Лето 1969

У Джесси куча вопросов, но она завороженно смотрит, как Пик творит сэндвичи. Он поджаривает в тостере до золотисто-коричневого цвета великолепный хлеб, смазывает его майонезом, сверху кладет бекон и нарезанный помидор, накрывает салатом, который мастерски нарезает тупым поварским ножом, что принадлежит домику дольше, чем Джесси живет на свете. Пик раскладывает сэндвичи на тарелки и вынимает из шкафа два стакана. Он знает, где что лежит на этой кухне. Как же так? Пик достает из холодильника запотевший кувшин лимонада, ставит на стол бутерброды и напиток, а затем тянется в узкий шкаф, служащий буфетом, и выуживает цилиндрическую банку картофельных чипсов «Джейс». У Джесси челюсть падает. Картофельные чипсы категорически запрещены в обоих домах. Единственное исключение, когда Кейт разрешает Джесси есть картофельные чипсы, – это в клубе вместе с сэндвичем с куриным салатом, и то, если при этом присутствует Экзальта, Джесси приходится просить взамен морковь.

Целая жестянка картофельных чипсов, и где – в «Пустячке»!

Пик поднимает бокал с лимонадом:

– Приятно с тобой познакомиться!

Джесси таращится на парня. У него притягательные льдисто-голубые глаза цвета редчайших кусочков морского стекла.

– Взаимно, – говорит она. Оба чокаются бокалами, и Джесси чувствует себя неловко. Она никогда раньше не чокалась с мальчиком. Никогда не ела наедине ни с одним мальчиком, кроме Тигра.

Джесси съедает половину сэндвича и огромную порцию чипсов – изо всех сил сдерживаясь, чтобы в припадке безумия не проглотить сразу всю жестянку, – и решается спросить:

– Ты что, живешь здесь?

– Ну да. А дедушка живет в комнате внизу.

Джесси так шокирована этой новостью, что на какое-то время лишается дара речи.

Пик щелкает пальцами у нее перед лицом.

– Эй! Земля вызывает Джесси!

Она не может устоять, улыбается и отвечает:

– Я тут.

16 июня 1969 года

Дорогой Тигр,

спасибо за поздравление с днем рождения. Мне вручили пластинку и два ожерелья, но лучшим подарком стало твое письмо.

В этом году торта не было, потому что мы ехали на Нантакет, но потом поели жареных креветок в «Закусочной Сьюзи» и отправились в молочный бар «Остров», где мне досталось мороженое с горячим шоколадным сиропом.

Должна тебе сообщить о двух вещах. Во-первых, мама и папа купили телевизор, и мама попросила мистера Кримминса поставить его в кабинете «Все средства хороши», не сказав бабуле! (Кстати, мистер Кримминс передает тебе привет, но о нем чуть позже.) Мама и бабуля жутко поссорились, кричали, а мама угрожала уехать назад в Бруклин. Я убежала, до того как ссора окончилась, но знаешь что? Телевизор остался! Мама потом сказала мне: бабуля поменяла мнение, когда узнала, что впервые в истории по американскому телевидению покажут Уимблдонский турнир и она сможет увидеть игру своего любимого Рода Лейвера.

Джессика на минутку останавливается, вспоминая, как Кирби назвала Рода Лейвера «знойным Лейвером» прямо при Экзальте, и та рассмеялась, запрокинув голову. Тигр при этом присутствовал и позже согласился, что Кирби что угодно сойдет с рук. Экзальта всегда неровно дышала к Ракете Роду (над этим прозвищем Кирби тоже ехидничала), и эта симпатия усилилась после смерти дедушки. Кейт крайне разумно использовала теннисиста в борьбе за сохранение телевизора.

Еще я должна тебе сказать, что этим летом мистер Кримминс будет жить в «Пустячке» вместе со своим внуком Пикфордом Кримминсом, по-простому Пиком. Пику пятнадцать, он живет в Калифорнии с матерью, которая на самом деле Лорейн, но все называют ее Лавандой. Лаванда – дочь мистера Кримминса, но она уехала с Нантакета, когда узнала, что беременна. Пик говорит, они жили в городках по всей Калифорнии, а последние пять лет – вообще в коммуне возле грушевого сада. Но однажды утром Лаванда решила, что хочет «попутешествовать», встала и ушла, оставив Пика!

Кто-то в коммуне знал, как связаться с мистером Кримминсом, и тому пришлось поехать в Калифорнию на своем старом грузовике и забрать внука на Нантакет. Пик работает на кухне в ресторане «Северный берег». Обычно его ставят на салаты, но он надеется, что вскоре получит повышение до горячих блюд. В коммуне Пик трудился на кухне, где и научился готовить. Та коммуна была вегетарианской, поэтому он ни разу в жизни не пробовал мяса до того, как мистер Кримминс по дороге из Калифорнии остановился в «Макдоналдсе».

Теперь Пик обожает мясо. Особенно любит бекон, я ему сказала, что это и твоя любимая еда.

Джесси останавливается и перечитывает письмо. Не слишком ли много она болтает о Пике? Уж не решит ли Тигр, что сестренка запала на парня? Раньше Джесси не понимала значения слова «запала», но теперь все предельно ясно. Каждая клеточка ее тела будто сжимается, сердце – словно апельсин, из которого выдавливают сок, эмоции так и брызжут.

Завтра утром у меня начинаются уроки тенниса. Сказала бы, что боюсь, но я же знаю, ты сталкиваешься кое с чем гораздо хуже, чем два часа бить по мячу на раскаленной глине. Я очень скучаю по тебе, Тигр. Прошу, береги себя.

С любовью,

Месси

Magic Carpet Ride

[14]

Эван О’Рурк сообщает Кирби, что она последней из девушек приехала на лето в дом на Наррагансетт-авеню. Эван – племянник Элис О’Рурк, лысеющий сорокалетний холостяк с заметным брюшком, который, несмотря на июньскую жару, одет в белую рубашку с длинными рукавами, коричневые брюки и коричневые оксфорды.

Кирби все еще не отошла от общения с доктором Фрейзер. Она снова и снова проигрывает в голове их разговор, пытаясь расшифровать выражение лица и тон хозяйки дома. «А твои родители знают?»

Ровно тот же вопрос доктор Фрейзер задала Кирби во время их первой встречи.

Эван рассказывает ей, что живет в квартире цокольного этажа и управляет делами тети Элис, которая почти оглохла и ослепла от катаракты.

Кирби решает польстить Эвану.

– Твоей тете очень повезло, что у нее есть ты.

Он багровеет. Затем следует за Кирби два пролета лестницы наверх – видя не только обаяние Кирби, но и кое-что еще, – и она понимает, что от своей работы Эван получает почти невыносимый восторг. К тому времени, как они добираются до чердачного помещения, он весь пылает.

– Тебе повезло, – говорит Эван. – Девушке, которая здесь жила, не понравилось находиться одной на этаже, поэтому она переехала в предназначенную тебе каморку размером с телефонную будку. Так что теперь эта комната с двуспальной кроватью – твоя. Здесь даже отдельная раковина.

– Отлично! – восклицает Кирби. Комната на чердаке, как и следовало ожидать, просторная и пыльная. Боковые стороны скошены крышей, но все же остается достаточно места для двуспальной кровати, комода, шкафа, вентилятора на подставке, стальные лопасти которого создают приятный ветерок, и обещанной раковины с прибитым над ней крошечным круглым зеркалом. Есть также одно окно, которое, похоже, выходит на нижнюю часть крыши. Великолепно.

– Мне нравится, – улыбается Кирби. Эван ставит на пол ее большую сумку, Кирби бросает рядом вещевой мешок и кладет на кровать свое сокровище – портативный проигрыватель «Силверстоун».

– Мой отец заплатил аренду, правильно?

– Да, – подтверждает Эван. – Также тебе ежедневно положен завтрак, кроме воскресенья. Душ и туалет – на втором этаже, общий на четырех девочек.

– Женщин, – поправляет Кирби.

– О, так ты феминистка? – Эван выглядит неожиданно заинтригованным. Может, ему интересно, нравится ли Кирби идея свободной любви, ходит ли она иногда без лифчика, избавилась ли от сексуальных запретов, которые сковывали девочек, выросших в пятидесятые.

Разумеется, Кирби – феминистка. В прошлом она погуливала (до офицера Скотти Турбо у нее было еще два любовника), но, после того что произошло этой весной, поклялась дождаться любви, прежде чем снова ложиться с кем-то в постель. Она никогда, никогда не будет спать с Эваном О’Рурком. Но немного повеселиться, пожалуй, можно.

– Ты куришь травку, Эван? – спрашивает она.

Он явно пугается. Неужели Кирби в нем ошиблась? Может, Эван попросит гостью покинуть дом, до того как та распакует хотя бы одну мини-юбку. В конце концов, ей придется проситься жить у Раджани. Или провести лето на Нантакете с Экзальтой, Кейт и Джесси. Немыслимо. Когда же, когда же, когда она научится держать язык за зубами?

Но тут Эван расплывается в кривой улыбке.

– Случается, – признается он, – хотя официально курить в доме запрещено. Еще не разрешается употреблять алкоголь и приводить гостей противоположного пола.

– Это все и правда запрещено? – уточняет Кирби. Ничего удивительного, что Дэвид с такой готовностью выписал чек. Должно быть, предварительно убедился, что это место – натуральный монастырь. – Серьезно, Эван? – Она тянется к его бледной, как пудинг, кисти. Эван подпрыгивает, и Кирби отдергивает руку: в последнюю очередь она желает наградить беднягу эрекцией.

– Ну официально – да, – тянет Эван.

– А как насчет музыки? Музыка-то разрешается?

– Если только не слишком громко.

Кирби поджимает губы. Доверие Эвана придется завоевывать постепенно. Она расстегивает молнию на чемодане.

– Я взяла только шесть пластинок.

У Кирби ушло несколько часов на то, чтобы выбрать эти шесть, которые поместились в ее сумку. В конце концов она решила, что важнее всего взять альбомы для разных настроений: ликования, гнева (личного и политического), надежды (личной и политической), разбитого сердца, спокойного самоанализа и дождливого дня / воскресенья. Оптимистично настроенная, она достает альбом «The Second».

– Тебе нравятся Steppenwolf?

Через несколько минут Кирби и Эван О’Рурк уже лежат на крыше, опираясь на локти и обкурившись до беспамятства; на заднем плане завывает Джон Кей. С крыши открывается потрясающий вид на Серкет-авеню, Оушен-парк, пролив Вайнярд-Саунд. В нынешнем состоянии Кирби гораздо легче терпеть Эвана.

– У меня есть работа: я буду убирать номера в «Ширтаун Инн», – говорит она.

– Это в Эдгартауне, – сообщает Эван. – У тебя есть машина?

– Нет.

– А велосипед?

– И велосипеда нет. И нет денег на велосипед, даже подержанный.

– Так как ты будешь добираться до Эдгартауна и обратно? – вопрошает Эван.

– Думала ходить пешком.

Эван разражается хихиканьем. Если Кирби закроет глаза, можно поклясться, что рядом с ней десятилетняя девочка.

– Слишком далеко, – наконец выговаривает Эван. – Дотуда три мили, не меньше.

– Три мили – не так и далеко, – храбрится Кирби, хотя ее сердце екает.

Она привыкла к Нантакету, где на весь остров – один город. На Винограднике Марты шесть городов, некоторые из них довольно далеко. Она смутно знала об этом, но совершенно не задумывалась, как на самом деле станет добираться.

– И что же мне делать?

– Будешь ловить попутки, – советует Эван. – Для таких милашек, как ты, это проще простого.

Следующим утром Кирби рано встает, завтракает одной из первых – овсянка со свежей черникой, коричневым сахаром и молоком, а еще тарелка ржаного хлеба с маслом и абрикосовым конфитюром. Кирби обычно не любит завтракать и терпеть не может кашу и ржаной хлеб, но решает, что раз еда бесплатная, то надо есть, и есть обильно.

Все собираются за столом, и Кирби понимает, что выбрала хорошее место. Единственная, кто выглядит хотя бы слегка перспективно, – девушка, сидящая рядом. Она пухленькая, с красивым лицом, большими голубыми глазами, длинными темными волосами, розовыми губами и хорошим настроением.

– Патриция О’Каллахан, – представляется она, протягивая руку. – Зови меня Патти.

– Катарина Фоли. Лучше Кирби.

– Ты поселилась в чердачной комнате?

– Да, мне там понравилось.

Тонкогубая девушка с другой стороны стола фыркает:

– Там жарко и мышь живет.

– Не буду выключать вентилятор, а мышей я не боюсь.

– Так-то, Барб, – фыркает Патти.

Барб хмурится на Кирби, и Кирби сожалеет о своей браваде.

На самом деле она кое-чего боится: во-первых, автостопа, а во-вторых, перспективы остаться без работы. Кирби солгала родителям, доктору Фрейзер и Эвану О’Рурку, сказав, что у нее есть работа. Та женщина из «Ширтаун Инн» только сообщила, что у них открыты вакансии горничных. Работу без личного интервью она предложить не могла.

Во время завтрака Патти рассказывает о себе. Она младшая из девяти детей в семье, ее родители живут в Южном Бостоне, а сама Патти приехала на Виноградник, потому что ее брат Томми – менеджер в кинотеатре «Стрэнд», и он подыскал сестре работу в билетной кассе на утренние и некоторые вечерние представления. Патти хотела стать актрисой, подала документы в школу актерского мастерства Ли Страсберга в Нью-Йорке, но ей отказали, а денег на обучение в Йеле не было. Она считает, что если посмотрит побольше фильмов, то сможет научиться актерскому мастерству. К тому же ей достается бесплатный попкорн.

– Брат живет в Чилмарке с двумя другими парнями, – трещит она. – Я вас познакомлю.

– У тебя есть автомобиль? – с надеждой спрашивает Кирби.

– Велосипед. Моя цель этим летом – сбросить десять килограммов. – Патти бросает тоскливый взгляд на масло и абрикосовый конфитюр.

После завтрака Патти показывает Кирби свою комнату. Та на первом этаже, слева от главного входа (и это отлично, говорит Патти, так легче улизнуть после комендантского часа), а ванную внизу она делит только с Барб, которая променяла чердак на чулан для метел. Барб противная, доверчиво шепчет новая знакомая, всегда угрюмая и осудила Патти, когда та в прошлое воскресенье проспала церковную службу.

– Службу? – недоумевает Кирби. – Летом никто не ходит на службу.

– Наверное, ты прихожанка епископальной церкви.

– Виновна, – хмыкает Кирби. Епископальная церковь Святого Павла на Нантакете расположена на Фэйр-стрит в полутора кварталах от дома Экзальты, но они с семьей ходят туда только раз за все лето, обычно на вечернюю службу. Хотя в этом году они, возможно, будут наведываться чаще, ведь Тигр за океаном. Кирби раздумывает, стоит ли ей пойти на мессу вместе с Патти, чтобы поставить свечу за брата.

– Три остальные девочки живут на втором этаже, они ирландки из графства Корк. Я зову их Миссы: Миранда, Морин и Микаэла. Они такие правильные: не пьют, не курят, не спят с парнями.

По совету Патти Кирби на интервью в «Ширтаун Инн» надевает юбку по колено и строгую блузку. Расчесывает волосы, собирает их в хвост и закручивает в узел.

А затем отправляется на Сивью-авеню и поднимает вверх большой палец.

Мимо проносится куча машин, включая грузовик прачечной и джип с открытым верхом, битком набитый парнями из колледжа. Один из них свистит и поднимает два пальца в знаке мира, но джип не притормаживает, в нем все равно нет места для Кирби. Она идет вдоль воды. Здесь безмятежно и, кажется, совершенно безопасно, но Кирби все равно задается вопросом, что бы подумали мама и – не дай бог – бабушка, если бы увидели, что она путешествует автостопом. Они бы решили, что ей жить надоело. Иначе зачем садиться в машину к совершенно незнакомому человеку? С ней могут сделать все что угодно – похитить, изнасиловать, убить и расчленить.

Рядом притормаживает вишнево-красный «Шевроле-Корвейр», и Кирби понимает, что водитель – черный. Она знает, что это не повлияет на ее решение – садиться в машину или нет. Как можно заявлять о своей прогрессивности, если демонстрировать ту самую предубежденность, за искоренение которой она борется? Автомобиль останавливается, из окна высовывается молодой парень.

Он симпатичный, отмечает Кирби. На нем безупречно белая футболка и очки «Рэй-Бен».

– Куда направляешься? – спрашивает он.

– В Эдгартаун, гостиница «Ширтаун Инн».

– Я знаю, где это. Садись.

Кирби колеблется, но лишь считаные секунды. Ведь именно так работает автостоп, верно? Тебя предлагают подвезти, ты соглашаешься.

Кирби обегает машину и запрыгивает на пассажирское сиденье. Автомобиль чистый – ни мусора, ни пыли, ни песка. Кирби охватывает тоска по «Интернешенал-Харвестер-Скаут», который она водила на Нантакете. Она почти гордилась тем, что ко Дню труда в «Скауте» накапливались сувениры отличного лета: доска для серфинга, охапка трусиков от бикини, найденные в песке доллары и ракушки, скомканные обертки от еды навынос из «Чайки» в Мадакете, полдюжины влажных пляжных полотенец, несколько расплющенных банок «Шлиц», случайно найденный панцирь мечехвоста, мятая надорванная обложка «Долины кукол» Жаклин Сюзанн и примерно полтонны песка.

Этот автомобиль выглядит так, словно его только что купили.

– Мне надо на собеседование для приема на работу, – сообщает Кирби.

– Отлично, – отзывается парень. – Ты только что приехала на лето?

– Вчера. Я учусь в Симмонсе, в Бостоне.

Парень смеется.

– А я – в Гарварде, в Кембридже.

– Погоди, – соображает Кирби, – ты Даррен?

– Он самый, – отвечает парень, сдвигает на лоб очки, расплывается в белоснежной сияющей улыбке и щелкает пальцами. – А ты, наверное, подружка Раджани. Тебя зовут… Кейси?.. Китти?..

– Кирби. Мое настоящее имя Катарина, но все зовут меня Кирби.

– Кажется, Раджани говорила, что у твоей семьи дом на Нантакете?

– Боюсь, что так, – кивает Кирби.

– А что же ты не там? Не пойми меня неправильно, мы на Винограднике рады всем красоткам, но я думал, что жители Нантакета держатся особняком.

– Нужно было сменить обстановку, – отвечает Кирби. Они переезжают деревянный мост, и она выглядывает из окна. Справа большой спокойный пруд, окаймленный камышом. – У меня был трудный год. – Кирби закрывает глаза и качает головой. Не следовало этого говорить. – В мае моего брата отправили во Вьетнам.

– Черт, вот отстой, – реагирует Даррен.

– Я пыталась уговорить его уехать в Канаду, но брат сказал, что Канада – для тех, кто боится пули. Он согласен, что война – это плохо…

– Еще как плохо, – поддакивает Даррен.

– Но у него сильное чувство долга. Наш отец… – Кирби сглатывает, – воевал в Корее. Наверное, был героем. Не знаю. Он умер через несколько месяцев после возвращения домой, я его толком и не знала, но… нам всегда говорили, что папа был героем. Думаю, Тигр очень серьезно к этому относился.

– Его можно понять. В армию призвали моих друзей из школы «Бостон Латин», а потом прихватили моего соседа по комнате с первого курса в Гарварде. Он погиб в битве при Дакто.

– Я слышала об этом в новостях, – говорит Кирби. – Мне очень жаль. Потому-то я и против войны. Уэстморленд[15] отправил американских солдат взять эту гору любой ценой, а через несколько недель армия ее оставила.

– Говорят, Абрамс[16] получше. Думаю, с твоим братом все будет в порядке.

– Непременно, – соглашается Кирби. Так она и сказала Тигру перед отъездом. Он должен вернуться живым. Может, у других семей и хватит сил перенести потерю сыновей и братьев, но Фоли-Левин не такие. Просто не такие. Или, наверное, только Кирби не смогла бы пережить трагедию. Когда Тигр уехал, в ее жизни и так царил полный разлад, самый пик душевных терзаний по Скотти. На самом деле она сказала Тигру, что переедет с ним в Канаду. Они могли бы снять квартиру в Монреале, выучить французский, полюбить хоккей. Эмигрировали бы и ни разу не оглянулись бы.

– Я подрабатываю спасателем на пляже Инквелл, – говорит Даррен. – Туда и ехал, когда увидел тебя.

– Ой, так я тебя сбила с пути! – восклицает Кирби. – Прости, пожалуйста. И большое тебе спасибо! Непростая бы вышла прогулка.

Они минуют знак, обозначающий въезд в Эдгартаун, и Кирби любуется зелеными улицами, застроенными очаровательными белыми дощатыми домиками. Тут даже живописнее, чем в центре Нантакета, что Кирби раньше казалось невозможным. Они проплывают мимо церкви китобоев, изысканного миниатюрного тенистого садика с каменными скамейками, здания с белыми колоннами под названием «Пресервейшен Холл».

– На работе мне надо быть к десяти. Я просто люблю приходить пораньше. Показываю пример, понимаешь. – Он ухмыляется, и Кирби практически падает в обморок. Даррен такой симпатичный и такой классный. У Кирби раньше не было чернокожих друзей, хотя она в хороших отношениях с чернокожими девочками в Симмонсе, особенно с Трейси из класса английского языка, которая познакомила ее с поэзией Гвендолин Брукс. Раджани – индианка, и они с Кирби кучу времени провели за обсуждением расовых вопросов. Тогда-то Кирби и решила, что хочет жить в стране, свободной от предрассудков.

Она задумывается, каково это – встречаться с Дарреном. Он, конечно, не приглашает ее на свидание. Только подвозит.

Даррен высаживает Кирби перед входом в «Ширтаун Инн» в тот самый момент, когда по ступеням поднимается женщина в зеленом платье с ярко-красными волосами. Даррен окликает ее:

– Эй, миссис Бенни!

Красноволосая женщина заслоняет глаза от света, Кирби тем временем вылезает из машины, аккуратно оправляя юбку. Миссис Бенни – та самая, с которой она говорила по телефону, и Кирби гадает, как ее выход из автомобиля Даррена выглядит со стороны.

– Привет, Даррен! – отзывается миссис Бенни. – Передай, пожалуйста, родителям, что я получила огромное удовольствие от вчерашнего вечера. Ничто не сравнится с фрейзеровскими вечеринками.

– Передам, – обещает Даррен.

Миссис Бенни машет ему и исчезает внутри здания.

– Спасибо, что подбросил, – благодарит Кирби. – Ты настоящий спасатель.

– Удачи на собеседовании. А где ты живешь?

Кирби называет адрес.

– А, дом мисс О’Рурк.

– Ты знаешь его?

– Там каждое лето живут самые красивые девчонки. И я гляжу, нынешний год не исключение.

– Ой, спасибо. – Кирби изображает быстрый реверанс.

– Только следи за Эваном, – предупреждает Даррен.

– С Эваном я разберусь, – обещает Кирби. – Будет как шелковый.

– Не сомневаюсь, – кивает Даррен. – Так что, заглянешь как-нибудь на пляж Инквелл? Я всегда там, и от твоего дома легко дойти пешком.

– Хорошо, – соглашается Кирби. – Загляну.

– Я серьезно, – настаивает Даррен. – Приходи.

Сердце Кирби замирает.

– И я серьезно. Приду.

Даррен машет и уезжает, а Кирби остается на лестнице и глядит вслед машине, пока та не исчезает из виду.

Путешествие автостопом – ее лучшая затея.

Оказывается, что миссис Бенни – генеральный менеджер «Ширтаун Инн». Она приглашает Кирби в свой маленький кабинет за стойкой регистрации.

– Откуда ты знаешь Даррена? – спрашивает миссис Бенни.

Кирби уже открыла рот, чтобы признаться, что он ее подвозил, но осекается, забеспокоившись, как это прозвучит.

– Со школы, – говорит она.

Миссис Бенни смотрит в резюме Кирби, которое лежит перед ней на столе.

– Но ты учишься в Симмонсе, – замечает она. – Это женская школа.

«Женская школа», – повторяет про себя Кирби.

– Меня с ним познакомила подруга из Симмонса, – выпаливает она. – Они с Дарреном с детства проводили здесь лето вместе.

– Но семья Даррена постоянно живет на острове, – говорит миссис Бенни. – Я знаю этого мальчишку с тех пор, как он под стол пешком ходил.

Кирби так нравятся ее слова. Виноградник Марты – место, где существует расовая гармония!

Миссис Бенни указывает на пометку, написанную от руки на полях резюме. Кирби часами сидела за «Андервудом» сестры, печатая и перепечатывая, пока не создала идеальный экземпляр, а теперь его почеркали вдоль и поперек.

– Тут говорится, что ты хочешь работать горничной. Но, к сожалению, все вакансии уже заняты. Знаешь, ирландские девочки приезжают сюда еще в мае.

Кирби падает духом. Ирландские девочки – такие, как Миранда, Морин и Микаэла со второго этажа, – приехали в мае и захватили все вакансии. Если нет работы горничной, что же ей осталось?

Качать бензин? Упаковывать продукты?

– Я хотела приехать раньше, – выдавливает Кирби, – но надо было закончить семестр.

Миссис Бенни поднимает голову и смотрит на Кирби так, будто видит впервые в жизни.

– Ты красивая девочка и окончила три курса колледжа. – Она наклоняется, демонстрируя свое глубокое декольте. – А что скажешь о том, чтобы работать за стойкой регистрации?

Это слишком хорошо, чтобы быть правдой. Кирби кивает, не в силах выдавить ни слова.

– Мне только что пришлось уволить девушку, – объясняет миссис Бенни, – за неблагоразумное поведение.

Кирби понимает, что спрашивать не стоит, но ее разбирает любопытство: где же прокололась предшественница?

Миссис Бенни, кажется, читает ее мысли.

– У нас останавливался джентльмен, и Вероника выдала его жене ключи от его комнаты, не посоветовавшись ни с ним, ни со мной. Это привело к очень неудобной ситуации.