Последние дни Пангеи. Первое чувство

– А что там с травоядным, Валл? – спросил Ирис, черновласый охотник с ожогом на правой щеке.

– Да, единство с ящером-то… – почесал бороду Валл. – В гармонии с ящером я видел и других Длинношеих, – начал вещать шаман. – Восемь или десять – сосчитать не успел.

– Ого! Выводок что ли? – удивился Кун.

– И выводок тоже. Их стая была! – воскликнул вожак.

– Стая? – хором переспросили сородичи.

Длинношеие по своей природе были одиночками. И обычно, не считая самца в период кладки, с самкой подле находились только её детёныши. Когда детёныши подрастали, то самка прогоняла их на самостоятельную паству. И конечно же, следопыты, услышав о выводке и стае Длинношеих одновременно, были очень удивлены.

– Никогда не видел, чтобы гиганты в стаи собирались, – сказал Ирис.

– Да-да, в том-то всё и дело – их стая была, и шли они по полю, что между нашими землями и лиановым лесом, вместе с этим ящером, – Валл указал рукой на мешки с убоиной. – И недавно они там проходили – дней пять назад примерно. Тогда ливень шёл сильный, помните? – Сородичи закивали. – В видении я слышал рёв ещё одного отродья у опушки рощи, – продолжил вещать Валл. – Может, Рапторы или ещё какие-нибудь ящеры напали на детёныша, и Длинношеий этот, отбившись от стаи, отправился за ним.

– А детёныша разорвали-таки, – предположил Арвен.

– Да, – согласился Валл. – Так оно и есть, раз мы выследили ящера одинёшенького. Но! Мы выследили его в лиановом лесу. А в сторону леса в видении направлялись и другие Длинношеие!

– То есть ящерица эта шла следом за стаей, – сделал вывод Кун.

– Верно мыслишь, старый, – закивал шаман.

– И в беннеттитовое поле Длинношеий тоже сам вышел, – подхватил Таро, – а не мы его выманили. Стая на запад ушла по этому полю!

– Да, Таро. Я тоже так думаю, – одобрил главарь Большой Охоты, и охотники дружно зашастили, судача о стае и её кочевании. – Кстати, в дебрях лианового леса есть озерцо, – вспомнил вожак. – И мне показалось, что мы проходили неподалёку от него. На обратном пути поищем водоём.

– А что с Кострищем-то? – спросил Кун. – Как оно выглядит хоть?

– Всё как и говорил одноглазый. На горизонте я обнаружил луч света, и он ещё шевелился так странно, то влево, то вправо – об этом Варн не предупреждал, но это точно был Тотем Пламени. Клык Разавра даю! – шаман потеребил серьгу в ухе. – А вот звезда эта, что вы подметили, не простая… – И поведал Валл отряду об увиденном на кронах прошлой ночью: о странном теснении светил, о вспышке в небесах, о рождении явленности да о своём тревожном предчувствии. – Вам говорить не стал, чтобы дух ваш не склонять к мыслям дурным, и охоту завершить спокойно, – заключил шаман.

Соплеменники помолчали немного, а потом зашушукались, рассуждая о знамении красной звезды.

– А, вот ещё что! – спохватился Валл. – Может, мне чудится это всё, но то, что с глазами у Саласа… И единство его в такой суматохе… Ещё и эти Длинношеие в гармонии… Всё это после вспышки случилось и появления звезды. Что скажете? – обратился шаман к охотникам. – Кун?

Сородичи закивали, поддерживая рассуждения вожака.

– Верно, верно говоришь, Валл. Длинношеие поодиночке ходят – всем известно, – подтвердил косматый. – А единства никогда не бывало без тишины и умиротворения. И ока мальца точно не ока Заврини! – Кун задумался на миг. – Со звездой, говоришь, связанно это всё? Каким образом только?.. – пожилой следопыт развернулся в сторону Саласа. – Тиран, а ну-ка подними ему веки!

Салас, приукрытый шкурой рептилии, лежал на подстиле у стены шатра возле мешков со свежатиной, а Тиран, облокотившись на сваю, сидел подле подростка. Как только худощавый юнец потянулся к лицу Саласа, тот моментально очнулся.

– Ах, – застонал загонщик, едва открыв глаза.

Соплеменники всполошились, а юноша подался назад и хотел было вскрикнуть, но Тиран успел прикрыть ему рот.

Глаза Саласа всё ещё были в странном воплощении. Юнец до сих пор не понимал, что с ним происходит, а в его взоре предстало то же самое виденье, что и днём после травли Длинношеего: все, кого он видел тогда из сородичей, вновь явились пред зраком без кожи – с оголёнными плотями, с окровавленными черепами и выпученными глазами, в одеяниях и доспехах, пялились на него, как будто хотели съесть – вот такой у них был жуткий вид. А в голове юнца глухими ударами звучали биения людских сердец. Слышались ему невнятные постукивания, словно глубокие искажённые звуки бонго. То одновременные, то невпопад, они то ускорялись, то стучали размеренно. В одночасье над безобразными силуэтами Салас подметил странные факелы, привязанные к дымоотводу: огни светочей ярко освещали постройку, а стихии пламени, что полыхали на окончаниях рукоятей, были похожи на сгустки вращающихся и светящихся частичек. Ко всему этому зрелищу неожиданно сквозь гул сердцебиений стал чудиться странный отдалённый стрекот ночных насекомых и шелест, похожий на ветряные порывы. От такого представления разом подросток снова обомлел!

– Тише, тише, – промолвил Тиран и убрал руку с уст сородича. – Ты хочешь, чтобы по наши души ящеры пришли?

Голос Тирана эхом пронёсся в ушах Саласа, и юный загонщик недоумённо уставился на соплеменника:

– Тиран, это ты, что ли? Что с тобой? Что происходит?

– А-а-а, узнал-таки! – улыбнулся Тиран. – Со мной всё хорошо. А вот с тобой что случилось – не совсем понятно…

– Эй, крикун, ты в порядке? – обратился Валл. – Мы думали, что ты никогда не проснёшься! У тебя ока не болят? А ну, посмотри на меня!

– Валл? – Салас недоумённо уставился на силуэт главаря Большой Охоты.

– Валл, Валл, – подтвердил шаман. – Ты как первый раз меня видишь, – вожак усмехнулся и потянулся к загонщику, чтобы рассмотреть его глаза поближе. – У тебя, мой юный друг, и зрачков-то нет почти. Да уж, тут без старцев и без Инги не обойтись…

Охотники окружили Саласа – кто подсел, кто стоял позади, – и все как один принялись разглядывать странное воплощение глаз. Они пристально пялились на юнца, и это настораживало его. Кто-то из стоящих сзади помахал юноше рукой, и если бы череп с окровавленной пастью и жёлтыми клыками не начал извергать речь, то Салас никогда бы и не понял, кто же это его приветствует.

– Меня хоть узнаёшь, любитель травоядных? – после этих слов все соплеменники тихонечко захихикали.

– Таро? Да, узнаю. Только вот вид у вас у всех страшный и голоса ваши будто из пещеры раздаются, – медленно и с опаской выговорил Салас. – Варн учил, что таким видени… – не успел подросток объясниться, как вдруг на шатёр снаружи что-то плюхнулось – небольшое, но явно весомое всколыхнуло кожаное полотно строения.

Затем непонятный шелест раздался и позади шатра, и справа от входа в него. Соплеменники насторожились.

– Я слыш…– Салас снова хотел было что-то вымолвить, но Валл остановил его:

– Тс-с!

Странный шорох продолжался, и его повторения стали проявляться вокруг халабуды со всех сторон. Сородичи переглянулись и замерли.

– Оружия наизготовку немедля! – прошептал Валл. – Только без шума. Никакого звука.

Охотники схватились за копья, ножи, дубины и луки, а те, у кого имелись костяные шлемы, принялись их надевать.

– По кругу становимся! Салас, среди мешков спрячься. Быстро! – продолжал нашёптывать команды шаман, натягивая шлем из черепа Разавра на голову. – Рилан, накрой его шкурой и хвоей!

Салас кивнул и немедля схоронился среди убоины, а молодой охотник накинул на него подстил и припасённые ветви пахучих деревьев.

– Шелест крыльев, Валл! – шепнул один из следопытов. – Птерозавры?!

– Да ну! Спят они ночью! – возразил вожак. – Острокрылы, может?

– Да, похоже на то, Валл, – согласился Ирис. – Тут пальмы везде да папоротник – джунгли почти. Острокрылы, видимо, слетелись.

Внезапно завеса у входа в шатёр зашевелилась, и снизу из-под полога показалась голова летучей ящерицы. Сородичи встрепенулись, а рептилия, испугавшись людей, издала отвратительный писк и скрылась по ту сторону ночлега. Соплеменники с облегчением вздохнули и приспустили орудия.

– Лапокрыл?! – удивился Валл.

– А что им в поле надо-то? – промолвил седовласый охотник. – Они же без деревьев – лёгкая добыча для любого хищника. Неужто Лазуны извелись в лиановых лесах?!

Небольшие ящерицы – величиной в локоть – вместо передних конечностей имели лапы с широкими перепонками. Недокрылья, как их называли первые люди, позволяли Лапокрылам преодолевать небольшие расстояния, перелетая с ветки на ветку. На открытых местностях Лапокрылы никогда не показывались, если, конечно, не намеревались быть съеденными. Охотились летучие рептилии в основном на таких же мелких, как и они – Лазунов, Пискунов и Нырков. А самое главное то, что по земле Лапокрылы бегали с трудом, и конечно же, появление их в беннеттитовых просторах у всех охотников вызвало недоумение.

– Действительно, очень странно, – согласился Кун. – И судя по шелесту, снаружи их не один десяток. Предлагаю даже не высовываться!

– Ты что, думаешь, они набросятся на нас? – Ирис обратился к косматому следопыту.

– Их там целая стая! Кто знает, что у них на уме? А сюда они вряд ли полезут, – рассудил Кун.

– Будет вам, не паникуйте, – прошептал Валл. – Это всего лишь Лапокрылы. Может, они до туши Длинношеего вздумали слетать.

– Слетать? – удивился Таро. – До лианового леса несколько сотен шагов!

Внезапно со всех сторон стал слышаться омерзительный писк и хрипение, шорох и повизгивание. Охотники вздрогнули и снова приготовились дать отпор. Кто бы там ни был.

– Это ещё что такое? – Арвен навострил уши.

– Кажется, Лазуны пришли, – прошептал Трис.

– Лазуны пришли поживиться, – подтвердил Кун.

Лазуны очень сильно смахивали на Рапторов, а точнее, на их детёнышей, будто последние не выросли и остались быть Лазунами. Крикливые и назойливые ящерицы обитали во всех уголках Пангеи, где когда-либо ступали охотники. Помимо стрекоз, рогатых жуков, бабочек и яиц всяких рептилий, Лазуны позволяли себе живиться и Пискунами, и Нырками, и теми же Лапокрылами, которые изредка спускались наземь. А бывало, двуногие проныры ошивались у стойбищ, норовя найти лазейки и полакомиться вяленым мясом из кладовых шатров или ям, за что всегда были покараны дозорными, то есть убиты – несмотря на заветы мудрецов о хранителях равновесия, убийство любого хищника, возжелавшего пищу первых людей, считалось правым и во благо племени.

Соплеменники зашушукались, соглашаясь с предположением Триса и Куна, а снаружи шатра началась настоящая охота! Было слышно, как рептилии носились вокруг строения, рокотали и бросались друг на друга. Шелест крыльев, глухие удары оземь, колыхания стен шатра, шипение и прочая суета окончательно нарушили покой охотников.

– Слушайте, – начал возмущаться Валл, – эта мелочь нам уснуть не даст, и отдохнуть перед дорогой мы точно не сможем! Поэтому предлагаю зажечь факелы и разогнать этих проныр. Если понадобится – прикончим парочку. И тех, и других! Остальные сами разбегутся.

– А если вдруг плотоядные покрупней заметят пламя? – засомневался Ирис.

– Разгоним мелочь и тут же потушим! – поддерживая идею вожака, сказал Кун.

Охотники, не долго раздумывая, закивали и одобрили решение Валла и Куна, а затем принялись поджигать светочи.

– Я, Кун, Ирис и Таро – ока воплоти! – дал команду шаман. – Остальные – наши глаза людские! А ты, Тиран, сидишь с Саласом здесь и никуда не выходишь! Всем всё ясно?

– Да, да, да, – сородичи дружно заверили приказ вожака.

– Я первый выхожу. Трис, ты мой поводырь, так что смотри у меня в оба! – насторожил Валл и, держа факел перед собой, обратил глаза охотника и бесшумно выскочил наружу. Трис вместе с остальными последовали за главарём.

Глаза Заврини в ночи, при наличии вблизи огненной стихии, теряли разборчивую видимость окружающего мира. Мало того что зрак омрачал сияние Луны и звёзд и претворял обыденные цвета Её обители в серые оттенки, так ещё и пламя огня становилось слишком ярким и не давало сосредоточить взор на близлежащих подробностях местности: вполне себе можно было не заметить камень, большую корягу под ногами или какую-нибудь другую преграду, оступиться или ещё хуже – свалиться наземь. К тому же сами рептилии – их плоть – в тёмное время суток глазами Заврини были видны и различимы лишь на расстоянии двадцати-тридцати шагов, не более! Эта противоположность стихий – ночного мрака и огня – и недальнозоркость воплощения глаз не позволяла охотникам ночью уверенно выходить на промысел. Да и никто, к слову, в племени первых людей со времён гибели Лассо не одобрял ночную охоту!

А вот для ящериц по какой-то неведомой причине пламя огня было особенно завораживающим, но вплотную подходить рептилии боялись. И так как огонь мешал глазам Заврини и в одночасье нужен был, чтобы припугнуть Лазунов и Лапокрылов, то зрак людской и взор рептилоподобный в сложившейся ситуации у шатра были необходимы одновременно, чтобы видеть всё происходящее наверняка. Поэтому Валл и дал команду некоторым стойким охотникам обратить глаза, а остальным – оставить людские. И те, кто воплотил взор, и те, кто остался с обыденным, в одночасье сделались поводырями друг друга. Одни с трудом могли углядеть рептилий во мраке, другие – препятствия. Тут-то и важна была согласованность охотников и доверие, чтобы, самое малое, на свои же рожны не напороться, понимание с полуслова и мгновенная поддержка, чего, конечно же, у сплочённых соплеменников было не отнять – только слаженные действия всего отряда могли оправдать такие вот вынужденные ночные вылазки!

Верещания рептилий доносились со всех сторон. Вокруг таборного шатра происходила полная неразбериха. Лапокрылы пикировали с дымоотвода и крыши строения на Лазунов. Лазуны подпрыгивали и пытались поймать атакующих Лапокрылов. Некоторые летучие ящеры просто попискивали или рокотали, сидя на окончаниях рожнов, а Лазуны, которые были похитрей, старались забраться на рожны и стащить крылатых вниз.

Во взоре шамана, как и у других сородичей с воплощёнными глазами, остались видны лишь свечения факелов да огромное количество маленьких красных плотей. А на слуху гулом раздавались визг, рокотанье и ускоренное сердцебиение не одного десятка ящериц. Завидев это всё, Валл и стойкие охотники, рыча и размахивая факелами, стали бросаться на рептилий. Рядом, бок о бок, издавая охотничьи кличи и так же разгоняя крох, суетились и остальные следопыты. Ящеры, завидев людей, всполошились и ринулись врассыпную. Лазуны пустились наутёк, пробираясь сквозь вбитые рожны, а Лапокрылы перелетали через колья и тут же плюхались в высокую траву. Очень быстро лагерь был очищен от визгливых нарушителей покоя. Ещё спустя немного времени холоднокровных и след простыл даже в округе. Не слышно было ни писка, ни шороха, лишь стрекот ночных цикад и трескунов трелью разливался повсюду.

Обойдя шатёр и проверив окрестности, охотники затушили светочи.

– Ну вот и всё! Делов-то на три вздоха, – промолвил Валл и невольно поднял взор к небу.

Безоблачный свод, как и всегда, был усыпан яркими звёздами. Полная Луна сияла на западной стороне небес, а недалёко от неё мерцало красное светило. Остальные охотники обратили внимание на созерцание вожака.

– Она всё ещё здесь, – прошептал один из бывалых следопытов.

– А куда ей деться-то? – Валл нахмурился. – Это же звезда!

Сородичи снова принялись обсуждать и звезду, и стаю Длинношеих, и взор, и единство молодого загонщика. Глаза соплеменников тем часом свыклись с полночной теменью, а Ирис, сняв шлем из Острошипа, обратил внимание на то, что ночь пришлась не такой уж и тёмной. Сияние Луны залило светом всё в округе, и черновласый мужчина смог разглядеть в полумраке очертания растительности вокруг рожнов. Тут же охотник обернулся в сторону лианового леса и сумел углядеть его опушку. «Светло, однако…» – размыслил здоровяк Ирис и подошёл к кольям, что стерегли северную сторону лагеря. В два шага он забрался на рожны и устремил взгляд в беннеттитовое поле, а следопыты, бурно беседуя в тот момент, не заметили, что сородич отлучился.

Тёплый ветер лёгкими дуновениями покачивал редкие деревья гинкго и степные пальмы. Помимо трели примитивных, отовсюду от порывов ветреной стихии разносился шелест травы и листьев. Ирис навострил уши и на сколько хватило вдоха затянул шипастым носом северный муссон. Не ощутив никаких лишних запахов, кроме ароматов растительного плато, мужчина попытался под свечением Луны различить останки Длинношеего, которого травили днём, но высокая трава и кустарники мешали это сделать. Стойкий охотник обратил глаза, но туша травоядного была слишком далеко, и если бы рядом с ней находились какие-нибудь ящерицы, то вряд ли бы получилось их обнаружить. Тогда Ирис пронзил расстояние взглядом, но всё равно едва смог различить силуэты растительности. Несмотря на светлую ночь, глаза Заврини, как и обыденный взор, плохо зрили в тёмное время. Черновласый охотник вернул людской зрак и пригляделся к странным очертаниям невысоких холмов на горизонте.

Тем временем Тиран, приоткрыв завесу шатра, высунулся наполовину и, шёпотом возмущаясь, позвал сородичей. Ирис же не обратил на зов никакого внимания.

– Ау, ну где вы там? Валл, Арвен, Таро, нам так-то жутковато здесь вдвоём находиться, – возмутился молодой охотник. – А вы ещё бубните – непонятно, что за гул стоит.

Соплеменники услышали призывы Тирана и, не отрываясь от беседы, направились к ночлегу.

– В пути уже всё обсудим, – предложил Валл. – Нам сейчас нужно выспаться хорошенько. С утра дальняя дорога предстоит.

– Что с Саласом будем делать-то? – поинтересовался Таро.

– Да ничего не будем делать, – ответил Валл. – Пускай высыпается, а если выспался уже, то в дозоре посидит, а утром в путь. Доберёмся до Великого Вулкана, а там вождь и старцы пусть сами решают, что делать. Инга сварит что-нибудь, чтобы глаза его в лю…

– Валл, Таро! Все! Идите сюда! – прервал речь вожака Ирис.

Охотники вздрогнули от неожиданного говора сородича. А некоторые возвели орудия.

– Что же ты так пугаешь! – возмутился Арвен. – Откуда ты там взялся, в помёт тебя занеси!

– Идите сюда скорее. Вам нужно это видеть!

Соплеменники направились к Ирису. И Тиран тоже выполз из шатра, чтобы узнать, чего же там углядел стойкий охотник.

– Не вздумай выходить наружу, Салас! Я сейчас вернусь, – наказал он.

***

Юный загонщик прислушался к голосам соплеменников, пытаясь разобрать, о чём же говорят сородичи и что там подметил Ирис, но помимо бубнежа охотников в ушах Саласа ещё и рокотала трель ночной живности. Весь этот гул смешался на слуху, и различить что-либо было невозможно. Среди неразберихи звуков подросток невзначай распознал странное потрескивание. Салас сильнее навострил уши, стараясь уловить источник звука, и ненароком обратил внимание на причудливый огонь пылающих светочей. Подросток вспомнил, что подметил это странное явление пламенной стихии ещё когда очнулся.

Салас сбросил с себя шкуру и скопы пахучих ветвей и, выбравшись из груды мешков, подошёл к факелам. Шелест усилился, и юноша понял, что треск издавали именно они. Причудливый лад огня, похожий на крохотный вихрь светящихся и кружащихся пылинок, исходил из окончаний черенков факелов, пропитанных частичками света! И частички эти под тягой воздуха поднимались к дымоотводу, превращаясь в белый дым. Словно завихрения кружили они, а завораживающее пылевое пламя, как показалось юнцу, источало больше свечения, чем виделось привычным взором. Юноша долго рассматривал причудливый склад стихии, а потом осторожно подул на потоки частиц одного из светочей. Светящиеся пылинки всполошились. Часть из них осталась на черенке, а другие беспорядочно завертелись и, на миг покинув своё местопребывание, вернулись обратно и выстроились в прежнюю цельную круговерть.

– Ух ты! – удивлённо воскликнул Салас.

Юноша протянул руку к факелу, норовя ощутить теплоту пламени, но внезапно ужаснулся от представленного зрелища. Уклонившись от своей же кисти, он подался назад и плюхнулся наземь, а затем принялся отползать, пока не упёрся спиной в мешки с убоиной. Деваться уже было некуда, и юнец замер, затаив дыхание. Он не мог поверить своим глазам! Осознав, что эта омерзительная конечность принадлежит ему, подросток медленно и с опаской приблизил её ко взору, а затем стал вращать кистью, рассматривая её отвратное сочленение. Рука Саласа – и одна, и вторая – была лишена кожного покрова!

Из красной жилистой ладони и с тыльной её стороны торчали оголённые кости фаланг пальцев, а их начала перерастали в сплетения мышц, мяса и кровеносных сосудов длани. Сочетания руки прятались под кожаные обмотки до самого локтя. Немного приподняв руку, загонщик разглядел и кость на локте. А хитросплетённые, словно витьё лиановых бечёвок, красно-синие мышцы руки выше локтя уходили под одеяние на торсе. Вся эта оголённая жуть блестела под свечением факелов! По телу подростка пробежала дрожь и проступил холодный пот. Едва Салас осознал, что на нём нет ни кусочка людской кожи, его чуть не стошнило.

Подросток ещё раз осмотрел свои пальцы, а затем взглянул на неприкрытые обмотками мышцы ног. Красная груда таких же сплетений, что и на мускулах верхних конечностей, словно свежая мякоть вырезки с бедра Полосуна, сияла перед глазами. Белые кости, похожие на известковые чаши, что для светочей в стойбище изобрёл Варн, торчали в местах коленей, а из-под лоскутов ниже голени в сандалетах виднелись белые фаланги с когтями.

Салас поднялся с земли, и его осенило. Он нерешительно коснулся лика. Ощутив на нём присутствие кожного покрова, юнец с облегчением вздохнул. Затем он правой рукой медленно потянулся к ладони левой. Боясь почувствовать боль из-за неимения кожи, подросток, затаив дыхание и сощурившись, дотронулся до костей пальцев. Не ощутив ничего необычного, Салас открыл глаза и, уже глядя на действо, повторил движение и снова обомлел. Он водил обнажённой рукой по обнажённым местам другой руки, и во взоре его представлялось, что пальцы не касаются оголённой плоти, а дотрагиваются до невидимой, но осязаемой пустоты. Подросток, осмелев, сжал мышцу выше локтя на левой конечности. Сочетание мускул омерзительно напряглось и на месте касания мышцы приняло синеватый оттенок. Но даже сдавив конечность, Салас так и не смог пронизать невидимую оболочку, и понял юный загонщик в тот час, что кожа его на нём и никуда она не делась! Это глаза его созерцают так! Что явились ему глаза Заврини, которым Варн поучал да которые все охотники племени познали, только вот неправильные глаза оказались почему-то, и видеть плоть людскую Салас не должен был. Осознав всё это, юноша закрыл веки и помотал головой, пытаясь освободить взор, но ничего не вышло. Он нахмурил брови, стараясь овладеть сосредоточением, но снова ничего не получилось. «Что же делать? Как вернуть людское видение?» – принялся размышлять Салас.

Внезапно полог шатра распахнулся, и в постройку влетел встревоженный Тиран. Он начал копошиться в сумках и доставать светочи. Собрав их в охапку, Тиран снял горящие факелы, что висели под дымоотводом и, снова велев Саласу оставаться в шатре и никуда не высовываться, выскочил наружу.

***

Далеко на окраине беннеттитового поля, на покатом холме, вершина которого граничила лишь со звёздным небом, сородичи разглядели очертания рептилий. Тёмные фигуры ящеров осветила полная Луна, и зрелище, что предстало перед охотниками, захватило дух. Длинношеие смиренно шагали по возвышенному плато, а впереди них, судя по отличным размерам и шипастой спине и шее, величаво шёл Гигантозавр. Огромная рептилия по сравнению с добродушными травоядными даже с далёкого расстояния была настолько основательна, что все ящеры позади неё представлялись её же выводком. Охотники с изумлением смотрели на происходящее. То ли пять (тяжело было разглядеть точно, так как чёрные силуэты сливались между собой), то ли шесть Длинношеих покорно следовали за древним ящером.

На восточном крае того же холма показались ещё очертания всё тех же Длинношеих. А с ними и особи поменьше, видимо детёныши. И даже когда силуэт Гигантозавра смешался с очерками пальмовидных деревьев, а могучая рептилия растворилась в ночи на фоне других холмов, Длинношеие не переставали появляться из-за склона возвышенности.

– Глазам своим не верю! – восторгался Кун. – Откуда их столько? Впереди Гигантозавр шёл?

Охотники стояли, раскрыв рты.

– Да, Кун, это он! – ответил Ирис.

– Я никогда не видел Гигантозавра! – изумился Рилан.

– Я за все свои луны прожитые не видал столько гигантов, сколько вижу сейчас, – сказал Таро.

– Вот, про что я вам говорил, – промолвил Валл. – Стая!

– Откуда они взялись? – поинтересовался Трис.

– Не знаю, мой друг, – ответил вожак. – Только Пангее известно. Тут без единства не обойтись.

– Будто все гиганты всех земель Великого Вулкана собрались в одном месте, – представил Ирис. – А Гигантозавра я не видел со времён провозглашения Рошана вождём.