Мультяшка

Мира остолбенела, побледнела, вспыхнула алым и неровно задышала, пришлось дёрнуть за руку, чтобы вывести её из ступора.

– Тогда зачем этот пункт о детях? – она недовольно прищурилась.

– Требование твоего деда. Надеюсь, ты понимаешь, что он не сможет заставить меня выполнять супружеский долг против твоей воли? И моей тоже. Я уже говорил, но повторю – у меня нет желания спать с тобой, тем более – насильно, – он почти выплюнул последнее слово.

– Тогда зачем эти пункты, зачем врач?! – развела руками Мира.

– Во-первых, это логично с точки зрения твоего деда, и я с ним согласен, а во-вторых, включи-ка голову! Я – мужчина, ты – женщина, мало ли… ну, вот мало ли! В состоянии алкогольного опьянения или… – он окинул Мультяшку пристальным взглядом. – Прости, не могу придумать веской причины заняться с тобой сексом, но у меня уже достаточно опыта, чтобы понимать, что порой с таким чудищем окажешься в постели, тушите свет, а ты миленькая. Так что, «мало ли», случайность нельзя игнорировать. Ты уверена в том, что я не болен? Скрытые инфекции, ВИЧ, гепатит?

Макс хотел было добавить, что совсем не доверяет Мире в этом отношении. Наркотики, дружок-наркоман и рок-музыкант, чего можно ожидать от таких связей? Любой букет, в самом неожиданном сочетании, и ведь не от каждого поможет презерватив!

Даже если опустить пункт об обязательном совместном проживании, вероятность секса нельзя исключать. Максим – живой мужчина, а его будущая жена, при всех её недостатках, привлекательна, и он реагировал на неё вполне ожидаемо. Вероятность незначительна, благо в наши дни для зачатия детей не всегда требуется половой акт, но Максим Аркадьевич предпочитал просчитать и это.

– В-третьих, ничего страшного или особенного в медицинском обследовании нет, – разъяснения и не думали приближаться к логичному концу. – Несколько врачей, кровь, мазки… Я не знаю, что ещё, но точно ничего страшного. И лучше тебе пройти это, вступить в брак и свалить от деда в светлое будущее со мной, где я не стану выносить тебе мозг учёбой, работой и вообще вмешиваться в твою жизнь, если ты не станешь вмешиваться в мою, – и внешние приличия будут соблюдены.

– Хм… – сбежавшая невеста остановилась, раздумывая.

– Звучит как хороший план? – Макс скорее утверждал, чем спрашивал.

– Вполне, – Мирослава наконец улыбнулась, и Макс неожиданно залюбовался её улыбкой. И даже скользнул взглядом по очертанию груди, плоского живота, талии и бёдер.

Осмотр в итоге прошёл быстро, даже быстрее, чем полагал Максим Аркадьевич. Несколько анализов, кровь сдали на следующий день, утром. Мирослава не устраивала скандалов, не одевалась вызывающе, не грубила, перед обедом говорила «приятного аппетита», а на прощание – «до свидания». Он даже стал подозревать в Мультяшке адекватность. Может, она была и не самой умной девушкой, но если гладить её по голове и доходчиво доносить свои мысли, она была даже милой и производила впечатление психически стабильного человека.

Но длилось это недолго. Целестина отправила Максиму результаты обследования Мирославы, как было указано в договоре. после этого должно было состояться подписание брачного контракта и перезаключение трудового соглашения с указанием его новых обязанностей и возможностей. А после примерки свадебного костюма, он мог ехать домой, требовалось вернуться только ко дню церемонии. Тем более, дела не ждали, некоторые проблемы требовали личного вмешательства Максима, да и мама, как назло, активировала «режим заботы», лучше было навестить её и снизить градус тревожности.

Макс долго изучал сканы на экране ноутбука, пока не захлопнул с грохотом, почти наверняка ломая.

Психически стабильная? Адекватная? С терпимым уровнем интеллекта? Милая?

Какая из этих характеристик подходила к Мирославе? Никакая!

Мультяшка, твою мать!

Глава 6. Мирослава

Мира изо всех сил старалась вести себя хорошо, иногда ей даже хотелось вызвать хотя бы капельку симпатии у будущего мужа. Раз уж им предстоит большую часть времени проживать на одной территории, то было бы неплохо хотя бы не вздрагивать от его взгляда.

Она не знала точно, что изменилось, но что-то поменялось в почти уже состоявшемся супруге к моменту подписания договора. Она даже хотела поговорить, но быстро передумала, не было никакой существенной разницы, являлось ли это плодом воображения Мирославы, или у Максима болят зубы.

Вениамин Рудольфович сообщил, что как только договор будет подписан, он, по прямому распоряжению Сильвестра, начнёт предпринимать серьёзные меры в деле Данилы, а отпустят музыканта в день свадьбы. Ждать, выяснять, задумываться и тем более откладывать подписание и последующую за ним свадьбу Мира была не намерена. Что бы ни беспокоило мужчину, выбранного ей в мужья дедом, она не собиралась растягивать срок пребывания Данилы в следственном изоляторе, куда, как сказал адвокат, его перевели. К тому же, дедушка сказал, что выпустят всю рок-группу.

В день подписания она встала даже раньше завтрака, привела себя в порядок, пожелала всем за столом приятного аппетита, поприветствовала улыбкой юристов, когда зашла в кабинет и уселась в дедушкино кресло, которое он ей уступил.

Сначала высокий и тощий, как швабра, юрист обращался только к будущему супругу Миры. Глава финансового отдела, как она поняла, заискивающе улыбался всем по очереди, так и не решив для себя, на кого обратить более пристальное внимание. На хозяина, который демонстративно отходит от дел внучки, уступая право подписи бывшему подчинённому и уже почти члену семьи, самому Максиму или Мирославе, не зная, не является ли она серым кардиналом, каким всю жизнь была Целестина.

Мира забрала волосы в высокий пучок, оделась по случаю, не забыв про обувь и аксессуары, включая очки в оправке, естественно, из последней коллекции, минимизировала количество косметики на лице и проигнорировала духи. Сама сдержанность, пунктуальность и профессионализм.

Когда финансист поспешно вышел, тихо прикрыв за собой дверь, юрист продолжил зачитывать пункты договора, Мира подписывать, а нотариус бесконечно заверять. Вскоре очередь дошла и до Максима, который почему-то посмотрел на Целестину. И Мире показалось, что та подбадривающе улыбнулась, словно он нуждался в поддержке, перевела сухой взгляд на Миру, вздохнула и наклонила голову, опустив глаза на клавиатуру.

Впервые за время подписания и, наверное, всего времени, что Мира наблюдала за Максимом Аркадьевичем, она наблюдала, как край непроницаемой маски с него слетел. Лучше бы она не обратила на это внимания – такой концентрированной смеси брезгливости, отвращения и недоумения Мира не видела никогда в жизни. Она ощутила себя склизкой жижей, источающей миазмы на сто километров вокруг себя, а Максиму пришлось не только подойти вплотную, но и протянуть к ней руку. Его едва не вырвало, когда он смотрел на Миру.

Она невольно отшатнулась, но в этот момент маска вновь наползла на перекошенное отвращением лицо, и опять перед ней сидел лощёный топ-менеджер с непроницаемым, жёстким, анализирующим, едва ли не надменным взглядом.

Через несколько минут судьба Мирославы была решена, документы подписаны и заверены нотариально. Все действующие лица, обеспечивающие процесс, молча встали и двинулись на выход, кивая оставшимся в кабинете. Максим Аркадьевич тоже вышел, сославшись на безотлагательные дела и на то, что он хотел бы отдохнуть перед полётом, так как уже через несколько часов его ждал самолёт. Сообщил, что вернётся только накануне торжества, дежурно заметил, что полностью доверяет вкусу Мирославы и уверен, что всё пройдёт в лучшем виде Затем слегка склонил голову, как офицер царской армии, и скрылся за дверью.

– Мира, задержись, дорогая, – произнёс дедушка, когда та встала с намерением подняться к себе и переодеться, строить из себя менеджера среднего звена в брендовой одежде ей надоело.

Мира остановилась, дед поднёс к уху телефон и через мгновение произнёс:

– Вениамин Рудольфович, можно. Да, всё, как и оговаривали, да, да, естественно, – говорил дед в трубку и смотрел в упор на Миру, пока та расцветала в улыбке. – До свидания!

– Ну, ты довольна? – он даже улыбнулся. Мира согласна кивнула, она была довольна, ещё как! Захотелось, чтобы свадьба состоялась уже завтра или даже сегодня!

– Надеюсь, это скрасит твой завтрашний день, – проговорил дед и просканировал взглядом внучку, та замерла, согласно кивнула и вышла из кабинета.

Прошла широкую лестницу на автомате, не замечая светлых стен, пилястр и капителей. Упала в своей спальне поперёк кровати и уставилась в белый потолок с огромной люстрой, переливающейся хрустальными гранями, свисающей извилистыми сталактитами и капельками-слезинками. В детстве ей казалось, что дед живёт в настоящем дворце, и люстра была этому подтверждением. Мира любила дом, комнату, парк и живописные окрестности, обожала приезжать сюда на каникулы, в выходные или просто так, без видимых причин.

Мире было двадцать два года, а ей вдруг показалось – двести двадцать два…

На обед она не пошла, не было настроения и аппетита, вышла в парк, проигнорировав одного из охранников, плетущегося следом за ней, села на качели и уставилась себе под ноги. Мраморная крошка шуршала под ногами, несколько огромных деревьев, их не срубили при постройке и даже, как рассказывал дедушка, изменили планировку дома ради одного из них, стояли уже оголённые, перечерчивая тёмными стволами серое небо. Как вызов природе зеленел газон, ухоженный и нетронутый ногами хозяина или служащих. На территории поместья уже давно никто не ходил по газонам, не лазил по деревьям, не визжал, раскачиваясь на качелях выше звёзд. Здесь всегда было тихо, и охрана, которая в других местах сливалась с окружающей обстановкой, тут ходила буквально по пятам, обеспечивая ощущение безопасности.

Мира посмотрела на домики для гостей, рядом с одним из них курил человек. Наверное, лучше подойти, пожелать доброго пути, хотя вряд ли будущий муж горит желанием видеть или разговаривать с ней, как и она с ним. Она не хотела видеть привычно непроницаемое лицо и цепкий, оценивающий взгляд едва прищуренных глаз, скользящих по её фигуре и лицу. Она помнила, какой горячей и сильной была рука Максима Аркадьевича, когда он вёл её в аэропорту. Мирослава была уверена, что на ладони останутся синяки, но их не было, покраснение спало до того, как приехали в клинику, и на пороге их встретил дед, никак не прокомментировав произошедшее.

Максим Аркадьевич подошёл сам, она наблюдала, как он быстро и уверенно переставляет длинные ноги, держа руки в карманах распахнутого пальто, из-под левого рукава выглядывали часы. Туфли были не по сезону – большую часть дня Максим находился в домике для гостей, и, скорей всего, работал, как и всё окружение деда, едва ли не круглые сутки, а в клинику, единственное место, куда он отлучался из поместья, его отвозили на автомобиле.

Он даже не гулял по парку, на улицу выходил только курить, несмотря на то, что в домике была отключена противопожарная сигнализация. Волосы от влажного воздуха взлохматились, или он специально взъерошил их рукой, и от утреннего презентабельного вида не осталось и следа. Если бы не пальто, обувь и гладко выбритое лицо, он показался бы Мире обычным человеком, без счётчика в глазах.

– Я уже попрощался с твоим дедушкой, – проговорил ровным голосом Максим, когда приблизился. Охранник в это время отошёл на расстояние, возможно, проявив деликатность, а скорее выполняя инструкцию. – Вот, подошёл попрощаться с тобой.

– Доброго пути, – Мира приподняла бровь и всмотрелась в лицо будущего мужа.

Он был почти привлекательным и казался почти человеком, если забыть, за какую сумму он вежлив с ней, и что скоро им предстоит жить под одной крышей, и… нельзя исключать «случайность», как назвал их возможную близость Максим Аркадьевич. Интересно, за какую сумму он откажется от любой потенциальной «случайности»? Впрочем, учитывая, что финансами Мирославы отныне будет управлять именно он, вряд ли будет так просто его купить.

– Я приеду накануне торжества, – заметил спокойно он и снова скользнул взглядом по Мире.

Она невольно поёжилась, прочитав в глазах жениха иронию и ещё что-то, пока неясное. Отвернулась, решив, что разговор окончен, и увидела, как к ним идёт Целестина. Мира знала её всю жизнь и одно время, в детстве, даже считала своей бабушкой, другой у неё никогда не было. Родители мамы умерли давно, жена деда тоже, ещё до рождения Мирославы и всех своих внуков. Целестина отлично подошла на эту роль и исправно подыгрывала маленькой девочке, пока та не подросла и не стала понимать, что та ассистент дедушки, правая, левая рука и даже шея. И не только деда, но всех компаний, которыми владеет выжившая часть семьи Сильвестра – лично он и Мирослава, вступившая в наследство после смерти своих родителей и передавшая права на управление сначала деду, а теперь и мужу – со дня вступления в брак.

– Мира, привезли платье, – проговорила Целестина, посмотрев при этом на Максима, как бы спрашивая его о чём-то одними глазами. Видимо, не получив ответа, сжала губы и развернулась к Мире. – Портной ждёт.

– Свадебное? – Максим произнёс так, будто ему интересно. Лицемерный и скользкий тип!

– Траурное, – окатила в ответ Мира. – Каждый год новое. В год по платью.

– Прости, – произнес её собеседник почти искренне, но Мира не хотела с ним разговаривать. Она развернулась и ушла, быстро перебирая ногами, слушая привычный шелест под подошвами.

Каждый год один и тот же ритуал.

Платья Целестина подбирала сама, как и вызывала накануне портного, чтобы подогнал по фигуре. На следующей день Сильвестр ехал на семейное кладбище, там его сопровождала Целестина, а Мира дожидалась в машине, так ни разу и не выйдя из неё.

Когда-нибудь у неё найдутся силы, сердце перестанет отбивать бешеный ритм, и Мирослава сделает это. Когда-нибудь, но и не в этом году точно.

Потом дед садился в отдельное авто и уезжал куда-то, только Целестина и служба охраны знали – куда, а к ужину возвращался. Молчаливый, сморщенный, как засушенный опёнок, при этом несгибаемый, как железный прут. Выпивал рюмку водки. Это был единственный день, когда дедушка употреблял алкоголь, и уходил к себе.

Однажды Мира услышала, что Сильвестр ездит в этот день в церковь, но не поверила, она не встречала большего атеиста, прагматика и циника, чем её дед. Сейчас она бы не поверила тем более. Не дрогнув, он вынуждает единственную внучку выйти замуж, нисколько не считаясь с её мнением. Человек, хотя бы отчасти верящий в бога, высший разум или вселенскую справедливость, вряд ли поступил бы так.

Портной вышел из комнаты тихо, не издав ни звука, будто растворился в воздухе, сказав напоследок, что платье пришлют к пяти утра, и оно сядет ровно по меркам. Миру не интересовало, как оно сядет.

Она направилась в рабочий кабинет Целестины, который располагался рядом с дедушкиным, чтобы оповестить, что портной убрался из дома. Кабинет был обставлен добротной мебелью из натурального дерева, там пахло озоном от оргтехники и чем-то сладковатым. Царил идеальный, почти нежилой порядок, несмотря на то, что иногда ассистентка проводила там по восемнадцать часов в сутки.

Мира замерла у закрытой двери, из-за которой доносился разговор на повышенных тонах. Спорили Целестина и дед. Спорили – чего Мира не припомнила ни разу в жизни, ни в детстве, ни сейчас.

– У девочки свадьба, Сильвестр, – почти кричала помощница. – Тебе ли не знать, что происходит с Мирой после этих твоих ритуальных походов! Ты должен был или перенести свадьбу на другое время, или не принуждать в этом году девочку ехать с тобой!

– Она должна хранить память, она обязана это делать! – голос деда звучал громко и отчётливо.

– Каждый делает это по-своему, и она тоже, – зашипела Целестина. Мире показалось, что ещё немного, и из-под двери пойдёт едкий дым.

– Ты не знаешь, что это такое! – громыхнул дед, следом последовал хлопок, напоминающий удар книги о столешницу стола.

Мирослава продолжала стоять у двери, пытаясь собраться с силами. Это всего лишь разговор, разговор, может быть, приоткрывающий дверь в прошлое, то, которое покрыто мраком для Мирославы, и она категорически не хочет, чтобы там, на том конце, загорелся свет и осветил всю возможную неприглядную правду о деде или всей её погибшей семье.

Мирослава сама не поняла, как оказалась в домике для гостей, не поняла, почему смотрит на небольшую дорожную сумку, не поняла, как выпалила: «Возьми меня с собой!».

Выдержала пронизывающий взгляд, не услышала в ответ согласия, и просто смотрела, как Максим подносит к уху телефон и произносит: «Целестина, у меня трудности, подойди, пожалуйста!».

Глава 7. Максим

Максим смотрел на запыхавшуюся Мультяшку, на загнанный блеск её глаз, и пытался быстро сориентироваться в происходящем. Накануне, почти ночью, он позвонил Целестине, и та пришла к нему в домик для гостей уже за полночь, когда терпение и разумные доводы заканчивались, осталось лишь желание пустить свою жизнь псу под хвост.

Сказать, что Максима удивили результаты медицинского обследования Мирославы, что они шокировали его – значит, не сказать ничего. Virgo и per rectum…

В университете, где учился Максим, латынь не преподавали, но школьных знаний хватило, чтобы понять, что virgo – это дева, девственность, а rectum – ректально. Осмотр проводился ректально.

Девственность? Мирослава девственница?

Наследница баснословного состояния, доведшая своими выходками и загулами главу семейства до состояния, когда тот вынужден выдать её, буквально насильно, замуж за человека, который точно, благодаря штату юристов, не позволит уйти на сторону этому самому состоянию.

– В чём подвох? – прямо заявил Макс в тот момент, когда Целестина ещё устраивала пальто на плечики.

– Прости? – бровь помощницы старика изогнулась в недоумении.

– Ты видела результаты обследования, давай говорить начистоту, я хочу точно знать, с чем имею дело, – поспешил пояснить Максим.

– И что же тебя настолько, озадачило? – с акцентом на «настолько» поинтересовалась Целестина.

– Пройди, – Максим показал на дверь в «переговорную», а сам прошёл на кухню и вернулся с чашкой чая для ночной посетительницы и кофе для себя.

Целестина сидела ровно, не притронулась к предложенному напитку, спокойно смотрела на Максима, давая ему собраться и начать разговор так, как он посчитает нужным.

– Буквально на днях ты рассказала мне историю про роман с рок-музыкантом, наркотики, пагубное влияние, и я поверил, тем более, имел возможность убедиться, что с наркотиками Мира знакома, – начал наступление Максим.

Он внимательно смотрел на Целестину, но пробить броню железного спокойствия этой женщины было невозможно, как и прервать её молчание. Она слушала, сидя так же ровно и смотря так же спокойно.

– И сегодня я узнаю, что моя невеста – девственница. Это шутка такая? В чём подвох? – без пяти минут супруг внучки начальника, казалось, нервничал.

– Не шутка, – его собеседница стойко сохраняла хладнокровие.

– А как же дружок рок-музыкант? Наркотики? Она встречается с этим… как его…, – Максим щёлкнул пальцами, вспоминая дурацкое название рок-группы и псевдоним солиста.

– Его имя Данила Сергеевич Щербаков, – почти по слогам произнесла Целестина.

– Хорошо, Данила Сергеевич, – он откинулся на спинку кресла. – Данила Сергеевич в курсе, что у него роман с Мирославой?

– Несомненно, – ассистентка старика учтиво наклонила голову в бок.

– То есть, Целестина, ты хочешь сказать, что тридцатишестилетний рок-музыкант, наркоман, встречающийся с двадцатидвухлетней девушкой, красивой, надо заметить, девушкой, не переспал с ней? – нотки сарказма проявились в голосе против воли.

– Ты видел заключение врача, – Целестина была образцом сдержанности.

– Хорошо. Хорошо. Ты говорила, что они встречались с осени, выходит, пару месяцев. Вероятно, этим можно объяснить, молодые девушки иногда романтичны, а мужчины проявляют терпение, – Максим ощущал себя базарной бабой, копающейся в чужом грязном белье, но точки должны были быть расставлены. – Однако Мирослава с семнадцати лет проживает самостоятельно, до этого она, насколько мне известно, училась в Англии и тоже не была обременена неусыпным контролем.

– К ней была приставлена охрана, – Целестина продолжала придерживаться выбранной линии поведения.

– Охрана не вмешивается в личную жизнь, – Макс отмахнулся от ничего не значащего факта. – Каким образом ей удалось сохранить эту… реликвию до сегодняшнего дня? Что с ней не так? Меня интересует её психическое здоровье в первую очередь!

– У тебя есть заключение специалиста, – престарелый образец спокойствия и лаконичности начинал бесить Максима. Ему бы такие качества ох как не помешали в работе!

– Брось, за девять минут, что этот специалист уделил Мире, невозможно диагностировать проблему, если она не очевидна. А проблема есть, – он развёл руками. – Если молодая, физически здоровая девушка отказывается от сексуальной жизни – она психически нездорова. Сексуальная абстиненция – это девиация, отклонение от нормы, один из признаков психического заболевания.

– Ты слишком категоричен, – Целестина даже выдавила из себя улыбку. – Если ты настаиваешь на более тщательном обследовании, нам придётся отложить подписание договора, а это, как ты понимаешь, не может не сказаться на твоём будущем.

Да, это Максим понимал очень хорошо.

– Она не зависима, физически здорова, – продолжал рассуждать он. – Вряд ли она вела образ жизни, выходящий за рамки допустимого для её возраста и положения, не остаётся видимых причин поступать так, как поступает Сильвестр Прохорович, кроме психических отклонений. Я хочу знать, чего мне ожидать от психически нездоровой жены, это единственное, что я хочу. Склонность к затяжным депрессиям, суициду, нуждается ли она в медикаментозном лечении. Всё, что может быть важно.

– Максим, ты слишком накрутил себя, скорей всего, это последствия прессинга последних дней, – так же размеренно продолжила сидящая перед ним. – Уверяю тебя, Мирослава здорова. Откровенно говоря, я была обескуражена, получив это заключение, мы никогда не говорили на столь личные темы, но это не указывает на психическое нездоровье девочки. Это всего лишь девственность, – она снова улыбнулась. – Не ожидала такой паники от почти тридцатилетнего мужчины, – произнеся эти слова, Целестина даже усмехнулась. – Думаю, как муж ты решишь …эту проблему.

– Хорошо, пусть так, – согласился Максим.

Ничего другого не оставалось. Обсуждать дальше эту щепетильную тему он не хотел. Главного он так и не выяснил, вопрос невинности считал довольно интимным и не собирался обсуждать это с кем-либо, кроме обладательницы оной.

В процессе интернет-сёрфинга Макс выяснил, что страниц в социальных сетях у Мультяшки не было, или они были заведены под другими именами, однако фотографии с Данилой нашлись довольно быстро. Даже на официальном сайте группы, на фотографиях с концертов, были изображения Миры, как отдельно, так и с солистом, причём последний обнимал девушку и держался отнюдь не на дружеском расстоянии.

Попадались фотографии со светских раутов или отвязных тусовок, на них Мира тоже не выглядела девушкой, готовящейся принять постриг. И это были фотографии, на которые было получено разрешение, а сколько закрытых вечеринок, откуда только самоубийца сольёт фотографии? Тусовок и приятелей-мажоров, находящихся в перманентном наркотическом опьянении.

Мирослава страдает каким-то психическим заболеванием, признать недееспособной единственную наследницу миллиардного состояния Сильвестр не может себе позволить. Неудивительно, что он с такой настойчивостью выдаёт её замуж, обставляя всё таким образом, что муж, получая всё, – не получает, по сути, ничего.

Управляющий состоянием, заинтересованный в жизни и здоровье своей подопечной.

Сейчас, за сорок минут до отъезда, он смотрел на запыхавшуюся девицу. Её лицо покрылось пятнами, глаза бегали из стороны в сторону, руки тряслись. Можно было бы списать это состояние на годовщину смерти родителей, которая, как оказалось, как раз случится завтра, но при разговоре в парке Мира была спокойна, не выглядела заплаканной, не показалась огорчённой.

– Возьми меня с собой! – в дрожащем голосе угадывались нотки мольбы.

– Прости? – нахмурился Макс. – Разве завтра ты не должна здесь присутствовать? – он ответил Мире только после звонка Целестине, внимательно глядя на девушку, готовый к какому угодно повороту событий.

– Я никому ничего не должна! – Мира в отчаянии взмахнула руками.

– Прекрасно, проходи, – он посторонился, пропуская её в переговорную. – Чай, кофе? Есть минеральная вода и сок.

– Ждёшь Целестину, понимаю, – девчонка кивнула головой и нервным движением собрала волосы в хвост.

– Жду, – не стал отрицать почти состоявшийся муж. – Думаю, этот вопрос лучше решать с ней или твоим дедушкой.