Пленница страсти

Он неотрывно следил за тем, как удаляется машина и вместе с ней Аля.

И думал о том, что теперь делать.

Потому, что, если бы усиленно не размышлял на эту тему, наверное, уже вырвал бы подоконник с корнем. Кулаки Беркута дубасили по пуленепробиваемому стеклу окна, подоконнику, а он почти не замечал этого. Даже когда по стеклу поползли бордовые полосы, и то не особо обратил внимание…

Все его мысли, порывы были заняты совсем другим.

Он не мог отпустить ласточку насовсем.

Почему? Осмыслить пока не получалось. Просто Беркут отчетливо, до глухого биения сердца в груди и шума в висках понимал – нужно ее вернуть.

Именно поэтому Борислав, скрепя сердце, стиснув зубы отправил с Алей своего водителя. Он чувствовал, что сам, своими же руками не сможет увезти ласточку отсюда.

По факту – отказаться от нее. Хотя бы на время, пусть и ненадолго.

У него не хватало сил.

Мать твою! Он рисковал жизнью сотни раз! Когда только начал становиться на ноги, открыл свое охранное агентство, Беркут миллионы раз сам участвовал в операциях. Даже когда точно не знал – пострадает ли. Даже когда не был уверен, что шальная пуля или шальной взрыв не поставят точку в его карьере и жизни. Он шел на эти дела спокойно. Без особенного панического надрыва и без ощущения «боже, что будет».

А вот теперь спасовал. Впервые в жизни! Впервые!

Спасовал, испугался, не смог заставить себя сделать то, что считал правильным.

Нет! Нужно ее вернуть! И как можно быстрее…

Потому, что ну как… как он без нее?

Вот только тут потребуется план получше, чем тупо затащить женщину к себе домой и не выпускать ни под каким предлогом. Не тот случай и совсем не та женщина. Да и не те времена уже, чтобы мужик тащил женщину к себе в пещеру. А там – стерпится слюбится.

Да и сам Беркут вроде бы не такой. Хотя уверенность в этом здорово пошатнулась.

В последние часы, да нет – с прошлого вечера Борислав сам себя перестал узнавать.

Он всегда предпочитал свободолюбивых и диких калибри. А не домашних курочек, готовых высиживать птенцов и ласково щебетать на ухо – какой же он замечательный. Хотя о птенцах он пока даже и не думал.

Так, иной раз прикидывал на досуге.

Беркута заводили гордые, самодостаточные женщины. Которые будто альфа-самки никого к себе не подпустят. Тем интересней было кружить вокруг них хищником. Завоевывать, смотреть как ломаются бастионы. И потом уже сама женщина перекидывает через ров недоверия, отстраненности, страха перед слишком близкими отношениями надежный мостик понимания. Ведь именно для этого и нужны все препоны: бастионы самостоятельности, рвы недоступности. Чтобы однажды преодолел их самый достойный. Беркуту нравилось преодолевать. И он даже не думал, что после… Когда уставал от очередной женщины и сам рушил мосты, рубил последние канаты отношений.

И уходил.

Он всегда уходил молча. Оставлял женщине деньги на счету – несколько сотен тысяч, чаще всего. Порой и миллион. В качестве морального ущерба. И женщины понимали.

Спустя какое-то время даже учились общаться с ним без негатива, злости или надрыва. Во всяком случае, внешних. Те женщины, с которыми он сталкивался по работе или в светских кругах.

И вот же оказывается какой он домостроевец и вообще психованный неандерталец. Дремучий. Подверженный каким-то совершенно диким инстинктам.

Забрать, запереть, оставить себе.

Разве мог представить Беркут, что однажды даже в мыслях совместит эти глаголы с женским именем?

Машина потерялась из виду, скрывшись за линией горизонта. И Беркут вдруг ощутил, как же ему чего-то не хватает. До саднящей боли меж ребер, до ощущения нехватки воздуха, нехватки пространства. Нехватки всего и сразу.

Вдруг очень кстати вспомнился недавний разговор с соседом – Радифом Заглятдиновым. Счастливым семьянином, который в прошлом гусарил почище самого Беркута.

«Разве тебя не душит, не лишает воздуха эта ванильная семейная идиллия?» – спросил тогда Беркут у Радифа. Искренне интересовался. Не понимал. Ну совсем не «въезжал» в ситуацию.

«Ничего ты еще не понимаешь! Зеленый!» – беззлобно хохотнул Заглятдинов: – «Жена – мой воздух».

Все сказал. И больше ничего не прибавил.

А Беркуту почему-то впечаталась в мозг эта короткая фраза. И теперь вдруг всплыла в памяти. Стала гораздо более актуальной, чем прежде.

Хотя само слово «семья» Беркут еще не применял к ласточке.

Но ощущение «она уезжает» было именно сродни лишению кислорода. Аля стала воздухом Беркута. И поэтому она была так нужна…

Она стала его дыханием…

Независимая и самодостаточная, недоверчивая и чужая. И при этом его собственная. До странной, ноющей боли в груди и спертого дыхания, когда приходилось глотать воздух мелкими порциями. Так теплой водой смачивают саднящее ангиной горло.

Беркут смотрел на то место, где пропала его машина с Алей и не мог отойти от окна.

Прислонился лбом к прохладному стеклу и дышал. Дышал. Дышал.

Но побороть ощущение не выходило.

До этой минуты Беркут считал, что плохо ему было, когда ласточка возмущалась, обвиняла. Намекала, что он извращенец, насильник и еще бог знает кто.

Но нет! Тогда ему было хорошо. А плохо стало теперь… Вот теперь он понял – что значит «плохо»…

Поэтому Беркут спустился вниз и стремительно вышел из дома.

Раннее утро пахло росой. Где-то вдалеке небо выплакалось дождем и слабый ветерок приносил влажную свежесть.

Солнце и нагнетающийся в воздухе жар обещали погожий летний день.

В воздухе пахло прогретой хвоей, липовым цветом и медовым нектаром цветов.

С небольшого искусственного водоема, который Беркут соорудил в лесу, тянуло камышами и кувшинками.

Тепло, светло и мухи не кусают.

Почему же у Беркута так муторно на душе?

Аж хочется зарычать, вырубить лес или что-то разбить.

А потом, всю ночь выть на Луну…

* * *

Аля

Наверное, после всего случившегося, меня уже ничего не удивляло. «Удивлялка» перегрелась и отключилась на время.

Поэтому даже Ирина, которая после вчерашнего «улетного вечера» дежурила возле моего забора, с двумя банками соленых огурцов, уже не вызвала особых эмоций.

Как ни странно, в доме Беркута я прекрасно выспалась. Хотя и проснулась чуть свет. На часах машины, которая доставила меня точно к моему забору, значилось 7:12 по Москве.

Ирина переминалась с ноги на ногу, стучалась в калитку и оглядывалась. Словно считала, что я пошла прогуляться в такой час. Да еще и после ночных приключений.

Ну да. Чего только не померещится с похмелья-то. Другая вообще сейчас лежала бы пластом и по-пластунски ползала за рассолом на кухню. Но это было совсем не про Ирину.

Кроссовер Беркута подруга восприняла примерно также, как крокодила, который подошел и попросил закурить, при этом изящно поправляя воротник смокинга с бабочкой.

Уставилась, не моргая, застыла соляным столбом, обнаружив меня рядом с водителем черной громадины.

Когда я вылезла из внедорожника, Ирина присвистнула, беззастенчиво оглядев машину и оценив ее наметанным взглядом.

Подруга работала главным бухгалтером в одном крупном фирменном автосервисе. Так что стоимость подобной иномарки представляла значительно лучше меня.

Мне стало неловко, что Ирина так откровенно реагирует на кроссовер Беркута. Я покосилась на водителя. Но тот выглядел так, словно ему глубоко фиолетово.

Поэтому я быстро бросила:

– Спасибо.

И торопливо закрыла дверцу машины.

Пусть что хочет то и думает. В конце концов, я его больше не увижу.

Кажется, в последнее время это стало моей мантрой для общения со всеми, кто связан с Беркутом. И, как и предыдущие мантры, эта оказалась бессмысленной.

Следующий свист Ирины относился к моему новому прикиду.

Вместо объяснений я открыла калитку и жестом пригласила подругу внутрь…

…– Я больше никогда не буду пить! – громко заявила Ирина, со звоном ставя банки с огурцами на мой кухонный стол.

Я кивнула. Свежо предание, но верится с трудом. Я эту клятву уже наизусть выучила.

Как и сопровождающий ее аккомпанемент. Шумную встречу банок с соленостями и моего стола. Плавали, знаем.

– Чайник поставь, – то ли попросила, то ли скомандовала – сама не поняла. Однако подруга резво взялась за дело, как будто еще вчера не лежала бревном.

А я поднялась на второй этаж дома. Сняла брендовые вещи, переоделась в домашние лосины с футболкой и спустилась вниз, размышляя – как вернуть Беркуту новую одежду.

Ну ладно, белье уже никуда не пристроишь. В магазинах всегда пишут «белье возврату и обмену не подлежит». А вот блузку и лосины вполне можно вернуть в бутики. Под предлогом, что не подошли. Я даже бирки не срезала. Да и нечем было. В комнате, где я проснулась после удачной поездки с Беркутом, было все, кроме ножниц. Видимо, мужик опасался, что я, на радостях, могу что-нибудь ему отчекрыжить.

Про ботинки уже не говорю. Они, наверное, стоят тысяч сто или больше.

Жаль, что на них бирок не осталось. Тут Беркут или его водитель расстарались.

После ухода подруги и моего прихода в себя, посмотрю в интернете. Такая обувь точно представлена на разных модных сайтах.

Заодно выясню – кто такой Беркут. Уж явно он не простой богатенький бизнесмен. Что-то такое было в этом мужчине. Даже не знаю. Хищное, сильное, властное.

Пока мы пикировались нынешним утром, складывалось впечатление, что ему дико непривычно общаться на равных. Без приказов и объяснений, что делать. И еще Беркуту страшно непривычно объяснять – почему и что он предпринял. Его прямо ломало на этих вопросах. Он будто никогда раньше не пытался аргументировать собственное решение или распоряжение. Поэтому и возникла проблема со мной.

Хотя, возможно, все дело в другом. В том, что еще никому не пришло в голову спросить у Беркута – зачем он что-то делает. Захотел – сделал. И вся недолга.

Это тоже очень даже подходило в моем представлении к образу Беркута.

Даже не знаю почему, но этот мужчина не выходил у меня из головы. Хотя еще недавно я считала его насильником и убийцей. Даже прикидывала, в каком месте своего куска леса Беркут закапывает трупы женщин, которых держит у себя в качестве сексуальных рабынь.

Ирина уже собрала на стол и с удовольствием хрустела огурцом.

Меня встретили бутерброды с колбасой, яичница с кетчупом и вопросительный взгляд подруги, который буквально преследовал, прожигал насквозь.

– Ну и? – уточнила она, словно уже задала вопрос и ждала моего ответа слишком долго, чтобы успеть потерять терпение.

– Что «и»? – осторожно поинтересовалась я.

Я понятия не имела, что вообще помнит подруга из вчерашнего вечера и о чем она спрашивает, так загадочно улыбаясь. Жмурясь от удовольствия, что поглощает домашние малосольные огурчики.

Я тоже взяла себе один. Хорошие. Не переперченные, не пересоленые. Хрустящие, сочные.

Мама Ирины сама делала. Я не впервые лакомилась этими разносолами после очередного «расслабления» с подругой. Но в таком состоянии, как вчера, я Ирину еще ни разу не видела.

– Эм… – она подперла голову рукой. – Я помню, что нас подвозил шикарный мужик. И, судя по тому, что вернулась ты под утро, в самой шикарной тачке, что я видела, он тебя подвез несколько позже, чем меня. И определенно не домой. Так колись! Ты, походу, неплохо провела время. Пока я отсыпалась после излишков спиртосодержащих напитков…

Ясно. Хит вечера под длинным названием «изнасилуй глупую подружку Ирины, которая рискнула провести с ней вечер в загородном ночном клубе» приятельница как раз и не запомнила. Хорошо ей. Я бы тоже так хотела.

Я решила рубить правду матку. Чтобы Ирина впредь не придумывала столь опрометчивые планы «расслабиться», которые превращаются в расслабление за наш счет кого-то другого.

Посерьезнела, отложила огурец и глотнула чаю, чтобы промочить горло.

– Смотрю, самое интересное ты пропустила между сном и пробуждением от пьяного угара, – обозначила я дальнейшее течение беседы.

Ирина подняла брови и, подвигав ими, уточнила:

– А, что, было еще и «интересное»?

Она явно намекала не на то, о чем я говорила. И почему-то я сразу поняла, что имелся в виду Беркут. А еще я поняла, что картинки, что прокрутились в голове благодаря подруге, меня больше вовсе не вымораживают. Напротив, мне до смущения и жара в теле приятно думать о том, что… Это самое интересное могло случиться между мной и Беркутом. А еще вспоминать, как он отреагировал, когда разглядывал меня в простыне.

Поистине женское сердце понять нельзя. Как, впрочем, и женскую логику.

У меня были все возможности сейчас нежиться в бассейне Беркута. А еще использовать все те «удобства», которые он мне предложил с барского плеча.

Но я уехала, и теперь пью чай с солеными огурцами, чтобы думать о том, от чего отказалась.

Впрочем, случись все заново, я повела бы себя в точности также.

Я боялась Беркута. И даже сейчас время от времени от воспоминаний о нем холодок спускался по спине. Хотелось поежиться и спрятаться где-нибудь в укромном уголке дома.

Я не понимала – чего хочет от меня этот мужчина. Не в плане совершенно конкретного нижепоясного желания, а в глобальном, так сказать, жизненном смысле. Ведь для обычного перепиха женщин к себе домой не тащат. Не моют, не переодевают и не пытаются убедить остаться «расслабиться». Для перепиха достаточно просто заехать с женщиной в гостиницу и там как следует отыметь ее.

Действия Беркута буквально не поддавались моему пониманию. Примерно так, как не поддается ножницам стальной лист. Сколько ни стараешься, одни мозоли натрешь.

Кажется, в моем мозгу уже появилась не одна мозоль после попыток разгадать Беркута…

И сейчас ничего не изменилось.

Я воззрилась на Ирину сурово, насколько могла и начала летопись злоключений вчерашнего вечера.

– Вчера ты почти вырубилась, и с моей помощью пошла ловить такси на трассу. Потому, что ехать к ночному клубу они отказались.

– Хм… Это я помню, – почесала затылок подруга. – А потом помню шикарную тачку и шикарного мужика в придачу. Еще какого! – она вскинула глаза к потолку.

– Вот только ты не помнишь самого интересного! – я начинала немного злиться. Потому, что восторженные воспоминания подруги реально уже здорово подбешивали. Ну да, она лежала в канаве, видела сны, а я… – Между «пошли поймать такси» и «шикарным мужиком на шикарной тачке» были еще трое шикарных мужиков.

– Трое? Ммм… Мы были в ударе? – похмелье явно не позволяло Ирине трезво оценить то, на что я ей намекала. Поэтому я рубанула правду-матку так, чтобы у нее уже и мысли не оставалось, что вчера случилось нечто хорошее.

– Да! Мы были настолько в ударе, что ко мне пристали три мужика. Повалили и почти изнасиловали! Разорвали одежду и почти вставили то, что плохо торчит, туда, где его совершенно не ждали!

Я выпалила это на едином дыхании. Подруга поперхнулась огурцом, закашлялась и налила себе еще чаю.

А затем посмотрела со смесью вины и недоверия.

– Ты серьезно?

– Более чем! Если бы мои драные лосины еще не выкинули, уверена, в ультрафиолете там светилось бы очень много любопытного…

– Так эти… сволочи… тебя не…

Ирина запнулась и, отложив огурец в тарелку, воззрилась на меня уже не мигая. В ее взгляде мелькала смесь вины и досады. Брови забавно сложились домиком. Губы поджались.

Ну это уже хотя бы что-то. Вместо бравых и радостных «Оу! Мы были в ударе!» «Мы оторвались вчера на полную катушку!»

– Нет. Потому что явился тот шикарный мужик.

– Мм… – подруга откинулась на спинку стула, взяла свой огурчик и уже намеревалась порадоваться. Когда я решила обрубить ей эту функцию на корню. Настолько злило, что все неприятное вчера пережила только я. А Ирина даже особого похмелья не испытывает. Я знала, что она не сильно страдает этим делом после того, как наберется по самые брови. Да и так накачивалась подруга нечасто. Просто вчера у нас обеих был железный повод… И этого не отнять.

Но жутко хотелось стереть эту ухмылку с лица Ирины.

– И если ты думаешь, что вчерашние мои приключения завершились спасением от насильников, спешу тебя разочаровать! Это было только начало. Можно даже сказать – прелюдия!

Ирина проглотила огурец и замерла, сверля меня внимательным взглядом.

Нервно сжала чашку рукой и какое-то время просто молчала. Видимо, уже боялась задавать наводящие вопросы.

– Ну и? – наконец, встревоженно спросила она, хмурясь. – Нет, правда, я вчера перебрала. Прости, пожалуйста… Сама знаешь… Я получила конкретный вердикт… Я бы даже сказала – приговор… Ну и… Извини, Аля… Не предполагала, что все может так завершиться…

Я отмахнулась, прерывая сбивчивый поток объяснений и извинений. Что случилось, того уже не изменишь.

– Ну так что? Неужели тот шикарный мужик… То есть тот мужик… Эм…

Ирина запнулась и замолчала.

– Там случилось что-то странное… С тем мужиком…

– Странное? – подруга не понимала. Впрочем, я и сама не понимала случившегося, поэтому объяснять было особенно сложно.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.