Голос Бога

Он стремительно прошёл по коридору, оставляя следы на свежевымытом полу, и резко затормозил перед приоткрытой дверью – оттуда слышались голоса. Гави досадливо вздохнул. Самый ненавистный момент. Единственное, что раздражало его в работе. Знакомства с новыми людьми всегда так волновали его, что он в глубине души даже радовался тому, что все они были абсолютно незрячими и не могли видеть, как он хмурился, краснел и тушевался. Зато они прекрасно слышали его заикание.

Он вошёл в комнату и старательно улыбнулся. Куратор – женщина лет пятидесяти с короткой стрижкой и открытым светлым лицом охотно ответила ему тем же. На груди у неё был прикреплён бейдж с именем «Нурия Рада» и по всему было видно, что она полностью оправдывала свою фамилию. Нурия благодушно улыбнулась, оглядывая всех присутствующих, и поспешила представить Гави гостям.

– А вот и наш тренер – Гавестон Фрельзи. Прошу, Гавестон, присядь, – она указала ему на табурет. – Позволь представить тебе нашего гостя – господина Ингура Вессаля.

Гави в это время вежливым кивком ответил на дружелюбное приветствие второй женщины, сидящей тут же – на ней была жёлтая форма с той же эмблемой, что и на автомобиле, и Гави видел её здесь далеко не впервые. И лишь затем он перевёл взгляд на гостя, сидящего в кресле между ними.

То был седой безбородый старик в неброской удобной одежде и затемнённых коричневым градиентом очках. На коленях его лежала трость. Руки же он сложил на слегка выпирающем животе, сцепив их в замок. Он старался держаться спокойно и уверенно, но всё же нервное постукивание левой ногой об пол выдавало его волнение.

– Д-добрый день, – выдавил из себя Гави, осторожно присаживаясь на табурет напротив слепого.

Старик удивлённо приподнял брови и хмыкнул. Он протянул руку в сторону Гави и заметил:

– Что-то, видать, не очень-то он у вас и добрый.

Гави молча пожал протянутую ладонь.

– Надеюсь, в дальнейшем день задастся на славу, – проворчал слепой в сторону Нурии.

Куратор тронула старика за плечо и весело сказала:

– Господин Вессаль, я уверена, что всё пройдёт хорошо. Первая встреча всегда волнительна, и зачастую именно она определяет, сложится ли ваша дружба, подходите ли вы друг другу. Но у меня нет совершенно никаких сомнений, что мы подобрали для вас просто идеальный вариант.

– Увидим, увидим, – пробормотал старик.

Дама из службы социальной поддержки не обращала на их диалог никакого внимания и молча вносила записи в какой-то документ, кивая самой себе и сверяясь с блокнотом у себя на коленях.

– Схожу за Каштаном, – процедил Гави, оглядев всю компанию. Он тут же в два прыжка покинул комнату, но в коридоре, однако, замешкался и услышал, как старик удивлённо крякнул и довольно громко поинтересовался у куратора:

– И это ваш тренер?

– Наш лучший тренер, – с улыбкой уточнила Нурия.

– Да он же двух слов связать не может. Что он там бормочет? Что у него с речью?

– Не беспокойтесь о его речи, – примирительно сказала Нурия, – его отлично понимают собаки – это главное. Ещё ни один проводник, тренированный Гавестоном, не провалил экзамена, а отзывы о его воспитанниках перемежаются со слезами благодарности.

– Вон оно как, – протянул старик, беспокойно ёрзая в кресле. – Собачий заклинатель, стало быть. Выходит, мне сказочно повезло заиметь поводыря, которого взрастил местный гений.

– Не просто поводыря, но прекрасного проводника и помощника, а в дальнейшем и верного друга, – заметила Нурия. – Гавестон вкладывает в своё ремесло всю душу, собаки для него существа высшего порядка.

Старик потёр подбородок, задумчиво что-то промычав себе под нос.

– Это любопытно.

Гави возвратился в компании большого пса шоколадного окраса. Тот шёл у ног тренера без привязи, степенно переставляя свои шоколадные лапы, словно подражая походке человека. Войдя в комнату, он дружелюбно оглядел присутствующих и пару раз вежливо вильнул хвостом.

Старик взволнованно подался вперёд и протянул ладони. Он почувствовал присутствие собаки – услышал её мягкую поступь и шумное дыхание.

– Каштан, познакомься – твой хозяин и компаньон, господин Вессаль, – живо заговорил Гави, с улыбкой обращаясь к псу и указывая в сторону слепого. – Пойди, поздоровайся.

Пёс послушно направился к креслу и поднырнул под руки Вессаля, который с удивлением и восторгом принялся гладить и ощупывать животное.

– Здравствуй, здравствуй, Каштан. Ох, красавец! Ну, красавец… – бормотал старик, зарывая ладони в густую собачью шерсть. Каштан в ответ участливо вилял хвостом и облизывал слепому руки, принюхиваясь к незнакомому запаху нового хозяина. – А уж смекалистый да смирный какой. Я полагал, собаке нужно чётко подавать команды, – удивлённо проговорил Вессаль в сторону Гави, – но вы обращаетесь к нему с беседой, как к приятелю.

Гави, обмирая от волнения, опустился на свой табурет.

– П-пёс-проводник – не просто п-приспособление для передвижения по городу, – еле слышно возразил он, – он ваш п-полноценный сопровождающий. И точно так же расположен к беседе, к-как и любой ваш спутник. И в нём гораздо больше понимания и чуткости, чем у б-большинства людей.

Старик внимательно вслушивался в невнятное бормотание Гави, стараясь не пропустить ни одного слова.

– Что ж, – усмехнулся он, согласно кивая объяснениям тренера, – собеседник, который внимательно выслушивает чужие вздохи да размышления – либо психотерапевт, либо собака. И тот, и другой способны помочь обрести покой и равновесие в нелёгкие времена. А сейчас и вовсе тот редкий случай, когда они нашли друг друга, – старик рассмеялся и потрепал пса по голове, – и я уверен, что мы подружимся.

Гави смерил его взглядом.

– Вы психотерапевт?

– Он самый, мэтр Фрельзи. Не практикую, но, как говорится, если и встречаются бывшие водители и бывшие учителя, то бывших психотерапевтов не существует.

Гави промолчал и отвёл глаза в сторону, – разглядывать незрячего собеседника казалось ему совершенно беззастенчивым занятием.

– Вы ему безумно нравитесь! – заключила Нурия, наблюдая за знакомством пса и хозяина. – Господин Вессаль, определённо это любовь с первого взгляда.

Каштан прищурил глаза и вывалил длинный розовый язык, явив всем почти человеческую добродушнейшую ухмылку. Он безостановочно вилял хвостом и буровил носом щёки Вессаля, который, бормоча в адрес пса десятки комплиментов, неустанно гладил его по голове.

– Я думаю, нет никаких сомнений, – обратилась Нурия к работнице соцслужбы, – что всё сложится самым удачным образом.

Та кивнула и взглянула на Гави.

– Вы согласны, мэтр Фрельзи?

Кивнул и Гави. Как и Нурия, он поставил свою подпись на документе, после чего работница торжественно захлопнула папку с исписанными листами.

– Господин Вессаль, ваше слово решающее.

Старик усмехнулся и покачал головой.

– Ни за что не расстанусь со своим чудесным приятелем. Теперь если и выйду отсюда, то только своим ходом, и непременно в его компании.

Служащая улыбнулась и дотронулась до его плеча.

– Что ж, тогда я оставляю вас здесь. Завтра я позвоню, чтобы узнать, как у вас дела.

Она встала и засобиралась, складывая свои бумаги в большую угловатую сумку.

– Я вас провожу, – Нурия спешно засеменила вслед за ней. – Господин Вессаль, я скоро к вам вернусь, знакомьтесь пока, привыкайте друг к другу. В вашем распоряжении остаётся Гавестон. Любые вопросы, господин Вессаль, не стесняйтесь, любые вопросы!

Слепой старик едва махнул рукой вслед обеим женщинам.

Гави облегчённо вздохнул, убедившись, что компаньоны и впрямь легко сблизились и, по-видимому, замечательно поладят. Этот старик будет хорошим другом Каштану…

– А вы, значит, местная знаменитость? – спросил вдруг Вессаль. Гави встрепенулся и тут же покраснел до корней волос. – Гениальный тренер, собачий заклинатель?

– Гениальности во мне ровно с-столько же, с-сколько и в остальных тренерах, – смущённо буркнул Гави, принявшись ковырять заусенцы.

– Но лишь вас расхваливают на все лады. И мне кажется, небезосновательно.

– Возможно, дело в моём подходе, – пожал плечами Гави, – я с собаками на одной волне.

– В таком случае, вы выбрали идеальную профессию, – кивнул Вессаль, отпустив, наконец, Каштана, и откинувшись в кресле. – Талант и любовь к своему ремеслу рождают успех и славу – ваше имя, что отныне у всех на устах. Кстати у вас очень красивое имя. Гавестон… выбирал отец?

– Нет, – выдохнул Гави, мотнув головой, – он был не мастак выдумывать.

Вессаль уловил в его словах рассеянный тон давних воспоминаний и понимающе кивнул.

– Вы, вероятно, были ребёнком, когда он умер?

– Да, – Гави пожал плечом, – я его плохо помню.

– Вы жили с матерью, – осторожно сказал Вессаль, скорее утверждая, чем спрашивая. Гави едва кивнул, разглядывая свои заусенцы.

– Жил.

Словно очнувшись, он вдруг резко поднял голову и недоверчиво покосился на Вессаля.

«Любопытный старый хрыч! Думал вот так запросто устроить мне допрос? Заболтать, как своих психов в клинике?»

– А вы? – старательно процедил он в его сторону. – Не расскажете о своей работе?

Вессаль улыбнулся в ответ на его резкую холодность. Он весело крякнул и охотно рассыпался речью.

– О, моё ремесло не из лёгких, мэтр Фрельзи! Тем не менее, оно крайне увлекательно и бесспорно приносит огромное удовлетворение от проделанной работы и лицезрения плодов труда своего. И знаете, я думаю, в чём-то мы с вами даже похожи. Как и вам, мне надлежало иметь дело с теми, кто в какой-то степени лишён внутренней Благодати. С теми, кто не слышит Голоса или же противится ему. Эти люди существуют как животные – они звереют от своей свободы и ударяются в беспутство без дрессуры. Они ненавидят Голос – мы, доктора, называем его Ментальным Сержантом, – и без этого Сержанта в голове постепенно теряют человеческий облик.

– Ментальный Сержант? – переспросил Гави.

Вессаль кивнул.

– Сержант знает, как сохранять лицо, спокойствие и быть достойным членом общества. Противиться ему может лишь безумец, при этом он, к тому же, становится опасен. Наша задача – образумить его и научить любить Благодать и слушаться её.

– А Сержант не справляется с этим самостоятельно?

– Безумцы стремятся изгнать Ментального Сержанта, они ненавидят его и постоянно находятся в борьбе, мучаются, изнывают в неравном противостоянии, которое всегда заканчивается одинаково – их гибелью. Печальное зрелище, мэтр Фрельзи. Мы приходим им на помощь и прекращаем эту борьбу.

– Вы исцеляете их всех?

– Отнюдь. Это, пожалуй, хоть и весьма желаемый исход, но всё же невозможный. С теми, кто не смог исцелиться, как раз и справляется Сержант.

– Каким образом?

– Он уводит их туда, где они могут попрощаться со своей жизнью.

– Куда? – Гави открыл рот.

– Это уже, мэтр Фрельзи, не наша забота, – махнул рукой Вессаль. – На всё воля божья, всё подчинено Гласу Божьему.

– Безусловно это так.

Гави встал и заходил по комнате. Вессаль, вновь запустив пальцы в тёплую шерсть Каштана, с интересом прислушивался к его беспокойным шагам. Вот он постоял у окна, у кровати, вот прошёлся до платяного шкафа. Вот направился к столу. Щёлкнул переключатель, заиграла музыка – Гави включил радио.

– Я вернусь за вами через час, сегодня у вас с Каштаном первое совместное занятие. А сейчас меня ждёт работа.

Пробурчав пару вежливых прощальных слов, Гави поспешно убрался прочь, оставив пожилого врача в компании пса и радио. Вессаль не успел и рта раскрыть, как дверь его комнаты захлопнулась за Гави.

Тот стремительно выбежал на широкий двор, где уже собирался в ожидании самый разный люд с собаками на поводках. Стоял жуткий гвалт – вертлявые собаки лаяли, люди громко переговаривались, здоровались и смеялись, одёргивая своих неуёмных питомцев. Гави, как и все, громко здоровался и смеялся, не встречаясь, однако, взглядом ни с кем из хозяев, но дружелюбно посматривая на их собак. Радостно потерев ладони и ещё раз оглядев весёлое сборище на тренировочной площадке, Гави начал очередное занятие из обязательного общего курса дрессировки.

В обед ему не удалось как обычно удрать домой, поскольку после полудня его уже ожидала комиссия во главе с инспектором, собравшаяся по очень важному поводу – очередной подопечный Гави готовился сдавать экзамен. Новоиспечённого пса-проводника должны были вписать в особый реестр под присвоенным ему номером, и этот волнительный момент стоил Гави немалых переживаний. Целый день он мотался с тренировки на тренировку, из питомника на площадку, из учебно-кинологического центра в город, где проходил экзамен, после чего вновь отправился на работу, отвёл пса в вольер и помчался на вечернюю тренировку.

Он ехал домой, слегка пошатываясь от усталости, и то была приятная усталость. Однако Гави был взволнован и сконфужен – его друзья целый день томились дома, дожидаясь хозяина, и ему было стыдно, что он так надолго оставил их одних взаперти. Он торопливо крутил педали и попутно беседовал с внутренним Голосом, поверяя ему все свои тревоги и печали. Нельзя так подводить своих… Нельзя подводить, бросать! Когда кто-то ждёт, надеется, не может допустить и мысли, что ты не вернёшься. А тебя всё нет и нет. Нет и нет. Ведь кто-то ждёт тебя. Он словно положил у порога своё сердце. Положил у порога, как у самого священного места, откуда ты вот-вот явишься. Но тебя нет. Нет час, два. Неделю. Год. Но кто-то всё ждёт тебя. Ждёт уже двадцать пять лет. Но тебя нет. Кто-то печалится, что ты задерживаешься, но всё еще ждёт и будет ждать вечно. Ведь этот кто-то любит тебя.

Гави осёкся мыслью и задумался в другом направлении, вспомнив свой разговор с Вессалем. Хоть он и обронил в беседе с ним всего пару обрывочных фраз, ему отчего-то казалось, что он вывалил на стол доктору всё, что лежало на душе. Он ничего не рассказывал о своей жизни, но его рассеянные кивки да угуканья по какой-то причине теперь казались ему излишней откровенностью. И всё бы ничего, но этот Ингур Вессаль смотрел с таким… пониманием, интересом и участием. Хотя постойте. Смотрел?! Да он же слеп, как дождевой червяк!

Примчавшись к дому, Гави наспех припарковал велосипед и побежал наверх, перепрыгивая длинными как жерди ногами через две ступеньки. Прежде чем пройти в коридор, он осторожно выглянул из-за угла. Соседки не было. Дверь её квартиры была прикрыта, но тихо прокравшись мимо, Гави уловил бодрый гомон радио.

У своей же двери Гави обнаружил самое настоящее подношение. На полу торжественно стояла здоровенная жаровня, укутанная полотенцем, как святой доминус мантией. Она была ещё тёплой. Приподняв крышку, Гави выпустил ароматное облако пара и обнаружил, что жаровня была полна тушёного мяса с картошкой. Рядом, как верный лакей подле лорда, стояла непочатая бутыль льняного масла. К ней была примотана записка с номером какого-то замечательного доктора. Гави тяжело вздохнул и покачал головой.

За дверью уже вовсю кто-то громко скулил, фыркая влажным носом и постукивая хвостом о дверной косяк, поэтому Гави поспешно сунул бутыль в карман, обнял жаровню и завозился с замком, гремя ключами. Он протиснулся в квартиру, пытаясь не запутаться ногами в своих ликующих собаках, и уже через пару минут весело трепал их лохматые шкуры, валяясь на полу. Он с восторгом купался в искренней и безудержной радости, с которой его приветствовали верные псы. Казалось, из их глаз хлещет неистребимая любовь, в груди же колотится горячая преданность. Их привязанность была совершенно безусловной. Они не владели речью, но их взгляды красноречивее всяких признаний возвещали: хозяин, мы любим тебя любым, и каков бы ты ни был – худ или толст, высок или низок, красив или убог, чист или грязен, зол или добр – ты останешься нашим любимым всегда! До последнего вздоха!

Всласть натешившись шерстяными объятиями, Гави повёл собак в парк. На улицах темнело, и прохладные сырые дорожки уже были безлюдны, никто не наслаждался дремотной природой, разглядывая набухшие ветви кустарника, и поэтому Гави с удовольствием принялся швырять псам мячи и палки, которые те с радостью приносили ему обратно в руки.

Гави был зверски голоден и, едва переступив порог дома, кинулся на кухню. Он, однако, не притронулся к еде до тех пор, пока не разложил корм по собачьим мискам. После этого он жадно набросился на соседкину стряпню, с наслаждением поглощая мягкие, сочные куски мяса. Моментально уничтожив полжаровни, Гави, постанывая от наслаждения, завалился на диван. Он вдруг спохватился, что до сих пор не включил радио, и потянулся к небольшому приёмнику на столе.

Раздалось энергичное пение. Подпевая, Гави принялся раздеваться, аккуратно складывая одежду на спинку стула у кровати. Собственно, это была вся нехитрая, но вполне уютная обстановка его жилища – очень широкая удобная кровать, пара стульев, мягкий, ободранный собачьими когтями диван и журнальный стол. На полу лежал ковёр с мелким ворсом, через перегородку, которая попутно служила кухонным столом, располагалась кухня – плита, мойка и холодильник. Голые кирпичные стены выглядели довольно небрежно, но их суровость сглаживал добротный гладкий пол да ещё лёгкий кудрявый тюль на окнах, слегка пожёванный собаками.

Книги Гави девать было некуда. Шкаф покупать не хотелось, а загромождать стены полками и подавно. Поэтому Гави складировал их где придётся – на подоконнике, под кроватью, на холодильнике, стульях, да по углам. Читать он любил, занимался этим с упоением, но всякий раз, закончив очередной роман, не мог отделаться от мысли, будто автор сокрыл от него нечто важное, утаил главный ошеломляющий эпизод. Эта постоянная недосказанность преследовала Гави в каждой читаемой книге, и ему никак не удавалось отыскать среди них ту, что была бы полностью ему по душе. Все его последние приобретения были интересны, даже увлекательны, но и в них чего-то не хватало. И этот неуловимый изъян не давал Гави покоя. Поэтому он, помимо прочего, ещё и вдохновенно рисовал, пытаясь изобразить то, чего жаждало воображение.

Гави включил напольный светильник у дивана, достал из-под стола планшет с белоснежными перекидными листами и стакан с карандашами. На бумаге темнел неоконченный рисунок. Гави завязал волосы в хвост, взял угольный карандаш и принялся неспешно заштриховывать обведённый контур.

Это был большой дракон, расправивший крылья в вольном полёте. Тело его было собачьим – поджарым, шерстистым, с мощными мягкими лапами. Хвост тоже был собачьим, но неимоверно длинным и грациозным, как у настоящего ящера. Крылья дракона походили на голубиные и было их почему-то шесть. Почему – Гави и сам не знал. Это было красиво, и точка. Морда дракона также напоминала собачью, однако обросла рогами и бородкой. Глаза Гави никак не удавались, поэтому он рисовал их в ванной перед зеркалом, копируя со своих собственных.

Получился горделивый, но в то же время настороженный дракон. Сейчас Гави дорисовывал гриву – а дракону обязательно полагалась грива, причём точь-в-точь как у Гави – тёмная, слегка волнистая шевелюра.

В квартире вечером было прохладно, ветер колыхал занавески на окнах, от порывов чуть дрожало в рамах стекло, однако Гави рисовал почти нагишом. Ему было хорошо. Сидя на диване в окружении сыто дрыхнувших псов, он получал именно тот уютный покой, ради которого он каждый день и возвращался домой.

За окном совсем стемнело, быстро и тревожно закрапал дождь. Из открытой форточки доносился терпкий запах холодной пыльной сырости. Гави вздохнул полной грудью и улыбнулся. Самый приятный аромат на свете. Аромат самой реальности, дух осязаемой природы – так пахнет планета, так пахнет жизнь! И именно так пахнет грусть. Грусть от осознания скоротечности жизни – ты умрёшь, а дождь будет лить и лить без тебя, и запах предгрозовой свежести будет разноситься повсюду, но ты его уже не услышишь. Капли омоют твоё тело, и начнут вбивать его в окружающий мир, растворяя в нём, возвращая тебя туда, откуда пришёл.

Гави бросил на стол планшет и карандаш, зевнул во весь рот и сонно потянулся. Да, ничто не вечно, и это к лучшему. Вся эта бесконечность, о которой грезили люди прошлого… что бы они с ней делали, заполучив её? Люди не умеют обращаться с бесконечностью, не нужна она им. Всё имеет начало и конец, и тем славно, и тем приятно человеку. Так говорит Глас Божий. Всё имеет начало и конец… Гави снова зевнул …как и этот день. Он навсегда и бесповоротно окончен.

Осторожно перешагнув спящего в его ногах Кецаля, он направился в ванну, откуда вышел с покрасневшим от полотенца лицом и влажными волосами. Он выключил свет, улёгся на кровать, завернулся в одеяло и прислушался. В ночной тишине сквозь шелест дождя раздавался мерный стук сердца из радиоприёмника. Вскоре по ковру зашуршали торопливые шаги – собаки поспешили присоединиться к хозяину и скрутились подле него большими тёплыми калачами. В окружении своей верной гвардии Гави уснул. За окном била гроза.

На следующий день Гави явился на работу в сопровождении всех троих псов. На время занятий он отводил их в пустующий вольер, в перерывах выпускал на площадку. Когда настало время занятий с Вессалем, он не стал запирать собак и, глядя на их совместные кувыркания посреди двора, присел на скамейку в ожидании слепого со своим поводырём. Но Вессаль не явился.

Прождав некоторое время, Гави отправился на поиски старика и обнаружил его в гостевой комнате, где тот увлеченно слушал радио, похохатывая, поддакивая и даже что-то отвечая диктору. Вессаль в тёплой уличной одежде сидел за столом, у ног его пристроился Каштан, экипированный специальной шлейкой с удобной массивной рукоятью, за которую должен был держаться слепой.

– Добрый день, – сказал Вессаль, спустя некоторое время. – Это вы, Гавестон?

Гави раздражённо вздохнул. Слепой старик отлично слышал, бессмысленно было воображать его бесчувственным предметом мебели.

«Вот же локатор-недотёпа!»

– Д-да, – пробормотал Гави. – Здравствуйте.

Он шагнул в комнату.

– Вы не пришли.

Вессаль скорчил удивлённую мину и похлопал себя по карманам.

– Неужели пора? Мой будильник отчего-то не сработал. Прошу меня извинить. Славно, что вы пришли, мэтр Фрельзи, благодарю вас и ещё раз прошу прощения. Славно, что вы пришли…

Кряхтя, старик засобирался. Одной рукой он выпростал трость, другой ухватился за рукоять шлейки Каштана. Гави покачал головой. Он понял, что Вессаль прекрасно ориентировался во времени по радио и не мог не заметить, что одиннадцатичасовая программа уже окончилась.

«Что за рохля!»

– Вы не должны бояться, – сказал он.

– Простите, что вы сказали? – не разобрал его бормотания Вессаль.

– Вы не должны бояться, – громче повторил Гави.

– Что вы имеете в виду? – Вессаль встал. Моментально поднялся и Каштан.

– Вам страшно полагаться на пса. Но вы не должны бояться. Вы должны привыкать к нему, привыкать к взаимодействию. Вчера вы целый день с большим энтузиазмом тренировались выходить с Каштаном из дома, а сегодня вам страшно. Вы боитесь довериться собаке без инструктора.

Вессаль усмехнулся.

– Что ж, вы правы, Гавестон. Я струсил. Я ждал вас.

– Выйти из гостевого домика несложно, вы должны делать это сами.

Они неспешно двинулись к двери.

– Совершенно согласен – выйти несложно. Но куда проще мне было бы самому нащупать выход тростью, чем доверять собаке.

Гави вспыхнул.

«Ещё один олух, который не понимает зачем он здесь!»

– Никто не отнимает вашу трость. Поймите одно: нет никого в мире, кому можно было бы доверять больше, чем собаке. Тем более такой великолепно воспитанной, как Каштан. Он не предаст вас никогда, – твёрдо изрёк Гави.

Вессаль улыбнулся, услышав его ясную речь.

– Я не боюсь предательства. Поймите меня правильно, мэтр Фрельзи, я нисколько не умаляю вашего мастерства, как и преданности, и профессионализма Каштана, но всё же животные есть животные – они подвержены инстинктивным порывам. Нелегко так наскоро привыкнуть к тому, что за тебя глядит по сторонам не рассудительный человек, а дрессированный пёс. Что ты не сам ответственен за своё передвижение, но доверяешь свою жизнь тому, кто в любой момент может рвануть с места или ввязаться в драку.

Они вышли на просторное крыльцо с широкими, низкими ступенями, и Вессаль снова замешкался, придержав Каштана за шлейку.

– Это совершенно исключено, – серьёзно произнёс Гави. – Каштан никогда не ввяжется ни в какую драку. Никогда не возьмет посторонней еды, никогда не погонится за кошкой, не станет пить из лужи, не ускорит шаг без разрешения. Он не подаст голос без надобности, он не послушает никого кроме вас. Это добрый и умный пёс, воспитанный не в жёсткой муштре, но в любви и понимании. Он вырос в волонтёрской семье, где ему привили прежде всего любовь к человеку и ответственность перед ним.

– Ответственность? – улыбнулся Вессаль. – Хорошо, Гавестон. Представьте, что мне вздумалось отправиться по незнакомому маршруту в сопровождении Каштана. По дороге я теряю трость – допустим, роняю в решётку канализации. И тут на пути нам встречается лестница…