Средневековые тюрко- и монголоязычные номады и их потомки на Руси, в Российской Империи, странах Запада и Казахстане

Из всего следует, что это был пролитовский заговор, причем, весьма и весьма масштабный, разветвленный. Суздаль, Новгород, Нижний Новгород, Рязань, Литва, московские бояре-князья, а также люди «из других городов и стран».

Из логики событий тех времен следует, что заговор против Дмитрия Донского организовали новгородские, рязанские и нижегородско-суздальские князья, противившиеся усилению Москвы, превращению Владимирской Руси в Московскую Русь [11].

Главная фигура – 50-летний князь Дмитрий Константинович Нижегородский, в прошлом имевший от хана ярлык великого князя на Руси. Однако его переиграл митрополит Алексий, утвердивший на великокняжеском престоле своего воспитанника Дмитрия. Однако Алексий, чей авторитет был абсолютен для всех, четыре года назад умер. И князь Нижегородский делает последнюю попытку взять власть на Руси. Но вступает не в открытую борьбу, как Олег Рязанский и Ягайло, давние враги Москвы со времен их союза с Мамаем, а пытается натравить на Дмитрия Московского хана Тохтамыша. В работах дореволюционного историка А. В. Экземплярского и советского – Л. Н. Гумилева доказывается: суздальско-нижегородские князья доносили на Донского, будто бы он замыслил что-то против Золотой Орды.

Вроде бы хитрая комбинация по уничтожению Донского удается, Тохтамыш вроде бы поверил.

Но… победа осталась за московским князем. Воины Тохтамыша усмиряют мятежников. Причем первым убивают «литовского князя Остея». А ведь князей в те времена не убивали. В течение 137 лет после Батыева похода, до сражений с Мамаем на Пьяни и на Воже [11]. «С 1240 по 1377 год ни один из удельных или великих князей Владимирской Руси не погибал на поле битвы». [21]. Попавших в плен князей выменивали, выкупали – но не убивали. Таков средневековый закон, которого неукоснительно придерживались ордынцы. А гибли князья в междоусобицах, заговорах. Убийство князя Остея скорее всего означает, что поход на Москву Тохтамыш не считал войной. И Остей был выведен за рамки военных законов. Просто заговорщик.

А затем… Дмитрий Донской въехал в Москву как полноправный хозяин. Ни князь Нижегородский, ни князь Тверской, тотчас же примчавшийся в Орду хлопотать о своем назначении, великого княжения не получили. Тохтамыш вновь вручил ярлык хозяина Руси Дмитрию Донскому.

«Получается, что Тохтамыш на протяжении всего похода действовал в интересах Дмитрия Ивановича. И разгром восставшей против Дмитрия Москвы, и разорение давнего противника Москвы – княжества Рязанского можно рассматривать как ответный шаг Тохтамыша, благодарного Дмитрию за те жертвы, которые понесло Московское княжество на Куликовом поле. Новый хан Золотой Орды, царство которого заработано в том числе и легшими костьми у Непрядвы полками Дмитрия, таким образом просто поддерживал пошатнувшуюся власть своего верного и очень ценного вассала. И одновременно сохранял власть Орды над Москвой. А ведь эта власть могла уйти из Тохтамышевых рук, если бы пролитовский переворот в Московском княжестве удался!» [33].

После похода Тохтамыш взял князя Василия, сына Дмитрия Нижегородского, в Орду. Заложником. С тех пор Дмитрий Нижегородский уже не претендовал на престол великого князя на Руси.

Олегу Рязанскому отомстил Дмитрий Донской. Как гласит летопись, «по прошествии нескольких дней князь Дмитрий послал свою рать на Олега Рязанского… Землю его всю захватил и разорил – пуще, чем татарские рати» [11].

3.9. О завещании Дмитрия Донского

Сергей Баймухаметов анализирует завещание Дмитрия Донского (опубликовано: Духовные и договорные грамоты великих и удельных князей XIV—XVI вв. М.-Л.: Издательство Академии наук СССР, 1950. Составитель – академик Л. В. Черепнин) [9]).

Сергей Баймухаметов отмечает, что историки и писатели-публицисты обычно цитируют из завещания отрывочно полторы фразы, вставляя ее в контекст непримиримой борьбы за свержение «татаро-монгольского ига».

Завещание самое что ни на есть прагматично-деловое. Прежде всего – тщательная перепись, кому из наследников какой удел остается. Это – основа мира в стране. Потому что любая неточность в отцовском завещании всегда вызывала размолвку братьев, ссору, которая превращалась в войну.

Главный завет: «А вы, дети мои, слушайте своее матери во всем, из ее воли не выступайтеся ни в чем. А который сын мой не имет слушати свое матери, а будет не в ее воли, на том не будет моего благословенья… А хто сю грамоту мою порушит, судит ему Бог, а не будет на нем милости Божий, ни моего благословенья ни в сии век, ни в будущий». Нужно отметить, что после смерти Дмитрия на Руси началась война между его потомками за престол, длившаяся полвека.

В завещании после распределения уделов между сыновьями идет длинный, подробный перечень слобод, городов и волостей с точным указанием «выхода» – дани Золотой Орде в денежных суммах, в рублях. Дань собирал только великий князь. Это давало дополнительную возможность держать в зависимости удельных князей. Великие князья дорожили своим правом, старались не допускать младших родичей до непосредственных сношений с Ордой. В договорных грамотах с удельными князьями они записывали: «Мне знать Орду, а тебе Орды не знать».

Итак, по завещанию Донского, со Звенигорода и Звенигородских волостей – 272 рубля, со Смоляны и Скирменской слободы – по 9 рублей, с Можайска и Можайской волости – 167 рублей, с Коломны и Коломенской волости – 342 рубля… а всего с Московского княжества – 960 рублей…

Сергей Баймухаметов отмечает, что, по-видимому, это, главная причина того, что «Завещание…» на русском языке в массовой печати не публиковалось. Всю жизнь пугаем народ Золотой Ордой и данью, а тут – 960 рублей в год со всего Московского княжества. Как-то несолидно.

После перечня городов, слобод, волостей и следует фраза, которую всегда и везде цитировали сокращенно: «А переменит бог Орду… не… давати выхода». И в таком урезанном виде цитата подавалась как завет бороться с Ордой.

В полном же виде фраза выглядит так: «А переменит бог Орду, дети мои не имут давати выхода в Орду, и который сын мой возьмет дань на своем уделе, то тому и есть».

Теперь понятно, почему полностью не цитировали. В полном виде слова Дмитрия вовсе не звучат как вызов Орде. И даже получается, что слово «дань» употребляется как дань сыновьям Дмитрия, русским князьям вообще. Как-то нехорошо. В нашей историографии и в нашем восприятии «дань» звучит устрашающе, как «иго», а тогда «дань» – просто «налог». Обычный везде и всегда: «Детем моим взяти дань на своей отчине».

Далее после перечня уделов, распределенных по сыновьям, следует фраза: «А се благословляю сына своего, князя Василия, своею отчиной, великим княжением». То есть впервые титул великого князя, главного князя на Руси, Дмитрий передает как наследственный. До этого великого князя выбирал из русских князей и назначал всегда хан Золотой Орды.

Вышеприведенную фразу многие русские историки и публицисты трактуют, как вызов Золотой Орде, практически полное непризнание Дмитрием власти хана.

Как же обстояли дела на самом деле?

За годы великого княжения Дмитрий не дал ни одного повода усомниться в верности хану Золотой Орды. Одним из таких доказательств является разгром им Мамая на Куликовом поле, когда он поддержал законного хана Золотой Орды «царя Тохтамыша», как всегда называли его на Руси. И против «своего царя» Дмитрий не выступал никогда. И правильно делал. Ничего, кроме разорения и горя, это бы не принесло.

Строка завещания – «Благословляю сына своего, князя Василия, своею отчиной, великим княжением» – поставила в тупик самого С. М. Соловьева (1820 – 1879). Сергей Баймухаметов находит объяснение этой фразе – в ней выражена воля Москвы, Руси и Орды. Вероятно, имелся письменный договор, ныне утерянный. До нас дошли грамоты Ивана Калиты, Симеона Гордого, Ивана Красного и затем уже Дмитрия, договоры с Олегом Рязанским и Витовтом Литовским и другие…

Договор был трехсторонний. С одной стороны, князья Суздаля, Владимира, Твери, Рязани, Нижнего Новгорода. Что они признают главенство Московского князя и не будут впредь претендовать на великое княжение. С другой стороны – сам великий князь Дмитрий. И с третьей, Тохтамыш – хан Золотой Орды.

Тохтамышу, с трудом установившему порядок в своих владениях, не нужна была смута в вассальном государстве Русь, вечное соперничество князей за великий стол. Ему был выгоден постоянный и наследственный великий князь. Причем Орда сделала свой выбор давно. Со времен Батыя великими князьями на Руси становились, с редкими исключениями, только прямые потомки и наследники Ярослава и его сына Александра Невского, заключивших военно-политический союз Руси и Орды. К тому же не исключен личный мотив благодарности со стороны Тохтамыша – за Куликово поле.

Дмитрий княжил тридцать лет, с 13-летнего возраста. Первые восемнадцать лет – под руководством фактического правителя страны – своего наставника митрополита Алексия, дружившего с ханом Джанибеком. Вторые двенадцать лет Дмитрий правил вполне самостоятельно. Везде и всегда он показывал себя мудрым, осторожным, трезвым политиком.

Фраза «А переменит бог Орду…» звучит пророчески. Возможно, Дмитрий, исходя из своего опыта, предвидел распад Золотой Орды. Он был семилетним мальчиком, когда умер «добрый царь Чанибек» – хан Джанибек, и в Орде началась «великая замятня». Появился узурпатор Мамай. Конечно, в огромной империи смуты почти неизбежны – как чередование времен года. Потом пришел Тохтамыш, снова Орда окрепла, но шла изматывающая война с могучим Тамерланом, бесконечные стычки-замирения с великим литовским князем Витовтом. Поэтому, Дмитрий мог понимать, что Орда слабеет: ведь еще за сорок лет до его рождения ордынские витязи начали тысячами и тысячами уходить из Орды на Русь – от насильственной исламизации. Как писал Л. Н. Гумилев: «Их дети и внуки от русских мам и бабушек, перенявшие отцовское ордынское умение разрубать врага до пояса и оттягивать тетиву лука до уха, в составе русских войск вышли потом на Куликово поле и разгромили Мамая». После гибели Тохтамыша в 1407 г. и возникшей там новой смуты исход ордынских витязей на Русь снова стал массовым, как сто лет назад, при Узбеке. И не сделал ли Дмитрий далеко идущие выводы, осмысливая события тридцати лет бурной истории, коим был свидетелем и участником? [9]

3.10. Чингисиды и потомки монгольской аристократии в Российской империи и Казахстане

3.10.1. Аничковы

Аничковы (в старину Оничковы) ведут свой род от ордынского царевича Берке, который в 1301 г. выехал из Орды в Москву, к великому князю Ивану Калите. Здесь он был крещён именем Аникий (Аникей, упрощённая форма этого имени Аничко) [44, с. 35—56]. Правнук Берке был женат на дочери Микулы Воронцова, зятя суздальского князя Дмитрия Константиновича (1323—1383), в 1359—1363 гг. – великий князь. В 1363 г. уступил титул своему будущему зятю Дмитрию Донскому, женившемуся на его дочери Евдокии (мать Василия I) в 1369 г. Правнук Берке получил от Дмитрия крупный удел около Белого Озера. Его внук Иван Иванович по кличке Блоха, стал родоначальником Блохиных. Аничковы служили воеводами, московскими дворянами, стольниками, стряпчими, находились в детях боярских. Один из них был постельничим (1645), а затем думным дворянином [44, с. 35—56; 5].

Родственны Аничковым Уфимцевы [39, с. 282].

С родом Аничковых связаны такие достопримечательности Петербурга, как Аничков мост и Аничков дворец. Название моста связано с майором (впоследствии подполковник) Михаилом Аничковым, который в петровское время руководил рабочими командами солдат, занятыми на строительстве и охране 1-го моста через Фонтанку, – в его честь окрестности получили название Аничковой слободы. Дворец получил название от Аничкова моста [4].

Аничков Виктор Михайлович [12]

Аничков Виктор Михайлович (1830—1877) – русский военный историк, писатель, генерал-майор. Профессор Николаевской академии Генерального штаба, заложил основы военно-экономического образования российского офицерского корпуса, разработав новую для своего времени теорию военно-экономической науки. Один из организаторов и первых редакторов (вместе с Н.Г.Чернышевским и капитаном Н.Н.Обручевым) «Военного Сборника». В 1860—1870 гг. занимался подготовкой программы военной реформы в России.

В.М.Аничков происходил из потомственных дворян Оренбургской губернии. Отец – Михаил Андреевич, богатый оренбургский помещик, мать – дочь польского графа Оссолинского.

Виктор Михайлович имел 5-х детей. Крёстным отцом сына Виктора был выдающийся русский поэт Н.А.Некрасов. Сын Виктора, Сергей Викторович Аничков (1892—1981) – известный фармаколог, академик АМН СССР (1950), Герой социалистического труда (1967), Лауреат Ленинской премии (1976) и Государственной премии СССР (1951) [2; 3].

3.10.2. Бекмаханов Ермухан Бекмаханович

Бекмаханов Ермухан Бекмаханович с женой [16]

Бекмаханов Ермухан Бекмаханович (1915—1966) – историк, доктор исторических наук (1948), профессор (1949), основатель первой кафедры истории Казахстана в стране (в Казахском государственном университете им. Кирова), член-корреспондент Академии наук Казахской ССР (1962). Автор работ по этнографии, истории, литературе, праву, атеизму, истории культуры и искусства казахов, учебников и учебных пособий по истории Казахстана для средней школы.

Был обвинен казахскими историками в буржуазном национализме, 5 сентября 1952 г. арестован и приговорен к 25 годам исправительно-трудовых лагерей (ИТЛ). Освобожден в 1954 г.

В некоторых источниках Бекмаханова называют аргыном. Согласно другим источникам (более достоверным) Ермухан Бекмаханов – торе (чингисид), потомок хана Среднего жуза Уали, сына Абылай хана от второй жены-калмычки. У Уали-хана был сын Тауке, у Тауке – сын Жанпеис, у Жанпеиса – сын Жанбобек, у Жанбобека – сын Бекмахан, у Бекмахана – сын Беген, у Бегена – сын Ермухан. В 1921 г. отец Ермухана умер и его мать одна воспитывала троих детей. Брат Ермухана Динши умер в 1930 г., а мать и сестра умерли от голода в 1933 г.

Ермухан Бекмаханов родился 15 февраля 1915 г. в ауле Жасыбай Баянаульского района Павлодарской области, как пишут в некоторых источниках «в семье кочевника-бедняка». Читать и писать научился в родном ауле. В 11-летнем возрасте поступил в начальную школу поселка Баянаул. Окончив семилетку, Ермухан в 1932 г. в Семипалатинске поступил на годичные курсы по подготовке для поступления в вуз, а в 1933 г. по разнарядке Народного комиссариата просвещения поступил вначале в Тамбовский, затем в Воронежский педагогический институт.

После окончания в 1937 г. Воронежского педагогического института работал учителем истории в средней школе №28 г. Алма-Аты, затем научным сотрудником, а позже директором научно-исследовательского института педагогики (ныне НИИ педагогических наук имени И. Алтынсарина) при Наркомате просвещения Казахской ССР.

В 1940 г. решением Бюро ЦК КП (б) Казахстана Е. Бекмаханов был направлен на учебу в Высшую партийную школу при ЦК ВКП (б) в Москву, где обучался до ноября 1941 г.

В годы Великой Отечественной войны он был начальником управления Республиканского комиссариата народного просвещения, одновременно занимался преподавательской деятельностью в высших учебных заведениях.

В 1946—1947 гг. Е. Бекмаханов – заместитель по научной работе директора Института истории, археологии и этнографии при АН КазССР; с 1947 г. до самой смерти (6 мая 1966 г.) возглавлял организованную им самим кафедру истории Казахстана в Казахском государственном университете.

В конце 1941 г. Бекмаханову представился «счастливый случай» – в Алма-Ату была эвакуирована группа московских и ленинградских историков во главе с член-корреспондентом АН СССР Анной Михайловной Панкратовой (с 1953 г. – академик). В этой группе были профессора Н. Дружинин, А. Кучкин, М. Вяткин и др. Пятеро из них во главе с А. Панкратьевой вместе с казахскими историками в 1943 г. издали однотомник «История Казахской ССР». Ермухан Бекмаханов стал автором 4-й главы этой книги о национально-освободительном движении под предводительством Кенесары Касымова.

Книга вышла благодаря А. Панкратовой, которая направила письмо в Центральный комитет Коммунистической партии Казахстана о том, что всю ответственность за научное и идеологическое содержание будущей книги берёт на себя (журнал «Вопросы истории», №11, 1988 г.).

«История Казахской ССР» стала первым фундаментальным научным трудом по национальной истории в СССР и была выдвинута на соискание сталинской премии. Премию книга не получила, по мнению А. Панкратовой, из-за козней Алексея Яковлева, который был членом-корреспондентом Академии наук СССР и членом Комитета по Сталинским премиям и академика Евгения Тарле, с которым у А. Панкратовой были натянутые отношения.

В 1943 г. Бекмаханов защитил кандидатскую диссертацию.

Анна Михайловна Панкратова добиваясь объективной оценки труда коллектива авторов «Истории Казахской ССР» дошла до Центрального комитета ВКП (б) и 29 мая 1944 г. в Институте истории Академии наук СССР под руководством секретарей Центрального комитета (в том числе Андрея Жданова и Георгия Маленкова) прошло обсуждение «с целью «рассмотрения некоторых тенденций в исторической науке». На собрании Е. Тарле, А.И.Яковлев, С.К.Бушуев дали оценку «Истории Казахской ССР» как книге, «написанной против русских, восхваляющей национальное восстание против России» (Письмо Панкратовой. Журнал «Вопросы истории», №11, 1988 г.), но некоторые моменты были высоко оценены.

Институт истории Академии наук СССР не принял никакого постановления, дающего какую-нибудь оценку по этому вопросу. Однако некоторые казахские ученые, завидовавшие Бекмаханову, критические замечания, высказанные на этом заседании, впоследствии использовали против Бекмаханова.

Параллельно Е. Б. Бекмаханов работал над докторской диссертацией «Казахстан в 20-е и 40-е годы XIX века», в которой одна из глав посвящена Кенесары Касымову. В октябре 1946 г. он защитил эту работу в Ученом совете Института истории АН СССР, став первым казахом – доктором исторических наук, а в 1947 г. издал ее отдельной книгой.

После защиты диссертации завистники из числа казахских коллег Бекмаханова начали против него войну. С обвинениями против Е. Бекмаханова выступили казахские историки Х. Айдарова, Т. Шойынбаев и М. Акынжанов. Поэтому 28 февраля 1948 г. Институт истории Академии наук СССР 28 февраля 1948 г. вынес книгу на обсуждение московских ученых.

Выступившая на собрании казахская историк Х. Айдарова обрушилась с обвинениями в адрес Бекмаханова, заявив, что Бекмаханов не справился с поставленной задачей, совершил с методологической точки зрения крупные ошибки, совершенно не смог дать правильную оценку ни восстанию, ни личности Кенесары Касымова. Причину этого Х. Айдарова увидела в том, что Бекмаханов придерживался «буржуазной и буржуазно-националистической концепции, а выдержки из трудов классиков марксизма-ленинизма использовал для отвода глаз».

После Айдаровой выступили восемь российских историков, которые, отметив некоторые недостатки работы, дали весьма высокую оценку труду Ермухана Бекмаханова [36].

Потерпев поражение в Москве казахские горе-историки 14—16 июля 1948 г. устроили обсуждение книги Бекмаханова в Институте истории, археологии и этнографии Академии наук Казахской ССР в Алма-Ате. С обвинениями против Бекмаханова выступили Т. Шойинбаев, Х.Г.Айдарова, М. Б. Ахинжанов, С. Е. Толыбеков, А. Нурканов, М. В. Жизневский, Б. Сулейменов (последний сам вскоре был осужден на 25 лет тюрьмы) Эти участники дискуссии в один голос подвергли книгу Бекмаханова обструкции.

Прозвучали обвинения, что «казахские буржуазные националисты пытались использовать борьбу Кенесары с российским царством для восстановления ханской власти в Казахстане; вместо того, чтобы по-большевистски разоблачить буржуазных националистов, Бекмаханов повторил их суждения в том же виде, что и в трудах; превознес руководителя буржуазно-националистической партии „Алаш“ А. Бокейханова» [36].

О выступлении Бегежана Сулейменова на дискуссии по книге Е. Бекмаханова «Казахстан в 20-40-е годы ХХ века» в Академии наук Казахской ССР в июле 1948 г. «Критический тон Б. Сулейменова становился все неистовее. Он уже более получаса только фактами крыл коллегу. В зале стояла полная тишина. А с трибуны лился словесный поток. Кое-кто уже стал думать, неужели у известного и уважаемого историка накопилось столько желчи, чтобы так бить младшего коллегу». Свое часовое выступление Бегежан Сулейменов заканчивает семью выводами, которых вкратце приводим ниже, сохраняя текст без изменений. «Первое – характер восстания антиколониальный… Второе – восстание, возглавляемое Кенесары Касымовым, является стихийным… Третье – Кенесары Касымов является одним из крупных, весьма талантливых, восприимчивых умов своего времени. Никто не собирался его вычеркивать из истории. Четвертое – автор допускает большие ошибки… представляя восстание казахов под предводительством Кенесары Касымова [как] борьбу против русской экспансии, (за освобождение) от гнета русские… Пятое – автор напрасно считает, что якобы в движении Кенесары участвовали „крепостные крестьяне“… Шестое – никак нельзя согласиться с автором, что якобы Кенесары стремился ликвидировать институт барымты, феодальной раздробленности. Вся история движения полна барымтой, разорением мирных казахских аулов (родов Жаппас, Шекты, Аргын и др.), об этом достаточно приводит фактов сам автор… седьмое – Автор считает, что у Кенесары было государство почти сложившее. В самом деле, у него не было и не могло быть такого государства… Автор напрасно оправдывает агрессивные действия Кенесары против киргизского народа». Бегежан Сулейменов закончил свое выступление со словами: «итак, мы решительно выступаем против бездейственности и извращений истории казахского народа в книге Бекмаханова, которая является с практической стороны не доброжелательной, а в идеологическом отношении – несостоятельной. Мы прямо ставим вопрос автору – хватит ли у него смелости открыто отказаться от своих ошибочных взглядов и признать свои ошибки…» [6].

Нужно отметить, что среди выступавших были и люди, поддержавшие Бекмаханова.

Казахские коллеги продолжали травить Бекмаханова. 25 декабря 1950 г. в газете «Правда» вышла статья Т. Шойынбаева, Х. Айдаровой и Я. Якунина под заголовком «За марксистско-ленинское освещение вопросов истории Казахстана». Вслед за этим Научный совет Института истории Академии наук СССР 21 февраля 1951 года обсудил статью газеты «Правда» и оценил книгу Ермухана Бекмаханова как: «С политико-теоретической точки зрения вредный, ошибочный труд, написанный с позиции буржуазного национализма».

ЦК Коммунистической партии (большевиков) Казахстана 10 апреля 1951 г. принял постановление по поводу этой статьи и дал указание «о коренном уничтожении вируса национализма».

Е. Бекмаханова исключили из коммунистической партии, а 24 апреля 1951 г. на расширенном заседании научного совета в Высшую аттестационную комиссию было внесено предложение о лишении Ермухана Бекмаханова степени кандидата исторических наук и степени доктора исторических наук.

Получили строгие выговоры, были лишены научных степеней и освобождены от занимаемых должностей Е. Дилмухамедов за труд «Восстание казахов в 1837—1847 годы под предводительством Кенесары Касымова» и А. Жиреншин за труд «Абай и его русские друзья». Именно они во время дискуссии в Алма-Ате защищали труд Ермухана Бекмаханова.

В июне 1951 г. президиум Академии наук Казахской ССР принял постановление «О реализации постановления бюро ЦК КП (б) Казахстана от 10 апреля 1951 года». Высшая аттестационная комиссия 6 октября того же года лишила Ермухана Бекмаханова ученых степеней и званий.

На пленуме ЦК КП (б) Казахстана, который проходил 16—17 октября 1951 г., был обсужден доклад первого секретаря ЦК Компартии Казахстана Жумабая Шаяхметова «О состоянии идеологической работы в партийных организациях республики и ее дальнейшем совершенствовании».

Исключенный из партии, оставшийся без работы и званий Ермухан Бекмаханов преподавал историю в школе села Нарынкол Алматинской области, а через два месяца стал работать учителем Новотроицкой средней школы Чуйского района Жамбылской области. 5 сентября 1952 г. Бекмаханов был арестован и 2 декабря того же года отправлен на 25 лет в ГУЛАГ [36].

После смерти Сталина Анна Михайловна Панкратова обратилась к Никите Хрущеву, объяснила ему суть дела – дело Бекмаханова было пересмотрено и 16 февраля 1954 г., он был реабилитирован. В тот день, когда он освободился, у него не было даже теплой одежды. Панкратова дала ему денег и сказала: «У тебя есть друзья, но есть и враги. Ты должен хорошо выглядеть». Ермухан называл ее второй матерью и впоследствии говорил: «Я впервые почувствовал свое сердце, когда хоронил Анну Михайловну».