Дети Зари. Книга пятая. Запасные

Настоятельница непроизвольно улыбнулась в ответ, и внезапно ее осенила догадка. Глядя в лучистые глаза необычного оттенка – таким бывает свежий, еще тягучий и прозрачный гречишный мед – мать Геновефа прямо спросила:

– Это ведь ты исцелила умирающую Ирмхильду, да, дитя мое?

– Да, – просто ответила Дара.

Глава 3. Кровь не вода

Когда запыхавшийся мальчонка, посланный братом-привратником, сообщил о прибытии высокородных гостей, Олвид не удивился. Он ждал этого визита. Ее величество и так проявила необычайную твердость духа, согласившись на условия друидов. Что ни говори, кровь – не вода, в особенности кровь целых трех королевских родов! А вот материнское сердце не выдержало, что тоже было вполне предсказуемо.

Королева Танаквиль вошла в зал плавным неспешным шагом, опираясь на руку своего деверя, главного военачальника страны. Король умер чуть больше года назад, и вдова, совсем еще молодая женщина, продолжала носить траур: на ней было простое белое платье, волосы убраны под плотную сетку; дорожный плащ из легкой, но очень теплой шерсти тонкорунных овец с острова Эриу был скреплен невзрачной серебряной пряжкой, как у простой мещанки. Единственным знаком высочайшего сана был массивный перстень-печатка, висевший на цепочке у нее на поясе: пальцы королевы были слишком тонки для обязательного, но исключительно мужского украшения.

Ее спутник, наоборот, являл собой образец величия и великолепия. Мало того, что Карихар, младший сын короля Тодарика Второго, был на голову выше и в два раза шире своей хрупкой невестки, он еще и одевался с полагающейся его имени пышностью: золотом шитая котта, короткий пурпурный плащ, подбитый дорогим мехом, самоцветы на пальцах, на груди и на золотом поясе. Человек посторонний очень удивился бы, узнав, что отнюдь не этот мужественный статный красавец является главой огромного государства, а невзрачная маленькая женщина рядом с ним.

Вся царская свита, воины и слуги, осталась у ворот. Королеву сопровождал всего один охранник, молодой сурового вида мужчина в черной одежде. Здесь, в обители друидов, никакая опасность гостям не угрожала. К тому же, судя по донесениям из дворца, охранник этот был весьма непрост: когда-то прибыл в Соединенное Королевство вместе с юной невестой Тодарика обычным слугой, теперь же командовал всей дворцовой стражей, был неподкупен, умен, в бою стоил десятерых и в случае чего не задумываясь отдал бы жизнь за свою королеву. Он остановился у дверей зала, не преминув поклониться главе обители.

Бранн, правая рука Олвида, отвесил гостям глубокий поклон. Сам советник встал с кресла, приветствуя вошедших, однако кланяться не стал: духовная власть всегда выше светской, тем более здесь, в середине кельтских земель, где испокон веков всем и вся заправляют волхвы.

Произнеся положенные слова приветствия и выслушав ответные, Олвид как ни в чем не бывало поинтересовался:

– Что привело тебя в нашу обитель, моя госпожа?

И услышал именно тот ответ, которого ждал:

– Я желаю видеть своего сына.

Танаквиль говорила тихо и сдержанно, даже бесстрастно, однако звук ее низкого голоса проникал в самый дальний уголок просторного зала, каждое ее слово было отчетливо слышно и навсегда застревало в памяти собеседника. Будущих земных правителей учат этому с детства. Танаквиль, единственная дочь Сатра, этрусского лукумона, была с рождения предназначена в жены Тодарику Третьему: брачные узы как нельзя лучше способствуют дружбе народов, а государство кельтов хоть и занимало третью часть всего Западного материка, старалось поддерживать дружеские отношения даже с куда более слабыми соседями, чем Союз этрусских городов. Сатр, глава общины города Велатрия, был бессменным председателем Союза, то есть самым что ни на есть царем, только не по праву рождения, а по воле народа.

Однако вовсе не поэтому выбор друидов пал на его единственную дочь Танаквиль. Тогда, тридцать с лишним лет назад, Олвид состоял писцом при Совете старейшин и был осведомлен об истинной причине столь ранней помолвки: древнему роду кельтских королей требовалось вливание свежей крови, желательно с примесью сильных восточных кровей, а мать Танаквиль была скифской царевной, младшей дочерью царя Санерга. Олвид лишь однажды видел Сенамотис, прекрасную как южная ночь, но ее образ до сих пор стоял у него перед глазами. Правда, Танаквиль внешне мало походила на свою мать, однако, как позже выяснилось, ничуть не уступала ей в силе духа.

– Прошел почти год, как ты, мудрейший, по решению Совета старейшин забрал наследника из дворца, дабы дать ему надлежащее воспитание и образование… и чтобы лично следить за его самочувствием, – тут Танаквиль на миг запнулась: она прекрасно знала, что основной причиной беспокойства друидов было слабое здоровье мальчика, однако, как всякая мать, боялась смотреть правде в глаза. – Я регулярно получаю твои отчеты, мудрейший, за что благодарна. Однако прошу: не откажи мне в желании увидеть свое единственное дитя!

Едва Олвид открыл рот, чтобы выдать приготовленный заранее ответ, как его прервали, причем самым грубым образом.

– Мудрейший! – князь Карихар шагнул вперед, почти заслонив собой тонкую фигурку королевы, и его зычный голос эхом прокатился по залу – вот уж кого точно учили только полками командовать: – Мы требуем сейчас же показать нам наследника! После скоропостижной смерти короля, моего любимого брата, по стране гуляют упорные слухи о том, что королевич болен той же болезнью, что убила его отца, а до этого – его деда, Тодарика Второго. Я в эти слухи не верю, – поспешно добавил князь, покосившись на побледневшую Танаквиль, – поскольку сам совершенно здоров, а раз проклятие рода и вправду существует, значит, оно должно было коснуться и меня… Однако народ волнуется, мудрейший, и ждет от своей королевы клятвенного подтверждения, что наследник жив-здоров, что он в состоянии занять трон своих славных предков и твердо править нашей великой страной!

Народ волнуется? Друид мысленно усмехнулся. Кто тут больше всех волнуется, так это сам Карихар: если юный Тодарик умрет, корона-то ему достанется! К тому же, как сообщали соглядатаи, скучающий без дела полководец сам же и распространял слухи о смертельной болезни наследника.

– Похоже, наш народ совсем разучился считать, раз начал волноваться так рано, – заметил Олвид, состроив удивленное лицо. – Мальчику всего четырнадцать, по законам наших мудрых предков он не может встать во главе государства до совершеннолетия. Так что оставшиеся четыре года за наследника будет править его мать: этого желал сам король, о чем тебе, князь, хорошо известно – ты ведь присутствовал при прощании с умирающим, если память мне не изменяет…

Карихар насупился, как обиженный ребенок, и сразу утратил царственное величие. Друид про себя усмехнулся: сбить спесь с противника оказалось плевым делом… Однако ликовать было рано. Увы, разговоры о наследственной болезни королей не были беспочвенными и действительно все больше распространялись. Следовало пресечь их как можно скорее, пока они не переросли в открытый бунт. Кельты не из тех народов, что позволяют женщине собою управлять. Подданым сказали, что такова была последняя воля короля, но в действительности это друиды настояли на том, чтобы до совершеннолетия сына страной правила Танаквиль – умная, чуткая, образованная, в отличие от Карихара, который был известен вспыльчивостью и тщеславием. Только подпусти его к власти – тотчас поссорится с соседями, а то и затеет настоящую войну: главный военачальник не раз позволял себе прилюдно осуждать миролюбие Совета старейшин, а в кругу соратников даже призывал показать жрецам их место – сколько еще, мол, они будут пудрить мозги народу? За год отсутствия в стране короля он собрал вокруг себя кучку единомышленников из воинственных пограничных князей. Поэтому бравого вояку следовало остановить как можно быстрее. Пусть себе и дальше охраняет южные границы от набегов диких «сыновей пустыни». А страной должен править тот, кто умеет это делать…

– Однако я не вижу ничего противозаконного в желании королевы увидеть своего сына – наоборот, это вполне естественный порыв, – быстро добавил Олвид, понимая, что Карихара не остановить одними лишь разумными речами. – И я с превеликим удовольствием выполню его. Тем более, что нам, воспитателям и учителям наследника, есть чем гордиться. Вскоре ты сама убедишься, моя госпожа, что не зря доверила нам единственное дитя!

Радостная улыбка вмиг преобразила каменное лицо королевы, и старый друид поймал себя на том, что любуется ею. Взвалив на плечи вдовы заботы о целом королевстве, все как-то забыли, что Танаквиль была не просто женщиной, а молодой и очень красивой женщиной…

– Прежде чем состоится эта встреча, я должен вас кое о чем предупредить, – сухо продолжил друид, привычно погасив в себе вспыхнувший проблеск сочувствия к Танаквиль. Теперь он снова обращался к обоим гостям: заботливый дядюшка наверняка тоже захочет глянуть на племянника. – Слава богам, нам удалось полностью избавить мальчика от недуга, оборвавшего жизнь его отца и деда. Путешествие в далекую землю туатов, к волшебному источнику богини Дану, было предпринято не зря. Почти год проведя под сенью храма, королевич преобразился не только телесно, но и духовно. Мы считаем, что это очень важная составляющая его нынешнего состояния…

– Что значит «преобразился»? – подозрительно сощурившись, перебил друида Карихар. – До какого такого состояния вы довели моего племянника, мудрейший?

Бранн, помощник главы школы, стоявший подле него, аж вздрогнул от неожиданности: никто и никогда не позволял себе так разговаривать с друидами, даже короли, не то что какие-то там младшие братья! Олвид успокаивающе кивнул помощнику. Дразнить гусей иногда весьма полезно: нагоготавшись вдоволь, они становятся куда более покладистыми.

– Как раз это я и пытаюсь сказать, князь, – продолжил друид укоризненно, будто разговаривал с неразумным дитем. – Боги посылают нам испытания людям, чтобы чему-то нас научить. Болезнь – тоже испытание. Пред ликом смерти люди обнажают душу, сбрасывая с себя все лишнее, наносное. Королевич не исключение… – заметив тревогу на лице королевы, друид смилостивился. – Скажу проще: он осознал себя таким же человеком, как все, можно сказать, обыкновенным мальчишкой, и теперь с удовольствием общается со сверстниками, в чем раньше был ограничен в силу своего высокого положения и слабого здоровья. И мы считаем, что это правильно! – с нажимом продолжил Олвид в ответ на недовольную гримасу Карихара. – Гордыня и самовозвышение еще никого до добра не довели. Поэтому наставники никоим образом не выделяют королевича среди других учеников: в школе он – лишь один из многих. Кстати, никто, кроме меня и Бранна, моего помощника, и не догадывается, кто он на самом деле. Да и сам мальчик зачастую об этом забывает…

Королева молчала, обдумывая услышанное. А вот Карихар молчать не стал:

– Что значит «забывает»? Да как вообще можно забыть, что ты король… то есть скоро им станешь! Чушь какая-то…

– Мне кажется, я поняла, о чем ты говоришь, мудрейший, – не повышая голоса, королева остановила поток ругательств, готовых сорваться с уст ее деверя. – Если равное положение мальчику действительно на пользу, пусть так и будет… Значит ли это, что моя встреча с сыном должна состояться втайне от остальных учеников?

– Наоборот, моя госпожа, – друид кивком поблагодарил королеву за поддержку. – Вы увидите королевича вместе с другими ребятами. Можете наблюдать за ним, сколько хотите – но на расстоянии.

Королева чуть помедлила, прежде чем ответить. Она, несомненно, мечтала обнять сына, которого так долго не видела, прижать к сердцу, расспросить о многом, а тут ей предлагали всего лишь посмотреть на него издалека! Хотя и это было больше чем ничего.

– Я согласна, мудрейший, – кивнула Танаквиль.

Раздраженный неожиданным поворотом Карихар вынужден был подчиниться.

– Где ученики третьего уровня? – осведомился Олвид, повернувшись к своему заместителю.

– На заднем дворе, мудрейший. У них сейчас занятия по развитию ловкости и выносливости.

– Отлично. Мы сможем наблюдать за ними с верхней галереи, сами оставаясь незамеченными. Пойдемте, моя госпожа, князь!

Покинув зал, глава школы первым двинулся по длинному проходу, потом вверх по лестнице и снова по проходу. Королева шла следом, слегка опираясь на руку деверя. За ними шагали Бранн и суровый охранник королевы. Здание школы было скопировано с подобных учебных заведений в италийских городах, а италийцы, в свою очередь, многое переняли у соседей эллинов, славящихся развитой системой образования. Гостей провели мимо многочисленных помещений, где занимались мальчики разного возраста, от семи до семнадцати лет. Обучение составляло пять уровней. Весь день ребята проводили в учебных комнатах, читальнях либо на гимнастических площадках, ели в общей трапезной и в свои спальни возвращались лишь после ужина, измотанные умственными и телесными упражнениями.

Вскоре вся процессия вышла на галерею, откуда открывался вид на задний двор. Это была зеленая площадка, по краям которой выстроились приспособления для развития силы и ловкости, щиты для стрельбы из лука и различные атлетические снаряды, тоже заимствованные у эллинов. Два десятка учеников, разделившись на три отряда, состязались в метании диска, беге и прыжках. Ребятами руководили молодые наставники скорее богатырской, чем жреческой наружности. До галереи доносился смех, крики, подбадривающие возгласы.

Больше не в силах сдерживаться, Танаквиль прильнула к перилам, с волнением вглядываясь в толпу мальчишек. Она сильно щурилась, поскольку была близорукой: еще в девичестве испортила зрение, часами читая книги из богатого собрания своего отца. Карихар с неменьшей заинтересованностью последовал примеру невестки. Глава школы встал так, чтобы мог видеть и происходящее внизу, и самих наблюдателей. Молчаливый Бранн и суровый охранник остались стоять у входа в галерею.

Олвид не стал показывать королеве, который из снующих по двору мальчишек – ее чудом выздоровевший сын. С такого расстояния все они выглядели одинаково: коротко острижены, босые и раздетые по пояс, в свободных холщовых штанах, не стесняющих движений. Однако стоило присмотреться, и разница вырисовывалась. Особенно выделялся темноволосый широкоплечий паренек, который во всех состязаниях был лучше остальных: бегал быстрее, прыгал выше, диск бросал дальше всех.

– Тодар! – выдохнула наконец Танаквиль, устремив взгляд в неизменного победителя. – Мой Тодар… – из глаз королевы хлынули слезы.

Друид с пониманием кивнул. Ни для кого не было тайной, что королева никогда не называла сына полным именем, которое оказалось не таким уж счастливым для отцовского рода. Поэтому имя «Тодарик» использовалось лишь в официальных случаях, а при дворе и даже в народе королевича звали Тодаром. Так и путаницы было меньше.

Карихар, с жадностью следивший за мальчишкой, тоже не выдержал:

– Дорого бы я дал, чтобы узнать, где находится волшебный родник, превративший вечно хворого хлюпика – три щепочки сложены, да сопельки вложены! – в такого боевого мальца!

– При всем моем уважении, князь, этого я вам не скажу: местоположение священного источника держится в строжайшем секрете, – отозвался Олвид, с довольным видом поглаживая седую бороду. Его замысел удался: родственники узнали мальчишку!

Тем временем ученики собрались на краю площадки и выстроились в несколько рядов, готовясь стрелять из луков по мишеням.

– Что ж, парень как две капли воды похож на моего брата в этом же возрасте, – продолжал Карихар, за витиеватыми речами скрывая своё разочарование. – Та же стать, то же стремление во всем быть первым… О, даже в этом он вылитый Тодарик! – торжествующе воскликнул князь, когда стрела, выпущенная королевичем, пролетела мимо мишени. – Братец всегда был чуточку косым и криворуким…

Однако вторая стрела Тодара попала в край щита, а третья и вовсе вонзилась почти в яблочко.

– Он быстро учится! – восхищенно прошептала королева, следя за каждым движением парнишки.

– Причем не только на площадке, – подтвердил друид. – Тодар отлично считает в уме, любит наблюдать за звездами, проявляет редкую способность к языкам. А также любознателен без меры: наставникам приходится отбирать у него свечи, чтобы не читал по ночам…

– Ну так есть в кого! – фыркнул Карихар: любовь королевы к чтению была всем известна.

Танаквиль аж зарделась от гордости за сына. Однако в глазах ее, устремленных на мальчика, по-прежнему таилась грусть.

И тут произошло невероятное: Тодар вдруг резко обернулся и внимательно поглядел через двор на людей, стоящих на верхней галерее. На открытом загорелом лице мелькнула улыбка – и сразу погасла. Мальчик коротко поклонился и снова повернулся к товарищам. Другие ребята вообще не обратили внимания на наблюдателей.

– Надо же, словно почувствовал! – пробормотал Карихар, от острого взгляда которого не укрылась мимолетная улыбка королевича.

«Почему «словно»? – поморщился друид. – Точно почувствовал, шельмец!»

А королева молча схватилась за сердце. Высохшие было слезы опять покатились по бледным щекам.

– Ты убедилась, что королевич в полном порядке, моя госпожа? – участливо обратился к ней Олвид.

– Да, – тихо проговорила Танаквиль и с видимым усилием отвернулась от площадки, где продолжали занятия ученики. – Мы возвращаемся во дворец.

Карихар нехотя кивнул. В этот раз королева первой направилась к выходу, да так стремительно, что стоявший в дверном проеме охранник едва успел отскочить в сторону. Высокие гости даже от предложенного Олвидом обеда отказались, отправились прямо к воротам обители. Друид, провожая королеву, на ходу обещал и дальше подробно докладывать, как продвигается учеба королевича.

Едва карета выехала за ворота, Карихар, сидевший напротив королевы, внезапно подал вознице знак остановиться.

– Эй ты! – окликнул он сурового начальника охраны. – Дай мне своего коня – невмоготу больше в этой духоте трястись!

Охранник послушно спешился и занял место князя в карете. Как только Карихар оседлал горячего каурого жеребца, кавалькада снова двинулась в путь.

– Гай, друг мой! – обратилась королева к охраннику, когда карета покатила по мощеной дороге и никто из слуг не мог их услышать. – Ты видел его?

– Да, моя госпожа, – с готовностью ответил воин. На лице его не осталось ни капли прежней суровости. – Теперь твое сердце спокойно?

Однако Танаквиль растерянно помотала головой.

– Нет, Гай. Оно болит…

Глава 4. Тени теней

Оказывается, быть тенью – это так удобно! Особенно тенью подруги-красавицы: пока внимание окружающих устремлено на нее, ты вольна делать что хочешь. Разумеется, в рамках сложившихся обстоятельств.

Впрочем, на обстоятельства тоже было грех жаловаться. Место, куда новоявленных Ирмхильду и Дару привезла мать Геновефа, выгодно отличалось от их прежнего пристанища, приюта милосердных сестер. По сути, это тоже был приют, только для избранных: здесь воспитывались девочки, наделенные какими-либо исключительными качествами, внешними или внутренними, явными или скрытыми. В общем, умницы да красавицы. А Школа Невест, как именовали Лазурную обитель в народе, делала своих учениц еще более умными и красивыми, то есть совершенными. Сюда привозили девочек со всех концов Соединенного Королевства и даже из других стран, поэтому необычный облик или чужеземный выговор здесь никого не смущали.

Последнее в особенности радовало Дару – не нужно было больше притворяться. В приюте милосердных сестер, куда ее доставили спасатели, пришлось изображать немую: она отлично понимала сестер, но не могла объясниться с ними. Речь, одежда, обычаи, быт, названия местностей – весь окружающий ее мир казался чужим, лишь иногда вспыхивали проблески чего-то знакомого. Даже с собой пришлось знакомиться заново! Похоже, ей действительно напрочь отшибло память. В отличие от подруги по несчастию…

Сначала той, конечно, пришлось хуже: бедняжка и вправду едва не скончалась от внутренних разрывов, и Даре пришлось потратить немало сил, чтобы срастить сосуды и остановить кровотечение. Как она это сделала, оставалось тайной для нее самой; целительский дар, по определению настоятельницы, мог быть у нее с рождения, а мог проявиться вследствие удара взрывной волны. Так или иначе, раненая девочка, похожая на сказочную фею – удивительно, Дара ничего не помнила о себе, но точно знала, как выглядят феи! – была единственной ниточкой, связывающей Дару с прошлым: как-то же они оказались в одном месте в одно и то же время. И Дара сделала все, чтобы не дать ей умереть.

Но как только красавица открыла свои огромные глаза, синие, как летнее небо, стало ясно, что с памятью у нее все в порядке. Дара будто видела, как засуетились, забегали мысли в белокурой головке. Раненая не помнила только одного: как оказалась в лечебнице; оно и понятно, ее ведь привезли без сознания. Остальное же помнила отлично – однако предпочла притвориться, что забыла. И даже согласилась на Ирмхильду, то еще имечко! Однако синеглазке, похоже, оно и вправду нравилось. Вопрос: зачем ей такие заморочки? Ответ: наверняка для чего-то нужны… Дара в чужие дела не лезла. Со своими бы разобраться!

Она усердно изучала новую реальность. По-прежнему не помня ничего о себе, постепенно знакомилась с миром вокруг себя. И даже вспомнила кое-что. Вот только большинство ее воспоминаний были путаные, частичные или вообще неправильные. Разобраться в мешанине фактов, названий, определений, которая после сотрясения образовалась в ее голове, было невозможно, поэтому Дара решила просто выучить все заново. Тем более, что учеба давалась ей без особых усилий. Она впитывала знания как губка. Язык начала осваивать еще в лечебнице, читать и писать научилась в дороге, пока добирались до Лазурной обители. Настоятельница сама занималась с Дарой, притом с не меньшим интересом, чем та училась – т она постоянно ловила на себе пытливый взгляд матери Геновефы.

А вот Ирме, как она называла подругу, когда они оставались вдвоем, науки давались с трудом. Вернее, красотка не давала себе труда их постигать.

– Зачем мне эта белиберда! – в очередной раз воскликнула она, картинно закатывая к потолку прекрасные синие глаза. – Разве королевы решают уравнения?

– Королевы решают все, моя драгоценная, – тоном настоятельницы отозвалась Дара со своей койки. Она давно сделала все задания на завтра, трижды объяснила подруге решение уравнений с двумя неизвестными и теперь развлекалась, наблюдая за представлением: в лицедействе Ирме не было равных. – А вдруг ты станешь женой какого-нибудь дикого неграмотного королька с Черного материка и тебе придется вести учет награбленному богатству?

– Еще чего! – фыркнула Ирма. – Мамуля не станет разбрасываться таким сокровищем, обязательно подыщет своему Сапфирчику достойную оправу! – она состроила надменное лицо и выпрямилась на трехногом табурете, словно на троне. – Я выйду за великого властителя!

– Тогда тем более мозги пригодятся, – заметила Дара.

– И это сущая правда! – Ирма захлопнула учебник и отодвинула тетрадь. – Бедные, бедные мои мозги! Надо их срочно проветрить, пока окончательно не ссохлись!

– А домашка?

– Спишу у кого-нибудь, – отмахнулась красотка, вставая и грациозно потягиваясь, – раз ты такая вредная!

– Я не вредная, я полезная.

С этим Ирма не стала спорить. Без помощи Дары ей бы век оставаться на первом уровне, с девчушками лет семи.

– Пойдем уже гулять, драгоценная моя! Мое будущее величество желает глоток свежего воздуха – что для красоты, кстати, куда полезнее, чем математика…

Дару не пришлось уговаривать. В комнатке, где их поселили, окно не открывалось по определению. На всех окнах школы стояли решетки – затейливо выкованные, выкрашенные в белый, но не слабее обычных тюремных: сокровища Школы Невест оберегались денно и нощно.

О том, что ее воспитанницы – истинное богатство мира и залог счастливого будущего человечества, мать Геновефа твердила неустанно. Да, Мамуля, как ее звали ученицы (разумеется, за глаза), была строга и требовательна, однако искренне дорожила каждой из девочек, а сестры-воспитательницы опекали их со всей любовью, на какую только были способны.

Воспитанницы Школы Невест даже соответствующие прозвища получали – по названиям драгоценных металлов и камней. Синеокую Ирмхильду, естественно, тотчас нарекли Сапфиром. К Даре же долго присматривались – или вообще не замечали – но в конце концов и для нее нашелся камень. «Что застыла, будто мраморная!» – прикрикнула на нее одна из старших воспитанниц, уже без пяти минут невеста, когда Дара не стала подавать ей плащ. Помыкать младшими здесь не считалось зазорным, будущие правительницы должны ведь были на ком-то отрабатывать умение повелевать. Вот старшие и гоняли учениц первых уровней: отнеси-принеси, воды подай, чернильницу наполни и так далее.

Только с новенькими этот номер не прошел.