Долгая смерть на Марсе

Мари Розенталь

Долгая смерть на Марсе

Я стою около панорамного окна и с высоты двадцать четвертого этажа смотрю на ночной город. Время минимального четырехчасового отдыха подходит к концу и я завершаю сегодняшнюю легкую медитацию.

Мне не нужен сон, но перерывы в активной деятельности все равно необходимы. При этом не важно, в каком именно положении, в горизонтальном или вертикальном, будет находиться мое тело. Поэтому я всегда предпочитаю именно это место, чтобы провести эти четыре часа, созерцая сразу весь город и не замечая ни одной конкретной детали. Наверное, дань традициям прошлой жизни. Точнее, такой традиции, в действительности, у меня никогда не было, но, наверное, я этого желал на одном из уровней своего подсознания.

Мне не нужен сон, не нужна пища, вода и многие другие естественные потребности человека. Я не чувствую холода и тепла, у меня ничего и никогда не болит. Все это – нормальное состояние моего теперешнего тела. Однако есть вещи недоступные моему пониманию, которые, казалось бы, никак не связаны с функционированием каких-либо органов, кроме мозга. Например, меня совершенно не влекут любые проявления искусства или не интересна информация, которая связана только с общественной жизнью людей, то есть все эти новости о происшествиях, войнах, преступлениях, смертях и прочее – они воспринимаются мною, но не оставляют после себя ровным счетом ничего. Я никогда не вспоминаю о них после, хотя не могу сказать, что забываю о них.

Теперь я никогда и ничего не забываю. Это тоже сейчас часть моей повседневной действительности.

И в этом аспекте я тоже становлюсь машиной.

Я – машина.

Вместе с моим телом, моей женой и дочерью умерла и моя душа. Тот факт, что внутри меня нет души я осознаю с такой же степенью уверенности, как и то, что внутри меня нет почек, печени, легких. В моем теле нет сердца. Души тоже нет, если она и была когда–то, в чем я полностью сейчас не уверен. Впрочем, и в прошлой жизни я тоже был в этом не уверен, но нынешняя неуверенность во сто крат сильнее, чем неуверенность прошлая.

Вспоминаю ли я те события, вследствие которых погибла моя семья? Да.

Более того, из-за их относительно недавнего происшествия, уделив буквально полчаса времени, я могу по секунде восстановить хронологию автокатастрофы.

Это был чистой воды несчастный случай, без чьей-либо однозначной провинности.

Дело произошло, как бы то банально не было, где-то по дороге из аэропорта дождливой ночью. Мы втроем уставшие, но осчастливленные долгожданной встречей друг друга, направлялись домой. Вообще, каждый раз, когда я встречал свою любимую и дочку после длительной разлуки, к которой все относились с пониманием, я ощущал такой спектр трепетных и нежных чувств, какой я не испытывал ни в каких других ситуациях. В такие моменты и дочурка казалась гораздо взрослее, чем до расставания, что даже мне, человеку обычно крайне сдержанному, приходилось смаргивать на секунду проступившие слезы.

Несмотря на длительный перелет, я настоял на том, чтобы сесть на водительское кресло, а не обременять этим жену. Растроганный нашей встречей, я думал, что вся моя усталость улетучилась, и все, что я хотел – это спокойно прибыть со своей семьей домой. Но, как оказалось, в ту ночь моя бдительность, в виду чисто физиологических факторов, подвела нас всех.

Дорога занимала обычно около полутора часов, так что мне требовалось бороться не только с проливным дождем, но также и с накатывающей сонливостью. С последней дочка бороться не стала, а просто свернулась в калачик на заднем сидении и мирно заснула. Жена же, как обычно бывает в таких поездках, говорила со мной, чтобы монотонность не убаюкала нас обоих.

Я обратил внимание на приближающийся по встречной полосе грузовой фургон, но из-за ухудшенной дальности видимости не заметил ничего внештатного. Я на мгновение обернулся, чтобы еще раз взглянуть на дочку, следующее мгновение – моя жена истошно закричала нечто между «Андрей» и «Стой», и вот в лобовом стекле не видно ничего, кроме освещаемого фарами нашего автомобиля несущегося на огромной скорости корпуса фуры. Но, видимо, расстояния оказалось все же достаточно, чтобы избежать непосредственного столкновения и вывернуть машину с дороги. Увы, скорость и высота расположения полотна проезжей части были настолько велики, что снеся дорожное ограждение, наш транспорт, вылетев в кювет, совершил полтора оборота, приземлившись на боковую сторону.

И все почти как в кино: визг тормозящих шин, крики, скрежет разрывающегося металла и темнота… Все так. Только в кино не покажут дробящегося со всех сторон стекла и то, как оно впивается во все части тела. Не покажут, как тебя мотыляет по всему автомобилю, когда он переворачивается. Не покажут кровь, разбрызганную по всему салону, свою и твоих близких. И конечно, не покажут ту боль и скорбь, которую можешь ощутить, когда видишь тела своих родных. Помню, как в редкие минуты выходов из забытья, когда мое родное истерзанное тело безуспешно и в невыносимых муках боролось со смертью, даже тогда воспоминания о потере приносили гораздо более сильные страдания, чем страдания физические.

И хотя я помню все эти чувства, я не ощущаю их так как раньше. Я не чувствую ничего. Это всего лишь еще один блок информации размером в сколько-то мегабайт.

Конечно, я понимаю, с чем именно были связаны эти страдания, понимаю их механизм, но не могу заставить свое нынешнее сознание хоть на миллиметр приблизиться к тем ощущениям.

Я разучился сопереживать кому-либо, потому что во мне погиб тот орган, который отвечал за эту функцию моей личности. Теперь вы тоже понимаете, что душа точно также может быть удалена из тела, как аппендицит?

Какой-нибудь маньяк-убийца тоже ничего не чувствует при виде чужой боли, – возразите мне вы. Когда и куда исчезает его душа?

Не соглашусь. Его душа на месте, только она очень больна и функционирует не правильно, как больная печень, которая хоть и жива, но вместо очистки организма питает его смертельным ядом.

***

После того, как наш шаттл преодолел земное притяжение и перешёл на полное автопилотирование, я подал команду экипажу собраться в центральном отсеке корабля.

Никакой необходимости собираться в одном помещении, устанавливать визуальный контакт друг с другом, не было, однако у людей такая традиция сохраняется очень надежно. Продолжаем ею следовать и мы.

В помещении совсем отсутствовала какая-либо мебель, оно было почти хаотично завалено различным оборудованием, правда надежно закрепленным к стенам, полу и потолку помещения, поэтому все стояли. Впрочем, потребность сидеть в наших телах отсутствует.

Право вступительного слова, как руководитель экспедиции, я взял на себя.

– Итак, дамы и господа, сейчас, пока наш корабль выходит на траекторию полета к конечной цели нашего задания, хотелось бы прояснить некоторые моменты относительно того, зачем мы все здесь оказались и что нас ждет спустя приблизительно девять месяцев нахождения в космосе.

Сам я прислонился спиной к стене напротив отсеков для экипажа, чтобы мне открывался чёткий вид на каждого из нашей немногочисленной команды. Как только я вошёл, то сразу отметил, что из всех доступных мест, эти трое выбрали такое размещение, чтобы оказаться подальше друг от друга.

Что сразу обращало на себя внимание, так это попытка всех присутствующих придать своим телам положение, похожее на те позы, которые избирают для себя люди в ходе подобных посиделок (или, если быть точнее на данный момент – постоялок). Только нашим телам сейчас не было необходимости переносить центр тяжести на определенные части тела, периодически менять эти положения и от этого вся сцена выглядела несколько нелепо и непривычно противоестественно.

– Начнём с формальностей. Пункт нашего с вами назначения – Марс, что, я полагаю, уже было вам сообщено. Конкретная наша цель – долины Маринера, а если ещё конкретнее – единственная обнаруженная на сегодняшний день максимально подходящая для установки первых колонизаторских построек пещера, вход которой, представляющий из себя коридор около ста пятнадцати метров в длину, около двух в ширину и высоту, по стечению некоторых обстоятельств оказался завален горными породами на неизвестное количество метров. Первая, прибывшая пять месяцев назад на планету, группа колонистов имела неосторожность каким-то образом повредить стены этого коридора при транспортировке припасов и оборудования в саму пещеру, что, соответственно, вызвало обвал. Как итог – семь из восьми колонистов на сегодняшний день находятся там с провизией и кислородом, достаточным, предположительно, для одного года поддержания их жизнедеятельности при самом рациональном использовании, одиннадцать месяцев из которых истекут к моменту нашего прибытия. Связь с ними была утеряна сразу же после обвала, так что живы они или нет, удастся выяснить только после выполнения нашей главной задачи. В чём она заключается в общих чертах, я думаю, вам уже тоже понятно: первостепенно – провести расчистку коридора от горных пород, добраться до основного помещения самой пещеры. Далее – провести эвакуацию живых колонистов, в случае отсутствия таковых – доложить на Землю и ждать дальнейших указаний. Один из колонистов находится на поверхности Марса, но его психологическое состояние таково, что помощь нужно оказывать ему самому.

Я сделал небольшую паузу. Тоже немного по старинке, в ожидании вопросов, оглядываю весь наш небольшой экипаж.

– Кстати, перебивать меня, задавать вопросы по ходу не только не возбраняется, но и приветствуется – собрали нас за неделю, в спешке, инструкции, полагаю, все еще дописываются на Земле, а то, что успели до нас донести – далеко не полная информация.

Ответом мне снова была тишина. Как в склепе.

«Мда, что-то мрачновато начинается наша миссия», – подумал я, – люди то ли растеряны, то ли напуганы.

– Теперь представлю вас друг другу, – продолжил я. Достаточно упомянуть, что все мы так или иначе были связаны со спасательными службами, хотя друг с другом и не были хорошо знакомы ранее.

– Итак, меня зовут Андрей Лиделл и на меня возложена обязанность руководить этой спасательной экспедицией, а также выполнять все другие работы, которые возможно и невозможно предвидеть. Полагаю вам известно, что нас собрали в самой крайней спешке и никому на Земле, и уж тем более мне, сейчас до конца не понятно, с чем мы там столкнемся и что именно придется предпринять для выполнения миссии.

– Я, конечно же, не могу требовать от вас беспрекословного подчинения – продолжил я, но, как вы и сами знаете, в таких вот предприятиях без единоначалия обойтись совсем не получится, поэтому прошу вас все-таки следовать моим указаниям по мере возможности.

После этих слов я снова сознательно сделал небольшую паузу. Возражений или предложений, как и надеялся, не поступило.

Выходило немного суховато и напыщенно, но я никогда и не был мастером держать речь перед даже самой малочисленной аудиторией. «Как себя чувствуете, мэм», «не могли бы вы отпустить вот эту железку и взяться покрепче за эту веревку, чтобы мы могли поднять вас», ну и все такое в этом же роде, – вот и все слова, которые успевает сказать, как правило, спасатель своим подопечным. И, конечно же, короткий и сухой язык инструкций отряда перед каждой спасательной операций для ее участников и сотрудников других задействованных подразделений.

– Превосходно. Ну и что, капитан, будет у нас расписание на эти полгода или мы по углам ляжем и ждать будем, пока с ума не сойдём? – подал, наконец, голос, один из экипажа.

– Конечно же нет. Здесь у нас работы не меньше, чем будет там. Чтобы успешно провести операцию, нам с вами потребуется изучить принципы обращения с оборудованием, с помощью которого мы и будем осуществлять нашу задачу. Кроме этого…

– Кстати, насчёт оборудования. Когда, говорите, появится возможность с ним ознакомиться? Ведь прежде, чем представлять его вам, мне тоже требуется понять, с какой техникой нам придётся работать.

– Да-да, конечно… Товарищи, разрешите вам представить, – я указал рукой на прервавшего меня коллегу, – Крис Грант – бывший горный инженер и, соответственно, наш нынешний наставник относительно всех вопросов технического оборудования, предназначенного собственно для проникновения в заваленную пещеру.

Касаемо твоего вопроса – устройство, которым нас снабдили, сейчас находится в грузовом отсеке. На него не распространяется искусственная гравитация, действующая в жилых отсеках, так что для освоения оборудования, нам придётся перемещать его из одного отсека в другой каждый раз, когда…

– Вам не о чем беспокоиться, – снова прервал меня Грант, – сомневаюсь, что нас могли снабдить чересчур проблемной для освоения аппаратурой. Так что на сам ассортимент мне потребуется взглянуть не более одного раза, а далее я смогу донести до вас представление о методах работы и принципах действия этого оборудования на словах, ибо сами понимаете, что приводить его в активное состояние в находящемся в движении космическом корабле – не только нецелесообразно, но ещё и рискованно. Поэтому насчёт лишних телодвижений можете не переживать.

На меня произвела впечатление его способность поддерживать по-человечески спокойное, но при этом не хладнокровное выражение лица и тембр голоса. Я понимал, что причина этому – самое длительное среди всех нас пребывание в своём небиологическом теле. Меня только интересовало, развилась ли эта способность неким естественным образом или же ему всё же пришлось потратить время и приложить некоторые усилия для её появления. Еще на Земле, изучив его личное дело, у меня сложилось не вполне понятное ощущение, давившее на мою уверенность. Немногим позже это ощущение я смог сформировать для себя в виде риторического вопроса, звучащего так: «Как так получилось, что такому опытному и более сведущему в понятиях, касающихся поставленной задачи, человеку, как Грант, на роль командующего могли предпочесть меня?». Разумеется, я нисколько не сомневался в своих навыках, несмотря на то, что после операции мне удалось принять участие только в одной спасательной работе, и всё же выбор в мою пользу казался мне не вполне обоснованным и резонным. Так что почти сразу я негласно определил Криса в свои заместители, как минимум, а как максимум и того человека, который в случае непредвиденного и фатального происшествия со мною сможет принять бразды управления всей миссией, которая должна продолжаться несмотря ни на какие потери в нашем составе.

– Итак, продолжу. Другие члены нашего экипажа: Леон Финч и Нелли Смит.

Нелли, если можно так сказать – специалист по подрывному делу. Вряд ли там вообще понадобиться взрывчатка, чтобы еще сильнее не запечатать пленников пещеры и нас заодно вместе с ними, но как крайний способ такой вариант рассматривается. По поводу возможности применения взрывчатки на месте будут принимать решение Крис и Нелли.

– Может, есть ещё что-нибудь, что кому-то из вас хотелось бы уточнить, узнать?

Подразумевалось, что обращался я ко всем, но вообще, на тот момент меня больше интересовал последний, до сих пор не подавший голоса, член нашей группы – Финч. А интересен он был так от того, что согласно досье, в своём, скажем так, "новом теле" он провёл катастрофически мало времени для полноценного освоения оного, а если точнее – всего три месяца. Именно от него я ожидал наибольшего количества вопросов и в то же время знал наверняка, какого характера они будут и, соответственно, какие ответы на них давать. Однако он хранил молчание до момента, когда к нему, видимо, пришло осознание того, что замалчивание каких-то недопонятостей положительно на нашей совместной работе не отразится.

– Я не совсем уверен, можно ли это отнести к вопросам по основной информации, но мне хотелось бы узнать подробности функционирования моего, ну и ваших… Тел? Организмов? Даже не знаю, как правильно назвать то, что из нас с вами сделали…

– Да, конечно, – почти без паузы подхватил я – начать следует с того, что все находящиеся здесь хорошо понимают, почему они оказались в такой ситуации. Причина наших операций у всех одна – травмы, несовместимые с жизнью. В тех документах, что были выданы мне, информации о персональных увечьях каждого из вас не содержалось, но думаю, что вам, независимо от уровня познаний в медицине, известно, какие важнейшие органы повреждений в ходе этой травмы не получили. Речь идёт о головном и спинном мозге. Именно эти составляющие центральной нервной системы на данный момент являются единственной органической тканью в ваших нынешних телах. Считаю, что углубляться в подробности химсостава материала, на котором построены наши организмы не имеет смысла. Однако стоит обратить внимание на такой немаловажный аппарат, как, так называемое, "новое сердце".

– Честно сказать, – продолжил я, так до конца и не понял, отчего мои хирурги нарекли его именно так, ибо с человеческим сердцем данное устройство имеет наименьшее количество схожестей. Расположено оно у нас с вами в правой части лопаточной области и представляет собой самый малогабаритный на сегодняшний день генератор. Он оборудован своеобразным картриджем, который, в свою очередь снабжает мозг всеми необходимыми для его полноценной работы веществами. Следовательно, благодаря такой конструкции, наши организмы совершенно не нуждаются ни в каких ресурсах извне. Более того, учитывая то, что такие тела являются замкнутой системой, а значит и полностью герметичны, нарушение этой непроницаемости может представлять угрозу для нормальной работы генератора, а значит и для мозга. Это тоже необходимо обязательно иметь в виду. Конечно, с точки зрения обывателя, чьи риски получить серьёзные травмы достаточно невелики, нас можно считать поистине бессмертными, так как работоспособность генератора рассчитана на срок более двухсот лет. Но очевидно, что мы с вами сейчас находимся и будем находится дальше в совершенно иных условиях, в которых шанс получить повреждения несоизмеримо выше, чем в повседневной жизни обывателя. И пусть материал, составляющий наши тела, довольно прочен, а наличие конечностей напрямую на работоспособность генератора не влияет, не стоит уповать на то, что повреждение внешних тканей обязательно пройдёт без последствий. То есть мы по-прежнему должны беречь себя, не рассчитывая на быструю замену своего тела, как было уже проделано с нами единожды.

С другой стороны от генератора в теле расположен другой картридж – поглощающий все продукты жизнедеятельности биологической части наших организмов. Ввиду того, что биологического в нас осталось очень мало, то этот картридж также рассчитан теоретически на двести лет.

В наших ступнях расположены ядерные элементы питания – на максимально возможном отдалении от мозга, который еще и экранируется специальными мембранами от любых излучений, поэтому лично для нас эти радиоактивные элементы не представляют никакой опасности. Для обычных людей – да, опасность существует, но и то только при условии, что они будут находиться в непосредственной близости от наших «ног» достаточно длительное время.

Все вы помните, что на ранних стадиях нашего пребывания в новых телах, нам пришлось практически заново учиться ходить, говорить, пользоваться руками и вообще двигаться. Помните эти бесчисленные упражнения на воспроизведение самых простейших движений?

Это связано с тем, что в наших телах нет мышц, в которых могла бы накопиться та самая мышечная память, которая позволяет обычному человеческому телу легко воспроизводить даже сложнейшие движения после некоторой тренировки. В нас тоже что-то подобное реализовано, но на нейронном уровне, на уровне отправления сигналов от мозга к искусственному телу. Но для того, чтобы это функционировало непринужденно и, главное, с той же скоростью, что и в обычном человеческом теле, тоже нужно тренироваться и не совсем в привычном человеческому мозгу ключе – через очень частые повторения самых простейших движений.

Поэтому в ходе полета нам предстоит заниматься и этими «упражнениями», а особенно Леону, – я указал рукой в сторону Финча, – так как у тебя было наименьшее время для отработки этих движений.

Сразу хочу пояснить и по поводу необходимости для нас сна или подобного ему состояния: здесь каждый должен решать для себя сам, но по общему принципу раз в сутки минимум четыре часа нам необходимо пребывать в состоянии покоя, отключившись от визуальных и аудио раздражителей.

Мы не можем полностью отсоединить себя от нейронов, отвечающих за зрение и слух, но можем прикрыть глаза и уши специальными защитными мембранами, которые значительно снижают потоки внешних раздражителей.

– У кого какой в этой части накопился опыт? – обратился я ко всем, пытаясь втянуть всех в дискуссию. Нужно же когда-то начинать создавать микроклимат в нашем небольшом коллективе.

– Ну… я вместо четырехчасового отдыха просто вырубаюсь на час-два, всегда по–разному, – подала голос Нелли, – это не сон и даже не похоже на него. Просто выключилась и включилась.

– Ого. Завидую. Никогда ни на секунду не мог отключиться от происходящего. Даже пытался медитировать на эту тему, – прокомментировал Грант. Остальные согласно кивнули.

– Ну, повторюсь, общие рекомендации по поводу отдыха или «сна» от ученых мужей для нас такие: четыре часа в сутки стараться ничем себя в психоэмоциональном плане не нагружать, но прислушиваться к собственным новым телам ежедневно и принимать окончательное решение уже по факту. Не исключено, что когда мы приступим к работе непосредственно на поверхности Марса, то не сможем себе позволить и этого и всем придется на ходу провести вынужденный эксперимент над собой, когда будем работать круглосуточно.

– Финч, тебе, как только начинающему шаги в новом теле, пока отводится роль помощника по общим вопросам, а попросту – будешь задействован там, где это будет нужно на текущий момент.

В качестве подготовки для тебя имеется специальная программа для отработки общий движений и взаимодействий с твоими частями тела. Дай бог, чтобы девяти месяцев полета хватило хотя бы на это.

– Понял, – отозвался Финч. – У меня в свою очередь тоже имеется еще один вопрос, который я не совсем для себя прояснил: что это за истории про марсианский ветер и чего именно нам стоит опасаться в этой связи?

– Что же, прекрасный вопрос, – слегка помедлив ответил я, но, пожалуй, категоричных ответов на него нет не только у меня – их пока вообще не существует.

По-крайней мере хоть сколько-то достаточно проверенных.

Единственный факт, который известен ученым по поводу этого «ветра» более-менее достоверно; хотя никакого ветра в земном понимании на Марсе не существует, но мы будем для простоты называть его так, тем более в любом случае он имеет природу схожую – это тоже движение воздуха на планете, только вызванное несколько иными факторами; так это то, что единственный колонист, который остался в настоящий момент на поверхности – а он даже не на поверхности находится, а в стартовом модуле, то есть под некоторой защитой из металлических и пластиковых деталей обшивки, подвергся под воздействием звуков этого ветра определенной психофизической, да и чисто физической трансформации крайне неблагоприятного вида.

Собственно, только после длительного воздействия именно на этого колониста звуков марсианского ветра, этот феномен получилось каким-то более-менее достоверным способом зафиксировать.

Как вы знаете, до этого все исследователи пребывали на Марсе достаточно непродолжительное время и хотя от них и поступали отдельные жалобы на внешнее воздействие, эти перемены ни во что фатальное просто не успели трансформироваться и их списывали на общее психическое давление под постоянной угрозой гибели, хотя все без исключения описывали нечто похожее на шепот, который воспроизводил этот феномен.

В общем, все рассказы невольных жертв марсианского ветра сводятся к следующему: во время песчаных бурь, а они там довольно частое явление, хоть и не несут разрушительного воздействия из-за крайней разреженности марсианской атмосферы, находящимся на поверхности планеты людям, причем даже находящимся под защитой кораблей, спустя разное количество времени от человека к человеку, начинает казаться, что ветер воспроизводит не какой-то хаотичный шум, а в этих звуках им начинают слышаться голоса, стоны, крики и что-то вот такое, неопределенное, что получило общепринятый термин «шепот». Причем каждому человеку слышалось что-то свое, но это было непременно что-то пугающее и неприятное.

Звуки пытались записывать, но в ходе многочисленных экспериментов на Земле, при воспроизведении этих звуков, испытуемые даже не получали никаких особых впечатлений: шелест, шорох, но ничего из ряда вон.

Поэтому есть надежда, что на наши тела опять-таки никакого негативного воздействия эти звуки не произведут, так как у нас они пропускаются через искусственные звукоприемные механизмы и лишь потом доводятся до нашего мозга.