Полная версия
Рыжий Ангел
За спиной, на подоконнике, там, где солнце разрезало тюль на миллионы солнечных зайчиков, сидел ангел. Самый простой ангел. С большими белыми крыльями. В длинной белой одежде. С золотистым нимбом над головой и серебристым колокольчиком на шее.
– Ой! – девочка зажмурила глаза, а ангел с грохотом упал с подоконника.
– Ты меня видишь? – ангел поднялся с пола. Расправил крылья и внимательно посмотрел на девочку.
– Ага. То есть да. Вижу. – Она все еще смотрела в зеркало. Вдруг зажмурилась. Закрыла глаза руками и, обернувшись, распахнула руки как крылья, открыла глаза и выдохнула: – Настоящий!
– Угу. Настоящий…
У ангела были большие карие глаза и длинные русые волосы.
– А тебя как зовут?
– Как назовешь, так и зовут. И, вообще, тебе меня видеть не положено. Я твой ангел-хранитель.
– Ты он? – девочка обошла вокруг ангела: – Или она? – Потрогала за длинные волосы, проведя рукой по крыльям.
– Хороший вопрос. Вообще-то, я привык, что все хотят, чтобы я был он. Хотя иногда я бываю и она. Все сугубо индивидуально и по желанию.
– Значит, ты мой?
– Твой.
– А можно тебя любить?
– Я бы сказал, что даже нужно. Хотя это и сложно, потому как любовь к ангелам всегда бывает только через дела. Словами ее не выскажешь.
– А если я тебя люблю и хочу за тебя замуж?
– А вдруг я женщина?
– Тогда… жениться! – девочка засмеялась такому повороту событий.
– Нет. Нельзя. Тебе надо найти себе мужа. А уж я буду рядом и помогу, если что не так.
– Но я не хочу мужа. Я хочу тебя.
– Как ты не понимаешь? Я ангел. Меня нельзя хотеть. Я и так есть с тобой всегда и везде. Просто меня не видно.
– А почему я тебя сейчас вижу?
– Не знаю. Может, потому что у меня никак не получается твое первое взрослое «люблю». Послушай, я, если честно, уже устал влюблять в тебя мальчиков. Может, ты немного постараешься и сама кого выберешь?
– Я не знаю, кого выбрать. А обязательно мальчиков? Может, можно и девочек?
– Перестань говорить глупости. Уже полгода как ты должна влюбиться. Я уже все крылья излетал, создавая ситуации, а ты все не влюбляешься и не влюбляешься!
– Тогда я скажу тебе страшную тайну. Можешь передать ее своим ангельским начальникам. Я влюбилась!
– Это хорошо. Это просто замечательно! Ты влюбилась! Ты выйдешь замуж! Ты родишь ребенка, и я получу еще одну серебряную каемочку на свой колокольчик. – Ангел захлопал в ладоши и, приплясывая на одной ноге, закружил что-то наподобие фуэте. – Ты влюбилась! Ты! Ты?! Ты? Стой! А почему я об этом ничего не знаю? Я просто обязан был об этом знать раньше тебя!
Девочка улыбнулась.
– Дурашка, я влюбилась в тебя!
Она подошла к оторопевшему ангелу. Надо же, почти одного роста. Разве что он был чуть повыше ее, и, привстав на цыпочки, поцеловала аккуратно в губы…
– Я люблю тебя.
– Силы небесные! Ты не можешь меня любить! Ты даже видеть меня не должна! Ты не имеешь право меня целовать! Ни один человек не может целовать ангела, это против правил! Ангелы без пола! Ангелы – это ангелы! И я вообще должен создать ситуацию, когда ты встретишь того, кого полюбишь!
– Подумаешь, – девочка снова села в кресло, – я не могу… Я очень даже и могу. И потом, ты создал ситуацию. Я увидела тебя. Я выбрала. Я люблю тебя, – девочка улыбнулась и, оттолкнувшись от стола, раскрутила кресло: – Я люблю тебя…
Когда кресло остановилось, в комнате никого, кроме девочки, не было. Но казалось, что это ее мало волнует. Если ангел был раз, то однажды он появится снова. А она-то уже точно знает, как выглядит первая любовь…
– Я люблю. Я люблю!
– Привет, егоза! – мужчина заглянул в комнату дочери. – Кого это ты любишь?
– Ангела, папа. Ангела!
– Смотри, передай этому «ангелу», что если он тебя обидит, то я поотрываю ему крылья!
– Папа, ты ничего не понимаешь!
– Ну, куда уж мне понять тебя-то. Пошли лучше кушать. Может, что и пойму за ужином. Расскажешь про своего ангела…
Ангел вздохнул и посмотрел на Господа:
– Ума не приложу, как она меня увидела? Ведь меня могут только души видеть, но никак не человеческие сущности.
– Ум не приложишь. Ума-то у тебя, братец, и нет! Это надо же явиться подопечной в лучах солнца. Да еще зная, что она прошла реку забвения в ускоренном режиме. Да, помнится, тогда мне пришлось нарушить правила и дать тебе с собой на Землю пузырек с водой забвения. Невиданное дело! Так можно было и весь распорядок нарушить.
– Господи, прости. Я виноват. А-а-а-апчхи! Но ведь потом все хорошо было. Она же забыла меня. В институт поступила. А-а-а-апчхи! Перестала папе про крылья мои рассказывать. Апчхи! И вообще, если судить по меркам людей, неплохо провела студенческие годы. В трудах праведных и учебе.
– Угу. Отговорился. Выкрутился. Думаешь, что я прямо-таки в восторге от того, что она вся такая хорошая? Вот только с душой блокированной? Омытой душой. Скорректированной душой. Ей ведь потом опять надо будет перерождаться и опять замуж выходить… если сейчас не выйдет. И кому мне «спасибо» потом говорить? Тебе?
– Мне, – ангел внимательно разглядывал облака под ногами. – Понимаешь, Господи, я пока не нашел на Земле людей с карими глазами и русыми волосами, которых было бы можно без особого труда с ней познакомить и все такое. Чхи. Ой! Как правило, их ангелы-хранители уже расписали миссию для жизненной сущности. И все это никак не стыкуется с моей миссией для нее.
– А без карих глаз и русых волос не обойтись? Можно подумать, это такая редкость на Земле!
– Чхи! Чхи! А-а-а-пчхи! Нет, Господи, пробовал. Никак…
Молодая женщина сидела за столом и перебирала бумаги. «Отчеты. Отчеты. Вечером хоть от них отдохнуть. Вечером свадьба у подруги. Второй раз выходит замуж. Надо же. Всего-то двадцать пять, а уже второй муж и ребенок от первого брака. А я, как идиотка, невлюбчивая. Хотя, как посмотреть».
Женщина сделала вид, что работает. Открыла окно Word и записала: «Мои предпочтения – карие глаза и русые, почти бело-золотистые волосы».
«Предпочтения идиотки. У Николая были карие глаза. Ему не повезло с волосами. И папе он понравился. Когда это было? Второй курс, по-моему. Да. Второй. Ведь могла выйти за него замуж. А не вышла. Дура. Умотала летом на море с Оксанкой. Русалка Оксанка вот сегодня второй раз. А я еще ни разу. Как же я тогда голову-то потеряла? Умотать за две недели до свадьбы. Ехать вслед за ее светлыми волосами. Чувствовать, как они пахнут морем, и, лежа рядом на песке, наблюдать из-под чуть прикрытых век, как она их расчесывает. Правильно папа сказал: „К доктору. Однозначно, к доктору!“ Оксанка тогда сделала вид, что не поняла. А я – что не поняла, что она поняла. Или потом. На первой работе. Когда решила, что оставаться девственницей уже не то что неприлично, а просто смертельно! Первый мужчина – Валерка Золотов – щуплый, маленький, робкий, но с такими кучерявыми белыми волосами, что казалось, ночью комната наполняется серебряным светом. Вот только просыпаться утром и смотреть в его стальные серые глаза было пыткой. Не видно сквозь холодную сталь любви. Хоть и говорил он о ней по сто раз в день. Только все зря. Мои дурацкие мозги не могли совместить его слова и взгляд. Вот ему бы карие глаза. Бархатные ресницы. Карие глаза, в которых отражается янтарем нежное „люблю“…Размечталась. Тогда и работу пришлось сменить. И что мне не живется спокойно? Может, к доктору сходить? Ведь есть же извращенцы, которые любят только потому, что на партнере трусики, например, красного цвета в горошек. Может, я просто извращенка по карим глазам и светло-русым волосам? Как говорит папа: „К доктору, однозначно!“ Вот отгуляем сегодня свадьбу, а завтра с утра и к доктору. Свою судьбу устраивать…»
Господь внимательно посмотрел на ангела:
– И ты хочешь мне сказать, что у нас все получилось? Посмотри на нее. Она же действительно несчастна. Что, так трудно найти любого со светлыми волосами и карими глазами?
– Трудно, – ангел все еще сидел, не поднимая взгляда. Облака под ногами темнели. На Землю опускалась ночь. – Я не могу ей подсунуть первого встречного.
– Хм…
– Или первую встречную!
– Уж это точно. Смотри, договоришься мне еще!
– Так я и говорю, что надо выбрать же и душу хорошую, и тело! А другие ангелы такие несговорчивые…
– А ты с кем из них говорил?
– Ну… я так вот не буду же по именам кляузничать. Они же свое дело делают хорошо…
– А ты не кляузничай. Ты открыто скажи.
– Я это… Я… не помню. А-а-а-пчхи!!!
– Так вот, я тебе скажу. Ни с кем ты не говорил. Только не говори мне обратное и не забывай, кто тут Создатель, а кто так, создание, хотя и с крылышками!
– Апчхи-и-и!
– Вот ведь расчихался.
– Я не специально. Я даже не знаю почему. Апчхи!
– Да все ты знаешь. Какое первое правило ангелов при работе с людьми?
– Ангел имеет право целовать своих подопечных и не имеет права создавать ситуации, когда целуют его. В этом случае ангел может сам стать в чем-то человеком и полюбить… Господи, я люблю ее?
– Ну, конечно, не так, как любят люди. Не забывай все же про физиологию…
– Да к чер… ой, прости, Господи… а-пчхи!… эту физиологию. Я люблю ее!
– И потому чихаешь. И будешь чихать, пока не разлюбишь. А не разлюбишь точно. Это я тебе говорю – Создатель. Только разнесешь тут вирус земной любви. Так, глядишь, все ангелы к своим подопечным в лучах солнца являться будут!
– Прости меня, Господи, – ангел упал на колени. – Что же мне делать?
– Хм… есть одно средство… но тогда ангелом тебе не быть!
– Апчхи-и! Мне и так им не быть. Меня от всех изолировали. Как в земном санатории оградили от райского мира.
– Мда… ну что же, ты сделал выбор. Иди, выбирай тело. – Господь устало раздвинул облака и посмотрел на оставленную во время разговора шахматную партию. Белые должны выиграть. Рука медленно потянулась к королеве, ангел был на время забыт.
– Мужчина или женщина? Мужчина или женщина? – ангел сложил аккуратно крылышки и приглядывался к земным телам. Его будущее было предрешено. Скоро на Земле одним человеком станет счастливее. Вот такая жизнь у ангелов. Порой надо жертвовать крыльями, чтобы спасти душу человека…
Шаг за шагом
Шаг за шагом опускаться во тьму. Принять ее и стать ею. Шаг за шагом. Чтобы потом, когда ничего уже не будет напоминать свет ни снаружи, ни внутри, снова идти к свету. Странная штука жизнь. Контрастная. Без черного не понять белого. Без белого не осознать, как страшно черное. Но бояться его не стоит ни внутри, ни снаружи. Понять – вот в чем смысл. Только поняв и приняв, можно сделать выбор и, сделав его, избавиться от того, что мешает жить. Главное – побороть страх.
– Боишься?
– Очень.
– Тогда зачем?
– Не знаю. Если я не могу объяснить, то это не значит, что не надо делать.
– Но ведь потом будет плохо.
– Будет. Но потом и будет осознание «зачем».
– А нельзя подумать сразу и принять решение?
– В принципе, можно. Можно не принимать наркотики, видя, как твои школьные друзья умирают. Можно не убивать, видя, как оплакивают. Можно… если это внешнее. Но если это внутри, то только пройдя через это, можно ответить на вопрос «зачем».
– А если это приведет к разрушению тебя?
– Значит, в другой жизни будет опять что-то, что даст ту же ситуацию и… все равно надо будет пройти.
– Грехи прошлого?
– Называй как хочешь. Не знаю. Просто не отталкивай меня на пути к познанию.
– А если мое «надо» – это дать тебе понять, что, не вступая на тропу, можно дойти до конца и вернуться к свету?
– Тогда просто будь рядом и дай руку, чтобы можно было вернуться. Ок?
– Ок. Я люблю тебя.
– Даже сейчас?
– Да. Я люблю тебя. Дай руку.
Можно идти к свету, не став тьмой. Иногда познание совсем не то, что кажется нам. Главное, чтобы был кто-то, кто протянет руку.
И не понять вам всего того удовольствия, которое можно получить от шоколада с солеными огурцами. Это только вам, людям, доступно есть сначала одно, а потом другое. Нам, ангелам, лишь раз в сто лет и только за какие-то благие дела разрешается вкусить человеческих яств. Вот и выбираем все возможные вариации, чтобы зараз и по максимуму.
Мда, вкусно-то как! Федюшка-то, ангел небесный и друг мой ясный, позавидует. Ангелы, они тоже завидовать умеют. Но все по-доброму, по-белому. Федюшка хотел картошки с ананасом. Да только не доделал до конца все дела в первую сотню. На рыженьком своем споткнулся. Теперь вот заново готовит душу на новое воплощение. С подготовкой душ все не так-то и просто. Сначала надо душе разъяснить все ее грехи и ошибки. Пожурить. Потом уж похвалить за хорошее, что на Земле было, а уж затем очищать память, наполненную знанием, чтобы в новом воплощении она сама до истины дошла. Вот он сейчас и очищает. Сначала долго так «разбор полетов» устраивал. А теперь охает, ахает, но чистит. Через неделю душу опять на Землю отправит и присматривать будет.
А я вот еще немного шоколада и тоненькую дольку соленого огурца. Я так огурец тоненько-тоненько, почти прозрачными овальчиками нарезал. Шоколад ломаешь на кубики и на каждый по овальчику выкладываешь. Сидишь на облаке, свесив ноги, и кайфуешь. Вкусно!
Мне можно отдохнуть. У меня все души под присмотром. Первые – очищены и теперь ждут истину, чтобы потом в жизни ее искать. Вторые – уже ищут. Вот из вторых есть у меня одна особа. Все ее непонятно куда тянет. Вроде и маячишь ей, что «будь как все: люби – рожай». Нет же. И все стремится истину найти в себе. Все-то не заморачиваются. Быстро ставят себе внешнюю идею, и все путем. А эта нет. Все ищет что-то. Беспокойная моя. А мне думай, как теперь ее на путь истинный поставить. Если еще и учесть, что путей много, то совсем сложно. Вот с остальными – показал путь и живут себе люди. А эта все на многовариантность съезжает. Эх, чувствую, пропущу я в следующую сотню призовое гурманство с такой-то душой на Земле. Всю статистику мне испортит. Ее бы Федюшке передать. Если не пробовал 100 лет, то и 200 не страшно.
Вот и последние кусочки. Ага, все видят – колокольчик зазвенел. Это меня зовут. Сейчас опять наденут, околоколят и все – новая вахта. Новое столетие. Счастливые души – могут шоколад с солеными огурцами кушать.
P. S. А вообще-то, ангелы не едят. Нечем. Не могут. Не дано. Но можно же представить, что… и пусть себе думает, что… Ведь у каждого свое счастье. И вообще, думайте что хотите, а Федюшке все-таки перепадет картошки с ананасами… Ведь если нельзя, но очень хочется, то…
Рождество
Вот так вот сидишь, свесив ноги, и смотришь вниз. Падает снег. И люди думают, что пришла зима. А на самом деле ангелы меняют крылья. Так часто бывает, что на Новый год ангелы меняют крылья. Старые уже не те. И не думайте, что мы просто их снимаем и оставляем где-то в кладовке или на свалке крыльев. Совсем нет. Это довольно-таки мучительный процесс. Под лопатками все чешется. Старые перья выпадают в тот момент, когда новые уже почти пробились сквозь тело. Ощущение в миг, когда прорывается перо, словно нарыв ломается: и больно, и легко, и… как же все чешется. А потом уже, когда старые перья осыпаются, их сметают с неба вам на плечи. А вы думаете – снег. И никто ни разу не спросил, почему снег и перья – белые? Мда… У нас смена крыльев раз в год – зимой. Редко у кого меняются в другое время года. Слишком нерационально такую красоту по перышку показывать. Вот, в принципе, так и можно проверить, много ли над вами, вашим городом или страной, ангелов. Чем больше снега, тем больше нас. А в Рождество у нас столько работы и столько хлопот, что даже не думаешь о том, что крылья обновляются. Рождество как эстафетная палочка, когда «старые перья, которые еще остались, учат молодые летать». Даже крылья учатся летать. А мы учимся жить с крыльями. Каждый год заново. Каждый год перерождения. Наше маленькое Рождество. Наша маленькая тайна. Наше счастье. Сидишь вот так вот, свесив ноги, и смотришь вниз… А у ангела новые крылья.
Пять мгновений жизни
– Замерзла?
– Не очень. Похолодало.
– Держи пиджак. Я и без него горячий.
– Я тебе сколько раз говорила, не бросай обертки!
– Ма-а-а-а-а-а-ма, она сама улетела-а-а-а.
– Я тебе покажу «сама»!
– Что сама покажешь?
– То, что улетело! Шутник. Мда.
– Мамочка-а-а…
Улыбки.
Щелк.
Щелк.
Ветер мешает.
Щелк.
– Зараза, опять не зажигается… Девушка, у вас огонька не будет?
– Не курю.
– Жаль.
– И вам не советую.
– А посоветуйте что-нибудь, а?
– Например?
– Ну, например…
– Молоко купила. Хлеб купила. Еще неделя – и пенсия. Господи, как холодно! – старушка поежилась и передернула плечами.
– Бабушка, это ваш кошелек?
– Кошелек? Мой… – Роется в сумке. – Нет, деточка. Слава Богу, мой при мне.
– Ну и не мой. Тут всего рублей триста.
– Боже, Боже. Потерял кто-то.
– А вы берите себе. Мне это не деньги, а вам сгодится.
– Сыночек, да как же так. Сыночек!.. Убежал…
– Фирмы под ключ. Готовые фирмы под ключ, – мужчина лет пятидесяти ходил по улице с транспарантом на шее. – Фирмы под ключ. Готовые… Зараза. Опять похолодало.
Он остановился и с тоской посмотрел на бурлящий поток улицы.
Лица.
Лица.
Лица.
– Да гори все синим пламенем. Мерзнуть тут!
Он сбросил транспарант, застегнул ветровку поплотнее и, махнув рукой, спустился в переход.
– Наигрался? – Рыжий Ангел подмигнул Белому.
– Ага. Так приятно порой без дела пролететь низко-низко и изменить мир. Одним взмахом крыла.
– Игрун. Давай-ка назад. Ждут нас.
– А тут?
– Да тут все ок. Сейчас немного добавим солнца, и жизнь продолжается.
Когда ангел грустит
Вы когда-нибудь видели, как грустит ангел? Вы когда-нибудь видели, как исчезает улыбка? Вы вообще когда-нибудь видели ангела? Не думаю. Когда все хорошо и улыбка на вашем лице, то до ангелов ли вам? Придет ли вам в голову идея, когда все хорошо, замереть на мгновение и, затаив дыхание, ждать, когда то самое угловое зрение позволит вам увидеть ангела?
А когда плохо? Но тогда ангелам нельзя ни грустить, ни печалиться. Надо быть в форме и решать проблему. Вытаскивать вас в новую полосу жизненного оптимизма. До себя ли ангелу тогда? То-то. И вы опять не видите его.
А ведь, как и людям, ангелам иногда неимоверно грустно. Знавала я тут одного ангела. Молодого совсем еще. Рыжего. Представляете себе рыжего ангела? Вот и я не представляла. Говорят, что до того как получить крылья, он писал сказки. Во времена детективов и ужастиков – сказки. Конечно, его не издавали. Но это как-то мало тогда его волновало. Он писал сказки и раздавал их детям. Сначала детям. А потом некоторые сказки даже и взрослым.
В общем, лучшего претендента на роль ангела и не найти было бы, если бы не плотские утехи. Не могу сказать, что тогда наш Рыжий был развратником. С точки зрения окружающих, скорее, даже наоборот – затворником. Но если уж гулял, так гулял. Хотя и тут будет неправильно употребить глагол «гулял». Скорее, влюблялся. Но… не любил. Обжегся впервые на любви, закрылся в себе и позволял эмоциям брать верх настолько, насколько не было больно. И было не больно. Было никак. Пока…
– Послушайте! Ну послушайте же! Я к вам обращаюсь! – молодая женщина, запыхавшись, ухватила Рыжего за руку. – Господи, за вами не угнаться! По-моему, это вы потеряли рукопись.
Белые листки с ровными рядами черных буковок. Его имя внизу каждого. Выпали. Улетели. Исчезли. Чтобы появиться и привести сюда ее – незнакомку. Милую незнакомку с русыми волосами и глазами-хамелеонами: то ли серыми, то ли голубыми. Он тогда и не понял.
– Спасибо. Черт, я такой бываю рассеянный!
– Да. И быстроходный! А это что? Ваши рассказы?
– Да. Нет. Впрочем, скорее сказки. Хотите, я вам прочитаю? Тут недалеко есть кафе. Это в благодарность за…
Он не успел договорить, как услышал:
– Да. Но кофе должен быть крепким, и никакого молока.
Уже потом он узнал, что кофе она заказала для храбрости и еще оттого, что он ей понравился. Ну, он, Рыжий, а не кофе. Кофе ее возбуждал и делал более раскованной. Обычно так на женщин действует вино. А тут черный кофе.
Они встретились раз.
Потом еще раз.
Он никогда не спрашивал, замужем ли она, есть ли у нее дети и на какой улице она живет. Просто иногда она появлялась, и они шли гулять по городу. Потом в одном из центральных кафе читали сказки или говорили о жизни. Обычно тогда у него рождались новые интересные сюжеты, но он предпочитал оставлять их на потом и не упускать драгоценного времени общения с ней. Однажды при прощании она его поцеловала. Это можно назвать просто дружеским поцелуем. Но для него это было нечто. Новый этап. Новая привычка заканчивать встречи с ней. Нельзя сказать, что ему не хотелось большего. Впрочем, хотелось большего и ей. Но почему-то, так или иначе, каждая встреча заканчивалась без продолжений. Пока не наступила весна.
Весной… они стали близки. Это было для них так же естественно, как для вас видеть первую капель или замечать, что солнце стало припекать и пора снимать зимние куртки. Несколько коротких встреч. Период, когда не было написано ни одной строчки. Потому что глупо писать, когда приходит время любить. Любое написанное слово, до или после близости, казались ему банальностью по сравнению с ее телом, запахом, дыханием. Он никогда не требовал от нее клятв и слов, что она принадлежит ему. Он любил здесь и сейчас. И знал, что если ей суждено стать на долгие годы его женщиной, то так тому и быть. Если же нет, то тратить время на ревность к неведомой ему жизни, несбывшимся мечтам или чему-то еще было бы глупо. Он любил здесь и сейчас.
А потом ее не стало.
Все когда-то заканчивается.
Закончилась и она.
Просто, сказав однажды свое обычное «пока и до…», забыла сказать «завтра». А он просто не обратил внимания. Пока не пришло первое завтра без нее.
Сначала он не понял, что произошло.
Миг непонимания.
Потом ему стало больно. Очень больно.
Но не появилось ни ненависти к ее исчезновению, ни злости на свое одиночество. Когда любишь по-настоящему, этих чувств просто не может быть по определению.
Родилась печаль.
Он подумал, что странные слезы, так предательски размывающие весеннее небо, не достойны ее. Она бы их точно не одобрила. И он перестал плакать.
Потом он заметил, что первые, ранние пушистые почки пахнут точно так же, как пахло ее тело, а вечерний город похож на тот самый грустный взгляд, который он изредка ловил во времена, когда она была с ним.
Вам, наверное, так же странно, как и мне. Но для него видеть во всем только ее было нормально. Любовь оказалась больше его самого. Друзья и знакомые с беспокойством наблюдали, как он уходит в какой-то свой, неведомый им доселе мир. А тот мир принимал его и готовил крылья. Ангелами становятся по-разному. Его путь был его путь.
Когда он очнулся, то поймал себя на том, что Земля отсюда, сверху, действительно голубая.
Потом, что крылья жутко тяжелые.
Потом, что ему уже никогда не спуститься и не встретить ее.
Он попробовал заплакать, но у ангелов нет слез.
Он попробовал снять крылья, но если ты ангел, то снять их нельзя. Только отрезать. А резать по живому, да еще со спины… он был ангелом, а не мазохистом.
Улыбка, столь присущая всем ангелам, медленно сошла с его лица, а в глазах поселилась грусть. Но грусть не слезы. И грусть не зло. Грусть… грусть ангела была подобна яркому лучу света. Наверное, благодаря такому свету путники в ночи могли бы находить дорогу домой. Но Рыжий Ангел не мог быть маяком заблудившимся. Слишком много было в нем любви. И тогда он стал ангелом надежды. Потому что после каждой грусти рождается спокойствие, а после спокойствия – надежда. И вот когда эта надежда зарождается в вас, то знайте, что это Рыжий Ангел касается вас своим крылом, даруя желания жить и надежду на новую встречу с любимыми.
Вот такой вот он – Рыжий Ангел. Ангел, который грустит, чтобы нам в разлуке было не так больно, и дарует надежду, что все будет… однажды.
Просто должно пройти время
– Это не максимум. Это все, что мы можем.
– Да. И при этом они не понимают нас. Думают, что мы их бросаем. Вот и сейчас она так думает. Ищет виновных и винит меня, сама того не подозревая.
– А что случилось-то? Хватит намеков. Хочешь помощи – говори все.
– Да все… всего как-то много. Вот как мне объяснить ей, что когда уходит любимый человек, это не смертельно? Как сказать, что это есть испытание ее души и воспитание чувств? Ведь если она не узнает… нет, не так. Если она не выпьет свою чашу расставаний до дна, то никогда не оценит радость встречи и не откроет, что любовь не умирает. Только людям на Земле дано любить. Но чтобы понять любовь, надо пережить разлуку и потерю любимого человека. Хоть раз, но надо. Ведь любят не одного и не одну. Каждый новый – это словно еще одна ступенька в любви.