Назад дороги нет

После того, как сегодня врезала по морде собственному мужу, оказавшемуся на поверку редкостным идиотом и трусливым предателем, внутри всё сжалось настолько, что дышать было сложно. Я ушла из дома, ушла от него в твёрдой уверенности не возвращаться. Вернее, не так. Не хотела возвращаться в дом, где слишком многое напоминает о прожитых годах, так больно раня. Я настолько привыкла любить Сашу, не помня в этой жизни ничего другого, не зная больше ничего и никого, что, несмотря ни на что, не могла представить, как это – не быть с ним. Проснуться одной, заснуть в одиночестве, ужинать за пустым столом, в полной тишине.

Но и жить так дальше невыносимо, когда человек, которому ты полностью доверяешь, которого любишь, оказывается редкостным чмом, согласным ради повышения и лишнего рубля пойти на всё: оболгать, подставить, вылизать зад всем, кому можно и нельзя. Противно и больно разочаровываться и понимать, что столько лет потратила на пустого, в сущности, человечишку, слизняка и падальщика. У меня этим вечером словно глаза открылись, спала пелена, и я увидела себя со стороны. Мне двадцать пять, а трачу свою жизнь на слюнтяя мужа.

Но ушла я из тира не только потому, что боялась вспылить. Я испугалась того, что Виктор неожиданно начал мне нравиться. С ним рядом почувствовала себя так легко и свободно, словно знакомы не пару часов, а целую вечность. Странное чувство, совсем непривычное рядом с посторонним мужчиной. Но я всё-таки ещё замужем, а так ведь не годится, нельзя так. Каким бы придурком ни оказался на поверку мой благоверный, не должна бросаться во все тяжкие.

– Ася, постойте, – несётся вслед, а сильная рука хватает за предплечье, останавливая.

Чёрт, я же почти ушла. Один шаг оставался.

– Мне, правда, нужно идти, – говорю, поворачиваясь. – Спасибо за прекрасный вечер, Виктор.

– Виктор? – ухмыляется, приподнимая тёмно-русую бровь. – Я думал, мы договорились, Анастасия.

Моё полное имя он произносит на ухо, склонившись преступно близко, а по коже мурашки бегут от его шёпота.

– Хорошо, я запомню. Викинг, да.

– Вот и отлично, – отстраняется и отпускает мою руку. – Так куда вы торопитесь?

– У меня там вещи остались… и подруга.

Боже, я, наверное, сейчас выгляжу жалко, придумывая на ходу отговорки.

– Роджер постережёт, он надёжный парень. Я же экскурсию обещал, пойдёмте. А на Иваныча не обижайтесь, он технику безопасности как зеницу ока бережёт.

– Повезло вам с таким ответственным сотрудником, – замечаю, инстинктивно отстраняясь. От дурманящего аромата одеколона, пряного и свежего одновременно; от какой-то странной энергетики, исходящей волнами вокруг; от самого Виктора, который, кажется, заполняет собой всё пространство.

Беги, Ася, беги.

– Я с ним поговорил, он всё осознал.

Виктор настойчив, и я чувствую себя почти в ловушке, совсем запутавшаяся в том, что происходит. Сегодня вечером у меня была одна цель – напиться и забыться, хоть ненадолго растворить тоску в безудержном веселье, но обернулось всё как-то странно, неправильно.

– Тоже уволили, что ли? Смотрите, если так пойдёт дальше, у вас работать будет некому.

Он смеётся, запрокинув голову, а я пялюсь на выступающий подвижный кадык. И ловлю себя на мысли, что хочу прикоснуться к нему. Глупость какая-то, Виктор даже не в моём вкусе!

– Вынес предупреждение, – говорит, отсмеявшись. – Так что пойдёмте, будем учиться стрелять.

– А может быть, у меня справка из психушки в кармане лежит, а? Как вам такой вариант? А вы предупреждение ценному сотруднику…

– Ничего страшного, у меня большой опыт в усмирении дебоширов.

Ну ладно, сам напросился.

Пара выпитых коктейлей и вино плещутся внутри, а алкоголь всегда странно действует на меня – начинаю вытворять то, о чём на утро вспоминать не хочется. Вот и сейчас, в голове что-то щёлкает, и жажда приключений толкает вперёд, вслед за Викингом в тир.

– Готовы? – интересуется, снова протягивая мне воздушку, и на этот раз нам никто не мешает.

В тире вообще, кроме нас, ни одной живой души, даже дверь изнутри закрыта. И испугаться бы, но не выходит – может быть, я совсем больная на голову, но я доверяю Викингу.

– Мы готовы.

Беру ружьё и провожу рукой по прохладной стали корпуса. Викинг смотрит на меня, молчит, а я стараюсь не обращать внимания на тепло, растекающееся внутри от его взгляда.

– Для начала можно выбрать мишень. Можно стандартную, а можно что-то более личное. Начальник, подлая подружка, неверный возлюбленный, сплетница соседка… кто угодно. Расстреляйте, Ася, не человека, но проблему.

Это становится забавным, и я не сдерживаюсь и смеюсь.

– И где вы возьмёте изображение моей соседки?

Хотя, конечно, думаю я не ней, да и нет у меня таких, в кого стрельнуть бы захотелось. Саша – вот тот, кому с удовольствием наваляла бы ещё разок, пусть и ментально.

– Арт-терапия, Ася, только она.

Пока вдумываюсь в смысл его слов, он мягко обнимает меня за талию и ведёт к тому коробу, где хранится оружие. Рядом, на стене, закреплён большой лист бумаги, а на невысоком столике около свалены в кучу разноцветные маркеры. Викинг забирает у меня ружьё и улыбается:

– Прошу, рисуйте того, кому хотели бы глаз вынуть, например, или на горб плюнуть. Наверняка есть такой товарищ.

Конечно, есть, как же ему не быть. Только Викингу долгую историю своей жизни рассказывать не планирую – не хватало ещё ему голову забивать. Не люблю жаловаться, ненавижу, когда жалеют. Разве можно придумать что-то хуже чужой жалости? Нет уж, спасибо, я не убогая.

– Рисовать? – переспрашиваю, чтобы убедиться, что правильно поняла его предложение. – Но у меня талант в живописи настолько же грандиозный, как у коровы – в балете.

Викинг смеётся и вкладывает в руку тонкий маркер.

– Я никому не расскажу и не покажу, так что рисуйте.

Его тон не терпит возражений, и я вдруг понимаю, что послушаться его сейчас – самое верное, что сделаю за последнее время.

– Только, если вдруг ослепнете от дивной красоты моего шедевра, я не виновата.

– У меня крепкие нервы, справлюсь. Рисуйте.

– В общем, я предупредила.

Мне не нужно долго думать, чей портрет нарисовать. Вкладываю в рисунок всю свою обиду, разочарование, хотя нарисованная загогулина мало походит на моего мужа. Но наплевать, потому что образ Саши всегда перед глазами, от него не деться никуда.

– Всё, что из этого… кхм… портрета можно понять, так это пол прототипа, и то… с натяжкой. Вроде бы мужчина. Я угадал?

Я смеюсь, а Викинг хмыкает, открепляет лист с рисунком и вешает на свободный кусок стены. Всё-таки красота у меня получилась, не иначе.

Когда все приготовления к расстрелу закончены, Викинг обходит меня сзади, становится совсем близко, а я задерживаю дыхание, потому что сама не могу понять, как к этому относиться. Прогнать? Попросить, чтобы был ещё ближе? Убежать, гордо хлопнув дверью?

Он помогает мне взять в руки правильно ружьё, молчит, лишь тихо дышит, а меня так и подмывает начать болтать о всякой ерунде. Это нервное, наверное, потому сдерживаю себя. Да и пострелять очень хочется, выплеснуть накопленный негатив. И новому научиться.

– Вот так, правильно, – говорит тихо, почти шепчет. – А теперь представьте на месте закорючки обидчика, прицельтесь и вперёд. Плечо не напрягайте, да, правильно. Пусть ружьё станет продолжением руки, почувствуйте его, словно оно часть вашего организма. Оружие не терпит напряжения.

– Такие глубокие познание в стрелковом деле.

Смотрю сквозь оптический прицел, только всё равно почти ничего не вижу – присутствие Викинга в такой близости отвлекает.

– У меня много талантов, стрельба в том числе.

– Спортсмен, охотник или киллер?

– Всего понемногу, – хмыкает, но руки не убирает и сам не отходит. Так и стоит, касаясь своим телом, а горячая кожа его ладоней обжигает мою.

Всё-таки удаётся сфокусироваться на мишени, и я уже готова стрелять, а Викинг даёт последние наставления.

Отошёл бы ты подальше, тогда бы до меня лучше доходило.

Когда, следуя советам, нажимаю на курок, раздаётся хлопок, и возле “головы” моего нарисованного мужа появляется дырочка. Ух ты!

– Ещё хочу!

Сама себе напоминаю маленькую девочку в парке – адреналин так и плещет, и хочется продолжать и продолжать. Здорово-то как!

– Вперёд. – В голосе слышится улыбка, а я расслабляюсь и выпускаю ещё одну пулю.

– Отлично, уже намного лучше, – замечает мой учитель, когда новое отверстие появляется в районе «плеча». – Ещё?

– Да!

– Молодец, моя школа.

Он шутит, но на самом деле именно он смог научить стрелять. И пусть я ещё тот снайпер, но стресс снять такие забавы помогают отменно.

Когда заканчиваю расстреливать бумажку, в “теле” моего мужа зияют десять дырочек, одна даже в районе сердца, а мне хочется прыгать до потолка, потому что невероятную лёгкость ощущаю, точно меня гелием накачали.

– По мне так отлично, – замечает Викинг, разглядывая плоды моих трудов. – Не знаю, кто этот гражданин, но ему следовало бы напрячься, стрелять-то вы уж умеете.

Я представила, как расстреливаю мужа из дробовика, и так смешно становится. Нет уж, пусть живёт, не стоит он того, чтобы из-за него свою жизнь портить. Да и никто, в сущности, не стоит.

– Я по людям не стреляю, но за урок спасибо.

– Приходите ещё, попрактикуемся.

– А ведь могу и прийти, потом жалеть будете.

Викинг молчит, лишь смотрит на меня, поглаживая бороду, а мне так неловко становится. Я привыкла к мужскому вниманию, но только никогда не отвечала ни на чьи ухаживания. Просто игнорировала, потому что верность для меня – не пустой звук. И пусть моя семейная жизнь стремительно рассыпается, перед Сашей мне не в чем виниться – в наших отношениях всегда была честна с ним.

– Я мало о чём в этой жизни жалеть способен. Иначе недолго и свихнуться.

Понимаю, что в этой фразе много глубоко личного смысла, о котором не принято говорить при первом знакомстве. Я и сама многого ему не сказала, хоть и общались почти обо всём.

– Мне нужно всё-таки найти подругу, – говорю, когда молчание неприлично затягивается.

Бежать мне отсюда нужно, и как можно скорее.

– Пойдёмте искать тогда.

Он делает шаг по направлению к выходу, а я следую за ним. Но вдруг останавливается, разворачивается ко мне и без объявления войны впивается в мои губы поцелуем. Просто налетает ураганом, сметая всё на своём пути, не спрашивая разрешения – стихия, шторм.

Викинг фиксирует мой затылок рукой, не давая вырваться, а я молочу его руками по плечам, пытаюсь высвободиться, увернуться, потому что боюсь того чувства, которое рождается внутри. Оно возникло ещё тогда, в лаунж зоне, когда заметила, как горят его глаза, когда рассказывал о клубе. В тот момент я поняла, что готова слушать его бесконечно, такого увлечённого своим делом, цельного. Он не кичился сделанным, не хвастал, нет. Просто рассказывал, стремясь и меня увлечь тем, что самому интересно. Но и ещё… он слушал меня. Просто молчал, улыбался, изредка задавал вопросы и казался действительно заинтересованным, словно я что-то очень уж важное говорю. Талант рассказчика – великое благо, но намного ценнее способность слушать. И слышать.

И мне показалось, что он слышал меня, но вот этот поцелуй…

– Какого чёрта?! – кричу, когда Викинг отпускает меня.

Я зла и смущена одновременно, потому что сама себя боюсь. А я не привыкла к таким ощущениям, мне странно, и стыдно, и неловко, и приятно. Целый букет разных эмоций сплёлся внутри, не избавиться. А ещё губы горят огнём, требуя продолжения.

Ну уж нет.

– Не смог удержаться, – говорит и делает шаг назад. – Но прощения просить не буду.

– Это плата такая за урок, что ли? Или ты так со всеми делаешь? Кобель, да?

После того, что он сделал, не вижу причин, чтобы “выкать”.

Викинг смеётся и снова подходит почти вплотную. Толкаю его в грудь, но только попробуй такого отпихни.

– Отойди, пройти мешаешь.

– Отойду обязательно, не беспокойся.

Но вместо того, чтобы очистить проход, он обхватывает мои щёки ладонями, жёсткими и шершавыми.

– Ася, и за это извиняться не буду.

И, не дав ничего сказать, снова целует, но на этот раз уже спокойнее. Просто касается губами моих, нежно, чувственно. И я понимаю, что никогда в жизни меня никто так не целовал. Саша вообще всегда старался уходить от этой обременительной, по его мнению, обязанности. Да и все его прикосновения – сухие и торопливые.

А Викинг просто берёт и одним прикосновением губ переворачивает мой мир с ног на голову, а я пытаюсь удержаться за остатки самоконтроля, хватаясь за обрывки своих принципов.

Глава 3 Викинг

В жизни каждого человека есть свои табу. Кто-то не ест на ночь, ни при каких условия, кто-то не обсуждает других за спиной.

У меня тоже есть нерушимые правила, которым следовал долгие годы, не отходя в сторону ни на сантиметр. Табу мои просты и привычны. Не знакомиться ни с кем в “Бразерсе” и не связываться с блондинками. Кто угодно, только не светловолосые девушки с прозрачными голубыми глазами.

Но, чёрт возьми, я её поцеловал. В голове что-то щёлкнуло, и просто не смог себе отказать. Как маленький, честное слово. И чего меня перемкнуло?

Отрываюсь от её губ и покрываю лицо поцелуями, словно огненные дорожки прокладываю, а она уже не бьёт меня по плечам, не пытается вырваться. Просто замерла, и лишь прерывистое дыхание выдаёт, насколько она взволнованна. Мать твою, она идеальная какая-то вся, даже на вкус, словно персиковое мороженое. Ни о чём не могу думать, только целовать хочется.

– Отпусти меня, – тихо просит, и я подчиняюсь, потому что неволить и принуждать совсем не входит в мои планы.

Но я так давно не пытался ни с кем что-то построить, что, наверное, полностью утратил способность очаровывать.

– Как скажешь.

Делаю два шага назад, увеличивая расстояние между нами, потому что, не сделай этого, снова наброшусь. Чёрт знает что такое.

– Ну? Пойдём искать подругу?

Ася кивает и, распрямив плечи и гордо подняв голову, выплывает из тира. Всё-таки Гена чертовски прав – хороша, зараза.

Выхожу следом в коридор, а Ася бросает на меня странный взгляд и идёт в направлении чёрного хода.

– Вообще-то нам не туда, – говорю и смеюсь, а Ася фыркает и останавливается.

– Понастроили коридоров, приличные люди путаются потом, – бурчит и прислоняется спиной к стене.

На щеках играет лихорадочный румянец, а в глазах огонь горит. Мать моя, до чего же красивая-то.

Ничего не могу с собой поделать, подхожу ближе и упираюсь рукой рядом с её головой. У меня нет цели, напугать или к чему-то принудить, просто, кажется, не могу по-другому. И да, я слишком долго держал себя в строгом ошейнике, чтобы сейчас суметь сдержаться.

Мимо ходят люди – посетители, подчинённые, – но наплевать. Пусть смотрят, вообще не до них.

– Зачем тебе это? – спрашивает, глядя мне прямо в глаза. – В этом клубе полно на всё согласных… я ведь не очень гожусь для сиюминутных забав.

– Ну и хрен с ними, найдут, как развлечься.

– Наверное, у тебя тут каждую ночь по десятку баб.

– Двадцать минимум.

– Кобель, да?

– Первостатейный.

– И даже ни капельки не стыдно?

– Не очень.

Касаюсь пальцами её волос, выпавшей из причёски светлой пряди и пропускаю её между пальцами. Ася смотрит на меня, чуть приоткрыв сочные губы, а я снова хочу поцеловать их, но не тороплюсь. Эта игра нравится мне, потому спешить не хочется.

Провожу пальцами по коже на щеке, спускаясь чуть ниже, пока не достигаю ямки между ключицами – места, где отчаянно бьётся пульс.

– О, ребята! – восклицает Ася и дёргается всем телом, словно её за чем-то позорным застукали.

И впору бы обидеться, да не выходит.

Убираю руку, оборачиваюсь, а Ася машет кому-то, нервно улыбаясь. Замечаю возвышающегося надо всеми Брэйна – своего приятеля. Вместе с ним миниатюрная девушка, раскрасневшаяся, счастливая. Рядом со своим почти двухметровым кавалером она кажется игрушечной.

Наверное, это и есть та самая подруга, которую весь вечер порывалась искать Ася, хотя больше чем уверен – это был просто повод поскорее от меня сбежать. Интересно, конечно, чего она так дёргается. Не нравлюсь ей? Бред. Если было бы так, уже давно устроила скандал, заехала мне по морде или оторвала яйца. Я видел, в какие тряпки Ася готова была порвать Гену, когда он решил действовать слишком уж радикально. А если нравлюсь, то почему убежать всё время пытается?

Что-то здесь нечисто.

Подхожу к ним, знакомлюсь, источая благожелательность хозяина дома, а Брэйн смотрит на меня удивлённо. Не привык видеть меня с девушкой, как, впрочем, и все остальные, кто знает меня не так уж близко. Только Роджер – чёрт рыжий, с которым дружим с двенадцати лет, да Карл, появившийся в моей жизни в восемнадцать, знают обо мне чуть больше. И им не нужно пояснять, почему я не люблю блондинок.

Но даже без знания подробностей моей жизни Брэйн удивлён. Отходим в сторону, чтобы дать девушкам потрещать о своих делах, а татуировщик наклоняется ниже, чтобы нас никто не услышал, и тихо спрашивает:

– Давно знакомы с ней?

– Пару часов всего.

– А со стороны казалось, что подольше…

Мне нечего на это ответить, потому что не очень люблю трепаться о личной жизни и чужих подробностей не требую. Живу так как живётся, управляю “Бразерсом”, открываю клиники для наркозависимых и почти не бываю дома. Мне так комфортно и легко, а об остальном стараюсь не думать.

Обсуждаем с Брэйном эскиз моей будущей татуировки – давно не забивался и от этого тоскливо. Татуировщик предлагает варианты, я что-то отвечаю, а сам украдкой поглядываю на Асю. За ней интересно наблюдать, когда она в своей среде – с лучшей подругой она становится совсем другой: много улыбается, о чём-то тихо рассказывает, активно жестикулируя.

– Красивая она, конечно, – задумчиво замечает Брэйн, – только слегка с придурью.

Смеюсь этой характеристике, понимая, что, когда с придурью – даже интереснее.

– Ладно, мы пойдём. Удачи, брат, – говорит Брэйн, и они с Полиной уходят.

Замечаю, как бережно обнимает её своей лапищей, и понимаю, что эта девушка, наверное, всерьёз и надолго.

– Почему с подругой не ушла? – спрашиваю, касаясь Асиных волос. – Сама же хотела её найти, уйти хотела. Вон как убегала, еле остановил.

– Зачем останавливал?

– Хотелось. И сейчас хочется.

Ася молчит, но в глазах странная тоска плещется. О чём-то думает, а я продолжаю гладить её волосы, одуревший, отчаянный.

– Поцелуй меня.

Мне не нужно повторять дважды, и я налетаю на неё, словно оголодал до полного истощения, не пил и не ел сутками. Она раскрывает губы навстречу моим, приникает всем телом, пытаясь изо всех сил быть ближе. Сквозь слои одежды чувствую жар её тела, да и сам, кажется, сейчас сгорю к чертям. Пью дыхание, врываюсь языком в её рот, чтобы насытиться и не сдохнуть на этом месте.

Мой кабинет совсем близко – рукой до двери можно дотянуться, и я чуть подталкиваю Асю к входу, потому что в этом проклятом коридоре она не расслабится. Да и не хочу делать из своей личной жизни представление для благодарных зрителей.

Не прерывая поцелуй, нахожу в кармане ключ и открываю замок. Толкаю дверь ногой и вталкиваю туда Асю. Давно так не шалел от девушки – кажется, с последнего раза прошла целая вечность, наполненная горем и радостью. Но не было вот этого вот, сжигающего изнутри чёртового огня, когда до головокружения и темноты перед глазами.

Ася выгибается, стремится быть ещё ближе, а я стону от того, насколько мне сейчас охрененно. А будет ещё лучше, уверен. Усаживаю её на стол и, подхватив под бёдра, заставляю обхватить свою талию ногами. Ася проникает ладонями под футболку, гладит по спине, слегка царапает, прикусывает мою нижнюю губу, а я окончательно сатанею.

Но вдруг, словно свет выключили – Ася замирает, в ледяную статую превращается. Отстраняюсь, пытаясь по выражению лица понять, что произошло, но она молчит и в сторону смотрит.

– Ася? – спрашиваю, поддевая пальцами её подбородок. – Что-то случилось? Я тебя обидел чем-то?

Она избегает моего взгляда, лишь лихорадочно машет головой.

– Всё хорошо, всё нормально, – говорит тихо, а голос дрожит, точно плакать собралась. – Мне домой нужно, я поеду.

– Да что же ты всё время находишь повод убежать?

– Мне надо… я не могу… извини.

– Что ты не можешь? Расскажи. Я тебе не нравлюсь, что ли?

– В том-то и дело, что нравишься! – выкрикивает, отпихивает меня в сторону и спрыгивает со стола.

Оправляет платье, передёргивает плечами, а сама красная как рак, злая.

– Тогда в чём проблема?

– Проблемы хочешь? – бросает в меня гневный взгляд, морщится, точно ей больно на меня смотреть.

– Давно не было, соскучился.

Складываю руки на груди и присаживаюсь на край стола, хранящий ещё тепло Асиного тела.

– Я замужем, понял? За-му-жем! Нравится?

– Нет, конечно.

– Вот и всё. Я думала, что смогу, но я не могу… Я хотела, прости меня, только время зря потратил, – тараторит, глядя куда-то в сторону. Хмурая, чуть не плачет. – Потому я поеду лучше домой, зато не буду чувствовать себя тварью. Понял? Или ещё что-то рассказать?

Она стоит, переплетает косу дрожащими пальцами, а я ловлю себя на мысли, что она мне охренеть как нравится. Несмотря на мужа.

– Муж, значит… – протягиваю, постукивая пальцами по предплечью. – И как это он тебя отпустил одну?

– Не лезь в душу, хорошо? Неважно это, ясно?

– Ну, мне интересно, значит, для меня это важно.

– Ну, вот и живи с этим интересом, а я поеду.

Разворачивается и стремительно покидает кабинет, хлопнув напоследок дверью так, что чуть штукатурка с потолка не сыпется. Валькирия, не иначе.

Но, чёрт возьми, пусть бежит к своему мужу, который позволяет жене ночами ходить по клубам, где она может стать лёгкой добычей любого извращенца. Такого как Гена, например. Или я. Но, будь я проклят, если она уедет в ночь сама. Нет уж, не на того напала, бегунья.

Хватаю со стола ключи от машины, выхожу из кабинета и иду к выходу, потому что хрена с два позволю Асе так просто смыться. Я не знаю, какие у них отношения с мужем, да и не очень-то и интересно. Наверное, во мне играет задетое мужское самолюбие или, может быть, не улеглись взбунтовавшиеся гормоны, но отпустить Асю так просто не могу.

Пока закрываю кабинет, пытаюсь вспомнить, когда я в последний раз хоть за кем-то бегал. И не могу, потому что всё это, кажется, закончилось в прошлой жизни. Но вот появилась светловолосая валькирия, и всё встало с ног на голову. Где взялся Гена со своими выкрутасами на мою голову?! Жил себе спокойно, никого не трогал, а тут, глядите, что вытворяю.

– А она уехала, – говорит Роджер, завидев меня. – Примчалась, точно ей пятки подожгли, сумку схватила и ускакала. Что ты с ней там делал? Нервная такая была.

– Что надо то и делал.

– Ладно, остынь! – Роджер поднимает ладони в примирительном жесте, а потом говорит: – И вообще, все меня бросили, подлецы.

Роджер смеётся, всегда всё понимающий без слов, за это его нельзя не ценить. В этой жизни так мало людей, с которыми можно быть самим собой, рыжий чёрт – один из таких.

Стремительно иду к выходу, почти бегу, а посетители расходятся по сторонам, освобождая путь.

– Виктор Андреич, вы надолго уезжаете? – спрашивает Вася, мой личный помощник и секретарь.

– Да, утром приеду, отчитаетесь, – распоряжаюсь и выбегаю из клуба. – Не расслабляться в моё отсутствие, ясно?

Вася кивает и продолжает прерванный разговор по телефону.

Ночи в мае уже тёплые, а мне даже жарко сейчас от бурлящего в крови адреналина. Ищу глазами Асю, которая точно не могла далеко уйти. Стоянка такси пустынна, только одна машина поблескивает боками в свете фонарей, и мне даже напрягаться не нужно, чтобы увидеть стоящую рядом валькирию.

– Куда это ты рванула? – спрашиваю, хватая её за локоть за секунду до того, как она влезает в белую Ладу.

– Домой собралась. Отстань! – пытается вырвать руку, а таксист возникает рядом, готовый защитить от моих посягательств честь красивой девушки.

– Проблемы?

Такой сервис, я в восторге.

– Никаких, – бросаю, а Ася дёргает рукой. – Смойся отсюда, зашибу.

– Чего ты прицепился?! – взвизгивает Ася, но так активно дёргаться перестаёт. – Пусти!

– Вот отвезу тебя домой, тогда и отпущу. А то, посмотрите на неё… Кенийский бегун ты, а не девушка.

– Ты маньяк, да? – Сверкает глазищами, аж ночь светлее становится.

– Он самый, – говорю, отпуская её руку, потому что сейчас и правда, смахиваю на одержимого. – Ася, машина моя недалеко стоит, зачем тебе эта колымага?

– В общем, ребята, разбирайтесь сами. – Таксист машет на нас рукой, садится на водительское место и заводит мотор.