Девятая квартира в антресолях II

– Простите за вторжение, – шепотом извинился он. – Так неудобно получилось, я стучал.

– Ты-ыыыы? – ненавидящим тоном простонала больная.

– Давайте Вы как-нибудь потом меня уничтожите, когда Вам лучше станет? Сейчас Вы еще очень слабы, – Андрей Григорьевич отступил на шаг от ее ложа. – Простите еще раз, я подумал, что здесь что-то неладно – никто не отвечал.

– За что-ооо мне такие му-ууки? – вдова сморщилась.

– Вам больно? Может подать чего-нибудь? – Андрей Григорьевич поставил керосинку на тумбочку и стал шарить в поисках лекарства. – Это?

– Вон из той коричневой склянки налей. Ложку в стакан. И водички туда. Хватит, спасибо.

Катерина Семеновна поднялась повыше, облокотившись на подушку. Выпила большими глотками. От лекарства ей мгновенно полегчало, это было видно.

– Не смотри на меня, я растрепанная, – велела она Полетаеву, даже в болезни оставаясь женщиной.

– Да что Вы, я не смотрю, – потупился Полетаев. – А Вы уже лучше выглядите, у Вас вон и цвет лица стал здоровее.

– Это ты в темноте тут разглядел? – усмехнулась больная. – Иди уж. Спи.

Андрей Григорьевич кивнул, взял свою лампу и пошел к дверям. Уже почти пройдя до них недолгих несколько шагов, он услышал, брошенную себе в спину фразу:

– Постой!

Он обернулся. Вдова смотрела не на него, а внутрь своего стакана и, видимо, в ее душе происходила какая-то борьба.

– Иди! – снова с ненавистью и почти в голос крикнула она, так что храп сиделки прервался. – Нет, стой. Ты… Это… Ты прости меня.

Вдову затрясло крупной дрожью, а у Андрея Григорьевича отчего-то перехватило в горле.

– Ну, будет, будет, – как ребенку сказал он ей. – Все хорошо будет. Спите.

И вышел из комнаты.

***

Сергей несколько дней подряд провел у Варвары. Если быть честным, то он просто сбежал из дому после той ночной Таниной эскапады, не желая ни попадать под теткин гнев, ни оправдываться, ни выгораживать Таню, ни придумывать какую-нибудь ложь – вдруг сестра скажет другое. Он решил переждать, пока все не прояснится. Планируемое путешествие по реке отчего-то сорвалось или перенеслось, он не понял из невнятного бормотания Варвары, но не настаивал. Ему было все равно где пересидеть бурю. Оказалось, житье с любовницей не доставляет такого удовольствия, как редкие к ней визиты – ужины и даже ночевки со страстью или без оной, но всегда с восхищением и подобострастием с той стороны. Нет. Когда стали заметны бытовые мелочи, разница вкусов и отношения к тишине, чистоте, длительности туалета и иным мелочам, то подобное существование стало пыткой.

Еще Сергей многое понял тут про себя самого. Например, раньше он никогда не задумывался, сколько привилегий он имеет, проживая в особняке, под крылом тетки. Ну, вышколенные слуги, стол, ванна в любое время по первому желанию, всегда вычищенная одежда, возможность выйти в город без объяснений – этого при желании можно было добиться со временем и здесь. Но! Возможность уединения. Возможность закрыть за собой дверь и творить что хочешь – сочинять, разбрасывая испорченные листы по полу, спать днем, если настигла хандра, пить вино, принимать свое лекарство, читать, если скучно, да просто молча мечтать, уставившись в потолок. О! Это, оказалось неотъемлемой, огромной, как виделось теперь, чуть ли не главной частью его личной, интимной, никому не доверяемой жизни. Никому не давать отчета, укрыть, не показывать часы, дни своего времени. Оставлять их исключительно себе! Это было утрачено, и жизнь стала невыносимой.

Усугублялось это тем, что пришла весточка от барона. Сергея взбесило то, что доставили записку на адрес Варвары, значит, гном приставил за ним своих соглядатаев. Либо еще хуже – справлялся в особняке у тетки. Встречаться с «волшебником и магом» Сергей не имел сейчас никакого желания, потому что целью эта встреча могла иметь только единственное назначение – сообщить об очередном сборище, а тогда нужно будет посвящать Корндорфа в их семейные дрязги и объяснять, почему нынче выход сестры невозможен. Сергей проигнорировал приглашение. На следующий вечер барон перехватил его собственноручно, просто перегородив тростью дорогу извозчику, которого только что остановил Сергей.

– Я все равно найду возможность переговорить с Вами, молодой человек. Будем и дальше играть в догонялки, или Вы позволите подсесть к Вам старому подагрику и не станете мучить старика?

Сергей молча указал на место рядом с собой в коляске. Он уже знал, что отвязаться от барона бывает проблематично, лучше высказать ему все напрямую.

– Что бы Вы ни предлагали, ответить мне сейчас Вам нечего, – пошел в атаку Сергей. – Именно поэтому, я посчитал нашу встречу бессмысленной. Сестра больна и не выходит. Умерьте свои аппетиты – со дня последнего сеанса не прошло и недели!

– Больна, да. Но, надеюсь, это не заразно? – барон сочувственно и слишком отчетливо кивал и, достав из внутреннего кармана сложенную во много раз газету, теперь неторопливо разворачивал ее. – Раз устраивает домашние вечера?

Сергей недоуменно посмотрел на него, но газету из рук принял и прочел на странице объявлений о том, что «…во вторник будущей недели девица Татьяна Горбатова приглашает на музыкальный вечер друзей и товарок по Институту благородных девиц с родственниками и родителями в собственный особняк Гликерии Удальцовой по адресу…». Сергей понял, что, несмотря на угрозы тетки, реабилитационные мероприятия продолжаются. Он мысленно выругался, злясь на так не вовремя проявленную предприимчивость родственниц.

– Молодой человек, – невозмутимо продолжал свою речь гном-искуситель, – Как, может быть, Вы знаете, на будущей неделе на Выставку прибывает сам Государь-император. Не смотрите Вы на меня такими глазами! Так высоко мое влияние не распространяется. Но за ним из столицы потянется не только свита ближайшего окружения, но и целый ряд лиц высокопоставленных, желающих сопровождать Государя во всех его перемещениях, рассчитывающих на случайные встречи или по каким другим амбициям, нам то не столь интересно. Но вот что произошло. Кто-то из членов Клуба проговорился, и один петербуржский сановник, прибывающий в наш город с этой когортой, уже наслышан о клубных забавах довольно подробно. И настаивает на личном присутствии. Заранее говорю, что персона эта такого ранга, что никакие отговорки просто невозможны. Найти замену и подсунуть ему нечто непотребное я даже пробовать не стану, мне дороги моя жизнь и свобода. Государь прибудет в среду, первые два дня будут все сплошь официальные мероприятия, а в субботу – отъезд. Так что к вечеру пятницы я попрошу привести Вашу сестрицу в вид здоровый и годный к употреблению.

– Я не могу Вам обещать ничего конкретного, – начал было Сергей, но барон тростью постучал по плечу извозчика, приказывая притормозить. – Стойте, куда же Вы? Мы не договорили.

Но барон уже сошел на мостовую.

– Мне не интересно Ваше нытье. Я и предпринял этот разговор заранее, чтобы у Вас было время на маневр, – Корндорф говорил сухо, но отчетливо. – Пятница. Я все сказал. Единственное, что могу добавить для придания Вашим действиям большей осмысленности, так это то, что в этот раз я удваиваю гонорар. Трогай!

Старичок тростью стукнул по борту коляски, а сам нырнул в толпу, вливающуюся в двери торговых рядов.

***

Надо было как-то вырваться от Варвары на ночь к барону. Либо еще на неделе возвращаться жить к тетке, чего вовсе не хотелось пока, либо придумывать какую-то легенду с поздней занятостью. Но что бы это могло быть, кроме другой женщины, Сергею на ум не шло, а такое оправдание в данном случае, естественно, было недопустимым. Ах, как хорошо было бы жить в своей собственной, холостяцкой квартирке! Ничего, когда-нибудь удача улыбнется ему, и он тут же осуществит свои мечтания. Снимет номер или целый дом, да желательно и не здесь, а в Париже или Женеве. Эх… С Татьяной, думал он, все обойдется проще. Тем более с удвоенным гонораром. Тем более, что намечались торжества общегородского масштаба и сочинить что-либо для тетушки под предлогом светской жизни и восстановления в ней их роли, как племянников, наследников, представителей и прочая, и прочая, не составит большого труда. Но для этого надо было встретиться с сестрой и договориться.

Пока он все это обдумывал, хлопнула входная дверь, и его блаженное уединение закончилось – вернулась с улицы Варвара. Он вставать не стал и навстречу ей не вышел, а, наоборот, прикрыл глаза, делая вид, что задремал. Она заглянула в комнату, отведенную нынче под его «кабинет», бывшую курительную, и на цыпочках пробравшись к окну, приоткрыла форточку. Это тоже бесило Сергея каждый раз – ну, видишь, человек спит! Неужели нельзя сделать этого позже? Да, здесь было накурено. Но, если это его помещение, то, может быть, он сам будет решать вопрос о свежести воздуха в нем? Ему покой был ценнее! Варвара как-то быстро управилась, и он не успел вновь сомкнуть глаз, когда она обернулась.

– Ты уже отдохнул, милый? Ах, как хорошо, – она присела на краешек его дивана. – Послушай новости, я только что была в Пароходстве!

– Это твои дела, дорогая, мы это уже обсуждали, – он лениво потянулся. – Я мало что в них смыслю, а ты каждый раз норовишь меня втянуть во все это.

– Да, Серж, норовлю, – виновато улыбнулась она. – Если ты понимаешь мало, то я уж и вовсе ничегошеньки! Я думала, думала, но, кроме тебя никого придумать не смогла. Ты – мой самый близкий нынче человек, кто, кроме тебя может оберегать мои интересы? Никто.

– Твои интересы? – разговор о близости Сергею был неприятен. – Что ты имеешь в виду?

И Варвара Михайловна поведала ему о разговоре с капитаном, его предложении о найме личного представителя, о субботней сходке пайщиков и своей полной апатии к участию в решениях Товарищества и тут же предложила должность, статус и жалование управляющего делами. Сергей сел на диване и теперь в уме судорожно прикидывал, покроет ли регулярность денежных поступлений все неудобства – вынужденное его присутствие в Пароходстве и вникание в суть дел. Но, по всякому, как ни крути, выходило, что выгода тут не одна. Во-первых, совсем другое отношение будет к нему и в окружении Варвары, и вообще в городе. Потом можно будет тетке ткнуть в нос ее давнишнее желание «пристроить его к делу и приносить пользу». На тебе! Далее, кроме жалования, он наверняка получит еще и доступ в банковским счетам, а это вовсе другой уровень финансов. И еще.

– Варвара Михайловна! – официальным тоном начал он и та вскинулась, как раненая лань, подумав первым делом, что спугнула его насовсем этим своим деловым напором. – Да, да. Варенька, если я соглашусь, то ты сама понимаешь, что прежними наши отношения быть не могут. По крайней мере, на людях. Ты сама как думаешь?

– Что ты хочешь сказать этим, Сергей? – она даже побледнела, бедняжка.

Но кто же бросает курицу, несущую золотые яйца!

– Ну, подумай сама, милая! Какое о тебе будет мнение, если мы перестанем вести жизнь уединенную и сокрытую от глаз праздного любопытства? – он знал, что говоря с ней ласково, он уже практически получал то, чего желал в данный момент. – Нам нельзя вместе ни жить, ни являться в Пароходство. Давай оба будем оберегать наши общие интересы?

– Да, конечно, ты прав, как всегда, – она все еще не понимала, чем ей грозят грядущие перемены и уже почти жалела о своем предложении, вовсе не так она себе все представляла. – Но что ты предлагаешь?

– Будет как раньше, – мягко гладил он ее по рукаву. – Я буду приезжать к тебе, но только, когда ты одна. А если гости – уходить со всеми.

– Куда? – вскинулась Варвара. – Вернешься к родным?

– А вот тут, давай подумаем вместе. Мой новый статус, я считаю, должен подразумевать некое достоинство. Я же должен иметь представительские возможности, не так ли? Вдруг придется пригласить кого-нибудь из партнеров на неофициальное рандеву? Не поведу же я их, как мальчик, под крыло к тетушке! Может быть, Товарищество снимет мне квартиру, или номер в отеле, как ты считаешь?

– Ты такой умный, – Варвара смотрела на Сергея влюбленными глазами. – И такой предусмотрительный. Решено! С сегодняшнего дня ты – мой представитель в Товариществе. Завтра поедем, оформим все бумаги. В первую очередь, Сергей Осипович, попрошу Вас включиться в подготовку встречи императора и императрицы. Пароходство решило им подарком сделать прогулку по Оке на новеньком пароходе. Это его первый рейс! Надо продумать на месте, организовать, рассчитать время и уладить все – встречу на Выставке, сопровождение к пристани. Как я счастлива сегодня! Я горжусь тобой!

***

Вдова Угрюмова пошла на поправку и уже начала выходить. С Полетаевым они снова всего лишь раскланивались, сталкиваясь в сенях, но боевых действий против него она не вела. То ли отошла, то ли сил пока не набрала. Навестил их домик Демьянов, посмотрел, как они ладят и исчез. Вернулся после обедни, да и ошарашил вдову сообщением, что старец готов принять ее хоть сегодня, хоть в любой день и час. Она охнула и ушла переодеваться во что получше.

Когда она скрылись за заборчиком скита, Полетаев невольно задумался, а не связана ли такая быстрая милость с недавним происшествием? У него никак не выходила на практике заповедь «Не судите…», все расставлял он мысленно оценки делам и поступкам людским. Вот и сейчас он, если не с осуждением, то уж точно без одобрения принимал такое решение старцев. Люди неделями, месяцами ждут, учатся смирению, покладистости, волю свою не ставить выше божеской, а тут… Мадам не сдержалась, выказала всю, что ни на есть «бесовскую» свою сущность, и на тебе! Добро пожаловать! Но тут он остановил себя и отправился на послушание в кузню, там он теперь руководил закупкой материалов и проверял доставленное.

Но мысли все равно возвращались к допущенной к покаянию вдове. Может это не из-за нее, и вовсе не «за драку» награда, а наоборот? Это его хотят оградить, обезопасить, убрать ее поскорей, отпустив домой? Но зачем же? Они вот и сами почти помирились между собой. Хотя и не выяснили всего, но нашли же пути сосуществовать по-человечески? Неудобно как-то такое внимание старцев к нему персонально. Ох, неудобно! Хотя, нет. Это вовсе не в традициях, не в монастырских правилах делать что-либо «побыстрее», да «для чего-то». Это не их, это его собственные, мирские мысли. У них, у старцев, вовсе другие резоны, на то они и путь духовный прошли – не ровня простому прихожанину. А какие? Да чего там гадать? Явится Демьянов, он у него и попробует прояснить то, что смущало его душу и покой.

Когда Андрей Григорьевич вернулся в домик, вдова уже была там и из ее комнаты раздавались глухие рыдания. Вышла сиделка – за свежей водой из бочки, что стояла в сенях. Полетаев не смог превозмочь любопытства и удержал ее.

– Ну, что там? Как? – шепотом спросил он, кивнув на приоткрытую дверь.

– Рыдает, – отвечала ему женщина. – И четверти часа не пробыла она во скиту. А как вышла, так и не успокоится до сих пор. Замолкнет, затихнет, а как вспомнит что-то, так по-новой давай!

– Что ж так скоро? О чем спрашивал старец, не говорила?

– Нет, – сиделка покачала головой и, перегнувшись через край бочки, зачерпнула с глубины водицы.

– А который из них принял-то?

– Да тот! – махнула женщина полотенцем и скрылась за тяжелой дверью.

По всему выходило, что вдова побывала у старца «строгого». Вот и результат. Да что ж? Не грозил же он слабой женщине? Ах, ты! Снова дурные мысли лезут в голову! Гнать их поганой метлой. Делать, надо что-то делать, тогда нет времени на досужие размышления. Все выяснится само собой. Рано или поздно. И взяв ведра, Андрей Григорьевич отправился к колодцу.

***

Митю в тот день из города не отпустили. Он вернулся с вокзала к Полетаевым, и Лиза поведала ему о завтрашнем своем намерении тоже ехать в Луговое.

– Если ночь переждешь здесь, то втроем и поедем. Я с Алексеем уговорилась, чтобы одной не добираться. Я вас познакомлю. Мы, Митя, по делам школы едем поспрашивать, да и сама я хотела…

Она опустила голову, не зная, как рассказать все то, что произошло у них так недавно. Но тут встряла Егоровна.

– И где это он ночевать собрался? – ехидным голосом вопрошала она их обоих.

– Отопрешь дальнюю комнату, – с напором велела Лиза, имея в виду то помещение, где видела вещи Митиной матери.

– И не подумаю! – Егоровна стояла насмерть, как скала. – Не будет при мне такого, чтобы моя барышня да холостой мужик под одной крышей ночевали! И не заикайтесь!

– Егоровна! Какой «мужик»? Что ты несешь? – Лизе было стыдно за такое поведение упрямой няньки. – Это ж Митя! Он мне как брат. Мы росли вместе.

– Росли, росли, да уж выросли! – Егоровна скрестила руки на груди. – То «брат», то «жених». Слыхала я!

– Митя, не слушай! – зарделась Лиза. – Это у нас с папой шутка такая появилась, я тебе потом расскажу.

– Ну, правда, Егоровна, – встрял Дмитрий. – Коли так складывается, то глупо же Кузьму два дня подряд гонять в Луговое. Да и не вернется он сегодня, если меня сейчас повезет – уже темнеет.

– В доме не оставлю, и не думай.

– Да и не надо! – Митя хотел уладить все миром. – Сама говорила, что Пашка наш у Кузьмы ночевал, вот и я там лягу.

– Не бывать тому! – уперлась Егоровна. – Это стыд какой, перед Натальей-то Гавриловной! Один коленкор – какой-то там Пашка, другое – наследник. Не позволю на конюшне спать.

– А не стыдно тебе перед Натальей Гавриловной, что ты ее сына в ночь на улицу гонишь? – от бессилия уже чуть не плакала Лиза. – Ну-ка, сию минуту! Не позорь меня, а стели Мите постель!

– А и постелю, – вдруг совершенно спокойно сдалась нянька. – Я ему в большом доме, возле твоего рояля, на диванчике в зале постелю.

На том и порешили. Утром зашел Алексей по уговору, и они погрузились в повозку к Кузьме. Щупленький Семиглазов притулился вместе с возницей на козлах. А Митя с Лизой, сидя вместе, сначала молчали, потом стали узнавать приметные вехи дороги, потом перешли на постоянные «А ты помнишь…?».

– Лиза, Вы такая вся светящаяся сегодня, – не выдержав, обернулся к ним Алексей. – Я Вас такой ни разу и не видел!

Лиза сразу сникла, и улыбка сползла с ее лица.

– Что не так, сестренка? – Митя всмотрелся получше. – Не может быть, что бы ты еще не привыкла к комплиментам. Алексей правду ж сказал. Или не так?

– Не так, – Лиза подняла голову. – Ох, все у нас «не так» последнее время, Митя.

И она стала рассказывать. Про свое непослушание, про загородный выезд, про его плачевные последствия, про помощь Натальи Гавриловны. Опустила она только личные подробности и ничего не упоминала ни про Сергея, ни про визиты Нины и врача. Выходил рассказ складным и вовсе не таким страшным, как казалось прежде. Потом она поведала и про уход отца, и про неудачную поездку к нему. Алексей кивал, как свидетель. Митя внимательно слушал, потом чуть-чуть помолчал, потом улыбнулся.

– Накуролесила, значит, сестренка?

– Накуролесила, – улыбнулась в ответ Лиза, и где-то далеко-далеко ее светящийся колобок подпрыгнул и ухватился за края ямы.

– А мамка моя, значит, рядом оказалась?

– Помогла и рядом оказалась.

– Ох, Лизавета! – Митя глядел на обрыв реки, где они сейчас проезжали. – Как с обрыва в реку! Как на глаза-то ей явиться? Только б она меня простила. Уж, как я-то накуролесил! Сколь времени весточки даже не подавал. У тебя-то все уже позади, а мне как в омут сейчас.

– Митя, Митя! Ты что! Ты же знаешь свою матушку, все простит, все примет. Вот дед… – прикусила губу Лиза.

– Дед да! – хохотнул Дмитрий. – Дед вожжи возьмет, это точно! Гони, Кузьма, уж как невтерпеж мне!

А Егоровна после их отъезда стояла у решетки городского особняка и утирала слезу умиления. «Нашелся! Дождалась Наташка!», – она смотрела вслед уезжающей повозке и не обратила внимания, как рядом остановилась другая.

– Ну, что проводила? – спросил Егоровну дворник, принимая ключ от ворот.

– Да, укатила моя ласточка вместе со своим «женихом». То-то радость нынче в Луговом будет! Вы к кому, барышня? – обернулась она, заметив за воротами фигуристую кудрявую девушку, которая разглядывала дом и двор.

– Скажите, это ведь здесь живет Лиза Полетаева? – спросила визитерша. – Можно ли ее позвать? Мы вместе учились в Институте.

– Ах, ты ж, батюшки, – всплеснула руками Егоровна. – Чуть-чуть опоздали, милая. Вот только отъехала она, раньше, чем завтра не вернется.

– Ах, как жаль, – вежливо отвечала барышня. – Ну, ко вторнику-то она будет?

– Будет, будет непременно, – заверила ее няня.

– Передайте ей, пожалуйста, приглашение, – протянула кудрявая барышня карточку в конверте, развернулась, села в свою коляску и велела рыжему парню на козлах трогать.

***

Вот коляска Кузьмы миновала мамину скамейку, потом ту злополучную поляну. Лиза вздохнула, но сожалений в душе не осталось. Только осадок. Вот они проехали поворот к усадьбе, сюда потом она вернется. Вот и спуск к реке, откуда ее на руках нес Степаныч, вот-вот покажутся крайние избы Лугового.

– Ты это, сестренка…, – Митя забеспокоился сильнее, видя родимые места. – Давай-ка, я тут сойду, у околицы. Вы поезжайте одни. Да ты матушку мою как-то упреди, а то не ровён час… А я пешочком?

Лизе самой было боязно появляться на глаза Наталье Гавриловне после прошлой их встречи, но она умом понимала, что так действительно лучше. Она кивнула. Еще с середины села за их пролеткой увязалась шумная ватага ребятишек, так что об их приезде было слышно за версту. На порог вышла ключница Харита, а поняв, кто именно сходит с повозки, стряхнула из ладони семечки на землю и побежала за хозяйкой. Лиза одна подошла к дверям, когда навстречу ей уже выходила Наталья Гавриловна. Она вытирала руки, видно только что хлопотала сама по хозяйству и одета была не по-городскому.

– Лиза? – искренне удивилась она такой неожиданной гостье, но по лицу девушки сразу поняла, что визит не от плохого. – Что-то… Да, нет, все ведь хорошо, правда? От папы что?

– Нет, Наталья Гавриловна, – Лиза пыталась мужественно улыбаться как ни в чем не бывало, чтобы не вызывать дурных воспоминаний о прошлом своем посещении. – От папы ничего, все по-прежнему. Но я была у него, видела. Здоров. Я… Вы простите меня за тот раз, мне так стыдно…

– Да ну, что ты, девочка! – Наталья погладила ее по плечу и повела в сторону дверей рукой, приглашая Лизу пройти в дом. – Что ты! Все миновало. Главное – все здоровы! Молодец, что в гости выбралась. Проходи.

– А я ведь не одна, Наталья Гавриловна, – Лиза кивнула на козлы, и Семиглазов тоже слез и направился к ним. – Вот, Алексей, приятель моей подруги по Институту, да и мой уже теперь. Мы тут по одному поручению. По делу. Ну, да об этом позже.

– Так проходите вместе с кавалером, – Наталья разглядывала Алексея с пристрастием, пока не понимая, имеет ли он отношение к тем нехорошим событиям с Лизой. – Там посмотрим, кто таков.

– Он студент. Биолог. Из Москвы.

– Спасибо, Елизавета Андреевна, я сам могу, – поклонился хозяйке новый гость, успокоив ее таким обращением к Лизе.

– Ну, так что в дверях застряли, гости дорогие? – через плечо хозяйки подгоняла их Харита и, сложив ладонь лодочкой, стала вглядываться вдаль против солнца. – Гляньте! Еще кого-то Бог несет!

Посредине улицы двигалась шумная орава. В центре ее высокий плотный парень прямо на ходу поднимал повисших на каждой его руке мальчишек – по одному среднему, или аж по двое мелких пацанят. А те, ожидая своей очереди, бежали за ним, горланили и взбивали босыми пятками пыль вокруг.

– А ведь не один у меня кавалер нынче, – улыбаясь, сказала Лиза, глядя на уже о чем-то догадывающуюся мать. – Вот и Дмитрий Антонович с нами ехал, да отстал малость. Вы уж не ругайте его сильно, дорогая Наталья Гавриловна!

– Жив? – только и выдохнула та.

– Цел, невредим. Егоровной до отвала накормлен.

– Лиза! – только и смогла сказать счастливая мать и обняла девушку крепко-крепко.

– Да бегите уже! Ну, что же Вы? – Лиза подумала, что сейчас заплачет и подтолкнула мать навстречу сыну.

***

А на следующий день состоялся между Лизой и Натальей Гавриловной разговор. Ночевала Лиза в гостином доме, в папиных комнатах. А поутру Наталья вызвалась вместе с ней пойти на кладбище и в церковь. Ей тоже было, за что поставить свечу. А на обратной дороге она бережно и очень аккуратно начала задавать Лизе вопросы.

– Лиза, вот я хотела тебя давно спросить…, – увидев, как потупилась Лиза, женщина поняла опасения девичьего сердца и успокоила ее. – Ты только не подумай, что я хочу выведать твои тайны, девочка. Я вовсе о другом.

– Спрашивайте, конечно, Наталья Гавриловна, – Лиза прикусила губу и все-таки приготовилась к обороне.

– Я раньше не решалась, – мягко продолжала Митина мать. – Мне казалось это не честно, пока ничего не было известно о сыне. Какая я, право слово, до вчерашнего дня была родительница? – она слабо улыбнулась. – О своем-то ничего не знала, куда уж тут чужих-то воспитывать…