Ведьма из Ярильска

Да, быстро они решают столь серьёзные вопросы, подумал Светозар. Не думал он, что вече так быстро закончится. Так вот какие они, ильменские вольности! До этого Светозар думал, что государственное устройство в Ильменске лучше, чем в Ярильске, так как все вопросы решаются сообща. Но недостатком в ильменском управлении было то, что большинство тоже может заблуждаться и принимать неверные решения.

Князь, посадник и Светозар стояли на крыльце и ждали, пока толпа рассеется и откроет им путь. Светозар обратился к князю:

– Изяслав Радимирович, а вы тоже против войны?

– Я думаю, что Ильменск не должен вмешиваться в чужой конфликт, – ответил князь.

– А вы как князь могли бы повлиять на настроение толпы?

– Нет, фактически власть в Ильменске принадлежит посаднику.

– А что может сделать князь?

– Князь в Ильменске как управляющий. Следит за порядком, глава дружины, заключает торговые договоры, командует войском.

– Да и посадник тоже, по сути, ничего не решает, – проговорил Бажен Велимирович. – Как ты заметил, все серьёзные вопросы рассматриваются на вече.

– А подати с вольных людей вы собираете? – спросил Светозар, взглянув на Волкова.

Тот покачал головой и ответил:

– Нет, сами бояре и собирают, каждый со своей слободы, поэтому деньги в карманы боярам идут, потому у нас власть боярам и принадлежит. А мы с князем против воли бояр не пойдём. Так что, передай своему князю, чтобы на нашу поддержку в войне не рассчитывал.

– Благодарю за приём, Бажен Велимирович, – сказал Светозар.

Он попрощался с князем и посадником и побрёл в гостиницу.

Светозар ещё до начала веча понимал, что у него не получится убедить бояр участвовать в войне. Но всё же Владислав сильно ему помешал. Светозар понял, что отец, отказав Владиславу в женитьбе с Яниной, задел самолюбие ильменского воеводы и нажил себе врага.

Отец не торопил Светозара возвращаться скорее домой, а велел отдохнуть после длительного пути в Ильменске. А в Ильменске как раз можно было отдохнуть от души. В этом большом городе было много развлечений. Светозар решил позвать Бориса в дорогую корчму, выпить и пообщаться с девушками. Вечером надо бы сходить на мост, говорят, там часто устраиваются гуляния. Там выступают скоморохи, поют гусляры, проходят потешные бои.

Глава 7.

Утром второго июня прискакал гонец. Он принёс весть из Угорска. Угорск был взят хоривцами. Вражеские войска приближались к Ярильску. Глеб был поражён молниеносным движением хоривцев. Почему весть об этом так поздно дошла до Ярильска?

Гонец сообщал, что хоривцы двигались очень быстро и разбивали встречные войска. Они шли напролом и быстро уничтожали войска ярильцев. Они убивали в бою почти всех воинов, а сами, как утверждал гонец, не погибали. Как такое было возможно? Хоривцы разбивали один отряд за другим, а сами не несли потерь? Если бы они прошли столько битв, их армия должна была уменьшиться. Глеб был уверен в этом. Но почему тогда уже малочисленное войско идёт на Ярильск?

Стены Ярильска неприступны и город может продержаться до двух недель. Всеволод успел послать гонцов в уделы княжества, с просьбой прислать войска для отражения атаки.

Всё это происходило в спешке. Глеб и Всеволод торопливо отдавали распоряжения подопечным. Княгиня Ядвига с заплаканными глазами паниковала и не находила себе место. Сыновья Святослав и Яромир успокаивали её.

Потом прибыли другие послы из ближних крепостей Ярильска. Там видели войско хоривцев. Их было человек пятьсот и все на конях.

На центральной площади быстро собиралось войско. Враг должен был уже идти очень близко. Можно было держать осаду города, но Всеволод принял решение встретить врага в чистом поле.

Князь не рискнул брать всё войско в поход. Он оставил половину воинов оборонять город на случай, если они проиграют битву в поле. Эта половина войска способна была оборонять каменные стены Ярильска навскидку день-два, затем к ним на подмогу пришли бы войска из уделов.

Глеб отметил, что Всеволод всё сделал правильно, и, если им не удастся разбить врагов на поле, в город те не войдут. Нельзя было ни в коем случае оставлять город без воинов, когда враги были очень близко.

За главного в городе, пока князь отсутствует, Всеволод назначил брата жены, боярина Богдана Бориславского. Глеб хотел было возразить и посоветовать князю другую кандидатуру на должность заместителя, но обсуждать это с Всеволодом было некогда, ведь нужно было срочно выдвигаться на поле боя.

Вскоре войско во главе с князем вышло из города и отправилось к ближайшей южной Потоцкой крепости. К десяти часам воины добрались до места близ Потоцкой крепости. Из близлежащей деревни они узнали, что крепость уже взята.

Всеволод расположил войско в хорошо знакомой ему местности неподалёку от крепости. Там была небольшая возвышенность и поле врага должно было хорошо просматриваться.

Глеб увидел войско. Всадники выскакивали из берёзового леса. Его взгляд замер на воинах. Многие из них были по пояс голые, без шлемов. Они двигались на конях навстречу войску Всеволода. Их отделяло около километра.

– Идти в таком виде в бой – это самоубийство, – заметил Глеб, оборачиваясь к Всеволоду. Он стоял с князем перед войском, на возвышенности.

В десятом часу утра светило жаркое солнце. В поле стояла знойная безветренная погода.

– Нас меньше, но они плохо вооружены, – проговорил Всеволод. – К тому же, у них невыгодная позиция: враги ожидают нас в низине, а в тылу – лес. Я бы на их месте отступил.

– Что-то я не вижу среди них Казимира, – Глеб бегал взглядом по войску, – где же этот клятвопреступник?

– Я тоже его не вижу, – заметил Всеволод и хмыкнул: – Ты был прав, Глеб. Он нашёл лазейку в словах клятвы. Он послал к нам своих людей, а сам не пришёл. Когда он произносил клятву, он сказал: «я не приду», имея в виду себя, а не своё войско! Прости, Глеб, ты был прав.

– Не стоит просить прощения, ты поступал так, как считал нужным. Кто же знал тогда, что всё произойдёт именно так, как я говорил? Ты тоже мыслил разумно. С другой стороны, мы ведь действительно могли спровоцировать Казимира, если бы начали готовиться к войне. У нас выгодная позиция и мы разобьём хоривцев.

Всеволод с вызовом посмотрел на Глеба и кивнул. Князь повернул коня к своим воинам. Он приблизился к ним и проговорил:

– Мои верные воины, враг уже у ворот Ярильска, он жаждет пролить кровь на нашей святой земле. Но пока мы стоим у него на пути, он не пройдёт дальше. Там, – он указал мечом в сторону своих воинов, – наши матери, жёны, дети и сёстры. Они верят в нас, в воинов, в тех, кто защитит их от кровожадных хоривцев. Посрамим ли мы память предков, гордых и непокорных ярильцев, которые никогда не сгибали колени, а погибали стоя?

– Нет! – хором отозвались воины.

– Здесь и сейчас решится судьба этой великой страны, и ярильцы в очередной раз одолеют хоривцев, как это было двадцать лет назад! Помните, сейчас судьба Ярильска в ваших руках. А точнее в твоих руках, я обращаюсь сейчас к тебе, тот кто слышит меня. Помни, ты – воин, и от твоей доблести зависит судьба твоей родины. Ты готов её защитить?

– Да! – с вызовом прокричали воины.

– И помните, пока мы живы, мы не дадим им сделать даже шагу в сторону Ярильска! – с гордостью прокричал Всеволод и поднял меч.

Толпа вторила ему криками, клинки воинов обнажились и вознеслись вверх. Враги уже приблизились настолько, что их лица и тела отчётливо разглядывались. Глеб заметил, что многие из конников были по пояс голые, а те, кто был одет, были вовсе без доспехов и без шлемов. Да, без доспехов ярильцы их быстро перерубят, это понимали все.

Стрелы градом полетели с двух сторон. Конники сошлись, клинки звенели и блестели на солнце, разбрызгивая кровь. Лошади громко и панически ржали. Первым выступил передовой полк под командованием боярина Карина Твердохлебова. Передовой полк вплотную сошёлся с врагами. Он начал отступать под сильным натиском хоривцев.

Князь Всеволод и воевода Глеб расположились в центре войска и руководили битвой.

– Прижмём их с флангов, – проговорил князь Глебу и скомандовал: – Левый и правый полки, в атаку!

Всё происходило молниеносно. Ярильцы ударили с флангов. Но их атака быстро захлебнулась. Враги быстро одолели удары с боков. Строй развалился, превратился в разрозненную толпу. Воины бились в окружении хоривцев.

Глеб понял, что нужно атаковать в лоб последними резервами. Всеволод уже отдал приказ выступать ещё не начавшему засадному полку. Сам князь и воевода возглавили атаку.

Глеб пустил коня навстречу вражеским всадникам. За ним следовали воины. В поле поднялась пыль. Стоял запах крови. Раздавались брань, крики, стоны. Конь Глеба перескочил через труп юноши с разбитым лицом, истекающим кровью. Стрелы просвистели над головой, одна ударилась о шлем.

Глеб скакал навстречу воину без шлема, без доспеха, в рубахе и брюках. Враг сидел на белом коне. Глеб взмахнул мечом, противник подставил круглый щит, ударил в ответ. Глеб отскочил и вновь резко саданул клинком. Мечи схлестнулись, сталь звякнула. Со всех сторон шёл бой. Глеб уже не чувствовал жары и неприятного запаха, уже не слышал криков ужаса и стонов. Всё внимание было поглощено боем.

Враг бросал на него резкие взгляды, его выпученные голубые глаза зверски блестели, тонкие губы мерзко ухмылялись. Он направил клинок на Глеба. Глеб резко отразил его дерзкий выпад и полоснул лезвием меча грудь от ключицы до живота. Его рука чувствовала, как остриё меча прорезало кожу.

Из груди врага хлынула кровь, рубаха разорвалась и покрылась красными пятнами. Но неприятель лишь фыркнул и недовольно скривил губы. Глеб посмотрел на него с удивлением и уважением к его выдержке. Он не вскрикнул и крепко держался на коне. Достойная смерть для воина, отметил Глеб. Воин же продолжал сидеть на коне и вновь ударил. Глеб едва успел подставить щит.

Глеб отступил и заметил, что у раненного врага из груди не течёт кровь. Глеб выпучил глаза: он был уверен, что глубоко полоснул его тело мечом. Глеб воззрился на грудь врага и не увидел сквозь лохмотья разодранной рубахи даже шрама.

«О, боги, это же демон!» – подумал Глеб. Пока он был в замешательстве, враг ударил. Глеб потерял равновесие и упал с коня. Враг хотел его добить, но не успел. Ему помешал воин, который напал на него.

Глеб поднялся и осмотрелся. Всюду его окружали хоривцы. Они рубили и не гибли, на поле лежали лишь убитые и раненные ярильцы. Глеб видел, как быстро затягивались раны врагов. Они получали удары по незащищённой голове, им рубили шеи, стрелы вонзались с их тела. А они резко и яростно сражались, не чувствуя боли. Ни один враг в ходе битвы не потерял коня. Значит, их лошади, походу, тоже были неуязвимыми.

– Если мне это не мерещиться, значит вы заколдованные, – произнёс Глеб.

Многие уже поняли, что врагов невозможно убить и что здесь явно замещена магия и панически вопили. Кто-то пустился бежать.

– Тёмные духи во плоти! – завизжал юноша и пустил коня в галоп, прочь от поля боя.

– Это – кара богов! – вторил ему высокий воин без коня, он отступал, отражая удары конника. В итоге он не выдержал и пустился бежать. Стрела пронзила его шею.

– Продолжать бой! – приказал Глеб.

Даже если на них пойдёт сам дух тьмы, они должны держать оборону. Глеб понимал, что битва уже проиграна, но нужно измотать силы врага. Пока он будет их восстанавливать, к Ярильску прибудут воины из уделов.

Глеб остановил отступающего пешего воина и отвесил ему пощёчину.

– В бой! – кратко приказал он.

Не было времени рассказывать воинам о долге и чести. Им нужен был просто жёсткий приказ.

– За мной, воины! – громко раздался знакомый голос Всеволода.

Глеб посмотрел вперёд: князь на коне вознёс меч в небо и снял шлем, чтобы все видели, что их князь не дрогнул. Отступающие ярильцы остановились. Мужество вновь вернулось к некоторым воинам: кто-то продолжил отступать, а небольшая часть, выкрикивая имя князя вернулась назад, биться с врагом. Они знали на что шли, все уже убедились в неуязвимости врагов. Каждый уже сделал свой выбор. Им было за что гибнуть.

Глеб рубил направо и налево, в ярости резал и колол, и продвигался всё дальше, в гущу врагов. Он понимал, что никто не погиб от его меча, но продолжал биться. Он приблизился к сражающемуся без шлема Всеволоду.

Князь сражался и продолжал взывать к воинам. Лучники натянули тетиву, пустили в него град стрел. Стрела вонзилась в шею князя. Всеволод упал на спину коня и схватился за узду. Через мгновенье его тело свалилось на землю. Глеб спешился и бросился к князю.

– Всеволод, – вскрикнул Глеб, схватив князя за руку.

Всеволод не отвечал. В его мёртвых глазах застыл гневный взгляд. Он был храбрым воином и никогда не сгибал колен. Гордый непокорный, пусть побеждённый, но не проигравший великий князь Всеволод.

Глеб вскрикнул. Он поднялся и ринулся в бой. Он не чувствовал усталости, знойной жары и пота, который лился ручьём под раскалённым доспехом. Он заметил, что ярильцев осталось всего около двадцати. Все уже потеряли коней и продолжали сражаться, со всех сторон окружённые строем врагов. Им уже предлагали сдаться, но они продолжали биться. Среди них Глеб узнал знатного Рогволда Докудовского. Остальные из знатных бояр, если не погибли, наверняка сдались или бежали, отметил про себя Глеб. Другие воины были из незнатных бояр и дворян.

– Отец, – Глеб услышал голос старшего сына и обернулся.

– Мстислав, – воскликнул Глеб. Он уже решил, что сын погиб. Мстислав не был из тех, кто бы бежал с поля боя.

Стрела прошла насквозь шею Мстислава, он упал. Глеб увидел лучника, который целился в него. Глеб даже не дрогнул, он взирал на погибшего сына. Глеб пустил слезу и почувствовал как стрела вонзилась в кадык.

* * *

Гостомысл Третьяков ехал без доспехов и оружия среди тех, кто сдался в плен хоривцам. Враги связали его руки верёвками. Рядом ехали: Живов, Антипин и Пичурин. Гостомысл бился храбро, но, когда понял, что его войско проиграло, немедленно сдался. Гостомысл считал, что поступил опрометчиво: воевать дальше уже было бесполезно, а погибать за идею было глупо. И поэтому лицо Гостомысла имело гордое выражение. Какая от него будет польза, если он погибнет? Кто тогда позаботится о жене и детях? Гостомысл думал, что многие на его месте поступили бы точно также. Он поднял взгляд и увидел Ярильск на горизонте.

Воины приказали пленникам остановиться. Гостомысл вздрогнул. Он уже решил, что, если его не убили сразу, значит он им нужен живым. Но зачем они остановились? Это насторожило Третьякова.

К пленникам приблизился светловолосый воин на белом коне с серебряной гривой.

– Кто из вас из знатных бояр? – спросил светловолосый, подняв тонкий небритый подбородок и небрежно окинув пленников выпученными голубыми глазами. – Не бойтесь, господа, я не сделаю вам ничего плохого.

– Ну, я и что? – буркнул Гостомысл.

– Развяжите его, – скомандовал светловолосый.

Высокий длинноволосый брюнет со шрамом на щеке слез с коня и приблизился к Третьякову. Он вынул нож и резко разрезал верёвки. Третьякову велели спешиться и показать остальных аристократов.

Гостомысл повиновался и выдал им Игоря Живова, Бориса Антипина и Гордея Пичурина. Их развязали и отвели от других пленников. Они стояли шагах в двадцати от войска. Гостомысл вспотел, но вовсе не от жаркой погоды, а от волнения. Светловолосый спрыгнул с коня, отдал уздцы подопечному.

– Тебя как звать? – светловолосый посмотрел на Третьякова.

– Гостомысл Ростиславович Третьяков, – произнёс Гостомысл.

– Княжич Ярополк Казимирович, – гордо представился светловолосый.

Он, задумчиво помолчав, проговорил:

– Слушай сюда, Гостомысл, пленники уже рассказали мне что в городе стоят войска. Я хочу сделать вам предложение. Если вы откроете мне ворота, я не трону аристократов. Вы просто должны впустить меня в город и передать мне власть. Все земли и привилегии, которыми вы обладали при Всеволоде, останутся за вами. Я изымаю только владения тех бояр, которые погибли в бою.

Ярополк вопросительно посмотрел на бояр, словно спрашивая, что они на это скажут.

– Разумный подход, и все в итоге довольны, – сказал Гостомысл. – Я, знаете ли, княжич, в глубине души всегда был сторонником объединения Кибена. Но я не мог перечить князю, ведь я клялся ему в верности. Но теперь он погиб, и я свободен от исполнения клятвы.

– Почему мы должны доверять тебе? – недоверчиво спросил Игорь Живов.

Ярополк оценивающе взглянул на него и ответил:

– Мне нужны союзники, чтобы держать город. Многие бояре уже погибли от моих рук, остались лишь немногие, которые должны присягнуть мне. Тебя и других аристократов я отпускаю. Скачите в город и передайте Бориславскому мои требования.

– Я уже согласен с вашим предложением, – заметил Антипин.

– Я думаю, мы убедим Бориславского, да, Игорь? – Гостомысл взглянул на Живова.

– Да, я уверен, – ответил Живов, окинув взглядом всех.

Пичурин стыдливо опустил голову.

– Так значит, все согласны? – справился Ярополк, посмотрев на Пичурина, который ещё не высказался.

Пичурин кивнул и ответил, что он тоже согласен.

Ярополк удовлетворённо хмыкнул, махнул длинноволосому и крикнул:

– Хорт, дай господам четырёх коней.

Ярополк пошёл к воинам. Длинноволосый брюнет со шрамом выполнил приказ княжича. Бояре сели на коней и пустили их рысью в сторону города.

– А как же княгиня, она же всё-таки сестра Бориславского? – тихо спросил Пичурин у Живова.

– Гордей, ты что думаешь этот козёл будет думать о сестре? – сказал Живов и сделал удивлённое лицо.

Гостомысл захохотал. Живов был прав, Бориславскому всё равно, что сделают с княгиней хоривцы, и это не помешает ему открыть ворота.

Глава 8.

Зарина откинулась на спинку кресла, положив локти на подлокотники и вытянув ноги в брюках. Она с сочувствием взглянула в печальные изумрудные глаза матери. Княгиня Ядвига сидела в комнате на кресле, скрестив тоненькие ступни в босоножках на высоком каблуке. На Ядвиге сидело голубое шёлковое платье, на тонкой шее блестело серебряное ожерелье. На пышной груди лежали две длинные рыжие косы.

Утром, когда воины ушли, а вместе с ними Всеволод и сыновья Ядвиги Яромир и Святослав, княгиня начала безудержно рыдать. Зарина начала успокаивать мать. Княжна приказала служанке приготовить отвар успокаивающей травы. Зарина попросила мать выпить настой.

Через полчаса Ядвига успокоилась и устыдилась тому, что позволила себе выплеснуть эмоции. Впервые Ядвига показала перед дочерью свою слабость. Зарина в детстве никогда не видела её такой. Мать всегда назидательно говорила ей, что женщина должна быть сильной духом. Зарина всегда брала с неё пример.

У Зарины не было подруг, она дружила с парнями. Единственной женщиной, с которой она общалась хорошо, была мать. Ядвига строго воспитывала её, но всё же позволяла многое. Она не запрещала ей носить брюки, заниматься фехтованием и охотой. Отец поначалу противился её не свойственным для дам увлечениям и пытался запретить ей делать это, но за дочь вступилась мать.

– Всё ли в порядке с детьми? – озадаченно спросила Ядвига.

– Не волнуйся, с ними сидит Дарина, – ответила Зарина.

Зарина знала, что гувернантка Дарина занимается с тремя младшими братьями. Она, должно быть, следит за тем, чтобы они читали. Зарина полчаса назад была в детской и строго наказала братьям, что, если те не будут слушаться гувернантку, Зарина надерёт им уши так, что потом им будет больно садиться. Олег засмеялся, а младшие Вацлав и Радимир не поняли смысл шутки. Но главный посыл до них дошёл: сестра запретила им баловаться. А Зарину они слушались, ведь если она пообещала наказать, то обязательно накажет. Мать тоже строга, но она изредка может пожалеть и простить, но от сестры прощения не жди, она никогда не простит.

– Они там часом не шалят? – поинтересовалась мать.

– Нет, – уверенно ответила Зарина и предложила: – спуститься, проверить?

Они с матерью сидели на третьем этаже, а гувернантка занималась с детьми в учебной комнате на первом этаже.

– Не стоит. – Ядвига покачала головой.

Раздался громкий лай. Зарина вскочила и посмотрела в окно. Сквозь стекло слышался шум. Из окна виднелась конюшня и задний двор. Там никого не было.

– Что-то произошло, – заметила Зарина.

Ядвига уже вскочила и закричала страшно, ужасающе: «Дети!» Зарина побежала вслед за матерью. Ядвига быстро перебирала высокими каблуками по мраморным ступеням винтовой лестницы. Если бы она не держалась за периллы, она бы вывихнула ногу. Княгиня оступилась, но успела опереться о периллы. Она вскрикнула от боли, потянув связки. Зарина обогнала мать и быстро спустилась на второй этаж.

Ужасающий крик наполнил особняк. Это визжали женщины. Среди этого ора тихо выделялись мальчишеские голоса. Ядвига застонала. Зарина не заметила, как быстро спустилась на первый этаж. Она выскочила в коридор и остолбенела, вытаращив испуганные глаза. Её белое лицо побледнело. Колени судорожно задрожали, а сердце готово было разорваться от учащённого биения. Она стояла на шерстяном ковре, мокром и красном от крови. Босые ноги чувствовали тёплый мокрый ковёр.

Душераздирающий визг матери окончательно убедил Зарину, что это всё реально и не привиделось ей. Ядвига упала на колени перед детьми. Она захлёбывалась слезами, пытаясь привести ещё тёплые окровавленные тела в чувство. Она не верила и не могла смириться с тем, что с её сыновьями поступили столь бесчеловечно.

Зарина не могла на это смотреть, хотелось отвернуться, уйти прочь, не видеть и не слышать этого. Но она стояла словно парализованная, не в силах шевельнуться и отвести взгляд. Сознание вернулось к ней, и только теперь она заметила воинов с мечами. Она сжала кулаки и ненавистно посмотрела на них. Светловолосый мужчина выставил меч с окровавленным лезвием и оценивающе посмотрел на Зарину. Он сказал: «Взять рыжую девку в штанах». Лысый полноватый здоровяк приблизился к Зарине и схватил её за руки. Зарина попыталась вырваться и убежать, но лысый сильно сжал и заломил ей руки. Зарина почувствовала сильную боль в суставах. Она заплакала, но не от физической боли.

– Зарина, беги! Они убьют тебя! – завопила Ядвига. Она легла на ковёр и задрожала словно больная лихорадкой. Платье, лицо и руки испачкались в крови. – Что они вам сделали? Это же невинные дети! Я знаю кто вы! Проклятые хоривцы! Они бы могли присягнуть вам и верно служить! Чудовища, будьте вы прокляты!..

– Хорт, убей княгиню, – лениво приказал светловолосый.

Длинноволосый брюнет со шрамом на щеке зарядил арбалет и выстрелил. Стрела вонзилась в живот Ядвиги. Но княгиня даже не притронулась к ране. Она продолжала вопить.

– Мама, – всхлипнула Зарина.

Лысый выволок её из коридора. Визг Ядвиги резко оборвался на полуслове. Зарина поплелась за лысым и, тщетно пытаясь высвободиться, закричала: «Мама!» Но мать уже не могла ответить.

Зарину увели в её комнату на третьем этаже. Лысый затолкнул её в комнату и закрыл дверь. Зарина рыдала. Она легла на кровать. Она чувствовала горечь утраты, но в ней зарождалось иное злобное чувство. Она жаждала мести. «Почему они меня не убили? – подумала Зарина. – Если бы они хотели меня убить, они давно бы уже это сделали. Значит, я нужна им живой». Они что, хотят её изнасиловать? Зарина вскочила и побледнела. Нужно было что-то делать. Она поняла, что нельзя сидеть сложа руки. Бежать? Её же охраняют. Зарина подошла к окну и взглянула вниз. Третий этаж, если прыгнуть, то наверняка погибнешь. Лучше умереть, чем жить после всего, что с ней произошло и ещё произойдёт. Зарина понимала, что дальше всё будет только хуже. Она должна решиться. Нужно сделать лишь один шаг и всё закончится. Зарина открыла окно и согнулась, вынув голову наружу. Она посмотрела на конюшню и двор, затем вниз, под окно. Зарина вздрогнула и поняла, что никогда не прыгнет.

Зарина знала, что самоубийство – это страшный грех, за который боги никогда не прощают. Души самоубийц никогда не обретут покой, они навечно остаются на земле и становятся домовыми, лешими, водяными и прочей нечистью. Многие верили в это, Зарине часто об этом говорила мать.

«Интересно, смогу ли я отомстить за маму и братьев, если стану домовым?» – задумалась Зарина. Если бы она точно знала ответ, смогла ли бы она обречь себя на вечные страдания? Зарина не могла ответить, как далеко она готова зайти, чтобы отомстить. Только сейчас здравый смысл подсказывал, что ей не представится шанс поквитаться с врагами. Они взяли её за горло, и никто ей не поможет. Отец и старшие братья уже наверняка мертвы, иначе они бы пришли на помощь.

Зарина только сейчас поняла, какой же она была счастливой до сегодняшнего дня. Сегодня она потеряла всё. Бывало, она не могла терпеть младших братьев, но она любила их, заботилась о них и воспитывала. Они уважали её, побаивались её заслуженных наказаний, но любили, по-своему, так как любят дети. А какой же милой и ласковой была её мать! Она даже прислугу не решалась отчитать за невыполненную работу и лишь тихо обижалась, говоря: «Я же просила сделать это». Она никоим образом не заслуживала такой смерти.