Необычный подозреваемый. Удивительная реальная история современного Робин Гуда

– Я был практически уверен, что он какой-то психопат.

Второй мужчина был молодым, громкоголосым и до нелепости мускулистым. Его звали Пол, и он попал в тюрьму по обвинению в торговле наркотиками. Его перевели в блок «Эхо» после нападения на охранника, и Пол всякий раз злился, когда проигрывал в карты, хотя, по большому счету, играли они только для вида. Третий заключенный был на вид лет сорока, худощавый, бледный, с залысинами. Стивен не знал, за что его посадили, а сам он не рассказывал. Каждый день Стивена выводили из камеры и примерно на час отправляли в ту же маленькую комнату, где он неловко топтался в углу, пока все те же трое мужчин играли в карты или смотрели настенный телевизор.

Через несколько дней во время очередного вынужденного визита в комнату отдыха Стивен взял почитать местную газету. У него екнуло сердце, когда он увидел на первой странице фотографию худощавого заключенного средних лет, который в данный момент сидел напротив него и играл в карты. Стивен прочел, что его зовут Брайан Руни, он работал на стройке и недавно был осужден за изнасилование и убийство двадцатиоднолетней студентки Вермонтского университета по имени Мишель Гарднер-Куинн. Стивен почувствовал нечто вроде головокружения, осознав, с кем заперт в одном помещении.

Но в то же время он ощущал кое-что еще. Он начал осознавать, что глубоко внутри у него забурлило желание понять, как кто-то мог изнасиловать и убить невинного человека. Очень быстро его охватила непреодолимая потребность узнать, что заставило этого человека совершить подобное преступление.

– Это просто не укладывалось у меня в голове, – хмурится Стивен. – Я не понимал его логики.

Некоторое время он молчал. Наконец, наблюдая за очередной бесконечной карточной игрой заключенных, Стивен больше не мог сдерживать жгучее любопытство. Поэтому он шагнул вперед. Прочистил горло. И задал вопрос.

– Почему ты убил ту девушку? – окликнул он Руни.

Трое заключенных оторвались от игры и посмотрели на него. Стивен мгновенно понял, что ему, вероятно, не следовало задавать этот вопрос. Позже он узнал, что, находясь в тюрьме, более разумно и вежливо подыгрывать выдумке о том, что все заключенные невиновны в преступлениях, из-за которых попали в тюрьму.

– Нельзя спрашивать: «Почему ты это сделал?» – объясняет он. – Надо спрашивать: «Кто тебя подставил?»

Но на тот момент Стивен пробыл в тюрьме всего несколько дней и еще не знал об этом. И в любом случае он всегда держался прямолинейно в разговорах с людьми. Когда Стивен не мог понять причин или логики чьих-то поступков, то задавал человеку вопросы или вступал с ним в спор, не думая о последствиях. Столкновение удалось предотвратить только благодаря Полу и внезапному появлению охранника. Стивен почувствовал облегчение, когда его проводили обратно в камеру. За весь последующий срок, проведенный в Северо-Западном исправительном учреждении штата Вермонт, Стивен не обменялся с Руни ни словом, и тот игнорировал его в ответ, «что было вполне приемлемым соглашением».

Дни в Северо-Западном исправительном центре штата Вермонт проходили в унылом, пессимистичном бездействии. Стивен не мог смириться ни с фактом собственной поимки, ни с реальностью одиночного заключения. Он мог сделать всего три шага вдоль своей крошечной камеры, а на четвертом шаге ступня врезалась в холодную беленую кирпичную кладку. Ширину камеры Стивен измерял одним шагом. Когда солнце стояло высоко в небе Новой Англии, его свет попадал через зарешеченное окно в камеру максимум на два часа в день. Но в целом мир Стивена состоял из приглушенного, мерцающего флуоресцентного света и стен, которые, казалось, были готовы выжать из него жизнь. Первые несколько дней Стивен в основном спал, свернувшись калачиком на тонком клеенчатом матрасе.

– Во сне я всегда бежал в поисках выхода, часто по коридору, – вспоминает он. – Но путь всегда преграждала темная фигура.

Этот загадочный враг насмехался над Стивеном и угрожал ему на безмолвном языке снов.

Неизвестно чьи глаза то и дело заглядывали в смотровую щель. Из коридора до Стивена долетали голоса других заключенных, – мужчины кричали, шептались, жаловались тюремному персоналу, даже пели, – но он никогда не видел их лиц. Каждый из них был заключен в свою камеру на двадцать три часа в сутки. Единственными заключенными, с которыми Стивен виделся в Северо-Западном исправительном центре штата Вермонт, были психопат Тревор, мускулистый Пол и Брайан Руни, осужденный за изнасилование и убийство молодой женщины. Стивен продолжал писать обрывки стихов на листках бумаги, пока остальные трое играли в карты или сквернословили перед телевизором. Затем, через некоторое время, приходили охранники и отводили всех заключенных обратно в камеры. Это стало рутиной, а через неделю Стивену уже казалось, что так будет продолжаться вечно.

Стивен не разговаривал с матерью с тех пор, как его арестовали, и у него не было желания делать это сейчас. Слишком уж невыносимой казалась ему мысль о том, чтобы позвонить домой, сквозь помехи на линии услышать мягкий, осторожный мамин голос на другом конце провода и при этом гадать, поймет ли она и как отреагирует на звонок сына. Стивен сидел в камере и, хотя это было мучительно, закрывал глаза и представлял обширные открытые пространства своего детства: от высоких скал Юрского побережья до суровых бескрайних пустошей Дартмура, где ветер свистел вокруг древних каменных столбов друидов и, казалось, шептал и пел для Стивена, пока тот стоял испуганный и восхищенный.

Тюремный персонал держался с ним по большей части вежливо. Два взбудораженных маршала США, которые доставили его сюда, настаивали на том, чтобы Стивен подвергался ночным обыскам с раздеванием. Здесь этого не делали. Маршалы хотели, чтобы он оставался в кандалах, но со Стивена уже сняли оковы в обмен на обещание прекратить рисовать на стенах камеры. Некоторые охранники злорадствовали и дразнили его за акцент, очки и бесконечные каракули, но в целом к нему вроде бы относились с вежливой заинтересованностью.

Однажды Стивен получил дисциплинарное взыскание, когда тюремный офицер увидел, что он ковыряет белые швы вокруг окна в камере. Стивен попытался объяснить, что не пытался сбежать, ему просто было скучно и тревожно.

– На окнах были толстые металлические решетки и металлическая сетка. Даже если бы мне удалось снять плексигласовое окно, расковыряв швы, это не имело бы никакого смысла.

Он продолжал задавать вопросы и из-за этого попадать в неприятности. В комнате отдыха он небрежно поинтересовался у тех двух заключенных, с которыми продолжал общаться, не сбегал ли кто-нибудь из этой тюрьмы. И если да, то не знают ли они, как это сделать? Тревор с раздражением отмахнулся от этого вопроса и велел ему заткнуться. Еще несколько минут прошло в относительной тишине, пока другие заключенные играли в карты, а Стивен смотрел на них поверх газеты. Потом он снова прервал их игру, громко спросив, как лучше всего покончить с собой.

На самом деле Стивен не хотел убивать себя. Просто этот вопрос уже некоторое время не выходил у него из головы и теперь сам собой сорвался с языка.

– Мне просто было любопытно, как люди это делают. – Он пожал плечами, объясняя мне это.

То же самое с побегом. Стивен бы с удовольствием сбежал, но понимал, что подобное маловероятно. Однако это не означало, что ему не интересно узнать больше о том, как теоретически можно совершить побег. Ему и в голову не приходило, что другие заключенные могут не захотеть обсуждать ни одну из этих тем.

Однако в ответ на последний вопрос Пол сделал нечто удивившее Стивена. Он встал, повозился с батареей в комнате отдыха и, ухмыляясь, выудил из-за нее одноразовое бритвенное лезвие. Заключенным в основном корпусе тюрьмы разрешалось их использовать, но в изоляторе такие предметы были запрещены.

– Он явно зачем-то прятал там эту штуку.

Пол с улыбкой протянул лезвие Стивену. Стивен не мог понять, сделано ли это в шутку или крупный, громогласный заключенный действительно дает ему возможность покончить с собой. Стивен с детства не умел понимать, когда люди шутят. Но в тот момент, в комнате отдыха, он подумал, что, наверное, лучше всего просто взять бритву. Он спрятал лезвие в своей робе, а позже положил на выступ над дверью камеры.

В тот же вечер в его камере провели обыск и быстро нашли лезвие. В качестве наказания Стивена поместили в надзорную камеру. Она была такой же маленькой, как и его прежняя, но здесь постоянно горел свет, а в углу была установлена видеокамера. От света у него разболелась голова. Сидя на койке, Стивен натянул футболку на голову, пытаясь читать книгу в мягкой обложке. Заметив это, охранник тут же рявкнул на Стивена, чтобы тот прекратил. Тогда Стивен опустил футболку обратно и продолжил чтение. Мгновение спустя дверь его камеры с лязгом распахнулась, и в нее ворвались несколько охранников.

Воспоминания о том происшествии раздражают Стивена не меньше, чем все остальное.

– Они все кричали: «Он делает петлю! Он делает петлю!» Меня отвели в душевую, раздели и обыскали. Потом меня одели в черничный костюм.

Черничным костюмом на тюремном сленге называют робу для потенциальных самоубийц, которую используют в тюрьмах США. Это плотная, проложенная подкладкой, устойчивая к повреждениям одежда, в которой заключенные оказываются крепко и надежно зафиксированы. Костюм невозможно разорвать на полосы или каким-либо иным образом превратить в удавку. Такие одеяния часто бывают синими и придают заключенным сходство с раздувшейся и едва передвигающей ноги Виолеттой Бьюргард, – персонажем из фильма «Чарли и шоколадная фабрика», маленькой девочкой, которая стала похожа по форме и цвету на гигантскую чернику. Именно в такой костюм и нарядили обнаженного Стивена, а затем затолкали обратно в надзорную камеру. Он не мог сказать наверняка, но был почти уверен, что один из трех других заключенных в комнате отдыха сообщил тюремным властям про вопросы о побеге и самоубийстве, а также о том, что у Стивена есть лезвие. Ему было холодно. Он проковылял через камеру, чтобы сесть, и со вздохом заметил, что все его постельные принадлежности убрали. Стивен обернулся и увидел, как чьи-то глаза посмотрели на него через смотровую щель в двери, а затем исчезли.

После почти месяца в Северо-Западном исправительном центре штата Вермонт Стивена перевели. Он глотнул свежего воздуха, когда его усаживали в фургон для перевозки заключенных. Фургон двинулся на юго-восток через Вермонт, вдоль реки Винуски. Стоял июнь, и небо казалось огромным и голубым. Проезжая по шоссе I-89, фургон миновал озера и гряды холмов, покрытых густой зеленью: природоохранную зону Сентенниал Вудс, государственный лес Маунт-Мэнсфилд, государственный парк Кэмелс-Хамп. Стивен не мог ничего этого видеть, потому что сидел в клетке внутри фургона, а окна с пуленепробиваемыми стеклами закрывали решетки. Он сидел один, его тело мягко покачивалось в такт движению фургона, кончики пальцев онемели из-за туго застегнутых на запястьях наручников.

В Южном исправительном центре штата Вермонт Стивена ждало еще больше надсмотрщиков, чем в прежней тюрьме. Его раздели и обыскали, а затем наполовину повели, наполовину потащили в блок «Фокстрот» – в «Дыру» – отделение с самой строгой охраной в крыле самого строгого изолятора тюрьмы строгого режима.

– Я попал в «Дыру» в рамках их системы одиночного содержания, которую могут применить к любому заключенному, если тот проявляет склонность к побегу, представляет собой угрозу для других заключенных или для самого себя.

Четверо охранников сопроводили одетого после обыска лишь в шорты Стивена к его новой камере в «Дыре». Заключенные в камерах услышали топот ног охранников и подошли к дверям. Неторопливо, невнятно они стали нараспев скандировать:

– Ходячий мертвец! Ходячий мертвец!

Заключенные колотили и стучали по металлическим дверям, и от шума Стивен моргал и морщился, пока его волокли к камере. Он не выносил громкие звуки и теперь был полностью дезориентирован. Когда надзиратели втолкнули его в камеру, голова у него раскалывалась, а дыхание участилось. Новая камера была такого же крошечного размера, как предыдущая, только еще и грязная вдобавок. Унитаз был весь испачкан калом, стояла ужасная вонь. Один из охранников выкрикнул команду, но реакции не последовало. Он снова закричал, но Стивен либо не расслышал, либо не понял, что от него требуют. Затем, без предупреждения, четверо надзирателей набросились на него, повалили на пол и вышибли воздух из легких. Шквал ударов обрушился на Стивена, а потом его, задыхающегося, полуголого, бросили лежать на холодном бетонном полу.

Охранники вышли, захлопнулась тяжелая металлическая дверь. Крики и насмешки других заключенных эхом отдавались по коридору и отражались от стен камеры. Бледный и дрожащий, Стивен лежал, свернувшись калачиком на полу, и плакал. Не теми слезами злости и разочарования, какими он плакал в первые несколько ночей в прошлой тюрьме, а скорее жалобными, рвущимися от отчаяния из груди рыданиями.

Дни в «Дыре» проходили в болезненной неопределенности. Стивену не давали возможности организовать личное пространство, установить хоть какой-то распорядок дня. Периодически без предупреждения появлялись надзители и проводили обыски с раздеванием. Несколько раз в неделю Стивена переводили из одной камеры в другую, а оттуда – в следующую. Надзиратели колотили в его дверь посреди ночи и приказывали просунуть руки в проем, чтобы на него можно было надеть наручники, прежде чем они войдут. Стивен спал урывками, но и это удавалось с трудом. Дело было не только в постоянном ожидании того, что его вот-вот потащат в новую камеру или подвергнут очередному обыску, но и в том, что в тюрьме царила бредовая, маниакальная атмосфера. Некоторые из заключенных казались неуравновешенными. Другие часами пели странные бессмысленные куплеты. Третьи выкрикивали оскорбления в адрес охранников или издавали громкие звуки, подражая крикам животных. У одного заключенного была привычка имитировать стоны оргазма. Время от времени Стивен слышал, как группы охранников врываются в чью-то камеру под крики и проклятия заключенных.

Надзиратели обращалась со Стивеном подобным образом не потому, что им так хотелось или он просто подвернулся под горячую руку. Град ударов, сыпавшийся на него, постоянные обыски, переводы из одной камеры в другую, дезориентация и отчаяние… Все это было тщательно и заранее спланировано высоким коренастым мужчиной с темной бородкой-эспаньолкой. Марк Потанас в то время был начальником службы безопасности Южного исправительного центра штата Вермонт. У него глубокий голос и холодная, методичная манера описывать требования к ситуации. Стивена, по его словам, перевели в «Дыру» по особому распоряжению начальника исправительных учреждений Департамента тюрем штата Вермонт. Помещенный под стражу, Стивен находился под следствием федеральных агентств США, а также зарубежных сил правопорядка; маршалы США отмечали, что он потенциально склонен к побегу, и его застали расковыривающим швы вокруг окна своей камеры. В довершение всего Стивен незаконно хранил у себя лезвие бритвы. Потанас говорит, что разработал программу действий еще до прибытия Стивена в Южный исправительный центр штата Вермонт.

– План, который я разработал, был очень прост. Он не позволял Стивену чувствовать себя комфортно в своей камере. И под «комфортом» я подразумеваю закрепление за ним какой-то одной камеры. Поэтому я дал надзирателям указание, чтобы Стивена бессистемно переводили из камеры в камеру минимум три раза в неделю. И чтобы это могло произойти в любое время. Он мог выйти из душа или вернуться из комнаты отдыха и обнаружить свои вещи в новой камере.

Это, как утверждает Потанас, должно было помешать Стивену «обработать» за определенный период времени какую-либо камеру, будь то попытка ослабить оконные рамы или спрятать предметы, которые можно использовать в качестве оружия.

– Конечно, в этом есть определенный психологический аспект, – признает Потанас, – когда у человека нет возможности спать в одной и той же постели более двух ночей подряд. Насколько я могу представить, Стивен находился в постоянном ожидании того, что вот-вот произойдет.

Однако, по его словам, очень важно было не подчеркивать тот факт, что к Стивену применяют особые меры содержания.

– Мы старались не давать никому из заключенных статуса суперзвезды. Ясное дело, другие заключенные понимали, что со Стивеном обращаются как-то по-особому, потому что сами они такому не подвергались. Так что и надзиратели, и начальники знали о его прошлом.

Однажды Стивена отправили в небольшое помещение для спортивных упражнений вместе с крупным мужчиной, который, как радостно сообщили охранники, был известным «щелкунчиком», – то есть его поместили в изолятор за изнасилование других заключенных. Стивен провел тридцать минут, неуклюже приседая и отжимаясь и изо всех сил стараясь держать высокого молчаливого мужчину в поле зрения. Надзиратели время от времени заглядывали в помещение и хихикали. Иногда, в зависимости от того, в какую камеру его помещали, Стивен мог ночью прижаться лицом к зарешеченному окну и увидеть проблески звезд в темном небе. Он силился различить созвездия. Найти старых добрых знакомых в небесах над головой, когда все вокруг него, казалось, находилось в постоянном, ужасающем движении.

В 1912 году британский астроном Норман Локьер получил дотацию на строительство обсерватории на лесистом холме с видом на Сидмут. Локьер, помимо всего прочего, открыл химический элемент гелий и, окончив выдающуюся карьеру, удалился на побережье Девона. После его смерти в 1920 году белое одноэтажное здание с четырьмя большими серыми куполами было переименовано в его честь и стало домом для любительского астрономического общества.

Именно в обсерваторию имени Нормана Локьера часто заглядывал застенчивый и необщительный Стивен после переезда в Сидмут. В детстве он был постоянно одержим разными вещами, но астрономия стала самым сильным и продолжительным из всех его увлечений, оказав наибольшее влияние на формирование личности и взгляда на мир. Стивен отрабатывал почерк, многократно переписывая такие слова, как «Галактика Млечный Путь» и «Андромеда». Дома он повесил на двери маленькой гостиной плакат с изображением туманности Конская Голова – сделанную космическим телескопом «Хаббл» фотографию красивого и жуткого межмолекулярного пылевого облака в розовых и серых тонах, пронизанного переливающимся светом бесчисленных звезд.

В одной из дневниковых записей от 6 января 1995 года Стивен упомянул о посещении обсерватории и о том, как он смотрел на туманность Ориона. За шесть месяцев до этого, в возрасте восьми лет, Стивен находился в обсерватории и стал свидетелем столкновения кометы Шумейкеров – Леви с Юпитером. Через гигантскую линзу он наблюдал за поверхностью самой большой планеты нашей Солнечной системы и был поражен видом красно-коричневой атмосферы газового гиганта, взбаламученной сверхзвуковыми ветрами. Космический объект находился на расстоянии примерно 965 миллионов километров от Земли, и при этом Стивен мог рассмотреть его в мельчайших деталях из обсерватории, расположенной на вершине холма неподалеку от его муниципального дома в тихом уголке Девона.

Зрелище вызвало у Стивена не просто эйфорию и удивление. Падение кометы Шумейкеров – Леви стало первым случаем, когда человечество смогло непосредственно наблюдать внеземное столкновение. В данном случае огромные куски камня и льда диаметром более километра врезались в планету со скоростью 215 000 километров в час, разрушив атмосферу газового гиганта и оставив на поверхности видимые следы, которые оставались заметными еще в течение нескольких месяцев после события. Все это случилось на глазах у Стивена, и, спускаясь с холма к своему дому, мальчик ощущал леденящий душу экзистенциальный страх. Что, если бы комета врезалась в Землю, а не в Юпитер? Сколько гигантских каменных глыб летит с невероятной скоростью в космосе? Однажды жизнь на нашей планете уже подверглась опасности уничтожения из-за подобного столкновения. Почему это не может повториться? Стивену такая перспектива казалась не просто возможной. Она выглядела вполне вероятной. Неизбежной.

Это было «семя обреченности», посеянное в сознании Стивена. Чем больше он узнавал о необъятности космоса и чем больше мог непосредственно наблюдать все: от колец Сатурна до самого сердца галактик, тем менее значимой казалась Земля. Человечество уязвимо и ведет на этой планете полную опасностей жизнь, пришел к выводу Стивен. По чистой случайности орбита Земли находится от Солнца на расстоянии, которое позволило человечеству эволюционировать. Малейший сдвиг земной орбиты означал бы конец всего. Смерть от жары. Смерть от холода. Стивен прочел много литературы о феномене инверсии геомагнитного поля Земли, бессистемных событиях, при которых магнитный север и магнитный юг планеты меняются местами. Он посетил библиотеку Эксетера и взял там книги, подробно описывающие теории о том, как инверсия геомагнитного поля привела к потере защитной атмосферы Марса, лишив планету жизни и превратив ее в бесплодную пустошь.

Из книг Стивен узнал, что, по оценкам ученых, за последние восемьдесят три миллиона лет на Земле произошло сто восемьдесят три инверсии геомагнитного поля и как эти события были связаны с массовыми вымираниями. Последняя такая смена магнитных полей произошла семьсот восемьдесят тысяч лет назад. Когда произойдет следующая? Рано или поздно ее не избежать. Так почему же никто об этом не говорит? Почему никто, похоже, не хочет признавать то, что Стивену становилось все более очевидным: что жизнь на Земле ужасно хрупка? У Стивена голова шла кругом при одной мысли о том, насколько мы близки к уничтожению. Когда он прятался от учителей в высокой траве поля, расположенного рядом со школой, или гулял в одиночестве по берегу реки Экс, или по ночам лежал без сна в своей крошечной спальне, эти мысли пульсировали у него в голове.

Но опасность исходит не только от обломков камней, летящих сквозь космос. Когда Стивен вступил в подростковый возраст, он начал понимать, что самые большие опасности для человечества созданы человеком. Ядерное оружие. Парниковые газы. Недальновидное пренебрежение к природе в погоне за производительностью. 9 октября 1998 года двенадцатилетний Стивен написал стихотворение без названия, приуроченное к Национальному дню поэзии. Твердым почерком он нанес на бумагу синие чернила:

    Когда-то в мире были прекрасные деревья    сверкающая вода и очаровательные животные    но потом появились существа    вырубили деревья и построили ужасные фабрики    сделали воду черной и вонючей    загрязнили воздух дымом удушливых испарений    и охотились на животных и убивали их    кто же мог сотворить такое?    это сделал                                                             Человек! [2]

По мере взросления эти опасения у Стивена только усилились. Его мать хранила брошюры Кампании за ядерное разоружение [3] и украсила дом галькой с логотипом этой Кампании, а также своими карандашными набросками с изображением ежей и деревьев. По ночам Стивен смотрел на небо и задавался вопросом, почему, несмотря на подавляющие шансы в пользу существования разумной внеземной жизни среди миллиардов звезд в нашей Галактике, человечество никогда не вступало в контакт с инопланетной расой. Он читал о гипотезе Великого фильтра [4], которая объясняет этот парадокс так: все развитые расы в какой-то момент приобретают технологические средства для полного уничтожения самих себя. И что большинство галактических рас невольно делают это до того, как у них появляется возможность освоить межзвездные путешествия. Отсюда и отсутствие контактов с инопланетянами.

«Эта концепция беспокоит меня, – писал в дневнике Стивен. – Неужели все расы уничтожают себя, когда достигают нашего технологического уровня? Это может быть „естественной защитой“ препятствующей возникновению существ, уровнень развития которых позволит им обрести силу богов».

На последней странице одного из дневников Стивен написал, что, по его мнению, человечество уничтожит себя в 2039 году. Это будет, заключил он, «год самоуничтожения».

При всем своем пессимизме, однако, Стивен, тогда еще подросток, никогда не опускался до нигилизма. Напротив, его восприятие природы – самого ее существования – усилилось. Долгие одинокие прогулки по диким местам Девона вызывали у Стивена своего рода состояние блаженства. Растения, деревья, птицы, ручьи, окаменелости, скальные образования – все это стало для него своего рода благословением. Стивен понимал, какое же чудо, что мир вокруг него вообще существует, если исходить из космических масштабов.

«Природа совершенна, – нацарапал он в шестнадцать лет в своем дневнике. – Когда смотришь в ночное небо, то видишь самое прекрасное зрелище из всех. Это Вселенная и все, что в ней есть. Галактики, звезды, время – все».

У Стивена появилось непреодолимое желание путешествовать, увидеть мир за пределами Девона, сбежать от трудной и непредсказуемой жизни в доме на Мэнстоун-авеню и наслаждаться планетой, пока есть такая возможность. В дневнике Стивен записал короткое стихотворение под названием «Я хочу»: