Знак ответа. Часть 1

– Конечно. Прошу прощения, – лаконично отозвался Анатолий и снова вытянулся по струнке смирно.

На несколько мгновений обоих сковала неловкость, но Вероника взяла себя в руки и решила пойти навстречу.

Скромно улыбнувшись она спросила:

– Может, со мной сходите?

– Куда?

– Моя мама не может со своими детишками справиться. Я ей помочь хотела. А если я вас боюсь, то этим – указала на шумную кучку ребятишек – уж точно не составит труда испугаться. Мигом присмиреют! Глядишь и мама вам «спасибо» скажет.

На мужских губах проскочила напряженная улыбка.

– Ах, вот так… – еле слышно протянул мужчина.

Еще раз прокрутив в голове то, что только что сказала, девушка сразу ощутила вину – замялась, глаза опустила.

– Получается, что я чудовище какое-то. Хотя, не буду отрицать, раковина у меня действительно страшная.

– Сначала сказанула, потом подумала… Я не это имела в виду. – пробормотала себе под нос Ника и развернулась спиной к Товарищу начальнику. Стыдно было.

Позади усмехнулись.

– Не берите в голову. Все это не лишено оснований, так что все в порядке, – он грустно улыбнулся. – Госпожа Верхоланцева, развернитесь и пойдемте. Нужно попугать, так попугаем.

Ника, не поднимая глаз, резко крутанулась на пятках и в темпе зашагала по направлению к маме, которая уже ожидала ее, уперев руки в бока. Взгляд, в котором были ярко-выражены упрек и непонимание, метался от красной, как рак, дочери к мужчине, который не спеша шел позади нее, оценивая обстановку в своих владениях.

– Ника! – вдруг раздался звонкий детский крик, и маленькая девочка в ярко-желтом платьице со смоляно-черными волосами, заплетенными в косу, которая уже изрядно потрепалась, кинулась ей на шею.

– Ксюша, не кричи, лошадей распугаешь, – сделала девочке замечание классная руководительница, в лице Верхоланцевой Инны Александровны.

– Поняла, Кнопка? Не визжи! – строго наказала Вероника, после того, как поймала ребенка в свои объятия, расплывшись в нежной улыбке.

Инна Александровна подошла ближе и разрушила волшебство радостной встречи, строго взглянув на дочь.

– Может, ты объяснишь, в чем дело? Что это была за картина маслом?

Девушка лишь беглым взглядом по матери скользнула и головой помотала, мол, не важно это, а потом все свое внимание ребенку уделила.

– Давай тебя переплетем, Кнопка?

Присев на корточки, Ника принялась доставать из прически многочисленные заколки.

– Хорошо-о… – недобро протянула женщина, складывая руки на груди, и на правах матери поинтересовалась: – Тогда, может вы расскажете мне, зачем держали мою дочь за руки? Насколько мне известно, вашему знакомству еще суток не исполнилось. Или до меня дошла неверная информация?

Камень был брошен в огород дочери, мол, неправду матери сказала, но требовательный взгляд задел Товарища начальника, который уже стоял позади Вероники, заслоняя ее могучей спиной от палящего солнца.

– Почему же? Все верно, – подтвердил мужчина. – Я нехотя испугал Веронику и просто извинялся за то, что был не очень осторожен в общении с ней. Никакого криминала.

Женщина выслушала, настороженно вглядываясь, и вдруг настороженно обронила, оглядывая внезапно присмиревших деток:

– Не мудрено…

Левин Анатолий Аркадьевич – человек с развитым самоконтролем, не смог скрыть того, что эти слова его задели.

Инна Александровна даже немного устыдилась, но ни слова не сказала.

Вдруг маленький белокурый мальчик выбился из общей дрожащей массы ребятишек и мелкими, но уверенными шажками двинулся к Товарищу начальнику. Это был Володя – тот самый мальчик, на которого Левин как-то сорвался. И сейчас он был воинственно настроен.

Инна Александровна окликнула ребенка, но тот не обратил на классного руководителя никакого внимания. Подойдя почти вплотную, дитя воззрилось на «великана» снизу-вверх, прикрыв глазки ладошкой, как козырьком, чтобы лучше видеть. Его юное личико выражало недовольство, обиду и решительность. Володя упер руки в бока и, сильно щурясь, смело отчеканил:

– Вы – злой дядя! – сказал и умолк.

«Злой дядя» тоже молчал, не моргая глядя на мальчика, который, пока еще, стоял на месте, но когда он вновь поднес ручку к бровкам и раскрыл глазки широко, его уверенность сдулась, воинственность испарилась, и он дал деру!

Инна Александровна прыснула в ладошку, наблюдая, как поджавший хвост зайчик маскируется в толпе одноклассников. Вероника, уткнувшись лбом в грудь девочки, тихо поскуливала, а девочка ее утишала, приговаривая «не плачь, ну, не плачь». Вероника была на грани истерики, ведь было неимоверно стыдно, причем за всех: она сначала наговорила Анатолию, потом поддержала ее мама, следом парнишка…

Оскорбленный мужчина вобрал в легкие воздуха до отказа, а на выдохе твердо и с сарказмом заявил:

– Я вижу, мне здесь все очень рады.

Развернулся и направился прочь.

Вероника тихо заскулила.

– Мама, что за… – сдавленным шепотом начала было она, но ее прервали.

– Госпожа Верхоланцева…

На обращение отреагировали и мать, и дочь, но это осталось незамеченным.

– Я дождусь вас у себя.

Ника приняла попытку подняться, но неуклюже плюхнулась на землю. Тут же вскочила и отряхиваясь затараторила:

– Да, да, конечно! Минут десять, и я буду.

– Хоть двадцать, – долетело до ушей тихое и безразличное.

Да-а, дела… Вероника смотрела вслед владельцу всего их окружающего и слегка улыбалась. Нравился ей этот человек. Конкретно в этот момент нравился. Даже после всего, что ему довелось услышать, Левин Анатолий Аркадьевич шел уверенной поступью, широко расправив плечи. Он казался уверенным, спокойным и лишь понуренная голова, и отрешенность, поселившаяся в глазах, выдавали его секрет, но этого все равно никто не видел. Не потому что он тщательно скрывал, просто потому что никто не приглядывался. И ему это было на руку, ведь репутацию «железного человека» нужно было поддерживать, чтобы любопытные носы в душу не лезли.

Приблизившись к той странной шестиугольной двери, что вела в кабинет, Анатолий остановился и оглянулся: Вероника стояла к нему спиной и о чем-то живо спорила с мамой. Некоторое время он пристально смотрел на них потом взгляд замельтешил в поисках кого-то или чего-то. Встряхнув головой, будто прогоняя наваждение, мужчина скрылся за дверью.

Оказавшись в безопасности, Анатолий привалился спиной к двери, которая, на вид, могла спасти от чего угодно, закрыл глаза и попытался успокоиться. Но попытки были тщетны.

Коротко рыкнув, он процедил сквозь зубы:

– Что ж меня так будоражит-то?

Ноздри были раздуты, губы сжаты в тонкую полоску, а пальцы рук в кулаки. Он медленно прошел к своему рабочему месту, а когда опустился в кресло, зарычал и кулаками по столу ударил.

После этого нарисовался первый любопытный нос. Дверь, ведущая в приемную, приоткрылась, и в образовавшейся щели показалось перепуганное личико секретарши. Увидев, что ничего особенного не происходит, что это всего-то начальник лютует, Лили с облегчением выдохнула и заговорила:

– Анатолий Аркадьевич, вы вернулись… А я так испугалась! Думаю, кто может грохотать в вашем кабинете, когда там никого нет? – с любопытством огляделась. – А что случилось-то?

– Тебя это касается, Лили? – вопрос прозвучал спокойно, но металла в голосе было… – Ты убедилась, что все в порядке? Что это всего лишь я и никто нас не грабит?

Подчиненная машинально поддакивала, да кивала, боясь вызвать гнев «титана».

– Молодец! А теперь вернись на свое место.

Стоило чуть повысить голос и лишний раз повторять уже не требовалось – секунды не прошло, а послушную Лили, как ветром сдуло.

– Всегда бы так… – с облегчением выдохнул мужчина и замолк, обводя рассеянным взглядом свой, наполненный тишиной и умиротворением, кабинет. – Твою мать… – жалобно простонал он и рухнул на стол. – Это всего лишь ребенок, Толик. Чужой ребенок! Почему это тебя так задело?

Спрашивал он сам себя, но ему вдруг ответил женский голос:

– Может, потому что он говорил от сердца, а вам не хочется быть таковым для всех?

Анатолий в пылу раздумий не придал этому значения и ответил, не поднимая головы:

– Думаешь?

– Ну да! Дети же такие, врать не умеют, – вновь ответствовал голос.

– Не умеют… – эхом отозвался Товарищ начальник и, наконец, спохватился, резко вырвавшись из раздумий: – Черт… Госпожа Верхоланцева! Стучаться не учили? Все-таки не к себе домой заходите.

Вероника стояла у входной двери, всем своим видом источая чувство вины. Украдкой взглянув на Левина, она сразу вернулась к изучению половиц.

– Учили, но я забыла… Простите.

Еще больше потупилась и неожиданно эмоционально всплеснула руками.

– Вообще за все простите! Правда, я не слишком считаю себя виноватой, так как вы просто меня неправильно поняли. Но все равно прошу прощения. И за маму тоже.

Пока она говорила, Анатолий заметно успокоился, приосанился, и его глаза вновь заулыбались.

– А за ребенка? – прищурившись спросил.

– За Володьку-то… – задумчиво протянула девушка и пожала плечами. – Он же ребенок! К тому же вы его тоже обидели.

– То есть вы считаете, что он правильно поступил? – повел Левин темной кустистой бровью.

Ника же вновь пожала плечами и ответила уверенным тоном:

– Давать сдачи – полезное умение.

– Ага. Главное разбираться, как правильно это делать. Так, ладно, вы правы. Такие темы предназначены для дружеской беседы, а так как у нас все обстоит несколько иначе, давайте займемся делом.

Товарищ начальник собрался, сложил руки на столе и уставился на Веронику.

– С чего начнем?

Она в который раз удивилась тому, насколько быстро может меняться настроение у человека. Тяжело вздохнула и села в кожаное кресло напротив.

– Для начала скажите, какого рода экслибрис вас интересует? Сюжетный, гербовый или вензелевого будет достаточно? Почему-то, в вашем случае, я больше к сюжетному склоняюсь.

– Почему же? – мужчина бросил на собеседницу вопросительный взгляд, прикрыв улыбку на губах указательным пальцем.

– Ну… гербовые сейчас не актуальны. По крайней мере у меня, за все время, что я занимаюсь этим видом деятельности, ни одного подобного заказа не было. Но если надо будет, то, конечно, сделаем. Вензелевые – витиеватые, смотрятся красиво, но все же слишком простые. А в сюжетный можно много смысла вложить. Вам же есть что рассказать?

– Хм… весьма полный ответ. Я думаю, всем есть, что рассказать, но вы правы, я предпочел именно этот вид.

Левин закинул ногу на ногу и, откинувшись на спинку кресла, лукаво улыбнулся, склонив голову к левому плечу.

– А вы часто оказываетесь правой, госпожа Верхоланцева, – заметил и получил лишь вежливую улыбку в ответ. – А что вам обычно рассказывают заказчики? Из чего закладывается фундамент для вашей дальнейшей работы?

Ника устроилась поудобнее, положила руки на подлокотники и стала рассказывать:

– Для начала выясняю, каким человек хотел бы видеть свой книжный знак. Поголовно все этим не болеют, лишь немногие собиратели библиотек, некоторые писатели, художники, ну и, конечно же, люди, которые коллекционируют исключительно редкие книжные издания. Эти люди заинтересованы в том, чтобы экслибрис четко говорил о том, кто владелец библиотеки. Чтобы он отражал их внутренний мир. Поэтому, когда они обращаются к мастеру, то уже точно знают, чего хотят. Ну… большая часть знает.

– Мм… – Анатолий Аркадьевич задумчиво смотрел в одну точку, потирая указательным пальцем под носом и покачиваясь в своем кресле.

– М?

– Нет-нет, ничего. Продолжайте.

– Вы будто где-то в другом месте витаете, – между делом заметила девушка и продолжила: – Заказчик должен рассказать, что конкретно должен отображать экслибрис. Какую часть жизни. Возможно, семья, работа, увлечения-хобби, мечты, личное… Бывает, что заказывают не один, а несколько, для книг разной тематики. У вас же есть выход в интернет?

– Конечно.

– Хотела бы парочку примеров все же показать.

– Пожалуйста, – Левин развернул ноутбук к Веронике.

– Благодарю. Кстати, можно и просто какую-нибудь картинку понравившуюся заказать, чтобы сильно себя не утруждать. Это так, для справочки.

Пока она искала примеры готовых работ, Левин что-то обдумывал, отбивая чечетку пальцами по носу и внимательно разглядывая гостью. А спустя минуту решился на вопрос:

– В перечень тем для экслибриса затесалась такая категория, как «личное»… – помедлил, продолжая испытующе взирать, и спросил: – Можно узнать поподробнее?

Переведя все свое внимание на собеседника, Вероника заговорила:

– Каждый сам решает для себя, какие подробности своей жизни он может отнести к этой категории. Бывает, приходит ко мне человек, присаживается напротив и начинает рассказывать «интимные» подробности своей жизни, которые он хотел бы разместить на внутренней части обложек своих книг. Я слушаю и думаю: какая же это тайна? Ничего необычного, и уж тем более ничего такого, о чем, на мой взгляд, следовало бы умалчивать. Я о таких вещах могу говорить с мамой или друзьями, и совершенно не будет тяготить то, что об этом будет известно кому-то еще, кроме меня. А для этого человека все совсем иначе – не приведи Господь, кто узнает! А бывает и противоположное: рассказывают такое… от чего просто сгореть на месте хочется. Так вот. И если клиент все же решил довериться мастеру, то все что рассказывается в процессе приватной беседы, скрепляется «печатью» о неразглашении. Как врачебная тайна. Эта «печать» может быть словесной, а может и…

– Вы подписывали документы о неразглашении?

– Один раз. Странно, конечно, но там действительно было что скрывать.

– На вашем сайте нет этого экслибриса?

– Нет конечно! Процентов сорок работ там отсутствует.

– Сорок? – синие глаза широко распахнулись. В них искрились интерес и восхищение. – Да вы гробница чужих тайн!

– Это чужое и меня не касается, – Ника вновь уткнулась в компьютер и, развернув его полубоком, привлекла внимание начальника. – Вот. Два экслибриса – один заказчик. Первый разработан в стиле минимализма и отражает владельца, как человека делового. Другой же более насыщен деталями и рассказывает о другой части его жизни. Творческой.

– Да-да, эти я видел.

Анатолий перехватил управление компьютером и проговорил, внимательно разглядывая мужчину в измазанной красками белой рубашке с одной кистью в руке, а другой за ухом:

– А вы с душой к своей работе подходите.

– А совсем недавно называли безответственной… – проговорила Ника тихо, но ее все равно услышали. Она прикусила губу, выпрямилась и сказала: – Спасибо. Так что вы хотите?

Мужчина с задумчивым видом откинулся на спинку кресла.

– Вы меня заинтриговали, Вероника.

Он ненадолго погрузился в глубокомысленное молчание, выводя пальцем какие-то узоры на поверхности стола, и продолжил.

– То есть если я выберу категорию «Личное», то могу быть на сто процентов уверен в том, что дальше вас это никуда не просочится?

– На тысячу! – совершенно серьезно заверила Ника.

– На тысячу, – эхом отозвался Анатолий и улыбнулся уголками губ. – Ну, что ж, хорошо. Как насчет вызова?

– В смысле?

– Я не мастак рассказывать что-либо о себе, поэтому…

Большой, самоуверенный, мужественно выглядящий дядя… смутился! На щеках появился легкий румянец.

Вероника умиленно улыбнулась, так как то, что ей пришлось наблюдать, выглядело довольно приятно.

– Я предлагаю вам самой получше узнать меня, – набравшись смелости озвучил Левин.

Воцарилась тишина. Губы девушки покинула теплая улыбка, и ее охватило замешательство.

– Недопоняла, простите…

– Только не поймите неправильно! Все строго в профессиональных рамках. Максимум дружеское общение. Понаблюдаете за мной в рабочее время, в школе, в свободное время раз-два.

– А что ваша жена подумает, когда увидит, как за вами увивается какая-то девчонка, причем совсем малявка?

– Ларионову язык оборвать нужно… Я познакомлю вас и все объясню.

– Хорошо. Допустим. А дальше-то что?

– Вы изучаете меня, рисуете образы и ассоциации в голове и воплощаете.

– Аха… Думаете это так просто, да? Нет, это, конечно, все очень интересно, но… я вас не знаю. Совсем! А строить композицию на одних лишь догадках… Я к такому не привыкла. А если вам не понравится в итоге?

В ответ развели руками.

– Просто подкрепляйте свои догадки фактами. Не волнуйтесь вы так, все у вас получится.

– Я в себе сомневаюсь, а вы говорите так уверенно…

Начальник широко, ободряюще улыбнулся.

– Зато дух поднимает, не правда ли? Я в любом случае вам заплачу, но…

– Но?

– Да. Но! – Анатолий засмеялся. – Есть варианты.

– Какие варианты? – напряглась девушка.

– Если позволите, я сохраню интригу. Поверьте, вы будете приятно удивлены.

Тонкие губы не покидала улыбка, и она делала мужчину очень легким, обаятельным, располагающим к себе.

– Ну так что? – его охватил азарт, глаза блестели в ожидании ответа.

Все это было очень странно, но Веронике было жуть как интересно проверить свои силы, да и просто узнать человека, сидящего напротив, поближе.

– Согласна, – решительно выдала она, сфокусировав до того мельтешащий взгляд на собеседнике. – Вы, вроде, хотели мне показать ваши владения?

В улыбке Товарища начальника появилось довольство. Он дернул бровями и вкрадчиво произнес:

– Да? Ну, пойдемте…

Илья с энтузиазмом вычищал лопатой денники тех лошадей, которые были заняты или на прогулке, когда начальник показался на пороге конюшни.

– Ларионов, как дела? – Требовательно пробасил он.

– О, Товарищ начальник! Ну как… Наслаждаемся благовониями!

– Какой же ты языкастый…

Мужчина остановился и из-за его спины вырулила знакомая рыжеволосая особа.

– О, Сова… – парень прекратил работать. – Надеюсь, ты к нам насовсем? А то я тебе и лопату выделю и денником поделюсь. Тут на двоих хватит, а завтра еще добавят! – протянул лопату сначала подруге, но не найдя отклика, обратился к начальнику: – Анатолий Аркадьевич, не желаете?

Мужчина хохотнул.

– Спасибо, добрый человек, но у меня выходной.

– А ты заряжаешь позитивом, мой друг, – улыбнулась Ника.

– Ка-ак всегда. – содержимое очередной лопаты нашло себе место в тачке. – Куда пошли?

– Да так, гуляем, общаемся, – между делом ответила Вероника и отправилась исследовать помещение.

Острый взгляд Ильи метнулся к ней, но быстро вернулся на исходную. Почему-то в словах подруги он уловил двойной смысл. Напрягся, но старался не показывать, что что-то себе надумал ни с того ни с сего. Поставив лопату у деревянной стенки, схватился за ручки тачки и, бросив напоследок: «Ну, что ж, продуктивной вам прогулки» – отсалютовал и вышел из конюшни.

А Вероника с живым интересом продолжала рассматривать загоны. Ей было совершенно не до того, что происходило вокруг.

На двери каждого денника были прибиты таблички с именами лошадей. Девушка стояла возле одного из них и медленно водила пальцами по резной лакированной надписи «Миледи» и припоминала те две двери нетрадиционной формы, что вели в директорский кабинет, думая, что надо бы узнать, кто творит такие чудеса.

Неожиданно из-за спины послышалось саркастическое:

– Госпожа Верхоланцева, ка-ак нехорошо!

Девушка оглянулась.

– Что, простите? Я что-то сделала? Руками нельзя трогать? – переполошилась она.

– Да трогайте сколько угодно, кто же запрещает?

– Тогда что?

Ответом была лишь загадочная улыбка, и мужчина двинулся вперед по проходу между денниками.

Над одной из невысоких дверей показалась серая лошадиная голова. Поодаль, над другой дверцей, мелькал кончик белой морды с раздувающимися ноздрями. Еще где-то кто-то фыркал.

Вероника сияла так, будто чудо увидела, но также слова Анатолия Аркадьевича не давали покоя, ведь сказано было явно с подтекстом.

Она догнала его и спросила:

– Что вы имели в виду? Что нехорошо?

В ответ опять усмехнулись.

– Да ничего. Не берите в голову. Пойдемте. Либо я ошибся, либо нет, и вы это просто делаете неосознанно.

Ответ был неудовлетворительным. Его продолжали сверлить непонимающим взглядом.

– Говорю же, не берите в голову!

– Вы меня совсем запутали… – встряхнула головой Ника.

– Вот и отвлекитесь. Давайте я вас лучше со своими «детьми» познакомлю.

– Детьми? – опешила девушка.

А мужчина развернулся к ней лицом и, продолжая двигаться, развел руками в стороны и провозгласил:

– Это мои дети!

Рыжая коняшка, стоящая в деннике, находящемся по его левую руку, громко фыркнула и покачала головой, словно соглашаясь со своим хозяином, а потом уткнулась мордой в его большую ладонь.

Из уст мужчины полился бархатный, радостный смех.

– Знаете, что я вам скажу, Ника? Что ваша догадка оказалась верна.

– Насчет чего? – спросила улыбаясь.

– Насчет того, почему меня задели слова того пацаненка. Как там его…?

– Володя.

– Да, Володи.

Левин с любовью поглаживал рыжего, и веселило то, как питомец шлепал губами, пытаясь дотянуться до него.

– На правду нельзя обижаться, но она, как ни крути, порой делает больно. Ты знаешь, какой ты есть, и принимаешь себя таким, редко задумываясь о том, как по-настоящему воспринимают тебя люди. Ты радеешь о своих чувствах чуточку больше, чем о чувствах тех, кому приходится находиться в твоем обществе. Но все это происходит именно так до тех пор, пока кто-нибудь не наберется храбрости и не скажет тебе в лицо о том, что ты та еще скотина! – залился смехом. – И заставить задуматься может кто угодно. Даже девятилетний ребенок. А кому хочется выглядеть монстром в глазах ребенка? Да никому! Насколько приятнее трепать его по голове и смотреть, как он смеется. Да, мой хороший? – коню достались несколько дружеских шлепков по щеке.

Вероника стояла, опершись плечом о резную деревянную колонну и с восхищением взирала на происходящее: жесткий, грубый мужчина куда-то подевался, уступив место жизнерадостному, легкому, веселому человеку. Неожиданно и так приятно!

– Слушайте… А когда вы покидаете это место, то это невесомое, благоприятное расположение духа тоже остается здесь? – осмелилась спросить она с каплей сожаления в голосе.

Анатолий понурил голову и ответил:

– По крайней мере так чаще всего происходит.

Он обернулся к собеседнице и его глаза стали шириться, а густые черные брови поползли вверх.

«Ну вот…. Опять!» – обреченно подумала Вероника, уже ожидая очередной смены настроений, и даже чуть попятилась. Но от последующего тихого, но резкого приказа «Стоять!» не только остановилась, но и, казалось, даже дышать перестала.

– Вы ничего не ощутили? – все так же шепотом спросит Товарищ начальник.

Ника огляделась по сторонам и решила подыграть, ответив тоже шепотом:

– Вроде нет, а что?

– Стойте на месте и медленно поверните голову назад. Только очень медленно. Никаких резких движений, иначе спугнете.

Веронику уже трясло от любопытства. Она последовала указаниям – стала не спеша разворачиваться, пока не наткнулась на большую лошадиную морду, сантиметрах в тридцати от своего лица. Животное стояло в пол-оборота, глядя на девушку круглым черным глазом. Уши стояли торчком, верхняя губа была задрана и обнажала зубы. Позже лошадь стала широко раздувать ноздри и шумно втягивать воздух.

– Что она делает? – неиспуганно, но настороженно спросила Вероника, покосившись на начальника.

Анатолий Аркадьевич уже стоял рядом, с интересом изучая происходящее.

– Что ОН делает, – внес поправочку. – По всем признакам, выражает симпатию. – помолчал, присматриваясь, и добавил: – Чувствую, вам придется остаться с нами, госпожа Верхоланцева.

– Чего? – глядя на него непонимающе спросила та. – В смысле?

Но ей не ответили. Левин вместо слов предпочел действие: он приблизился, протянул руку к коню, с желанием коснуться, но тот выразительно всхрапнул и отвернулся. За чем последовал усталый вздох и обреченное:

– Вот почему. Этот конь оправдывает свое имя.

Ника беззвучно, лишь губами шевеля, прочла красиво вырезанное на табличке имя «Ноксиус».

– И что оно означает?

Левин сложил руки на груди и, наморщив нос и лоб, выдал:

– Вредный!

Взглянув сначала на коня, потом на Анатолия Аркадьевича, у Вероники сложилось впечатление, что мужчина не на поставленный вопрос ответил, а животному претензию высказал. А тот в ответ заржал, будто насмехаясь над ним. В долгу не остался!

Девушка решилась протянуть к коню руку. Медленно, не совершая резких движений.

Нокс, заметив, шевельнул ушами, развернулся и приблизился. На удивление всех он без каких-либо сомнений уткнулся мордой в ее раскрытую ладонь. И этот маленький жест симпатии и доверия вызвал у девушки не только улыбку, но множество разных эмоций, от которых возникало желание и смеяться, и плакать.