Лорды гор. Да здравствует король!

Почувствовав этот отблеск радости, Роберт сжал мое плечо, словно я пыталась сбежать, но при этом король обратился к Дигеро:

– Какая гордыня, сэр рыцарь. Может, когда-то ты и не лгал. Но это заявление уже не соответствует настоящему времени. Я, похоже, выбрал недостойного, хоть лишай тебя дара. Ты в который уже раз непростительно ошибся, Дигеро. Непростительно! Впрочем, у тебя осталось три четверти часа на исправление ошибок. Может, успеешь еще, – огненный маг, потеряв всякий интерес к предателю, направился к камину, подхватив меня за плечо. Скорбно вздохнул: – Не сердись на него, мой возлюбленный сын. Кстати, горжусь твоей королевской выдержкой, весь в меня. А эти горцы не перестают меня удивлять склонностью к фантазиям. Одному померещилось невесть что, другие слушают, развесив уши, и верят… И еще Белые горы считаются страной мудрецов! И кому, подумать только, я собирался отдать мою красавицу Виолу?

– Ваше величество! – взмолился растерянный Дигеро.

Мы не оглянулись, и потом я укоряла себя за высокомерие.

Вышли в первом, хорошо знакомом мне убежище. Король опять меня удивил: постояв с минуту с чрезвычайно сосредоточенным лицом, он резко выдохнул, уселся на софу, вальяжно облокотился.

– Слушаю, Лэйрин.

Я поперхнулась от неожиданности.

– А разве у нас есть время?

– Здесь и сейчас его вечность. Я говорил тебе: все в мире соткано из огня, и если запомнить и удержать своей властью положение каждой крохотной искры вокруг себя неизменным, то такое место выпадет из круга времени. Почитаешь мои записи, поймешь лучше. Сейчас я создал здесь «карман времени», исказил его, и оно течет по-другому. Там, – он показал на опаленную пасть камина, – не пройдет и минуты. Здесь, – широким жестом обвел замершее недвижно сияние стен, – может пройти вечность, если иметь бесконечную силу. У меня она весьма конечна, – грустно усмехнулся он, запустив пятерню в рыже-белые волосы и откинув их со лба. – Немного передышки выкроим, но больше у нас ее не будет.

Теперь понятно, как Роберт ухитрялся быстро привести себя в божеский вид после любого разгула. И дело оказалось не в том, что в его крови перегорает любой яд, в том числе винный. Хитрец втихаря отсыпался, как таракан в щелке! Ну, и как теперь обращаться к такому почти божеству со своими мелкими человеческими заботами?

– Вы ведь не убьете Дигеро, сир?

– Садись, ты на ногах едва держишься, – король похлопал ладонью по обивке рядом с собой и обнял меня за плечи, когда я рухнула на указанное место. – Ты знаешь, что я его пощажу. И не из-за несвойственного мне милосердия, а из-за того, что смерть этого породистого щенка осложнит все мои планы. Хотя таким, как он, вредно прощение, они принимают его как само собой разумеющееся. После того, как я его выпущу, башню придется уничтожить. А за предательство он заплатит позже, я найду способ взять долг.

– Для Дигеро это не предательство. Он выполнял волю гор.

– Лордов, а не гор. Да и какая разница, чью? Он принес мне присягу, и тут же нарушил, подняв на меня руку, когда защищал тебя, не разобравшись. Это я еще мог понять. Но он разболтал твою тайну и поставил интересы горстки лордов выше моих! Без королевы кланы слишком много о себе возомнили. Но, когда она появится, и если это будет… – он приподнял мне голову за подбородок, вгляделся в глаза и… чмокнул в кончик носа. – Чудо мое… Ты будешь изумительной женщиной, когда совсем проснешься… Так вот, если их королева будет не твоей дочерью, Лэйрин, то у тебя будет еще больше проблем с горцами. А я и так оставляю тебе королевство в отвратительном состоянии. Но кое-что я еще успею поправить.

– Я не хочу вашей смерти! – задохнулась я от внезапной острой боли в душе.

Он болезненно поморщился:

– Не надо, девочка. Огонь водой не кормят. Жалость обессиливает мужчину, а мне сегодня понадобится все силы, и даже чуть больше. Мне некому оставить корону, не дарить же ее соседям. Я рассчитывал на Виолу и ее консорта, девочка подавала большие надежды, в отличие от остальных моих девиц, но темные убрали и эту фигуру. Могло быть и хуже. Твое появление – незаслуженный мной дар богов.

Скорее подарочек от Хелины с Азархартом, дьяволы его задери, нашел же момент вмешаться!

– Но вы же не собираетесь умирать, сир!

– Только чуть-чуть, если придется. Совсем ненадолго, – рассмеялся этот удивительный человек и маг. – Если бы не собирался – не торговался бы с горцами за дар бессмертия. Ты уже поняла мой план?

– Куда мне, – самокритично призналась я, даже не пытаясь строить предположения.

– Видишь ли, Лэйрин, я не хочу такого бессмертия, какое имеют горные лорды. Плевать я на него хотел, на такое.

– Тогда я совсем не понимаю.

–Ты еще поймешь, какая это мерзость, когда Хелина откроет твой родовой дар, или он откроется сам после ее смерти. Лучше навечно сгнить в земле, чем сосать живую кровь собственных потомков. Я, хоть и грязно жил, но, представь, захотел чистоты хотя бы за пределом.

– А это возможно? Другое бессмертие.

– Вполне. Высшие белые мастера обещали принять мою грешную душу и дать ей тело вейриэна. И, может быть, сбудется моя детская мечта стать странствующим белым рыцарем. А горы получат «огненную кровь» через Дигеро. Вот и всё.

Вот и всё.

Всё.

– А я?

– Ты станешь королем. Ты же мечтала надеть корону? Вот и наденешь. Исполнишь заодно и мечту Хелины. Надо же и ее чем-то порадовать.

– Но я же не…

– Не мальчик. Но раньше тебя это не останавливало.

– От меня требовалось только взять дар.

– А теперь я требую за него плату, – жестко сложились его губы. – Придется потрудиться, Лэйрин. Запомни главное: огонь нуждается в любви, как в воздухе. Если он не любит, то его нет. И огонь нуждается в пище: в том, чтобы его любили, иначе – безумие. Он поглотит всё, и самого мага. В конце-концов, если будет совсем одиноко, научись создавать фантомы, я тебе оставил записи, разберешься. Все в мире соткано из огня, помнишь? Дорри, ко мне! – он протянул ладонь к камину, призывно свистнул. Тлевшие угли радостно вспыхнули, клубок алого пламени потянулся на четырех лапах, вильнул сполохом хвоста, и на пол прыгнула рыжая гончая, метнулась к хозяину, рассыпая искры со шкуры, но не оставив на ковре ни единой подпалины. Через миг это была уже собака-собакой, даже нос влажный, когда она, принюхиваясь, ткнулась мне в ладонь.

Король потрепал ей загривок, повозился, ловя за пасть и посмеиваясь. Псина, порыкивая и поскуливая от счастья, азартно охотилась на королевскую руку, и обступала мне ступни довольно ощутимо – весила она, как живая.

– Порвать она может по-настоящему. Все, иди на место, Дорри. Место! – Роберт указал на камин. Повинуясь приказу, гончая уныло повесила голову и очень, очень медленно поплелась назад, то и дело укоризненно оглядываясь.

– До сих пор не разобрался толком в их сущности, – пожаловался маг, когда клубок пламени, поворочавшись на углях и обиженно посопев, истаял бесследно. – И ведь знаю, что они не живые, а ведут себя подчас… обижаются, видишь, словно душа есть. Так что, поосторожнее будь с фантомами. Тебе надо удержать трон до тех пор, пока у Виолы и Дигеро не родится их ребенок, тогда ты отречешься от короны в его пользу и обретешь, наконец, свободу.

А чтобы лженаследник не засиживался на троне, достаточно того, чтобы его ненавидели. Огонь нуждается в любви? Какая насмешка.

Роберт понял мое молчание. Прочитал.

– Не совсем так, Лэйрин. Когда мы хотим казаться безумцами, мы ими становимся. Уже незаметно для самих себя. Я не хотел, чтобы тебя ненавидели, но не смог устоять перед Дирхом, взявшим твое лицо.

– А если у Дигеро и Виолы не будет детей?

– Запасной вариант – дети Виолетты.

– Хорошо, я отрекусь. А потом?

– Потом, если захочешь, выйдешь замуж за странствующего белого рыцаря.

«А может, лучше сразу податься к папе?» – мелькнула тоскливая мысль.

– Идем, девочка, пора, – прозвучал на удивление созвучный королевский приказ.

Едва мы появились в дворцовой королевской спальне (предосторожность, если я опять не удержу на себе облачение), накрыло тяжелое, до тошноты давящее чувство, словно на мир опустилось что-то неимоверно огромное и продолжало надвигаться, вдавливая в пол. Шаг дался с трудом, как будто на ноги навесили пудовые гири.

– Соберись, Лэйрин, – сказал король, когда я пошатнулась, и поддержал под локоть. – Азархарт, похоже, решил явиться раньше срока.

– Значит, он не всегда держит обещания.

– С него станется придти, сделать все, что ему надо, уйти и явиться второй раз точно в срок.

– Откуда вы знаете так много о Темном владыке?

– От Рагара, – ответил он и, опережая вопрос, пояснил, – В последние дни до его исчезновения мы с ним часто беседовали в одном из моих убежищ. Как он выразился, сидели в «кармане времени». Спал он там же.

То-то наставник держался на ногах круглосуточно, разгребая то, что натворил за эти годы помутившийся разумом король. Может, это не лечится, и Роберт еще безумен, если вполне серьезно предложил мне побыть цепной сукой в шкуре кобеля и посторожить его королевство до рождения внука? И откуда во мне такая злоба?

Можно не спрашивать – папа близко.

– В голове гудит, – пожаловалась я.

– Это колокола. Я убедил кардинала провести во всем королевстве всенощное бдение и молебен за дочь мою Виолу и ее жертву темным. Или мою отцовскую жертву, не помню точную формулировку… – и он смущенно отвел взгляд. – Никак не могу привыкнуть, что кто-то еще смотрит в мою душу. Есть в этом что-то не целомудренное, не находишь?

Роберт и целомудрие. Могла бы – рассмеялась.

– Зато во всем королевстве в эту ночь мои подданные испытывают особо сильное чувство любви к королю. Разве что кроме отъявленных мерзавцев и ненавистников, но их мне не жалко. Сейчас мне нужна вся сила любви, на какую способны мои люди. Попривыкла? Теперь идем в зал совещаний. Придется в обход. Кардинал всегда нервничает, когда я появляюсь из огня.

Четверо вейриэнов несли стражу за дверями покоев и доложили, едва завидев нас:

– Приказ выполнен, ваше высочество. Ласхи улетели в безопасные для них места.

– Я не давал такого приказа! – опешила я.

– Это я распорядился от твоего имени, Лэйрин, еще во время твоего посвящения в нашем семейном святилище, – невозмутимо сказал Роберт, уходя вперед. Бросил вполоборота. – Не задерживайся.

Боги с ними, с ласхами, хотя это возмутительно, ибо кодекс гласит: «Вассал моего вассала – не мой вассал». Но – посвящение? Вот те поцелуи? Интересно, как король посвящал Дигеро…

Роберт, размашисто шагавший впереди, вдруг хохотнул, усилив мои подозрения, но ничего не сказал, а я как-то незаметно отвлеклась от давившей на сердце тяжести.

Стражи, стоявшие в коридорах, держали в одной руке пику, а в другой почему-то – зажженную свечу. По стенам обильно, через каждый шаг, горели факелы и свечи в высоких канделябрах. Иллюминация не рассеивала мрак, а только подчеркивала. Воздух во дворце казался неподвижным, густым, как черничный кисель, и огоньки висели в нем, как капельки воды на невидимой паутине.

В зале советов нас ждали десятка два приближенных – кардинал, канцлер, военачальники, герцоги – бледные, с покрасневшими глазами, как с похорон. У каждого в руке тоже по мерцавшей огоньком свече, на овальном столе – кипа пергаментов и свечные связки.

– У вас минута доложить о готовности, – объявил государь, приняв их поклоны.

– Мои люди готовы, государь, – вытянулся начальник королевского гарнизона так, что даже его жесткие усы встопорщились по стойке «Смирно!». – Поленницы сложены, вязанки хвороста доставлены и разложены всюду, где указано. Костры зажжены, свечи раздали. Народ, кроме неходячих, весь на улицах молится, кто в храмы не попал. Стража у каждого дома – против воров, значит.

– Пострадавших много?

– Точных сведений еще не имеется, обходы мы не делали, но трупы уже есть. Сердце у кого слабое, так оно не выдержало. А так – давки нет, паники тоже. Куда бежать-то нам? Да и тяжко, ваше величество, – вздохнул он, кашлянув. – Ноги едва движутся. Лечь бы, да помереть. Даже дети на улицах не плачут – сил нет. Только и держит – вера в бога да короля.

– Хорошо. Будем надеяться, что везде, куда я успел отправить весть, тоже успели подготовиться. Отойди к камину, Лэйрин, – приказал Роберт, подошел к окну, распахнул медные рамы витражей.

Колокольный гул стал громче, а вот паузы между звонами увеличились, и отзвуки словно увязли в густом мраке. Сквозняком не повеяло, но пламя всех свечей как придавило – оно съежилось до едва синеющей точки, и на миг в зале совсем потемнело, но тут же огоньки вспыхнули еще ярче. И, даже отступив к дальней стене с камином, я видела, как в тяжелой непроглядной тьме, закупорившей и луну, и звезды, тоже что-то замерцало, но не в небе, а внизу, где простирался город, словно созвездия опрокинулись наземь.

– Мой король, – пошевелился державшийся одной рукой за сердце тощий как щепка и вечно суетливый герцог фьерр Фенц. Свеча в его правой руке дрожала и кренилась, талый воск разбрызгивался, капая на штаны. – Но почему? Ведь это идет вся Темная страна, вся! Даже младенцу это уже понятно. Когда Азархарт приходил один – такого не было. А еще не меньше получаса до полуночи!

– Мой добрый друг, – повернулся король. – Темные сочли, что Виоле полагается одна шестая королевства. Размером как раз с твое герцогство. Но ты же не захотел его отдать! Вот Темный и решил сам выбрать лучший кусок. И опять твои пастбища, луга и леса оказались лучшими в королевстве.

Мне осталось только ресницами хлопать в изумлении: в благороднейшем нашем короле Роберте Сильном скрывался, как оказалось, еще и талант сочинителя. Такое выдумать!

– Но почему мои? – застонал несчастный герцог.

– Потому что ты – скупердяй! – забрюзжал кардинал, прервав молитву. – Свечи тоньше волоса жертвовал в храмы! Зажечь теперь там нечего. А где слабее молитва и тусклее огонь, туда Темная страна и падет.

– Довольно! – рыкнул Роберт.

Ему ответило жуткое эхо, громовым хохотком прокатившееся по небу.

И сразу вокруг меня взвилось пламя, укрыв до плеч. Я чихнула и улыбнулась – кончик огненного языка щекотнул нос. Придворные помертвели в ужасе то ли от услышанного черного грома без молний, то ли от необычного зрелища молнии без грома, столпом вставшей в зале. Лишь военачальник блеснул решительно глазами, сжал свечу, как древко штандарта, и она едва не сломалась, а канцлер и казначей обменялись понимающими взглядами. Король в сердцах захлопнул раму, только стекла жалобно брякнули.

– Благородные фьерры, – сказал он, усаживаясь в кресло. – Пока в ваших руках горит свеча, а в сердцах – любовь к богу и королю, тьма не подступит и страх не коснется ваших душ. Но вы должны запомнить: ваша жизнь зависит от преданности трону. Я пожертвовал темным любимую дочь, но не могу отдать ни пяди земли, ни даже самого последнего из моих подданных. Потому я обратился к Белогорью. Вам известно, что Виола – дочь горной леди, и для ее брака нужно еще и согласие горных кланов в лице моего сына. А Белогорье и принц Лэйрин, видите ли, категорически не согласны.

И пришлось мне в знак категорического несогласия сложить руки на груди и надменно задрать подбородок. Сказать ничего не могла – онемела.

Огонь струился с плеч, как мантия, а ловкие язычки засновали по всему телу даже под одеждой. Как он может! В такой момент! При всех! Стыдно было невыносимо, мои щеки покраснели, а Роберт, блаженно улыбаясь, прикрыл веки.

– Потому нам предстоят еще одни переговоры с Азархартом, – довольным тоном сытого кота сказал этот заядлый лжец и бесстыдник. – И, пока они не завершатся, Темная страна не падет на наши головы, удерживаемая на расстоянии силой ваших молитв, – он вскинул взгляд на замолчавшего, ловившего каждое слово кардинала, и тот, спохватившись, усердно забубнил под нос.

– Не изволь гневаться, государь, не выдержать нам долго этого, – вымолвил старый канцлер, герцог фьерр Холле. Дышал он тяжело, с присвистом в легких, на лбу старика блестели бисеринки пота, но держался он спокойно и с достоинством.

«Тут люди страдают, а вы, сир, бессердечно развлекаетесь…», – подумала я и, выдохнув внутренний огонь, щелкнула по каждому наглому пальцу обнимавшего меня пламени. «Молодец, моя девочка, учишься несмотря ни на что», – долетело эхо. Я чувствовала веселый и безудержный азарт, охвативший короля.

– Не потребуется долго, – он вытащил из кармана тот же фальшивый черный свиток, отмотал кончик чуть выше подделанной подписи и печати Азархарта, сделал вид что читает. – В его ультиматуме мне сказано: «Если ты не отдашь прекрасную твою дочь Виолу, чья красота, ум и грация стоят царств, я вынужден буду возместить эту невосполнимую утрату и взять твое королевство, и это будет малая цена за потерю такого дивного светоча моей погрязшей во тьме и смраде страной, о, благородный король Роберт Сильный. Прими почтительнейшие уверения в уважении к твоему величеству и мое восхищение твоей добродетельной доблестью и славой. Азархарт». Понятно вам? – свернув свиток, Роберт припрятал его подальше от чужих глаз.

Стены сотряслись, стекла жалобно звякнули под ураганным порывом ветра, но устояли. А глухой рокот прозвучал так, словно кто-то огромный лениво похлопал в гигантские ладоши.

– Он говорил о моем королевстве! – воздел король палец к своду, не обратив никого внимания на сотрясение. – А у меня его, вот незадача, уже почти нет.

Казначей горестно закивал, но венценосный тиран не позволил и рта никому раскрыть.

– Я собрал вас, верные мои подданные, в эту воистину тяжелую ночь, чтобы объявить о моем отречении от престола в пользу наследника – кронпринца Лэйрина Роберта Даниэля Астарга фьерр Ориэдра, седьмого ребенка моей последней супруги Хелины фьер Грахар. Как видите, он обладает даром королевского дома Ориэдра – Священным Пламенем. Сим я передаю и корону, – Роберт требовательно глянул на хранителя печати, и тот, поклонившись, поднес свиток, перо и чернильницу.

Король расписался, хранитель приложил печать. Нахальный сполох незримо для всех запечатлел поцелуй на моих губах, и дар речи ко мне так и не вернулся.

Растерянные придворные, забыв о висевшей над королевством всеобщей крышке гроба, зашумели, кто-то горестно охнул, кто-то попытался славословить нового правителя:

– Да здра…

– Рано радуетесь! – оборвал их Роберт, полыхнув очами. – Отречение вступит в силу за миг до полуночи. Пока еще я – ваш король. Молитесь, благородные фьерры, молитесь… А если кто надеется, что за эти оставшиеся минуты со мной что-либо случится… – он повернул голову к черному лоскуту окна, и в стеклах утративших цвет витражей отразились два огненных блика от его глаз, – …то завещание мое давным-давно составлено, и по нему, само собой, мое королевство тотчас переходит кронпринцу Лэйрину. Чтобы никаких неожиданностей.

Тьма за окном опять хохотнула так, что даже у меня выступили мурашки на коже. Король поднялся, оглядел измученных людей. Язычки свечей в их руках внезапно расцвели и пожелтели золотистыми лилиями, как и то пламя, что крепко держало меня, не давая дернуться.

Невозмутимый, как всегда, телохранитель Зольтар доложил:

– Белые вейриэны просят аудиенции.

– Пусть войдут.

Но вошел один – незнакомый мне статный воин с белой прядью на виске и очень светлыми для вейриэна глазами.

– Высший белый мастер Таррэ, – представил его Зольтар, встав рядом с вошедшим, как и еще трое моих телохранителей. – Имена остальных высших мастеров вам известны, сир, в том числе мое.

Таррэ, полюбовавшись несколько мгновений моей огненной мантией и округлившимися от изумления глазами (мои скромные телохранители – высшие мастера? все, кроме Морена? шестеро, если посчитать и Рагара, из семерых высших? какая неслыханная честь! с чего бы? как же опасна для Белогорья дочь Темного владыки!), улыбнулся мне уголком рта, чуть склонил голову перед Робертом, чье тщательно скрытое удивление я тоже уловила, и объявил:

– Мы готовы, король равнин.

Роберт с облегчением вздохнул:

– Тогда приступаем. Лэйрин, твоя задача – отдохнуть и подготовиться к завтрашней коронации. Ступай.

Не могла я уйти. Там, за стенами охваченного огнями дворца, терпеливо стоял и ждал своего часа мой отец. Родной отец, которого лишили его ребенка, мешали всеми способами его найти и обнять, воспитать под заботливым отеческим крылом. И даже сейчас его зов не долетает до единокровного чада, запечатанного жгучим пламенем, лишь тоска просачивается – беспросветная, мучительная, темная, как омут в безлунную полночь. В близкую, совсем близкую полночь.

– Ваше величество, – у меня прорезался, наконец, голос. – Дозвольте мне остаться.

– Нет! – вспышкой ярости Роберт выжег и мою (мою ли?) внезапную и невыносимую тоску, и злые (мои ли?) раздражение и обиду. Сказал властно: – И не забывай, что по нашим законам до твоего совершеннолетия опекунство остается на мне.

Так и знала, что с этим отречением не все чисто. Но я уперлась, сверля короля не менее яростным взглядом. И одновременно понимая, что он прав, прав, прав. Но в демонову глотку его правоту! Это моя кровь. И я хочу жить вся, целиком, какая есть, а не на одну половину, светлую или темную.

– Позволит ли нам король забрать одного юного горца, случайно переступившего дозволенные ему пределы? – вмешался Таррэ в нашу борьбу.

Дигеро! – споткнулось сердце.

– Пожалуй, – кивнул Роберт. – Лэйрин, придется тебе освободить нашего пленника. И поторопись.

В этот момент в окно зала, находившегося на третьем этаже, что-то премерзко скребнуло, словно железным когтем по сердцу.

И в тот же миг меня туго, с головой, спеленало яро взревевшее пламя и вышвырнуло вон.

Глава 17

Вот она – уютная, как палантин из овечьей шерсти и с тем же домашним запахом – печать шестой башни. Раздвинулись огненные складки, я выкатилась на дощатый пол, следом – долговязый Зольтар. Воин мгновенно встал на ноги и ухватил меня за локти, не дав нырнуть обратно.

– Не двигайтесь, ваше высочество. Дигеро, прочь!

– Как ты смеешь! – я вырвалась, ударив его огненным кулаком, нырнула в камин, но… уйти не получилось. Из огня поднялась, зарычала рыжая гончая и клацнула зубами.

Башня впустила, но не выпустила! Дьявол!

– Вам не уйти, ваше высочество. Ваш дар еще ограничен, как и у Дигеро. Вы должны быть в безопасности, пока Азархарт не уйдет, – Зольтар зажал ладонью обожженную щеку, чуть поморщился, и мне стало стыдно и горько: совсем у меня разум помутился. А вейриэн встал стражем у камина, всем видом показывая, что умрет, но не пропустит. – Это решение высших мастеров и короля.

Получалось, что Роберт в очередной раз обманул. И Дигеро… Я оглянулась. Растрепанный и осунувшийся, мой бывший друг с трудом, потирая плечо, поднимался с пола у самой стены. На лбу набухала кровью свежая ссадина. Видимо, вейриэн отшвырнул его, как муху.

– Так вы с королем разыграли меня, сэр рыцарь?

Диго промолчал, бросив непонимающий взгляд из-под насупленных бровей.

– Ты действительно пробрался сюда тайком по приказу совета лордов, Дигеро, или это план короля, чтобы в последний момент заманить меня сюда под предлогом твоего спасения? Впрочем, уже неважно, – я отвернулась. – Подвинься, Зольтар.

Вейриэн недоверчиво оглядел меня, подвинулся, подпустив ближе к горстке тлеющих углей, но предупреждающе положил мне руку на плечо. Я стерпела такую непочтительность. Ясно же – живой меня не выпустят к Азархарту. Да и мертвой тоже.

Едва я протянула руку, рыжая псина подняла голову из огня и оскалила клыки.

– Дай хотя бы увидеть, ты обещал, – попросила я, усаживаясь на пол. Глаза щипало от злых слез.

Гончая вылезла, отряхнулась, рассыпав искры, и, встав лапами на мои колени, лизнула лицо влажным шершавым языком.

«Смотри, Лэйрин, – прошелестело в сердце. – Но не плачь. Это обессиливает, помнишь? И не верь всему, что услышишь. Лучше дай мне немного любви, если сможешь. Если перестала презирать меня и ненавидеть, как в детстве. Совсем чуть-чуть любви. Хотя бы искру».

В первый миг голова закружилась до тошноты: я увидела Роберта из множества точек сразу, как будто стала стоглазой.

«Осторожней. Сосредоточь фокус зрения на каком-нибудь факеле, потом выбирай следующий», – долетел совет.

Сидя перед камином и вперившись в пламя, я увидела сквозь него еще одно мерцающее пятно огня. Сосредоточилась. В следующий миг я словно перенеслась в эти пляшущие блики, став одним из них, как маленькая саламандра. И увидела весь зал.

Король поднимался на возвышение пустого тронного зала, тонувшего во тьме с едва тлеющими искрами факелов. Пустота ощущалась так, как будто поблизости не билось ни одного горячего сердца, кроме сердца короля.

Но в зале он был не один.

Ощущалось еще чье-то присутствие – большого, властного и тянущего к себе, как магнит – железную пылинку.