Лето 1969

Они паркуют автомобиль так, что передний бампер почти касается заднего бампера «Фольксвагена-жука» с откидным верхом, который стоит перед ними, и в памяти Джесси всплывает ярко-оранжевый автомобиль мисс Флауэрс, но школа кажется такой далекой. В семейной традиции также взобраться на верхнюю палубу и «подышать морским воздухом», как говорит Экзальта, поэтому Джесси следует за мамой и бабушкой вверх по металлическим ступеням, сначала на главную палубу, где, помимо буфета с хот-догами и похлебкой, располагаются мужской и женский туалеты, в которых вместо воды плещется синий химический раствор, а затем на верхнюю палубу, где самое яркое солнце и самый сильный ветер.

– Ой, посмотри, это же Битси Данскоумб, – восклицает Кейт. – Пойду поздороваюсь. Ты со мной, мам?

– Господи, нет, – выдыхает Экзальта. – У них вся семья такая утомительная.

Это тот редкий случай, когда Джесси с ней согласна. Битси Данскоумб – мать близняшек Хелен и Хизер, ровесниц Джесси. С самого детства Джесси заставляют «дружить» с сестрами Данскоумб.

Близняшки абсолютно идентичны, яркие блондинки со стрижкой пикси, рассыпанными по носам веснушками, небольшими щелями между передними зубами и, с недавних пор, серьгами (что, по мнению Джесси, возмутительно, ведь ее учили, что девушке следует прокалывать уши не ранее шестнадцати лет). Хизер Данскоумб милая и приветливая, а Хелен Данскоумб – злобная вонючка (к примеру, Хелен все время спрашивает Джесси, когда та сделает пластическую операцию на носу). Было бы приятно позависать с Хизер, но в комплекте идет Хелен, так что Джесси при любой возможности держится от сестер подальше.

Кейт удаляется, оставляя Экзальту и Джесси стоять у борта и глядеть на волны. На расстоянии вода кажется синей, но если посмотреть прямо вниз, то она зеленая. Джесси знает, что если набрать жидкость в стакан, то та будет прозрачной.

То, что у воды нет цвета, Джесси выучила на уроках естествознания. Люди видят преломляющийся свет. Джесси думает, не сообщить ли об этом Экзальте, чтобы нарушить тишину, но бабуля тихонько мурлычет что-то, будто впав в некое подобие медитации, и становится не похожа сама на себя.

Через какое-то время она поворачивается к Джесси и спрашивает:

– Откуда у тебя этот медальон?

Джесси касается рукой подвески.

– Папа утром подарил. Это – древо жизни.

Экзальта приподнимает медальон, рассматривая.

– Древо жизни, говоришь? И что это значит?

Кажется, вопрос с подвохом.

– Это – символ ответственности и зрелости. В еврейской традиции тринадцать лет – особый возраст, – отвечает Джесси.

Глаза Экзальты закрыты большими круглыми солнечными очками в стиле Джеки Кеннеди-Онассис, поэтому Джесси не видит их выражения.

– Сегодня – мой день рождения, – напоминает она. – Мне исполнилось тринадцать.

И снова из-за солнечных очков невозможно понять, застала ли эта новость бабушку врасплох. С Экзальты станется забыть про день рождения Джесси. Единственная внучка, чье появление на свет Экзальта безукоризненно помнит, – это Кирби, которая родилась тридцатого сентября, в тот же день, что и сама бабушка. Вот почему Кирби – ее любимица, ну, по крайней мере, это одна из причин.

Экзальта кладет сумку на поручень, расстегивает замок-поцелуйчик и вынимает небольшую бархатную коробочку.

– С днем рождения, Джессика.

Джесси ошеломлена. Она не сразу понимает, что Экзальта не только помнит о дате, но еще и приготовила подарок, и это, скорее всего, не сберегательная облигация, которую Джесси обычно получает. Она берет коробочку, но не открывает, пока Экзальта не делает пригласительный жест.

Внутри ожерелье. Тончайшая золотая цепочка, словно нить золотого песка.

С цепочки свисает золотой филигранный узел, в центре которого – бриллиант размером с булавочную головку.

– Твой дедушка подарил мне эту подвеску на нашу первую годовщину свадьбы в 1919 году, – говорит Экзальта. – Примерь.

Невероятно. Бабушка преподносит ей свое собственное украшение.

Когда Джесси была младше, они с Кирби любили прокрасться в комнату бабули и порыться в ее драгоценностях, гадая, какое кому достанется по завещанию. На туалетном столике Экзальты выстроился целый ряд фарфоровых коробочек для колец, они нравились Джесси почти так же, как и хранящиеся в них сокровища. В любимом перстне Кирби была черная жемчужина, зажатая в оправе из платины.

А фаворитом Джесси стало золотое кольцо с тремя опалами неправильной формы. В детстве опалы казались ей волшебными камнями, на свету в них сияли маленькие радуги. Блэр, слишком взрослая для игр, но недостаточно зрелая, чтобы не критиковать вкусы, говорила, что опалы вульгарны, и Джесси втихомолку этому радовалась, ведь, если Экзальта оставит кольцо Блэр, та может отдать его младшей сестре.

Джесси никогда не видела это ожерелье, но знала, что некоторые самые ценные украшения Экзальта хранит в шкафу под замком, например: жемчуга, бриллиантовый браслет и гарвардское кольцо дедушки, то самое, которое она отдала Тигру перед призывом. Джесси даже мечтать не смела когда-нибудь получить хотя бы что-то из секретного шкафа.

Проблема состоит в том, что требуется снять медальон отца. Пути к отступлению нет, Джесси расстегивает серебряную цепочку и опускает древо жизни в передний карман шортов. Она надевает на шею бабушкин подарок, и Экзальта восхищается:

– Как изысканно, я как знала, что оно создано для тебя.

Джесси заставляет себя улыбнуться. Разумеется, она в восторге от ожерелья и от того, что Экзальта решила, будто внучка достойна такого подарка, но ей жаль отцовского кулона, древа жизни, гораздо менее шикарного, чем новое ожерелье. Джесси опасается, что Экзальта специально вручила ей золотой узел с бриллиантом, чтобы заменить древо жизни и удостовериться, что внучка не будет носить ничего, напоминающего о еврейском происхождении.

Что же делать?

– Положим подвеску обратно в коробку, – велит Экзальта. – Она слишком дорогая, чтобы носить каждый день. Только для особых случаев. Я стану держать ее у себя в комнате, там она будет в сохранности.

Джесси вздыхает с облегчением. Только для особых случаев. В остальное время она может носить древо жизни. На этот раз все сложилось отлично.

– Спасибо, бабуля, – благодарит Джесси и целует бабушку в щеку.

Одной из привлекательных сторон Нантакета является то, что он не меняется, и это особенно важно сейчас, ведь в стране все идет наперекосяк. Джона Ф. Кеннеди застрелили, когда Джесси ходила в первый класс и в силу возраста не понимала масштаб события. Затем в прошлом году, в пятом классе Джесси, в Мемфисе застрелили Мартина Лютера Кинга – младшего, а позже в том же году в Калифорнии убили Бобби Кеннеди. Родителей Джесси глубоко встревожили эти смерти, а Кирби была безутешна:

– Каждого человека, который пытается продвинуть страну вперед, хладнокровно убивают!

И конечно же, во Вьетнаме ежедневно гибли американские солдаты.

Джесси утешает вид знакомых знаков, появляющихся по мере того, как «Гранд-Вагонир» катится по булыжникам Мэйн-стрит. Вот грязное пятно открытого допоздна «Угольного камбуза»: сюда перетекают завсегдатаи соседнего бара «Сундук боцмана» (Джесси учили переходить на другую сторону Мэйн-стрит и не идти мимо «Сундука боцмана», отчего ей становилось еще любопытнее). Вот лавка «У Чарли» – тут делает покупки мама, иногда берет с собой Джесси. А дальше – универмаг Буттнера.

Как-то летом экономка припарковала хозяйский «Бонневилль» перед магазином и пошла по делам. Потом вернулась к машине, завела ее и дала задний ход, – по крайней мере, она так думала; а на самом деле поехала вперед. Бордюр не давал автомобилю двигаться, и экономка, не понимая, почему не трогается с места, сильно ударила по газу, в результате чего въехала в витрину универмага. Как только эта новость достигла «Все средства хороши», Тигр и Джесси побежали посмотреть на место аварии. Джесси была ошеломлена, ей казалось, разрушения, вызванные врезавшимся в здание автомобилем, невозможно исправить. А вот Тигр пришел в восторг.

Он стоял рядом, пока один полицейский пытался успокоить рыдающую экономку, другой пытался утихомирить мисс Тимси, что владела универмагом с незапамятных времен, а фотограф из местной еженедельной газеты делал снимки. Автомобиль остался практически цел, и, к счастью, никто не пострадал. В течение двух недель окно универмага было закрыто коричневой бумагой, но однажды стекло снова вставили, затем пришел человек и нарисовал черную с золотом надпись, и все стало так, как если бы ничего никогда не происходило.

Они проезжают мимо «Салона красоты Клэр Элейн» и «Книжного уголка Митчелла», открытого в прошлом году, потом мимо «Свит Шоп», куда Джесси пойдет с папой есть мороженое «малахитовая крошка» и жаловаться на жизнь.

Проехав банк «Пасифик», они оказываются на Аппер-Мэйн-стрит, где живут почти все друзья Экзальты. Некоторые семьи приезжают на остров до Дня поминовения, но бабушке кажется, что в мае еще довольно прохладно. Она назначила «своим» днем прибытия третий понедельник июня. В четверг, как уже знает Джесси, «Инкуайрер энд Миррор» напечатают объявление, гласящее: «Миссис Пеннингтон (Экзальта) Николс прибыла на лето в свой особняк на Фэйр-стрит, после того как провела зиму в собственном доме на Маунт-Вернон-стрит в Бостоне».

Вся семья верит, что Фэйр-стрит – самая красивая улица на всем острове. Она узкая, с односторонним движением: все машины едут в город. К Фэйр примыкают только маленькие боковые улочки, поэтому автомобилей немного. Дома здесь старые, но ухоженные.

Большей частью они покрыты серой черепицей с отделкой, которую каждые несколько лет красят белым. Некоторые из соседей участвуют в неофициальных соревнованиях на лучшие дворики, что Экзальта зовет «абсурдной тратой времени». Но Джесси и Кирби развлекались, катаясь на велосипедах вверх и вниз по улице и выбирая первое, второе и третье место: давали свои призы гераням, петуниям, анютиным глазкам и бальзаминам. Почти у всех домов есть названия – «Честно и справедливо», «Сказка», «Семейное дело». Особняк Экзальты, выделяющийся желтым фасадом, обшитым вагонкой, называется «Все средства хороши», как в поговорке «В любви и на войне все средства хороши». Чуть ниже по улице справа стоит любимец Джесси, белый викторианский дом с башенкой, украшенный причудливой резьбой. Она предпочитает держать симпатии при себе, потому что иначе Экзальта обидится и может даже посоветовать Джесси постучать в дверь Блэкстоков и проверить, сможет ли она жить с ними, раз уж ей так нравится их дом.

Они паркуют «Вагонир» на соседней улице, Пламб-лейн. Как из-под земли появляется смотритель мистер Кримминс, чтобы открыть дверь и помочь Экзальте выйти из машины.

– О, Билл, – восклицает бабуля, – вам вовсе не обязательно нас встречать. Я знаю, как вы заняты.

– Вы потрясающе выглядите, Экзальта! Впрочем, как всегда, – приветствует ее мистер Кримминс. Он сжимает руку бабушки и долгую секунду взирает на нее. – Мне так жаль, что Тигра призвали.

– С ним все будет в порядке, – отвечает Экзальта и забирает руку.

Мистер Кримминс поворачивается к матери Джесси.

– Кэти, как вы?

– Вы получили мое письмо, Билл? Я писала о…

– Все сделано, – говорит он. – Поставил на место. В кабинете, как вы и просили.

Мистер Кримминс подмигивает Джесси.

– Похоже, вы выросли сантиметров на тридцать, мисс Джессика.

Он достает из кармана рубашки жевательную конфету со вкусом зеленого яблока и протягивает Джесси. Это тоже традиция. Мистер Кримминс встречал Джесси этой конфетой столько, сколько она себя помнит, но сегодня впервые обычай кажется ребячеством. Ей тринадцать, она слишком взрослая и ответственная, чтобы интересоваться сладостями, и все же отказаться немыслимо.

– Спасибо, – благодарит Джесси.

– А еще вам пришло письмо, – добавляет мистер Кримминс. Он тянется в задний карман, и сердце Джесси бешено колотится: письмо от Тигра! Мама, наверное, думает о том же, потому что делает шаг вперед в предвкушении, но мистер Кримминс выуживает открытку. Он вручает ее Джесси.

На картинке – бруклинский Кулидж-Корнер.

Джессика смущенно переворачивает открытку и читает: «Милая Джесси, лето – это такая тоска. Скучаю по тебе очень сильно! Твоя подруга навеки, Дорис».

– Это от Дорис, – объявляет она. Мама вздыхает.

Экзальта, Кейт и Джесси проходят через кованые ворота на свой участок и поднимаются по кирпичным ступеням к задней двери; парадной дверью пользуются только гости. По всей длине задней части дома проходит кухня. Там есть кирпичная печь с камином, поэтому в кухню заходишь, будто возвращаешься в колониальные времена. Первым владельцем дома был кузнец по имени Эбенезер Раймонд.

Два брата Эбенезера работали плотниками, именно они построили этот дом в 1795 году. В те времена многие умирали молодыми, а уж новорожденные то и дело не выживали. Эбенезер женился, но его жена скончалась, он женился снова и затем, в возрасте тридцати восьми лет, умер и сам. Вторая его супруга осталась в доме с общими детьми, а также с отпрысками Эбенезера от первого брака.

В особняке «Все средства хороши» умерло столько людей, что Джесси кажется: в доме полно привидений, как и в некоторых других жилищах Нантакета. Но опять же, Джесси не может представить, что Экзальта потерпит у себя призрак или призрак уживется с Экзальтой.

Дом пахнет все так же, то есть стариной и пылью, как музей. Дедушка курил трубку, и в воздухе витает легкий аромат табака.

В одной руке Джесси «Дневник Анны Франк», в другой – самый важный чемодан с пластинкой, но она бросает и то и другое у подножия лестницы, чтобы заглянуть в комнаты. Направо – официальная гостиная, три из четырех стен которой расписаны фресками. Это вид Нантакета примерно 1845 года, за год до того, как Великий пожар уничтожил центр города, и гости охают и ахают, впервые увидев изображение. В дальнем конце гостиной, в алькове, который почти, но не совсем отдельная комната, стоят письменный стол и кожаное кресло деда Джесси.

Самый старый антиквариат в доме – деревянная прялка, которая, как говорят, принадлежала дочке Эбенезера Раймонда. Давно, еще до рождения Джесси, Кирби слишком быстро раскрутила колесо и сломала педаль. Экзальта потребовала извинений, но Кирби отказалась, и в наказание бабушка посадила ее в кладовой – маленьком темном чулане под лестницей, где в старину хранили масло и молоко, – на целых десять минут. Подобная перспектива до сих пор пугает Джесси. Когда Кирби вышла из кладовой, то все равно не извинилась, и Экзальта, как рассказывают, назвала ее «маленькой бунтаркой», а затем угостила клубничным леденцом.

Слева от лестницы – кабинет с камином, где находится консоль с проигрывателем «Магнавокс», а также всевозможные вертушки и трещотки, которыми увлекается Экзальта. Джесси всегда восхищалась коллекцией бабушки, и видеть их каждый год – это почти как встречаться с друзьями. Вот индейский вождь в длинном головном уборе с перьями, прямо сидящий в каноэ с движущимися веслами; синий кит с поворачивающимися плавниками; наклонившийся фермер, которого сзади лягает мул; рядом целуются маленькие голландские мальчик и девочка; следом – ветряная мельница с вращающимися крыльями и любимец Экзальты, усатый мужчина в трико в красную полоску, который едет на старомодном трехколесном велосипеде. Джесси берет игрушки и приводит в движение, но осторожно, чтобы не сломать; меньше всего она хочет, чтобы ее запихнули в кладовую. Джесси поворачивается, собираясь уйти, но видит что-то настолько удивительное, что вскрикивает.

Это телевизор, большой телевизор, возвышающийся на подставке в углу.

Джесси подходит осторожно, будто телевизор – это космический корабль, который может взорваться в любой момент; вот настолько маловероятно его присутствие в доме. Он даже больше, чем у Дорис, а у Дорис самый большой телевизор из всех в школе, потому что ее отец любит смотреть рекламу «Макдоналдса». Телевизор подключен к розетке, а сверху стоит похожая на заячьи уши антенна. Джесси осторожно поворачивает ручку, и экран загорается, показывая море серого шума.

Джесси выключает телевизор и спешит назад в кухню, где Кейт распаковывает кухонные принадлежности, а Экзальта сидит за столом. Перед бабушкой бокал – джин с тоником, – а также чековая книжка. Мистер Кримминс всегда сразу после приезда вручает Экзальте стопку счетов от местных подрядчиков.

– В кабинете – телевизор! – объявляет Джесси.

Экзальта вскидывает взгляд.

– Что?

– Мама… – роняет Кейт.

Джесси понимает, ей следовало сообразить: бабушке потребовались годы, чтобы согласиться на «Магнавокс», и она сопротивлялась приобретению более современной техники, несмотря на то что Кирби и Тигр постоянно ее умоляли. Экзальта никоим образом не могла разрешить телевизор. Это дело рук матери Джесси.

Вспыхивает ужасная ссора.

– Избавься от него, – требует Экзальта.

– Не буду. Мы с Дэвидом заплатили.

– Уж я надеюсь! – восклицает Экзальта. – Тем не менее это мой дом. Мой дом, Кэтрин, и я хочу выбросить телевизор.

– Мама, извини. Я понимаю, что должна была спросить, но подумала, ты откажешь.

– Разумеется, откажу! Я прямо сейчас говорю «нет»!

– Но я должна смотреть репортажи того журналиста, Уолтера Кронкайта! – возражает Кейт. – Прости, мама, но Тигр – мой сын. Он так далеко, и я могу узнать о том, что там происходит, только из вечерних новостей.

– Дорогая… – Экзальта замолкает, допивает коктейль и продолжает куда более мягким тоном: – Если тебе что-то надо будет узнать, они сообщат.

– Это жестоко.

– Зато правда. Пока нам ничего не сказали, мы можем быть уверены, что он жив. Я не понимаю, чем может помочь Уолтер Кронкайт, кроме как заставить тебя волноваться. И названия, которые они придумывают этим боям, – боже мой. Битва за высоту «Гамбургер»?[13] Меня просто тошнит.

– Мне нужен телевизор для душевного спокойствия.

– Мне очень жаль, дорогая. Я попрошу Билла вернуть его туда, где взял. Тебе не следовало действовать у меня за спиной.

– Я взрослая женщина, мама. Телевизор остается.

– Если желаешь помериться силой воли, ты ошиблась противником, – отрезает Экзальта.

– Если не будет телевизора, я уеду, – рубит Кейт.

– Ты не посмеешь.

– А ты рискни.

Джесси удивляется: неужели ее мечта так легко сбудется?

Кейт уедет из Нантакета и заберет с собой дочь? Джесси ни разу не видела, как мама и бабушка ссорятся. Обычно Экзальта оглашает свое желание, а все остальные из кожи вон лезут, чтобы подстроиться. Джесси знает: когда Кейт объявила, что собирается замуж за Дэвида Левина, случилась стычка, но тогда речь шла о противостоянии искренней любви и религиозных предрассудков. А сейчас… о телевизоре. Наверное, Кейт испытывает куда большее пристрастие к теленовостям, чем полагала Джесси.

Она знает, что родители каждый вечер по будням смотрят Уолтера Кронкайта, но ведь ту же самую информацию можно найти в газете «Бостон Глоб», поэтому в вопросе телевизионных новостей Джесси разделяет точку зрения бабушки. Все эти сводки просто ужасные. Она не хочет каждый вечер слышать количество погибших. До отъезда Тигра это было просто число. Теперь Джесси понимает: каждое тело в списке – человек с именем, семьей, талантами, причудами, симпатиями и антипатиями. Она также понимает, что если Тигр умрет, то он тоже превратится в цифру, еще одно тело среди десятков тысяч таких же.

Джесси ни секунды дольше не может выдержать ссору Кейт и Экзальты. Через заднюю дверь она выскальзывает во двор, на прохладный свежий воздух. Их двор состоит из кирпичного патио и маленького газона. Окаймленная травой мощеная дорожка ведет ко второму домику, который зовется «Пустячок» и выходит на Пламб-лейн. Здесь останавливаются Блэр, Кирби и Тигр. Наверху две спальни, ванная и крохотная гостиная с кухонькой. Внизу – третья спальня и гостевая ванная.

За углом «Пустячка» – закрытый летний душ. По мнению Экзальты, летом принимать душ в доме не имеет смысла, поэтому, несмотря на три большие ванные в главном особняке и ванную с душевой кабиной в домике, Экзальта требует, чтобы все обитатели «Все средства хороши» и «Пустячка» выстраивались в очередь в летний душ.

Джесси решает проверить, как обстоят дела в «Пустячке». Ей тринадцать, и она знает, что брат и сестры, будучи подростками, самостоятельно жили в маленьком домике, но отчего-то сомневается, что ей хотя бы когда-то позволят переехать из особняка. Хотя, пожалуй, выйдет устроить в «Пустячке» нечто вроде клуба: тихое место, куда можно спрятаться, чтобы почитать или сбежать от витающего в воздухе напряжения.

Джесси тянет на себя дверь – скрип знаком ей как собственный голос – и удивляется, отчего Кейт не додумалась спрятать телевизор в «Пустячке». Экзальта сюда никогда не заходит.

Внутри домика пахнет беконом. «Бекон? – недоумевает Джесси. – Неужто тут кто-то готовил?» У нее урчит в животе. Она заглядывает в спальню внизу, которая раньше принадлежала Тигру. Постель не заправлена, на тумбочке лежит «Крестный отец». Джесси переводит взгляд на шкаф. Там одежда, мужская одежда.

Это еще что?

Джесси вдруг чувствует себя Златовлаской из сказки про девочку и трех медведей. Она на цыпочках поднимается по лестнице, потому что теперь слышит шум, ритмичное чавканье, а затем тихое ругательство: «Черт».

– Эй? – зовет Джесси. Она просовывает голову между перилами и видит мальчишку, вероятно на пару лет старше ее. Тот лежит на диване с ракеткой, к которой привязан мячик на резиновом шнурке. На парне только горчично-желтые плавки, ожерелье из бусин вампум и браслет из белой веревки.

Он садится.

– О, привет. Наверняка ты Джесси.

Парень уже загорел, его волосы отблескивают золотым оттенком, который – Джесси точно знает – может появиться, только если плавать в соленой воде, а затем давать волосам высохнуть на солнце. По крайней мере, так утверждает Кирби. У Джесси волосы темно-каштановые и такими и остаются все лето. Она замечает, что веревочный браслет парня новый: он все еще белоснежный и свободно болтается на запястье. Джесси запамятовала, что бывают такие украшения.

В начале каждого лета они с Кирби и Тигром шли в магазин подарков «Семь морей» и выбирали себе по совершенно новому браслету из чистой белой веревки, который потом с каждым купанием усаживался и тончал. К концу лета он становился грязно-серым и плотно облегал запястье Джесси, но Кейт каким-то образом просовывала лезвие ножниц между веревкой и кожей, чтобы разрезать браслет до их возвращения в Бруклин.

– Ты кто? – спрашивает Джесси.

– Пикфорд Кримминс, – отвечает парень. – Можно просто Пик.

– Пик, – повторяет Джесси. – Значит, ты как-то связан с мистером Кримминсом?

– Я его внук.

Внук? Джесси даже не знала, что у мистера Кримминса есть дети, а тут сразу внук.

– Я Джесси, – представляется она, – Джесси Левин.

– Знаю, – отвечает Пик. – Билл о тебе рассказывал.

– Ты зовешь дедушку Биллом? – Сама Джесси кличет бабушку Экзальтой только мысленно; если же хотя бы раз назовет так бабулю в лицо, запрут в кладовой до скончания веков.

– Он попросил так себя называть, – объясняет Пик. – Мы познакомились только в начале мая.

– Ты недавно познакомился с собственным дедушкой? – изумляется Джесси.

Пик откладывает в сторону ракетку, встает с дивана и подходит к лестнице, теперь Джесси может его рассмотреть. Он высокий, худой… и симпатичный, решает она. Очень симпатичный, красивее любого мальчика в школе, и от этого Джесси смущается еще больше. Она на секунду теряет самообладание, но затем вновь берет себя в руки.

Что он здесь делает?

– Что ты здесь делаешь? – спрашивает Джесси.

– Готовлю обед. Сэндвичи с беконом, салатом и помидорами на поджаренном португальском хлебе, который Билл покупает в «Пекарне Эйми». Слышала о такой?

Португальский хлеб от Эйми – еще одна летняя традиция, о которой забыла Джесси. Он плотный и белый, из него получаются лучшие в мире тосты. Некоторые люди покупают в конце лета двадцать буханок, везут их домой, кладут в морозилку и наслаждаются весь год, но Экзальта и Кейт считают это жульничеством. Португальский хлеб, как помидоры и кукурузу с фермы на Хаммок-Понд-роуд, едят только летом.

– Само собой, слышала, – отвечает Джесси. – По четвергам они делают пироги с цыпленком, а по субботам запекают в печи фасоль.

– Здорово! – восклицает Пик. – Так что, сделать тебе сэндвич?

– Да, спасибо, – благодарит Джесси. Она сконфужена и чувствует себя несколько неловко. Непонятно, что Пик делает в «Пустячке», но голод побеждает сомнения.

Джесси видит по меньшей мере полкило хрустящего и коричневого бекона, который стекает жиром на бумажный пакет. Рядом на той самой разделочной доске, которую Тигр когда-то подпалил сковородкой, два помидора и кочан салата айсберг.

– Майонез будешь? – спрашивает Пик.

– Да, пожалуйста, – кивает Джесси. Она садится на один из стульев за столиком на троих и гадает, что бы подумали ее сестры и брат, если бы увидели в этой кухне незнакомца. Формально парень не чужак, размышляет Джесси. Он внук мистера Кримминса, а мистера Кримминса они знают всю свою жизнь. Но в курсе ли Блэр, Кирби и Тигр, что у мистера Кримминса есть внук? Пик сказал, что только в мае познакомился с дедушкой. Что же это значит?