Демон-полукровка

– Кто это?

– Её Величество говорила, будто бы это сын вдовой герцогини Амарской, близкой подруги Её Величества…

– Значит, это и есть сама герцогиня? – шёпотом вмешалась в разговор кавалеров одна миниатюрная женщина, опутанная серебряными подвесками, будто ловчими сетями паука.

– Видимо, да… – отвечали ей в унисон двое длинных, похожих на бледных комаров, придворных, провожая Мередит взглядами.

В отличие от своих детей, Мередит уверенно и твёрдо держалась в многоглазой и стоустой толпе. Она решительно и гордо несла голову, даже не удостаивая краем взора настороженно и любопытствующе изучающих её придворных. Хоть годы иссушили и изменили её, она, в простом дорожном платье, смотрелась куда величественнее и внушительнее, нежели пышно разряженная, с застывшим кукольным лицом, Маргарет, указывавшая им дорогу.

По мере их продвижения вперёд сжималась и усыхала толпа праздных придворных. У ворот Розового сада стояли всего три пожилые женщины в монашеских покрывалах, почтительно опустившие голову перед Её Величеством и нисколько не удивившиеся появлению Мередит и её детей.

– Сёстры, – промолвила Маргарет, остановившись и быстро поведя в стороны тёмными глазами, – тут ли наследный Принц Ольванс и Принцесса Саллива?

– Здесь, Ваше Величество, – глухим из-за покрывала голосом отвечала первая монахиня.

– Его Высочество объезжает подаренного ему коня под присмотром Его Величества, – продолжала вторая, – а Её Высочество с братьями и сёстрами играют неподалёку.

– Не было ли у них кашля? – тревожно выспрашивала Маргарет. – Не жаловались ли они на головную боль?

Мередит еле заметно злорадно усмехнулась и почему-то потёрла руки.

– Нет, Ваше Величество, – сказала третья монахиня, – как Вы можете видеть, дети вполне здоровы и счастливы.

Маргарет с мгновение помялась, тревожным недоверчивым взглядом стрельнула на сестру и племянников, а затем громадным шагом вступила за ворота.

– Тогда пойдёмте, – понизившимся голосом промолвила она, – я познакомлю вас. Спасибо за труды ваши, – безразлично бросила она после пары секунд молчания, когда три монахини остались позади них.

– Благодарим, Ваше Величество, – хором ответили они, поворачиваясь к Маргарет, хотя Маргарет и не думала смотреть на них.

Деревья обеспокоенно зашелестели; грозовой ветер сильнее затрепал подолы платьев Бэарсэй, Мередит и Маргарет, поднял дыбом и спутал волосы. В лицо им летели крошечные пылинки, противно щекотавшие глаза и ноздри. А в нескольких метрах от них, весело крича, прыгал высокий для своих лет мальчик, пытавшийся за узду развернуть к себе своего пони. Удобно устроившийся на скамейке рядом мужчина краем серого глаза наблюдал за ним.

– Смотрите, у меня получается! – кричал мальчик, отбрасывая со лба спутавшиеся тёмные волосы. – Я уже почти… – и он упорнее потянул на себя узду.

– Да ничего у тебя не выйдет, Ольванс! – весело кричали ему дети, сидевшие: кто на траве, кто на скамейках, кто на узловатых ветвях осыпанных розовыми лепестками деревьев – недалеко от него. – Он тебя не слушается!

– А я сказал… что послушается, Лесли! – протестующе воскликнул Ольванс и рванул узду с ещё большим усердием. Но пони не двинулся с места, и Ольванс тяжело повалился в траву под крики и хохот своих братьев и сестёр.

«Добро пожаловать, – угрюмо проворчала Бэарсэй в голове Ареллагана, – вот он, Принц Ольванс – мой названый жених. Тебе не кажется, что он какой-то… мелкий?..»

«Сейчас вас никто и не собирается обручать, – отрезал Ареллаган, – в пару лет он станет старше нас, а потом и вообще умрёт, ты даже моргнуть не успеешь».

«А вот эта девчонка – Саллива, – продолжала Бэарсэй, постреливая взглядом в светловолосую Принцессу, быстро колотившую каблуками туфель о ствол дерева от смеха. – Она вообще никаких шансов на трон не имеет! – и в голосе Бэарсэй прозвучало плохо скрываемое злорадство. – Вот уж не повезло…»

«Госпожа матушка говорила, что она постарается устранить всех прочих наследников», – в тон ей отвечал Ареллаган. Но, глядя на этих детей, он не мог себе представить, что именно с ними ему предстоит биться за свой трон, что для него они – враги и он должен расправиться с ними сам, если это придётся. У этих детей было всё… вряд ли их считали отверженными, не нужными никому, даже самой природе.

– Льюис! – воскликнула Королева Маргарет, подойдя ближе. Высокий мужчина быстро поднялся со скамейки, его скользящий взгляд коснулся Мередит, Ареллагана и Бэарсэй. – Льюис, я как раз хотела представить тебе герцогиню Амарскую из Мармудая и её детей. Я посчитала нужным пригласить герцогиню во дворец, так как именно здесь, в Империи, её родина.

– Рад видеть Вас, Ваше Сиятельство, – церемонно ответил Льюис безо всяких интонаций в голосе. – Я счастлив познакомиться с Вами и с Вашими детьми…

Бэарсэй неловко пожала протянутую ей руку Короля, Ареллаган упёрся в неё гневным взглядом, однако тоже из правил приличия встряхнул ладонь, показавшуюся ему преступно мягкой, слабой и тёплой. Льюис мимолётно поморщился: очевидно, его изнеженную кожу поразил холод, исходящий от его гостей.

– Я надеюсь, – с натянутой улыбкой говорила Маргарет, – что ты примешь герцогиню и её детей как своих родственников…

Мередит снова ухмыльнулась уголком рта, недобро сверкая глазами.

– Дорогие мои, – Маргарет склонилась над Ареллаганом и Бэарсэй, улыбаясь, – ступайте, поиграйте, а взрослые поговорят о своих делах…

Не слишком стесняясь присутствия Короля, Ареллаган прошипел Маргарет на ухо:

– Не думайте, что мы настолько глупы, чтобы не понять, о чём вы говорите…

– Демоны считают себя намного умнее людей, – холодно сказала Маргарет тоже шёпотом, – но в некоторые дела тебе лучше не мешаться, хотя ты и наполовину дух.

– Во мне нет ничего человеческого! – огрызнулся Ареллаган.

– Это тоже видно, – прошелестела Маргарет и опять распустила на лице счастливую улыбку. – Ну, давай, дорогуша, иди, – её голос зазвучал нежно и музыкально, – не нужно стесняться. Хотя мои дети и наследники трона, они всё же не зазнайки. Тебе будет с ними интересно… иди, друг мой…

Развернувшись, Ареллаган зло потопал к королевским детям, уже сбившимся в заинтересованную стайку вокруг Бэарсэй. Бэарсэй с величайшим усилием строила рожицы, пела песни на мармудайском и всячески смешила ребят, хотя самой ей ничуточки не хотелось смеяться. Подошедшего Ареллагана она представила просто:

– Ареллаган, мой младший брат. Очень умный.

– А о чём ты разговаривал с матушкой? – поинтересовался старший Принц, отбросив поводья пони в сторону. – Кажется, о чём-то серьёзном; у вас были такие лица…

– Она спрашивала, нравится ли мне в Столице, – легко солгал Ареллаган, – и я ответил, что очень.

– Теперь вы всегда и везде будете с нами, – вмешался другой Принц, Фриэль, следующий в очереди на трон. – Вы же тут никого не знаете?

– Нет, никого, – погрустнев, промолвила Бэарсэй.

– Так это же замечательно! – и Принцесса Лесли, размахивая слишком длинными руками, придвинулась ближе. – У других герцогов и герцогинь дети знают ещё много других ребят, и к нам они заваливаются целой толпой.

– А нам это совсем не нравится, – мрачно прибавил Принц Джолли, болезненного вида мальчик с запавшими глазами. – Они постоянно ведут себя так, будто кланяются нашей матушке.

– И ещё будет очень весело всему вас учить, – подмигнула им Принцесса Саллива: она была самой крошечной из всех детей и казалась намного меньше остальных, хотя их разделяло не больше года в возрасте. – Вы же впервые в Столице?

– Честно говоря, мы и в Империи впервые, – осторожно заметил Ареллаган, – всю свою жизнь мы прожили в Мармудае, пока отец наш не умер.

– А… как это случилось? – осторожно поинтересовался Принц Нёрст, весь в веснушках, совершенно не похожий ни на Маргарет, ни на Льюиса, ни на кого-либо из своих братьев и сестёр.

– Простудился на охоте, – скупо ответил Ареллаган и опять устремился взглядом к старшим.

Мередит, Маргарет и Льюис, устроившись на каменной скамье чуть в стороне и сблизив головы, о чём-то договаривались, но Ареллагану не удавалось разобрать ни одного слова из их беседы.

– Ареллаган! Ареллаган! – раздался звонкий голос Салливы рядом. – Ареллаган, а ты идёшь с нами?

– Что? Куда? – вскинулся он: толпа ребят уже торопилась куда-то, перебрасываясь громкими восклицаниями, и только Саллива стояла, дожидаясь его и задерживая других.

– Смотреть на пони Ольванса! – весело пояснила Саллива и улыбнулась. – У него их целый табун!

– Да, я уже иду… – пробормотал он, поднимаясь с нагретой солнцем земли. – Думаю, это будет интересно!

Саллива схватила его за руку и потащила за собой, видимо, ничуть не смущаясь тем, что его кожа была холоднее, чем у мертвеца на морозе. Бэарсэй, наигранно отдуваясь, притворялась, будто бы её жалких сил ничуть не хватает, чтобы догнать Принца Ольванса и Принцессу Лесли, бегущих впереди по обдуваемой свирепым ветром дороге. Из Розового сада они выскочили растрёпанными и раскрасневшимися; даже Ольванс уже заметно уставал, возводя глаза к хмурящемуся небу, будто бы задавая ему вопрос: долго ли ещё? Ареллаган стремительно оторвался от Салливы и возглавил цепочку бегущих детей.

– Ареллаган, да откуда тебе знать, куда нам бежать? – пропыхтел сзади Фриэль, чьи хомячьи щёки, казалось, вот-вот разорвутся натужным дыханием. – Ольванс покажет…

Ареллаган небрежно отмахнулся от Фриэля и прибавил скорости. Не зная, где находятся конюшни наследника, он вывел всех точно в нужное место. В похолодевшем и наполнившемся влагой воздухе он уловил следы живых существ, ржущих, постукивающих копытами, хрустящих отборным овсом и опускающих морды в канистры с прозрачной водой. Застыв перед величественным зданием конюшни, Ольванс поражённо пробормотал:

– Но… как?..

– У меня хорошее чувство ориентировки, – беспечно ответил Ареллаган, упиваясь восторженными взглядами королевских детей.

«Хорошее чувство ориентировки, ну как же», – ядовито промолвила Бэарсэй.

«Какая разница, они же верят, – отмахнулся Ареллаган, – нам нужно, чтобы нас зауважали».

«Будешь так завоёвывать уважение – и любой идиот скоро догадается, кто мы», – предостерегла его Бэарсэй.

«Не догадаются. Они же слишком маленькие».

«А потом?» – в голосе Бэарсэй зазвучала несвойственная ей тревога.

«А потом… что им уже будет до того, кто мы!» – с воодушевлением воскликнул Ареллаган, и Бэарсэй не преминула омрачить его торжество:

«Мама говорила, что людям нельзя доверять. Не факт, что они не возненавидят нас, когда всё откроется».

– Ареллаган! Бэарсэй! – звала их Лесли, неуклюже разворачиваясь на тонких ногах и выныривая из тёмного провала дверей конюшни. – Идёмте, таких пони едва ли раз в жизни увидишь!

Ни Ареллагану, ни Бэарсэй не хотелось переступать порог; ведь оба они знали, что за этим последует. Но Ольванс и Саллива, подталкивая их в спину и шутливо ободряя, насильно впихнули их внутрь и даже подвели к стойлам, в которых мирно стояло бесчисленное множество пони, принадлежащих наследнику. Ареллаган поразился:

– Зачем тебе столько?

– Мне их постоянно дарят, – гордо ответил Ольванс, – по десять штук на каждый праздник.

Ареллаган пристально изучал крошечную лошадку. Фыркнув в овёс, она медленно подняла изящную голову, и её тёмные красивые глаза столкнулись с его глазами. Чёрный зрачок лошади расползся в стороны, её мягкие губы подались в стороны, и с испуганным ржанием она забилась в своём стойле, подкованными копытами вышибая крепкую дверь стойла. Лесли и Саллива завизжали, Джолли побледнел ещё больше обычного. Ольванс заметался у стойла, нелепо размахивая руками:

– Ветер, Ветер, успокойся! Здесь все свои!

«Значит… и лошади думают то же самое», – с горечью понял Ареллаган, отворачиваясь от взбесившейся пони, всё ещё бессмысленно ударявшей копытами в дверцу и издававшей тонкое, режущее слух ржание.

Когда Ветер всё же присмирела, Ольванс, полный краски и стыда, неловко подошёл к ним.

– Простите, – покаянно шепнул он. – Я вас очень напугал, наверное… и теперь вы вряд ли будете с нами дружить.

– Ты зря так думаешь, – бойко возразил дэ Сэдрихабу, – ты же не виноват, что твоя лошадь взбесилась.

– Значит, мир? – некстати встрял Джолли.

– Мы и не думали обижаться на вас, – растягивая улыбку на лице, отвечал дэ Сэдрихабу.

* * *

И с тех пор потекли один за другим самые лучшие дни в их жизни. Хотя, конечно, здесь было идеально далеко не всё… Многие людские обычаи были для Ареллагана и Бэарсэй непривычны, а сами они порой непреднамеренно нарушали сложные правила королевского этикета. Первая неприятность случилась с ними на следующий же день после их водворения в комнатах поблизости от покоев наследников. Наутро к дэ Сэдрихабу вошёл седовласый мужчина с огромным серебряным тазиком и объявил:

– Время умываться, Ваше Сиятельство.

– Убери от меня эту гадость! – испуганно вскрикнул дэ Сэдрихабу и принялся кидаться в слугу подушками. Холод, исходящий от таза, даже на таком расстоянии обжигал его ледяную кожу.

– Ваше Сиятельство, не угодно ли Вам умыться? – не сдавался слуга, пытаясь продвинуться вперёд под непрекращающимся подушечным залпом. – Ваше Сиятельство… послушайте…

– Прочь! Немедленно убирайся вон!

Только когда слуга вместе с тазиком исчез, дэ Сэдрихабу сумел успокоиться и сообразить, насколько глупо было его поведение. Примерно десять минут спустя к нему пришёл Ольванс и с порога рассмеялся:

– Эй, грязнуля! Ты чего так взбеленился? Неужели у вас в Мармудае никто не знается с водой и мылом?

– Э-э… – Ареллаган чуть поморщился и быстро солгал: – У нас не принято запускать слуг в комнату утром. Как-то на нашего отца организовали покушение, как раз тогда он сидел в комнате и готовился умываться…

– Хм, – Ольванс чуть покраснел, – извини. Я не знал об этом. Я скажу слугам, чтобы они к тебе не заходили по утрам, хотя для нас это и странно. Нас с братьями и сёстрами умывают, причёсывают и переодевают камердинеры. Я думал, везде поступают так же.

– Вы что, не в состоянии ухаживать за собой сами? – несдержанно фыркнул Ареллаган и поднялся с постели, на которой так и не уснул сегодняшней ночью.

Ольванс, очевидно, смутился.

– Пойдём, я провожу тебя в главный холл. Мы там всегда собираемся на общие трапезы.

Королевский дворец давил на дэ Сэдрихабу, представляясь ему огромным тёмным муравейником. Он хорошо ориентировался в его перепутанных ходах и чувствовал, куда следует идти, но не понимал, к чему собирать столько галдящих бездельников и бездельниц в своём доме. Дамы и кавалеры, шурша шёлковыми нарядами, проходили мимо, не забывая кланяться Принцу, согбенные служанки с тряпками и вёдрами в руках становились на колени и почтительно касались лбом пола, даже если перед этим по полу прошлись чьи-то грязные подошвы. Дэ Сэдрихабу с интересом и тревогой завертел головой.

– Кто все эти люди? – спросил он, подёргав Ольванса за рукав.

– Это? – Ольванс хмуро осмотрел толкущихся дворцовых обитателей. – Ну, это мамины фрейлины с семьями, папины советники, слуги…

– Почему их так много?

– Так положено, – Ольванс пожал плечами, – раньше было ещё больше.

– И разве они тебя не раздражают? – с сомнением спросил Ареллаган. В ушах у него уже резало от дикого гомона и топота, производимого придворными.

– Не то слово, – доверительно подмигнул ему Ольванс, – но я же пока не Король, я не могу их разогнать. Эх… скорей бы уже начать править, – и он тоскливо поглядел в потолок.

Широкий коридор слился с другим, боковым коридором, и к Ольвансу присоединились его младшие братья и сёстры. Под руку с Лесли шла и неустанно болтала Бэарсэй. Лесли остановилась и почтительно присела перед каким-то долговязым хмурым человеком.

– Доброе утро, Ваше Сиятельство.

– Доброе утро, Ваше Высочество, – ответил тот с полуулыбкой. – Какие сны навещали Вас сегодня?

– Никакие, Ваше Сиятельство, – рассмеялась Лесли, – а Вас?

– С того дня, как Вы появились на свет, не было ночи, чтобы Вы мне не снились, – то ли серьёзно, то ли в шутку сказал человек и ввинтился в ряды торопящихся к нижней лестнице придворных.

Ареллаган вопросительно поглядел на Лесли.

– Кто это был?

– Это Оре Монтега, – пояснила Лесли, – он один из папиных министров; кажется, военный или иностранных дел… Он такой забавный! Как его ни спросишь, всегда ответит, что я ему снилась этой ночью.

– Честно говоря, мне этот Монтега не нравится, – доверительно шепнул Ольванс. – Он какой-то… какой-то скользкий. Как угорь.

– И ещё он постоянно сидит по правую руку от папы, – злобно прошипел Джолли, и на его щеках явственно выступили порыжевшие веснушки.

Бэарсэй выразительно подкатила глаза и картинно зевнула. Её, очевидно, мало что интересовало в окружающем мире, даже в том, куда она едва успела попасть и где должна была укрепиться, чтобы получить иллюзию прав на отобранный престол. В отличие от Ареллагана, она нисколько не удивилась, что половину огромного холла занимал стол примерно на полтораста человек, и что рядом с этим столом стоял другой, попроще и пониже, без скатерти и столовых приборов, за которым завтракали дворцовые слуги, хватая куски руками и опрокидывая жидкие блюда в рот через край тарелки. Ольванс с властным видом огляделся и повёл их не к огромному столу, где уже располагались Король, Королева и Мередит, и не к слугам, а влево: там, за туго натянутой портьерой, оказался ещё миниатюрный столик, накрытый на восьмерых.

– Здесь наше место, – пояснила Лесли, – мы тут будем кушать, пока нам не исполнится четырнадцать.

– Дети мои! – послышался призывный голос Маргарет.

– Уже идём, матушка! – за всех откликнулся Нёрст и зловещим шёпотом пояснил: – Прежде, чем садиться завтракать, надо поздороваться с родителями и их приближёнными, всем пожелать доброго утра и приятного аппетита, не то они обидятся.

Удивляясь странным людским обычаям, дэ Сэдрихабу и Бэарсэй поплелись следом за королевскими детьми к столу, возле которого вовсю суетились позавтракавшие слуги с приборами. Чопорные мужчины в чёрных костюмах носились возле главы с полотенцами в руках и тщательно осматривали каждое, прежде чем подать его определённому кавалеру или даме; девушки с подносиками тревожно пересчитывали вилки, ложки и ножи и старательно раскладывали их подле тарелок в странном порядке. Гвалт в зале царил невообразимый; дэ Сэдрихабу недоумевал, как в подобной обстановке можно завтракать. Ольвансу, стоящему в двух шагах от королевской четы, пришлось даже повысить голос, чтобы его услышали.

– Доброе утро, матушка. Доброе утро, господин отец. Какие сны навещали вас сегодня?

– Доброе утро, дитя моё, – с улыбкой ответила Маргарет. – Я не помню, что снилось мне сегодня, но уверена: это было что-то очень хорошее.

– Кланяйтесь! – зашипела Саллива на ухо Бэарсэй и дэ Сэдрихабу, и они запоздало присели перед Королём, Королевой и их ближайшим окружением.

– Доброе утро, матушка. Доброе утро, господин отец… – заговорила Лесли, пока Ольванс с ритуальными приветствиями обходил кавалеров и дам, собравшихся поблизости от королевских мест.

Теперь дэ Сэдрихабу понял, почему их повели в залу так рано, когда ещё ничего не было готово: чтобы поздороваться со всеми приближёнными царствующей четы, нужно было очень много времени. Его и Бэарсэй, к счастью, не принудили желать доброго утра посторонним им людям и выспрашивать каждого, хорошо ли ему спалось. По правилам дворцового этикета, им следовало поздороваться только с Королём, Королевой и собственной матерью, которая не отводила от них ястребиного взора в продолжение всего того времени, что наследники приветствовали придворных. Когда Ареллаган подошёл к ней ближе, чтобы она могла услышать его слова, она вдруг протянула к нему руки и спокойно сказала:

– Подойди ближе, сын мой. Бэарсэй, – она стрельнула взглядом в Бэарсэй, уже потянувшуюся к какой-то придворной даме с очень крупными серьгами в ушах, – и ты тоже.

Дети склонились к ней, и Мередит, обхватив их руками, быстро зашептала:

– Этот мир полон опасностей. Очень трудно следовать королевскому этикету, чтобы не быть сочтённым подозрительным элементом. Делайте всё так же, как эти дети, а после общей трапезы подождите у дверей: я отведу вас в свои покои.

– Да, госпожа матушка, – покорно прошептал дэ Сэдрихабу.

Ольванс отошёл от последнего дряхлого придворного с усами, укладывающимися на стол, и поманил друзей за собой:

– Идёмте! Я видел, кушанье уже готово!

Наследники ели с золота и потребовали принести такую же посуду своим друзьям. Дэ Сэдрихабу этому немало обрадовался: проходя вдоль стола старших к своему, он обратил внимание, что большинство придворных пользовались серебряными приборами, от которых исходил мертвецкий холод. Прежде чем сесть за стол, Ольванс поднял глаза к небу и громко сказал:

– Да увидит госпожа Магия, что я не имею дурных мыслей!

Недоумённо переглянувшись, Ареллаган и Бэарсэй всё же повторили его странные слова, как это сделали и прочие королевские дети. Устроившись за столом, Ольванс первым разрезал жареное мясо на своей тарелке и стал есть, остальные не прикасались к своим приборам, пока он не проглотил первого кусочка. Лукаво кося глазом себе за плечо, дэ Сэдрихабу видел, что точно так же поступают и придворные за большим столом, оглядываясь на Королеву, и слуги за малым, почтительно наблюдая за старшим среди них. Бэарсэй фыркнула и поинтересовалась:

– А почему вы все ждёте, пока старший не съест хотя бы кусок?

Королевские дети отложили приборы и задумчиво на неё посмотрели. Нёрст пожал плечами:

– Не знаю, так принято.

– А если Ольванса не будет за столом, вы вообще не станете есть? – въедливо выспрашивала Бэарсэй.

– Э-э… – Нёрст повращал глазами налево и вверх, – тогда первой будет кушать Лесли.

– Ну а если Ольванс тут будет, но у него аппетит испортится, что тогда? – Бэарсэй торжествующе захохотала.

Нёрст, очевидно, запутался, но остальные ребята тоже выглядели весьма озадаченными. Фриэль, самый молчаливый, буркнул неразборчиво:

– Ты задаёшь какие-то странные вопросы, Бэарсэй.

– А по-моему, так правильные! – вдруг захохотала Саллива и задрыгала ногами под столом. Лесли сурово цыкнула на неё:

– Веди себя прилично!

– Ну хорошо, хорошо… – без особенной охоты ответила Саллива и прекратила болтать ногами, но улыбки с лица не спустила.

«Братишка… – заползший в мысли дэ Сэдрихабу голос Бэарсэй тоскливо умолял. – Братик…»

«Ну чего тебе?» – не без раздражения поинтересовался он.

«Скажи, что ты умеешь пользоваться этими… этими штуками», – Бэарсэй показала глазами на вилку и нож, лежащие возле её нетронутой тарелки.

– Ареллаган! Бэарсэй! – Лесли с удивлением поглядела на них. – Вам не нравится кушанье?

– Почему же, очень нравится, – легко солгал дэ Сэдрихабу и мысленно приказал Бэарсэй: «Делай всё как они».

Подражать Бэарсэй умела всегда и довольно неплохо. Она взялась за вилку и нож и принялась орудовать ими как ловкий едок, всю жизнь провёдший при дворе. Дэ Сэдрихабу попытался следовать её примеру, но ему вкус человеческой пищи совсем не нравился. Она вызывала неприятное тяжёлое ощущение в каждом сантиметре его сущности, и он был уверен, что теперь точно не сумеет превратиться, если вдруг возникнет необходимость.

– Интересно, – сказала Бэарсэй, в упор глядя на Ольванса, – а почему слуги так боялись положить не то полотенце или не ту вилку рядом с придворными?

– Потому что на каждом полотенце есть монограмма дворянского рода, к которому этот аристократ принадлежит, – пояснил Ольванс.

– Подать одному дворянину полотенце с монограммой другого дворянина – это серьёзное оскорбление, – Джолли, расширяя глаза, покачал головой.

– А ещё для каждого титула положен определённый набор столовых приборов, – продолжала Лесли. – Например, у наших родителей и носителей королевской крови он тройной, вилки лежат слева, а ножи справа, но уже обычные герцоги не могут класть ножи и вилки так, хотя набор у них тоже тройной.

– Почему тогда у нас всё так же, как и у вас? – спросил дэ Сэдрихабу, покосившись на свою тарелку.

– Потому что вы наши друзья, – пожав плечами, просто ответил Ольванс.

Дэ Сэдрихабу подозрительно поглядел на него, пытаясь определить по его лицу, солгал он или нет. Своим выводам он не мог поверить, а потому осторожно проскользнул в мысли Ольванса и ненадолго задержался там, с неверием осматриваясь, пролистывая свежие воспоминания Принца о себе. Но Ольванс действительно не видел в нём врага и не думал смеяться, он говорил именно то, что думал.

«Очень странно», – задумчиво сказал дэ Сэдрихабу про себя. Поведение Ольванса представлялось ему необычным потому, что сам он практически никогда не произносил вслух свои мысли и считал это последней глупостью на свете.