным знамением.

Азарь повернулся всем телом к ближайшему рытнику и произнёс:

– А вам самим, ребята, не тошно?

Но за рытника ответил Илия.

– Интересно, отчего им должно быть тошно?

Азарь наклонил голову и какое-то время молчал.

– Когда-то рытники, – с издёвкой начал он, – сошлись в битве с лучшими воинами лютичей и победили. Не то чтобы я восхищался тем, что вы уничтожили целый народ… Но это, как минимум, делало честь вашему воинскому умению. А теперь, – ересиарх вдруг замолчал и, указывая пальцем, пересчитал рытников, – сорок лучших воинов мира стерегут одного меня. И смех и грех, право слово.

– Мы были обязаны почтить такого знатного гостя, – съязвил Илия.

– Довольно! – слегка повысил голос Элестар. – Мне надоел этот балаган. Мы все прекрасно понимаем, для чего сегодня здесь рытники. И можете не сомневаться, Азарь, они не позволят вам ускользнуть.

– Ну, как вам сказать, – ересиарх скорчил рожу и повертел перед лицом пятернёй. – Знаете, я ведь как в той сказке – колобок. И от бабушки ушёл, и от дедушки, и от тебя, серый волк, уйду.

– Я знаю и более древний вариант этой сказки, – Элестар сложил ладони в замок и вздохнул. – Там каждый зверь откусывал от колобка по кусочку.

– А так и было, – жёстко произнёс узник, глядя в переносицу преподобного. – Каждый на моём пути откусывал по куску от моей души.

– Но колобка в итоге съели. Хоть в вашей сказке, хоть в моей. Что же с вашей душой?

– Ничего. Бездна. И когда вы думаете, что смотрите на меня, на самом деле вы смотрите в неё. Но берегитесь, она тоже смотрит на вас. Она постоянно растёт и всё время учится, на что вы явно не способны.

– Отчего же? – не выдержал Илия. – Вчера мы извлекли урок, и, как видите, сегодня с нами рытники. К слову, они и появились-то благодаря нашей тяге к знаниям. Да-да, представьте себе, они были венцом нашей исследовательской деятельности. Мы изучали древние манускрипты, алхимию, человеческую природу, анатомию, проводили сложнейшие опыты…

– Словом, – перебил его Азарь, – вы делали всё то, за что меня теперь судите.

– Так, мне всё это надоело! – Элестар хлопнул ладонью по столу и привстал. – Скажите, Азарь, вы нас тут всех за идиотов держите?

– Нет.

– Врёт, – вдруг бесстрастно произнёс рытник справа.

– А, так они ещё будут удостоверять мою правдивость?

– И это тоже, – кивнул голос Синода. – Предположим, я этого не слышал. Так какого же рожна вы тянете время, хотя ещё вчера обещали всё нам рассказать?

– Ну, – Азарь развёл руками, – при этом за столь важные для вас сведения я просил сущую безделицу – не причинять мне боли и хорошо кормить, а вы сделали ровно наоборот. И я даже не знаю теперь, можно ли вам доверять, милостивые государи.

– И теперь врёт, – напомнил о себе рытник.

Азарь косо посмотрел на него и продолжил.

– Но, как жест доброй воли, я мог бы рассказать вам кое-что занимательное до того, как вы удовлетворите мои очень скромные желания, – как и в первый день, ересиарх обернулся к горну и долго наблюдал за танцем пламени. Все ждали. – Итак, пожалуй, я начну с самого для вас интересного… Вероятно, вам уже сообщили, что сегодня ночью от удушья скончался один из ваших тихих омутов. Скончалась, поскольку это была девочка. Да… Я убил её из жалости, потому что мне было больно смотреть, до чего вы довели ребёнка. Можете поверить, я её хорошенько осмотрел, ничем нельзя было помочь.

После этого заявления преподобные члены Синода бросились нервно переговариваться меж собой.

– Как вы понимаете, без посторонней помощи мне это не удалось бы. Так вот, почему-то мне кажется, что вы не слишком захотите, чтобы рытники услышали то, что я собираюсь вам сказать далее… Вчера вы, преподобный Элестар, да, кажется, вы спрашивали меня о других ересиархах. Ну так нет ничего проще, один из них – мой помощник и ученик здесь – в Храмовых скалах. Более того, он в этой самой келье и очень недалеко от вас, преподобный.

– Он не врёт, – бесстрастно подтвердил рытник.

Адвокат дедера Илия стиснул зубы, сдерживая ругательство.

Глава 3

– Милостивые государи, – Элестар обратился к рытникам, – оставьте нас.

Рытники один за другим безмолвно удалились. Азарь следил за этим с кривой ухмылкой победителя. Когда последний рытник закрыл за собой дверь, преподобный отец Элестар сложил ладони в замок и дал отмашку палачам уйти тоже. После чего кивнул ересиарху.

– Продолжайте, Азарь. Мы все вас внимательно слушаем.

Азарь обвёл Синод взглядом. Все сидели точно на иголках. Ересиарх остановил свой взор на преподобном адвокате дедера Илии.

– Прости, мой друг, – глядя тому прямо в глаза, бархатным голосом произнёс пленник.

Все посмотрели на Илию, тот чуть не подпрыгнул.

– Да вы что с ума посходили? Да вы кому верите? Верните сюда рытников! Или хотя бы спекулаторов! Да у меня и возможности-то не было!

– А чего ты так всполошился, Илия? – желчно произнёс Захария.

– Что? – ещё сильнее рассвирепел адвокат дедера. – Ты тут на что сейчас намекаешь? О, я знаю, почему ты так ухватился за эту возможность убрать меня! Это потому, что я знаю о тебе и парочке монахинь…

– Господа! – повысил тон Элестар. – Вы в своём уме? Не при этом же. – И жестом указал в сторону Азаря, который тут же поклонился. – Я призываю вас всех к порядку. А вы, Азарь, готовы поклясться об этом на сапти… Ах, ну да, вы же еретик и поклянётесь на чём угодно… Вы предлагаете поверить вам на слово, что наш брат преподобный отец Илия тоже ересиарх?

Азарь потянулся и произнёс:

– Во-первых, вы уже поверили, что один из ваших братьев – мой ученик. Ну, рытник бы не дал соврать. Почему вы, собственно, всех и выслали. Мне непонятно одно.

И Азарь замолчал до тех пор, пока седьмой из Синода не спросил.

– Что же?

– Почему вы ничему не учитесь? Хотя только что уверяли меня в обратном.

– К чему вы клоните? – напряжённо спросил Элестар.

– Мы столько времени провели вместе, но вы так до сих пор и не поняли, что когда я собираюсь о чём-то рассказать, о чём-то важном, то захожу издалека и говорю много. Это ведь так очевидно, почему до сих пор никто из вас этого не заметил?

– Ближе к делу, сударь, – выдавил красный Илия.

– Как прикажете говорить, если вы всё время перебиваете?

– Хорошо, Азарь, – твёрдо произнёс Элестар. – Мы не будем вас перебивать и не скажем ни слова, пока вы сами не дадите знать, что это всё.

Азарь кивнул и снова надолго повернулся к огню.

– Я хочу, чтобы вы знали, милостивые государи, что я стараюсь уважать вас. Всех вас, ныне присутствующих в этой пыточной, хотя вы все, конечно же, преступники. Преступники, упивающиеся своей мнимой безнаказанностью. Я говорю мнимой, потому что я пришёл сюда судить вас. Я говорю вам в лицо, что вы в моих руках, что я пришёл воздать вам по заслугам, а вы продолжаете верить в моё безумие и упиваться вашей иллюзорной властью надо мной. А знаете почему? – Азарь встал и вразвалочку подошёл к столу с инструментами. Взял клещи и несколько раз клацнул ими перед своими глазами. – Потому что вас больше. Это стадный инстинкт всех разбойников. У кого из вас достанет храбрости сейчас остаться со мной один на один в этой пыточной? – ересиарх обвёл всех взглядом.

Синод молчал. Большинство скрупулёзно что-то записывало. Выдержали взгляд Азаря только двое – адвокат дедера Илия и голос Синода Элестар.

– На самом деле, это интересная вещь. Я бы даже посоветовал нынешним правителям искать так разбойников и негодяев. Это ведь дедерски просто и проверяется единым махом – если смелость человека уменьшается прямо пропорционально уменьшению количества его единомышленников, вероятность подлости с его стороны возрастает. Вы хотите возразить мне, Элестар?

– Ваша логика мне кажется весьма интересной, но… достаточно спорной. По-вашему выходит, что если толпа разбойников нападёт в лесу на толпу крестьян, победят те, кого больше? И страх разбойников будет возрастать по мере уменьшения их количества, а страх крестьян будет уменьшаться по мере того, как крестьяне умирают?

– Хороший пример, – улыбнулся Азарь и сел в «своё» дробящее кресло. – Конечно, тут много нюансов, но если мы возведём эти две толпы в некий абсолют, то что мы получим? – Азарь поднял правую руку ладонью вверх. – Первая толпа – разбойники. В разбойники редко попадают хорошие воины, поскольку тех обычно ценят в княжеских или боярских дружинах. Следовательно, на большую дорогу попадают эдакие недовоины либо вообще не воины. Ратной выучкой они взять не могут, и мы это все понимаем, поскольку лично мне почти не известно случаев, когда бы разбойники нападали на дружину, хотя бояре обычно возят с собой приличные суммы. Пятьдесят разбойников могут напасть на десять дружинников, но никогда десять разбойников не нападут на пятьдесят витязей. Ребята с большого тракта умны и осторожны, хоть людская молва и зовёт их лихими. Эта лихость проявляется обычно на тех, кто слабее. И это разумно с их образом жизни, иначе бы они истребили сами себя, как явление.

– Теперь возьмём вторую толпу, – продолжал ересиарх. Он вытянул левую руку ладонью вверх и на миг перевёл дыхание. – Здесь у нас крестьяне или кметы. Вся их жизнь – это работа. По сути, это упражнения для их мускул, которые они выполняют целыми днями. То есть, когда разбойник ещё спит – кмет трудится, сиречь тренируется. Когда разбойник гуляет в трактире, просаживая награбленное – кмет тренируется. Когда разбойник выслеживает новую добычу… Я думаю, общее направление мысли ясно. Кроме того, нельзя забывать о нашей любимой мужской забаве всех неревских народов – о кулачном бое. То есть наш бедный крестьянин имеет превосходную мышечную форму, навык самых разных поединков и чувство собственной правоты. Это вообще, на самом деле, великая вещь – чувство собственной правоты. Вдумайтесь! Перед тем как пойти на кого-то войной, каждый князь вбивает в голову своим подданным и дружине, что враг был не прав, а у него – у князя, который идёт на чужую землю убивать чужой народ, есть право и даже моральная обязанность вторгнуться с дружиной. Это делать совершенно необходимо, потому что чувство собственной НЕправоты порождает груз ответственности и чувство вины. Когда мозг воина подавлен этими двумя эмоциями, его боеспособность существенно падает. Он не может всецело отдаться сражению, и часть его мыслей и энергии поглощена этими эмоциями. Но! Если воин уверен, что поступает по правде, даже если на самом деле это не так, он будет отдаваться этому делу всецело. Он – хороший, он лучше их, его врагов, тех, с кем воюет. Это даёт ему ещё и чувство собственного превосходства над ними, делает врага, в некотором роде, даже не совсем человеком – тварью, которую можно и нужно истреблять. У разбойников нет этого чувства, у них как раз наоборот – чувство собственной НЕправоты. И кроме того что им приходится сражаться с сильным противником, который изо дня в день таскает плуг по полю или ворочает мешки с мукой, который на любом празднике молотит кулаками направо и налево, так ещё бедному лиходею приходится тратить силы, чтобы побороть в себе чувство этой самой неправоты. То есть разбойник оказывается вдвойне в невыгодной позиции. Поэтому он и должен проиграть.

– Но почему тогда в большинстве случаев всё случается совсем наоборот? – желчно заметил Илия.

– А вот здесь самое интересное! – улыбнулся Азарь. – Мы с вами уже поняли, что если взять, условно, пять разбойников и пять крестьян и столкнуть их нос к носу, скорее всего, крестьяне закопают разбойников и не заметят. И наши лиходеи с большой дороги это прекрасно понимают. Поэтому в дело вступает тактика. Ну, это закон войны, – развёл руками ересиарх, – закон любого противостояния: где нельзя задавить противника в лоб, начинаешь думать. Мы с вами знаем, что в любом воинском и боевом формировании всегда используется тактика. Даже у лютичей она была. Никто и никогда не сможет её повторить, но тем не менее. И чем выше выучка воина, тем она продуманнее и интереснее. Но мы с вами помним, что в разбойники идут недовоины, поэтому их тактика проста, как тарганский шиллинг. Первое – это подавить волю противника к сопротивлению. Достигается двумя путями. Конечно, это численное либо оружейное преимущество – всегда. И менее очевидное – эффект внезапности. Грубо говоря, застать врасплох. Сбить с толку. Назовите мне хоть один случай налёта, где бы пришёл к купцу атаман и сказал: «Сегодня я заявлюсь сюда с парой своих товарищей и разнесу тебя к чертям, вычищу все твои закрома и изнасилую всех женщин». Хоть один?

Все молчали.

– Конечно, не назовёте, так могут поступить только воины и князья. Разбойник устроит засаду, нападёт сзади и вонзит нож в спину. Он постарается устранить в первые мгновения неразберихи как можно больше противников, чтобы к моменту, когда жертва разберётся и будет готова дать отпор, мы уже имели соотношение не пять разбойников к пяти кметам, а пять разбойников к одному-двум кметам. Дальше в дело вступают угрозы, пытки и всё в таком духе. Если к моменту, когда жертва поняла что к чему, соотношение будет обратным – пять кметов на два-три разбойника, или крестьяне по-прежнему будут стоять насмерть за своё добро и покажут решимость идти до конца – в большинстве случаев разбойники бегут.

– Всё равно мне это кажется достаточно спорным, – развёл руками Элестар. – Сейчас вы, Азарь, как-то уж слишком издалека зашли… И давайте ближе к делу. Я уже даже не помню, с чего всё началось.

Азарь улыбнулся.

– Мы можем спорить и разбирать частности довольно долго, но с общей тактикой разбойников вы согласны? Согласны, что всё выглядит примерно так?

Синод покивал.

– Здорово! – воскликнул ересиарх. – Я действительно очень рад. А теперь вернёмся к нашим баранам. Взять даже отдельный сегодняшний день. Что мы видим? Один заключённый в пыточной, где сама по себе атмосфера, ну, прямо скажем, угнетает. И узник здесь один, а против него – лучшие воины мира, палачи и подпалачики, целый Священный Синод. – Азарь развёл руки в стороны. – Магия! То есть понимаете? Это же демонстрация численного и оружейного превосходства в чистом виде! Далее, эффект внезапности – кто бы мог подумать, что сегодня вы выведете против меня сорок лучших воинов мира и всю мощь начертательной магии? Признаюсь, это поразило моё воображение. Вы нанесли по мне удар, вы меня разоружили, лишили единственного рычага давления на вас – возможности улизнуть из собственного тела. Но я не сдался, я не принял оборонительную позицию, а пошёл в атаку. Поэтому вы испугались, и отступили, и выпустили инициативу. Никто никогда не вёл с вами себя так, как я. Поэтому вы не знаете, как реагировать, вас этому никто не научил. Поэтому вам страшно. Вы сбиты с толку. Но вы вынуждены считаться с моими желаниями, поскольку понимаете, что я пойду до конца. А ещё вы чувствуете во мне это самое волшебное чувство – чувство собственной правоты. Которого у вас нет, потому что для поддержания величия вашей религии вы вынуждены делать то, что она осуждает.

Повисло молчание. Члены Синода в большинстве своём смотрели на ересиарха и не могли вымолвить ни слова. Адвокат дедера Илия гневно испепелял его взглядом. Жирный боров, похожий больше на слободского дурачка, чем на главу высочайшей организации Горнего, что-то сосредоточенно писал на пергаменте перед собой.

– Вы правы, что сбили нас с толку своим поведением, – вдруг тихо произнёс Элестар. – Сам по себе это прелюбопытнейший случай, и мне доставит истинное удовольствие записать его в анналы Храмовых скал. Но вы ведь не могли быть достаточно уверены, что мы поведём себя именно так, а не вздёрнем вас тут же за дерзость. Всё это было очень рискованно. И напротив, ваше искреннее желание сотрудничать, быть может, могло бы сохранить вам жизнь.