
Полная версия
Михoля
– Я тебя прощаю. Пошли отсюда.
Ребят, которые изначально здесь были, уже не было. Миша подал мне руку. Я встал, и мы пошли наружу. На улице распогодилось. Яркий свет бросился в глаза. Зрачки сразу же сузились. Я был рад, что мы с Мишей снова в хороших отношениях, и с хорошим настроением пошёл домой, уже не боясь ничего, что может там случиться.
Часть пятнадцатая. Механизмы времени.
Что есть время? Это реальная величина, или всего лишь червь в нашей голове? Скорее второй вариант. И не потому, что время это что-то плохое, а потому, что мы не можем как доказать его существование, так и опровергнуть это. Существует ли прошлое на самом деле? Если представить, что наш мозг не может хранить информацию, а только перерабатывает всё, что ему поступает в данный момент. Если убрать всё, что связано с памятью, ведь тогда прошлое для нас перестанет существовать. Значит ли это, что оно только у нас в голове? Мы не можем ни заглянуть в прошлое, ни побывать в будущем. Всё, что мы можем, – это жить в настоящем. А прошлое и будущее всего лишь призраки этого настоящего. Говоря, что мы страдаем из-за нашего прошлого, мы ошибаемся, потому что на самом деле мы страдаем нашими воспоминаниями, которые создаёт мозг. То, что случалось с нами ранее – не прошлое, а всего лишь воспоминания, проекции. Так и мы можем быть лишь чьим-то воспоминанием, или воображением, то есть, жить в чьей-то голове, в мыслях. Именно поэтому стоит задуматься над тем, как себя вести с окружающими, ведь если ты умрёшь, но останешься жить в мыслях у людей, лучше будет, если эта жизнь не будет дурным воспоминанием. Ты сам решаешь, как тебе "жить" после того, как умрёшь. Ты можешь плевать на других, но твоя жизнь в их мыслях будет не самой лучшей, ведь это они её создают. Люди, с которыми ты общаешься при жизни, являются твоими "родителями" после смерти, ведь они дают тебе жить в своей голове. Ты скажешь, что тебе плевать, как ты будешь жить после фактической смерти, когда твоё тело съедят черви, но откуда тебе знать, какая из жизней реальнее, та, которую ты прожил в теле и умер, или та, которой ты будешь жить в мыслях других людей?
Однажды я шёл от Романа. По пути я много думал и не смотрел под ноги. Результатом этого стал сильный удар по голове чем-то металлическим. Это был канализационный люк. Я провалился в колодец, и, кажется, одновременно с этим, потерял сознание и связь со своим телом. Мысли же никуда не делись, но, возможно, это были не мысли, а что-то другое. Больше это было похоже на сон. В этом "сне" я сидел в кресле, в светлом белом кабинете. К моей голове были подключены электроды, или что-то вроде того. Врач сказал, что всё будет хорошо, все останутся живы, и всё в этом духе. Я почувствовал, как тепло подошло к моей голове. Через секунду это чувство пропало, потому что стали проявляться картинки, а затем мои мысли перекочевали в персонажей с этих картинок. А персонажи там были всё те же, – я, да Роман, только моложе лет на пять.
Была зима. Причём самая настоящая зима, которых больше не бывает. Были большие сугробы снега, а поля и огороды покрывались такой коркой, что по ним можно было ходить, как по льду, не боясь, что нога провалится на целый метр вниз. На одном из таких полей мы с Романом пинали стеклянные бутылки ногами. Били по дну, набюдая, насколько далеко бутылка проскользит (сюда очень подходит выражение "бить баклуши", но только на слух, а не по значению, потому что на самом деле это было очень занятное дело). Бутылка оставляла красивые следы за собой. Мы же ходили каждый за своей бутылкой, путешествовали вместе с ними, так сказать. Было так же интересно наблюдать, как бутылки делают тоннели из снега, но для этого нужно было бить по ней сильнее. Иногда и мы сами делали такие снежные тоннели. Для этого нам нужна была горка снега, которая осталась после того, как кто-нибудь расчистил путь возле своего гаража. В ней мы рыли своего рода нору, небольшое жилище, в котором было очень даже тепло зимой. Но предназначение у такого "жилища" было немного другое. Это была кабина танка. Чтобы всё выглядело правдоподобно, мы брали сухие палки (я не знаю, где, но мы их находили даже зимой), из которых делалось очень многое в наши детские годы, ломали их и из всего этого делали декор кабины. Снаружи, естественно, была пушка из палки, ну а внутри панель управления в виде всяческих кнопочек и рычагов, как у гусеничного трактора, и, кстати говоря, у настоящего танка. Представляете, как мы расстраивались, когда на следующий день, приходя к нашей боевой машине, мы видели, как всё засыпано снегом. Наша машина уничтожена, а времени на создание новой вовсе не было. Это было самым настоящим поражением. Конечно, мы не расходились по домам, потому что зимой было множество других дел. Например, мы очень любили (хотя на самом деле любил только Рома, я просто участвовал) играть в "Слона" и "Козла". Как раз этим мы и занялись, тем более, народ уже собирался возле одного из домов. Подойдя к ним, выяснилось, что они уже каким-то образом поделились на команды. На самом деле было много способов это сделать. Существовало столько различных считалочек и прочего, что всего и не вспомнишь. Помимо камненожничного "цу-е-фа" были и такие фразы, как "шишел-мышел", или считалочки вроде "шёл по крыше воробей, нёс бутылочку соплей, раз, два, три, эти сопли выпьешь ты", или игра в молчанку, которая начиналась фразой "кошка сдохла, хвост облез, кто слово скажет, – тот её и съест", так же, была обидная фраза, адресованная жадинам: "жадина-говядина, – солёный огурец, по полу валяется, никто тебя не ест". И таких рифмованных фишек было очень много. Какую из них использовали сегодня при делении на команды, – я не знаю, но дело было сделано. Романа взяли в одну из команд, я же стоял в сторонке, отказавшись от участия в игре, дабы сильно не нарушать баланс. Сначала играли в "Слона". Здесь команда-слон становилась, нагнувшись, и обхватив рукой человека впереди за талию, образовав, таким образом, своеобразную гусеницу, но на самом деле это был слон. Другая же команда разбегалась и по очереди прыгала на слона. Слон должен был устоять, а когда вся команда была на спине слона, он должен был пройти с таким грузом определённый путь, не развалившись. Если это удавалось, команды менялись местами. После того, как они доиграли, я подозвал Романа и сказал ему:
– Честно говоря, эта игра не очень-то и детская. Как по мне, – это слишком большие нагрузки. Но главное – не это. Главное то, какой урок ты извлечёшь из этой игры. Лучше всего ты поймёшь смысл, когда будешь играть в команде слона. Всё ведь происходит в нашем мире практически так же, как в этой игре. Главное, если тебе сели на "шею", или "спину" держаться как можно дольше, иначе тебя сломают, и ноги у слона подкосятся. А уж если ты выдержал такое, то не стоит делать всё так, как это делают здесь, играя за тех, кто прыгает на слона. Не надо чрезмерно напрягать горбы других людей, если этим ты причиняешь им боль.
Роман всегда меня внимательно слушал, когда я рассказывал подобное, и этот случай не был исключением. Я надеялся, что мои советы ему помогут, даже если он полностью не следовал им.
Затем мы стали играть в "Козла". Это была подобная игра, только немного интереснее. Было три действующих лица. Во-первых, – это волки. Во-вторых, – козлы. Ну, и, в-третьих, – пастух. На снегу чертился круг, в который вставали два козла. Они обхватывали друг друга за шею и становились так же, нагнувшись. Так же, в этом кругу был пастух, который одной рукой всегда держался за козлов. Вне круга обитали волки, которые запрыгивали на козлов и толкали их задницей, чтобы вытолкнуть из круга. Естественно, это и было их первостепенной целью. Конечно, у волков была неуязвимость. Пастух, ходивший по часовой стрелке и державшийся одной рукой за козлов, мог, так сказать, поймать волков. Для этого ему нужно было достать ногами до ног волка, и тогда этот волк становился козлом, а пастух – волком. Достать до ног волка можно было, как когда он сидел на козлах (для этого нужно было поставить ногу на пятку, и другую ногу пяткой поставить на носок той ноги, чтобы создать некую башню из ног), так и когда пытался выбить их из круга своей пятой точкой (волк бил своей задницей в задницу козла). Мы закончили играть и в это. После игры я продублировал всё то, что говорил насчёт игры в "Слона", добавив, что помимо тех, кто сидит на шее, и тех, на чьей шее сидят, существует и пастух, который защитит тебя. Просто нужно ему довериться.
После того, как мы доиграли, я посмотрел на снег, который от солнца был таким ярким, что с лёгкостью слепил глаза. Как оказалось, бестеневые лампы тоже слепят глаза, ведь я смотрел именно на неё. Справа от меня висело зеркало, и, посмотрев в него, я понял, что выгляжу старее на несколько лет. Врач сказал, что всё будет хорошо, все останутся живы, и всё в этом духе. Главное, чтобы остались живыми воспоминания, – подумал я.
Глава четвертая.
Часть шестнадцатая. Шестнадцатилетие.
Итак, мне стукнуло шестнадцать. Странно, что я это помню, ведь считать я не очень-то и люблю (как вы могли заметить по нумерации глав и частей). Это первый рубеж перехода во взрослую жизнь. Второй будет в восемнадцать. В шестнадцать лет я уже перестал пользоваться игрушками, хоть и игры из моей жизни полностью не исчезли. В этом возрасте я стал смотреть на девчонок как-то по-другому. Они стали объектом обожания, не то, что раньше, когда твоя "любовь" проявлялась дёрганием за косички. Естественно, девочкам стало уделяться больше внимания. Методом проб и ошибок набирался опыт общения с противоположным полом (на самом деле это долгий и тернистый путь, рассказывать о котором, я вам, конечно же, не буду), и вот, настал момент применить все свои знания на одной прекрасной особе, которая соизволила посетить наш школьный бал. Бал проводился в спортивном зале. Народу было немало. Не знаю, почему это мероприятие называют балом, ведь у нас это была обычная дискотека без фраков и вечерних платьев (и, по-моему, где-то я подобное уже проходил). Как и положено, я, вместе с кучкой парней, в том числе и с Мишей (куда ж без него) сидели на скемейке. Танцевали, в основном, девчонки. Мы же – наблюдали. В темноте со светящейся цветомузыкой я разглядел ту самую, ну, о которой упоминал выше. Да, она была так прекрасна, что у меня нет слов. Платья на ней не было, но были джинсы и красивая блузка. Да, к чёрту, на одежду мне было плевать совершенно. Я только и делал, что смотрел на её ангельское лицо (тут я, пожалуй, прекращу, иначе описание её красоты растянется на несколько десятков страниц). Спустя несколько пропущенных медляков, я всё же подошёл к ней. Подошёл, и что-то промямлил. Это что-то было приглашением на танец, которое, наверное, услышал только я, но по протянутой руке к ней она поняла, что это и есть то самое приглашение. Знаете, я в тот момент не был особо многословен. Всё абсолютно вылетело из головы, но этого молчания вполне хватало для того, чтобы понять, насколько я вляпался. То, что называют "любовь с первого взгляда", кажется, произошло именно со мной. Я не был уверен в этом до конца, потому что подобного опыта у меня ещё не было, но приятное тепло и трясучка, как мне показалось, – это и есть любовь. Перед самым концом мелодии я понял, что, возможно, я больше никогда не увижу свою, теперь уже, любовь. Все мысли, которые разлетелись в разные стороны, как гуси, и летали где-то далеко в облаках, я быстро собрал в кучу и решил, что надо её поцеловать. Это было смелое решение и далось оно мне очень тяжело. Но, всё-таки, я это сделал. Это смелое решение сопровождалось совсем не смелыми движениями. Робость, которая в тот момент решила показать себя, сковала меня в движении, но не в действиях. Поцелуй был волшебным. Кроме прочих побочных явлений, в момент поцелуя почувствовались приятные импульсы прямо в мозг. Теперь я был полностью уверен, что влюбился. Бал закончился, но впечатлений хватило вперёд на несколько дней. Мы обменялись контактами и разошлись (в то время была популярна так называемая "аська", поэтому контакты были именно те, если кому интересно, пишите: 383788183). По дороге домой я долго рассказывал Мише о своей радости, которая меня сегодня настигла. Миша радовался вместе со мной.
Время шло, и наше виртуальное общение с той девушкой набирало всё большие обороты. Мы переписывались до самого рассвета, но пока ещё не встречались, потому что меня не выпускали из дома. Всё это было потому, что классного руководителя не устраивали мои оценки в школе, и она решила позвонить родителям (будто бы после этого станет лучше). Но, вскоре, этот период прошел, и мы договорились о встрече. Мы гуляли, рассказывая друг другу всякую чушь, смеялись, активно жестикулировали, размахивая руками во все стороны, но потом настал момент расставания. Мы долго смотрели друг на друга, пытаясь скрасить неловкое молчание какой-нибудь нелепой фразой, ведь мы знали, что поцелуй состоится, только никто не смел начать первым. Я решил взять всю ответственность на себя. Этот поцелуй, возможно, был ещё лучше, чем первый, потому что здесь я только наслаждался процессом, исключая волнение первого знакомства. Нет, здесь волнение тоже присутствовало, но оно было совершенно другого рода, с трезвой головой. После поцелуя мы ещё долго обнимались, ведь никто не хотел расставаться. В тот момент я думал, что простоял бы так вечно, ведь я был абсолютно счастлив. Нам было шестнадцать.
Часть шестнадцатая дробь два. Грабли.
Как вы, наверное, уже поняли, мы с девушкой стали встречаться. Это было волшебное время. У меня было немного карманных денег, которые доставались мне от бабушек и крёстных, и всё, что у меня было, я тратил на наши отношения. Я никогда не жалел, что дарю цветы, подарки, и прочее, ведь отдавая, мы приобретаем. Я получал от своей девушки улыбку, которая смягчала моё сердце. Больше мне ничего не было нужно. Мы созерцали этот мир, держась за руки, целовались под дождём, ругались, и всё это приносило огромное удовольствие, ведь нет ничего лучше взаимной любви. Когда наступала ночь, наши встречи заканчивались, потому что её родители не разрешали ей гулять в позднее время. Но даже из этой ситуации мы находили выход. Она ждала, когда родители уснут, а затем слезала по лестнице на улицу из окна. Так мы продлевали время, которое мы были вместе. Однажды, когда она заболела, я пробрался через сугробы к заднему двору и читал ей стихи в окно, написанные мной под воздействием сильного наркотика, называемого любовью. Я стал уделять Мише меньше внимания, но это меня ни капли не расстраивало. Зато с моей девушкой я проводил больше времени, что было гораздо важнее. Как-то раз я услышал звук "а-а" (не знаю, как его ещё описать, в общем, это был звук сообщения в айсикью) в её телефоне. Я увидел, что ей пишет какой-то парень. Выяснилось, что они уже долгое время общаются. Я попросил её объясниться, на что она ответила, что это просто парень хотел познакомиться, и что она его отшила. Я, конечно, отругал её, но простил, потому что очень сильно любил и доверял ей больше, чем себе. После этого прошло некоторое время. Я заметил, что моя девушка стала вести себя несколько иначе. Появились претензии, которых раньше почти никогда не было, да и вообще, каждую спорную ситуацию она переворачивала так, что это практически всегда приводило к ссоре. В один прекрасный момент она предложила отдохнуть друг от друга некоторое время. Я не мог ей отказать, потому что её желания для меня были важнее своих. Прошла неделя. Целая неделя! Мои переживания медленно убивали меня. Я отказался от сна и еды, что было не самым умным решением, но это получилось само собой. Я позвонил ей. Она сказала, чтобы я пришёл к ней. Где-то в уголке моей сердечной боли появился небольшой просвет надежды, которого мне вполне хватало, чтобы собраться с силами и пойти к ней. Я купил её любимые герберы и подошёл к дому. Возле дома стояла дорогая иномарка, которых у нас в городе было всего пару штук. Естественно, я осмотрел её со всех сторон, и даже заглянул внутрь. Это была очень крутая тачка, о которой я мог только мечтать. И вот, я, наконец, дождался. Через калитку вышла моя любовь. Я подарил ей цветы, но они её ни капли не обрадовали, а об улыбке я вообще не говорю. Она положила их на забор. Спустя несколько секунд калитка снова открылась, и цветы упали на землю. Из калитки вышел молодой человек, лет двадцати, подошёл к моей девушке, обнял её, и они стали целоваться. Я чуть не провалился на месте. После того, как они закончили, она сказала ему:
– Познакомься, это Рома, мой знакомый.
Тот помахал мне рукой, открыл дверь той самой иномарки, и они уехали. Я ещё долго стоял, окаменевший, так до конца и, не разобравшись, что это такое было. Стоял я долго, но машина так же долго удалялась от меня, будто бы специально, углубляя и без того глубокую рану, которую моя девушка мне оставила. Я побежал за ней. Через несколько секунд я упал. Пока я вставал, я понял, что все мои попытки вернуть её – тщетны. Они, так же, как и я, падают на своем пути носом об асфальт. Спешить никогда не было полезно, а в этой ситуации даже спешить было некуда. Видимо я поспешил не только сейчас, но и тогда, на дискотеке, когда полюбил эту девушку. Ох уж эта спешка. Мы всегда куда-то торопимся, не понимая, что мы уже давно пришли туда, куда надо. Всё, что нужно для счастья, у нас под рукой. Конечно, то время, когда мы были вместе, было самым счастливым в моей жизни, но была ли счастлива она? Я видел, что когда она садилась в машину к тому парню, лицо её выглядило счастливее, чем тогда, когда я дарил ей цветы. Неужели она всё время притворялась? Иногда нужны маски для определённых людей. И даже я их иногда примеряю. В этом есть мой минус. Ведь эти маски ужасны, и люди этого не заслуживают. Но я не могу с этим ничего поделать. Истинный я вовсе не так ужасен, как моя тень в маске. Но была ли маска на моей девушке? И какое счастье было для неё настоящим, цветы, или дорогая иномарка?
Каждый видит мир по-разному. И счастье тоже у всех разное. Часто на глаза попадаются люди, счастье которых сразу видно в чём. Это их одежда, средство передвижения и аксессуары. Хорошо бы, если помимо этого они видят счастье в семье, друзьях и т.д., но, как правило, это не всегда так. Здорово, когда ты себе ни в чем не отказываешь, но при этом некоторые вещи начинают пропадать. Их затмевают вещи, которые можно купить. Пропадает радость дождю, падающим листьям, солнцу. Всё это уходит в тень, если оно вообще когда нибудь было. Наверное, поэтому многие бедняки намного счастливее богачей, конечно, если эти бедняки не живут одной лишь завистью. Каждый видит мир по-разному. И счастье тоже у всех разное. Выбор за нами.
Прошло то время, когда пачка листьев заменяла нам деньги, и когда радости были абсолютно другие. Что же этому поспособствовало? Неужели возраст? Если мы стали взрослее, то это значит, что мы изменились? Детское восхищение покрылось мраком реальности, и убило в нас тех, кем мы являлись. Быть может, я идиот, но я не готов смириться с такой реальностью, где мне приходится ходить в маске, как Зорро. Я хочу быть собой, и хочу, чтобы мои эмоции были реальными, а не выставленными на продажу. Как бы там ни было, наступили тяжелые времена. Я очень долго переживал это расставание, хоть и надеялся, что всё это к лучшему. Душевные раны, словно от когтей хищника, разъедали мои внутренности. Я подумал, а что, если раны влияют на нашу судьбу. Ну, например, случайно порезанная ножом ладонь оставит шрам и линия жизни поменяет свою траекторию, и, таким образом, изменит будущее (если вы, конечно, верите в хиромантию), а душевная рана, оставив свой порез, так же изменит отношение к любви. Моя рана никак не могла зажить. Я знал, что всё в прошлом, но мысли и воспоминания никак не уходили, сколько бы я их не прогонял. Я только уходил в ещё большую депрессию, рассматривал фотографии, которые я отбирал для нашего альбома, перестал выходить на улицу, и уже давно привык к новому сердечному ритму, который считается ненормальным у всех врачей, умеющих читать кардиограммы. Я бы с радостью всё это забыл, но никак не мог этого сделать. От многих вещей можно отказаться. От многих людей можно отказаться, от многих привычек. Но есть много того, что тебе в действительности дорого и, потеряв это, ты теряешь всё. Эти оковы, названные привязанностью, любовью, держат тебя в несвободе, в зависимости. Поэтому все мы рабы своей же души. Лишь немногим удаётся разбить оковы и получить абсолютную свободу. Но такой человек зависим от свободы, а значит, тоже раб. Но есть и положительный момент. Если тебе наплевать, что ты раб, ты признаешь это и смирился с этим, жизнь станет чуть проще. Но при этом тебе не станет легче от потери. Каждый сам выбирает, чьим рабом ему быть. В данный момент я был рабом той самой любви, тех граблей, на которые я снова наступил, но в этот раз было намного больнее. Я совершенно потерял связь с реальностью, не помнил, какой день недели, число, и вообще, месяц. В школе я сидел, молча, а если от меня что-то требовали, я просто говорил, что ничего не знаю, и получал двойки. Я полюбил ночь. В это время можно было подумать, тем более, спать по-нормальному я давно уже перестал.
Часть шестнадцатая дробь три. От третьего лица.
На часах было 4:20, когда Роман решил посмотреть на них. Две чашки кофе, заваренного в немецкой кофемашине, ещё давали возбуждающий эффект, который, медленно, но верно угасал, превращаясь в усталость, которая бывает у самого рядового работника какого-нибудь завода. Это было лето, но за окном почему-то ещё было темно, хотя небо постепенно стало менять свой цвет с чёрного на серый. На столе лежала «Российская газета», в которой по первой же странице была заметна очередная пропаганда, листы со стихами неизвестного автора, набор шестигранных ключей, мелочь, разбросанная в абсолютно непонятном порядке и пачка недоеденных семечек. Он чувствовал, как мозг начинает завариваться, так же, как заваривается самая дешёвая китайская лапша. Роман почему-то думал о том, что здесь ему не место, и что этот дом, который был для него родным все эти годы (хоть и не особо любим), стал абсолютно чужим. Одежду описывать бессмысленно, потому что на нём были только лишь трусы-боксёры, на которых по непонятной причине было написано «Юниверс бёрд». Сам Роман сидел за столом и что-то искал в той самой газете, но мысли его были абсолютно в другом месте. В это место его привело что-то, но что, понять он никак не мог, либо это заварившийся уже к этому времени мозг, либо мечты, которые тоже появились у него непонятно откуда и почему. Его память потихоньку стиралась, заменяя мысли о расставании чем-то иным. В другое время он бы пожалел о том, что утратил что-то из своего прошлого, но сейчас это было именно то, что ему нужно. Каждый день его угнетала неуверенность в завтрашнем дне, отсутствие какого-либо представления о том, что делать дальше, и что дальше будет. Но именно эта неуверенность помогала ему жить. Эта интригующая загадка не даёт ему умереть, не разгадав её. Если бы всё было иначе, если бы его будущее, как и его действия, были расписаны наперёд, что бы из этого вышло? Наверняка такой расклад его бы не удовлетворил, ведь от этого жизнь станет прозрачной и лишённой какого-либо интереса и смысла. А сейчас, у его жизни появился смысл – разгадать то, что будет завтра. А завтра был новый день, который в корне отличался от вчерашнего. Роман открыл окно и посмотрел на солнце. Он улыбнулся. Да! Мышцы, отведённые специально для этого, уже и забыли, как это делается. Кажется, темнота, в которой он застрял, рассеилась. Эта радость небесному светиле была абсолютно такой же, как и десять лет назад. Его чувства обновились и стали намного свежее и ярче, ведь чем дольше жил ты в темноте, тем больше радуешься солнцу, верно?
Часть семнадцатая. Бумажный поход.
После последней встречи с Мишей прошло немало времени. Я уже стал забывать о нём, за что мне сейчас очень стыдно, но с тех пор, как моя, так называемая, депрессия, прошла, быть может, в том числе благодаря мыслям о том, что у меня есть друг, меня не покидало желание о встрече с ним. Встреча состоялась очень скоро. Был хороший, солнечный денёк. Я стоял на том месте, где мы всегда встречались. По левой щеке гладил лёгкий, но приятный ветерок, а птицы напевали свои дворовые блатные песни. Наконец-то я снова его увидел! Улыбка в тот момент, казалось, выйдет за границы моего лица. Миша так же был рад нашей встрече. За его спиной висел походный рюкзак, а это значило лишь одно: настало время нашего очередного путешествия. К счастью, мы не повзрослели настолько, что походы стали бы невозможными. Единственное, что не подверглось этому вредному взрослению, так это наше воображение. Мы будем молодыми, пока у нас есть место для фантазии, место, где мы можем забыть о суровых законах реальности, где нас никто не найдёт.
Взяв с собой самое необходимое, в том числе пачку кукурузных палочек с паприкой и пару пакетов Юппи, мы пошли навстречу приключениям. В этот раз было решено пойти в сторону старого мясокомбината, откуда вечно веяло неприятным запахом. До нас дошли слухи, что где-то в заборе есть дыра, через которую можно попасть на территорию. По дороге мы встретили девочку, лет шести, которая играла в "Классики" (если бы она играла классику, было бы забавнее, но нет, уж извините, такова история). В руках у неё был кусочек мела, который ещё не стёрся до конца, после того, как им были начерчены эти самые классики. Классики были стандартными, но, кроме этого, над девяткой и десяткой были начерчены полукруги, в которых было написано "огонь" и "вода". Честно говоря, я до сих пор не знаю, что это значило, ведь классики, всё-таки, девчачья игра, а играть в девчачьи игры, было не положено. Но теперь мы стали взрослее, и могли забыть о некоторых запретах, поэтому, с разрешения девочки, я взял в руки мелок, и кинул его на классики. Кидать на единицу времени не было, поэтому я прицеливался на десятку. Моя точность немного подвела меня, и мелок застрял между двумя надписями "огонь" и "вода". Я начал прыгать от единицы к десятке. Миша прыгал сразу за мной. Допрыгав до десятки, я взял мелок, и развернулся в воздухе для того, чтобы прыгать обратно к единице. Я смотрел только на асфальт и цифры в квадратах, которые были на нём нарисованы, но после того, как я развернулся, я поднял голову и увидел перед собой Мишу. Кроме Миши, больше никого не было, девочка пропала, но это ещё не самое страшное. Пропал и весь пейзаж, который сегодня радовал взгляд. Остался только асфальт под ногами и белая пелена, заполнившая всё остальное пространство. Нет, это был не туман, и даже не снег. Это был целый мир без домов, деревьев и неба. Абсолютно всё было белым, за исключением асфальта под ногами. Присмотревшись, мы увидели людей где-то вдали. Посмотрев друг на друга с недоумением, мы с Мишей решили не задавать глупых вопросов самим себе, а выяснить всё у тех людей, которых мы увидели. Подойдя чуть поближе, мы заметили следующую картину: все люди ходили с блокнотами, и постоянно что-то в них записывали. Никто не ходил парами, или компанией, – все ходили поодиночке. Это показалось нам странным (а то, что мы ходили в каком-то белом эфире, – обычное дело, ничего странного), и перед тем, как у кого-нибудь что-то спросить, мы решили немного понаблюдать за прохожими. В процессе слежки мы заметили, что все здешние люди похожи на сумасшедших. Они ходили туда-сюда, разговаривали с кем-то, хотя рядом никого не было, ну, и, как я уже сказал, записывали что-то в блокнот. Они улыбались и плакали, кричали и ходили, молча, в общем, со стороны это были самые обычные психи. К сожалению, без контакта с ними мы обойтись не могли, ведь надо было каким-то образом выбираться отсюда, а мы совершенно не знали, как это можно сделать. Взглядом мы выбрали случайную жертву (хотя кто был жертвой, это ещё вопрос спорный). Ею оказался мужчина, лет двадцати трёх. Он вёл себя спокойнее остальных, видимо поэтому он нам больше всех приглянулся. Мы подошли ближе, и я начал разговор: