Пленница страсти

Следовательно, ничего не мешало ей пожить в свое удовольствие тут, у Беркута.

А он был очень даже готов обеспечить этой женщине все доступные удовольствия. И возможно даже не очень доступные ее социальному среднему классу.

Вот так вдруг и сразу. Готов. Даже счастлив. Да он бы в лепешку расшибся!

И Беркут совсем не был готов к тому, что Аля вот сейчас сделает ноги.

– Вы не ответили!

А она настырная!

Беркут прочистил горло.

– Я решил, что в твоей ситуации, жизненной ситуации, не помешает развеяться. Разве нет?

Аля приподняла брови, опустила и воззрилась пытливо, недоверчиво, с прищуром.

Беркут усмехнулся. Такой она еще больше ему нравилась. Недоступной, неприступной, отстраненной. И одновременно теплой, лакомой. Подобно маленькому, симпатичному ежику, который шипит и тычет в тебя колючками, а тебе безумно хочется нежно погладить пушистый животик зверька. Почесать маленького задиру за ушками. Дать ему жирной сметанки и смотреть как этот чудик уплетает на обе щеки.

Вот именно нечто подобное испытывал Беркут сейчас к Але.

И ему так хотелось ее успокоить… Просто заграбастать в свои лапищи, такую маленькую и хрупкую, и скрыть от мира у себя на груди.

Мать твою! Как же хотелось!

– Спасибо. Вчера уже развеялась. Больше не надо! Мне хватило до конца жизни, – полыхнула она возмущенным взглядом. – Или вам кажется, что мне мало досталось?

Беркут поморщился. Ну вот как с ней, с такой, договариваться?

Где, в его словах, прозвучало, что он планировал какое-то принуждение? Тем более – «как вчера»?

– В бассейне поплавать не хочешь? – зачем-то сменил тему Беркут. Возможно, потому что аргументы резко иссякли. А прямой, настойчивый взгляд Али не оставлял возможности юлить и отнекиваться. – У меня в цокольном этаже два больших. Один теплый, второй морской. Рядом есть отличная сауна. Там пар с солями из целебных солончаков. Очень полезный. Любые болезни лечит и предотвращает.

– Чего вы от меня хотите? – возмутилась Аля и опасливо покосилась на Беркута.

Тот невесело усмехнулся.

Мда. Сложно. Еще как сложно!

Вообще-то он никогда не затаскивал женщин к себе силой. Или просто потому что у тех не было выбора. Вот как у Али. Обычно женщины сами напрашивались. Не выгонишь еще, не избавишься.

Что всякие актриски, манекенщицы, что красотки из высшего света.

А эта не такая. Ласточка, а не пестрый павлин в позолоте.

Аля воспользовалась замешательством Беркута и убийственно завершила свой монолог.

Вышло похлеще, чем выстрел в упор.

– Слушайте. Я готова вам заплатить. Я готова выполнить ваши условия. Ну не будете же вы держать меня тут, как заложницу? Вы не похожи на извращенца, о которых кино снимают. Которые удерживают у себя женщин… Насилуют, издеваются… А потом убивают…

Последнее слово дернуло нервы Беркута почти с корнем, встряхнуло его всего и до основания. Он аж отклонился и едва не кувыркнулся вместе со стулом.

Мда… Это был настоящий нокаут. У Борислава кровь вскипела в одно мгновение. Знакомый железистый вкус пощекотал язык – Беркут прикусил губу и даже не заметил.

Убивают… Мать твою! Да Беркут любого за нее сам убил бы!

Но как объяснить это женщине, которая едва его знает, видит первый раз в жизни, если он даже себе не может ничего объяснить?

Аля испуганно очертила глазами комнату, словно пыточный подвал какой-то. Явно отлично представила все, что так энергично перечисляла недавно. И аж поежилась, вся передернулась…

Из горла Беркута вырвался нервный смешок с рычанием вперемешку.

Ну да. Он выглядит как похититель, который затащил к себе женщину, чтобы ее иметь. Нет, иметь он совсем даже не против. Даже не так. Очень хочется поиметь ее. И чем быстрее, тем лучше. Ибо то, что творится в паху, уже ни в какие ворота не лезет.

Но не так. Он совсем не хотел, чтобы Аля считала себя пленницей. И, уж тем более, сексуальной рабыней. Разве что понарошку, в качестве ролевой игры.

И уж точно он никогда не посмел бы ее обидеть. Ни за что на свете.

Наоборот! Он доставил бы ЕЙ удовольствие… Наизнанку бы вывернулся, но заставил Алю стонать и выгибаться от своих ласк…

Ох, зря Беркут об этом подумал!

Он поменял позу, сунул руку в карман, поправился и закинул другую ногу на ногу.

– Не буду, – ответил хрипло. – Держать, как заложницу.

– Тогда, может, вернете мне сотовый? Я вызову такси? И уеду? Готова даже в старой, рваной и мокрой одежде! Только верните ее!

Она произнесла это с таким энтузиазмом и радостью, что у Беркута аж зубы заскрипели.

А ласточка даже чуть поерзала на диване, словно уже собиралась рвать когти.

Разминалась, как бегунья перед стартом.

Беркут посмотрел на графин с соком, думая, как же хочется садануть им в стену. А потом, вдогонку отправить и столик. И, наверное, еще стул.

Но вместо этого встал, налил себе еще апельсинового нектара и проглотил, почти не чувствуя вкуса.

– Как на счет признательности за то, что я вас вчера выручил? Я не заслужил? – он не сдержался – посмотрел на Алю так, как хотелось. Обвел взглядом ее изящную и одновременно очень даже соблазнительную фигурку. Ладную такую. Прямо как надо.

Ласточка настороженно вжалась в спинку дивана. Нарастающий голод по ее телу, видимо, настолько хорошо читался во взгляде Беркута, что скрещенные ноги уже ничего не скрывали. Напротив, Аля мазнула взглядом по ним – снизу – вверх. И Беркут зачем-то, отставив стакан, сложил руки в области паха. Будто прикрывал все то, что пугало ласточку.

Прикрывал, мать твою! На чистых инстинктах, не думая.

– Так что на счет благодарности?

Он видел, что загоняет ее в угол. И фигурально, и буквально.

Ласточка еще сильнее сгруппировалась, подобралась, словно готовилась к обороне. Но слова вырывались изо рта сами. Беркут почти их не контролировал. Как, собственно, и свои желания, и свое тело, и свои эмоции.

И тут Аля издала слабый, нервный смешок. Он прошелся по нервам Беркута мощным разрядом, ударив по самому больному. И следом – вдогонку – пришел хук ее ответа.

– И что же вы хотите? Орден? Или то же, что и те уроды? Только другим, более изящным способом? Менее варварским, на ваш взгляд, видимо!

Беркуту почему-то ужасно не нравилось, что она сводит все к одному. Хотя это одно не выходило у него из головы со вчерашнего вечера. С момента, когда увидел ее.

Даже не думал, что такое бывает. Поймал взглядом женщину – и все, все мысли крутятся вокруг одного. Поиметь ее. Наверное, так зверь выбирает себе самку. Гонится за ней в жару и в стужу, сбивая ноги в кровь и голодая. Лишь бы настигнуть и сделать своей парой.

Беркут даже слегка усмехнулся. И ласточка вздрогнула, будто он в нее выстрелил.

Твою мать! Как же убедить ее расслабиться?!

Беркут еще никогда так отчаянно не старался чего-то добиться. Возможно, с момента, когда пытался вылечить мать от рака. Когда буквально из кожи вон лез. На все был готов.

Работать с утра до ночи, не спать, не есть, не отдыхать.

Лишь бы все получилось…

И вот тебе на! Новость!

Оставить у себя в гостях Алю и спасти мать – разве это одно и то же?

Так почему он чувствует одинаково?

Беркут прочистил горло и попытался зайти с другой стороны.

– Аля. Как вы смотрите на то, чтобы в качестве благодарности мне за спасение вас и вашей подруги, а также доставки ее домой, погостить у меня несколько дней?

Сам не понимал – что несет.

Но слова вылетали легко – словно готовился и репетировал.

Аля нервно поерзала на диване и осторожно так уточнила:

– Что значит «в качестве благодарности»? И что значит «погостить»?

– Просто пожить тут несколько дней. Как в санатории. Без любых обязательств и правил. В качестве признательности за мою помощь. Разве я не заслужил ее?

Она изогнула красивые брови, сглотнула. На секунду затихла, словно что-то там решала в своей маленькой прелестной головке. Вдруг вскинула взгляд на Беркута и выпалила с таким видом…

Так идут в последнюю атаку солдаты, когда уже не надеются выжить…

– Зачем? Что вам от меня нужно? Да говорите уже! Хватить ходить вокруг да около! Вы все время уходите от ответа! Я уже раз сто вас спросила! Да будьте же мужиком! Скажите, в конце-то концов! Что… вам… от меня… нужно!

Аля чуть подалась вперед, но запал ее быстро иссяк. Ласточка опять забилась в угол дивана.

Массивная фигура Беркута наводила на нее ну просто непонятную панику. Глупую даже!

Разве он не мог поиметь ее, спящую? Разве сейчас она смогла бы отбиться от Беркута? Разве она могла бы хотя бы когда-нибудь от него отбиться?

И разве ее крики услышали бы за звуконепроницаемыми окнами и стенами коттеджа?

Так какого же, мать твою, Аля уставилась так, словно он уже, вот прямо сейчас ее насилует?

Зачем он ей предлагал то, что предлагал?

Действительно, зачем?!

Потому что заграбастал ее и не может выпустить из лап?

Да, так и есть! Беркут еще никогда в чем-то так болезненно, так бесконтрольно, так отчаянно не нуждался. Ни в ком и ни в чем. Так, как в этой незнакомой, совершенно чужой ему женщине. На которую хотелось смотреть. С которой хотелось разговаривать. Которую хотелось на руки…

И которую так хотелось… Словно совсем изголодался по женскому обществу.

Мда. Неандерталец ты, Беркут «все под контролем». Дикий, ненормальный неандерталец. Схватил женщину, затащил к себе в пещеру и хоть привязывай. Отпустить не можешь. Как та макака, что схватила апельсин, спрятанный в дупло, и попалась в лапы охотника, потому что отказаться от добычи уже не в силах. Так и сидит с застрявшей в дупле пятерней. Пока не получит хорошенько по башке. Или того хуже – пулю в сердце.

Свою пулю Беркут, похоже, уже получил. Прямо в сердце, ни больше, ни меньше.

* * *

Аля

Я боялась его. Боялась до колик. До ощущения, что внутри все сжалось и окаменело. До ледяного пота на руках и ногах, которые хотелось растирать и греть. Меня то и дело прошибал озноб.

И вроде бы ничего такого Беркут не делал. Даже напротив, он говорил и действовал вполне дружелюбно, не проявлял ни малейшей агрессии.

Больше того! Он вообще не делал резких движений.

Но я не понимала, что собирается предпринять этот мужчина. Не понимала ЕГО.

И от этого становилось гораздо страшнее, чем в момент, когда мужики возле трассы отчетливо показали – чего хотят от меня.

Воистину! Самое страшное – неизвестность! Когда опасность уже обозначена, ты можешь решать, как с ней бороться. А что можно сделать, если понятия не имеешь, каким боком повернутся к тебе события?

В голове вертелись серии из криминальной мыльной оперы. Как извращенцы запирали у себя женщин. Удерживали, постоянно насильничали.

А потом трупы этих несчастных находили где-нибудь в стенах дома, на участке или где-то еще…

Беркут не походил на них. Не понимаю уж почему. Я ведь его даже не знала.

Да и кто из нас видел этих преступников? Кто знает на кого они должны быть похожи? Разве не все они выглядят как добропорядочные, может даже добросердечные граждане?

А потом Беркут предложил пожить у него. С комфортом и даже с роскошью.

Предложил. Но, тем не менее, не вернул мне одежду и не отдал мобильник. То есть это было бы не совсем добровольное решение. Скорее под давлением обстоятельств. Жирных и очевидных.

По факту – выбора мне не оставили.

Лишь красиво оформили собственное решение. В отношении меня! Свободной женщины!

Боже! О чем он вообще думал? Как мог даже предположить, что я, не имея ни средства связи с близкими и родными, ни даже одежды, чтобы уйти отсюда куда хочется, еще стану на что-то соглашаться? Нет! Определенно этот мужчина и его измышления непостижимы! Недоступны нормальному человеку!

– Зачем мне у вас жить? – повторила я свой вопрос, чеканя каждое слово. Потому что Беркут выглядел так, будто сам не понимал – зачем именно.

Нет, ну правда! Он смотрел на меня совершенно однозначно. С конкретным желанием и намерением. И при этом абсолютно растерянно.

Беркут не отвечал. Изучал графин с соком так, словно тот ему злейший враг. Я посмотрела на свой невыпитый бокал. Отставила его на ручку дивана, достаточно объемную и плоскую, чтобы ничего не пролилось на палас. Чистить такой, наверное, очень дорогое удовольствие. Тут мне уже вовек не расплатиться.

Складывалось ощущение, что Беркут и сам не может решить, что со мной делать. Поэтому я решила воспользоваться ситуацией. Ковать железо пока горячо.

– Слушайте. Давайте я вызову такси. Уеду домой и немного очухаюсь. Ну правда! Ночка была та еще! Вы же сами это прекрасно знаете! А потом я подумаю над вашим предложением? А? Ну не будете же вы держать меня здесь в плену? Как те маньяки-извращенцы из криминальной хроники?

Беркут рубанул рукой по воздуху, словно рубил мясо. Затем встал и прошелся по комнате. Остановился напротив, сверля меня привычным парализующим взглядом.

Помолчал еще. Прищурился. Прокашлялся с уже знакомой мне хрипотцой и, вскинув бровь, уточнил:

– То есть бассейн, вино, вкусный завтрак и отдых в моем лесу не вариант?

Я решительно мотнула головой.

– Ну должны же вы понимать, как все это выглядит!

– Да, мать твою! Понимаю! – прорычал он. И заметив, что я пытаюсь слиться с фоном, резко сменил тон на более нейтральный: – Бесполезно вызывать сюда такси. Это закрытый поселок. Ни одно такси не проедет через пункт охраны.

Да. Я слышала про этот закрытый поселок, где живут богатейшие люди города. А то и страны. И где просто так землю не купишь, даже если ворочаешь миллионами. Нужно еще иметь определенные связи… Попасть в определенные круги общества…

Потому, что когда-то здесь располагался заповедник. И земля, и лесные угодья были самыми чистыми, самыми нетронутыми цивилизацией, нежели где-то еще.

А потом верхушка КГБ как-то отжала себе кусок этих самых «нетронутых» земель…

Чекисты остались в прошлом, переселились в учебники истории. А новые хозяева жизни, страны, ее земель и вод, немедленно воспользовались экологически чистым кусочком пригорода.

Теперь я убеждалась еще больше, насколько же Беркут непрост.

И для меня это ничего не упрощало. Я поковырялась в себе, пытаясь нарыть еще хоть небольшие, но крохи смелости. Может даже дерзости. В конце концов, терять мне было уже нечего.

Я была загнана в угол. А в этом состоянии инстинкт самосохранения порой отдает бразды правления ярости и злости.

Именно так со мной и случилось. Оцепенение, какая-то внутренняя паника, которая глушила все порывы и резкие жесты, во избежание… спали с меня в одном мгновение. Адреналин оглушил так, что в ушах загудело.

Я поднялась, кутаясь в простынь, и произнесла достаточно громко, пожалуй, даже прикрикнула:

– Я вам не игрушка для богатого развращенного самца! Я – свободная женщина! И если я вам благодарна, это еще не значит, что в порыве этого чувства я стану вашей бесплатной подстилкой! Если уж вам так неймется, настолько приспичило, вызовите элитную проститутку!

Беркут резко подался вперед, сжал кулаки до побелевших костяшек.

Я отшатнулась и завалилась на диван, в ужасе глядя на мужчину.

Казалось – еще секунда – и он набросится. Не знаю с какой целью: поколотить или поиметь.

Но набросится точно.

Глаза Беркута сверкали ярче ночных фонарей. На лице застыло странное, пугающее выражение. Смесь досады и боли. Очень сильная, гремучая, взрывная. Тело Беркута настолько окаменело, что каждый мускул вздулся бугром, и синяя сетка вен проступила на мощных руках и шее.

Он так сцепил зубы, что скулы очертили лицо жесткими линиями, добавляя ему хищности и даже свирепости.

Я как упала на диван, так и лежала. Боялась даже слегка шевельнуться.

Только моргала и смотрела на Беркута. Который почти занес ногу для шага и вдруг остановился как вкопанный.

Еще какие-то мгновения, когда вся жизнь пробежала у меня перед глазами, он просто стоял и смотрел.

Я видела, как на шее Беркута бьется жилка и хотела провалиться сквозь пол. Выпрыгнуть в окно. Да куда угодно деться от него и его взгляда. Его власти. Его силы. Которым мне сейчас нечего было противопоставить. Кроме жалкой мольбы о пощаде…

Я перепугалась так, что чувствовала пульс даже где-то в районе солнечного сплетения. Меня буквально скрутило холодной волной мурашек. Желудок намертво прилип к позвоночнику.

– Да… – Беркут очень грязно выругался и вдруг стремительно рванул к двери из комнаты, попутно разрубая воздух мощными махами рук.

Я уже боялась, что меня просто запрут. Вскочила, метнулась за Беркутом. В каком-то едином порыве. Презрев страх, нерешительность и панику. Даже не пытаясь прикинуть – что планирую делать дальше. Драться с громадным, спортивным мужиком? За возможность выйти из двери?

Отличное решение, ничего не попишешь!

Даже не знаю, чего я сейчас больше страшилась – того что он уйдет, заперев меня здесь или того что останется…

Однако Беркут неожиданно притормозил, и я с трудом остановилась, чтобы не впечататься в его мощный торс.

Шарахнулась в сторону. Потому что приближаться к нему после последней сцены уже не рисковала.

Беркут вдруг сосредоточился прямо на моей груди. Несколько секунд, показавшихся мне вечностью, мужчина молчал и только пялился. При этом взгляд его был влажным и мутным. Совершенно лишенным связности мысли.

Затем Беркут вдруг посмотрел мне в лицо так, словно я его подстрелила. И он сам поражается, как так вышло. Вроде бы надел бронежилет, прикрылся щитом – и на тебе… Пуля в самом чувствительном месте.

Я отшатнулась. Мужчина криво усмехнулся, обнажая белоснежные, ровные зубы – страшный сон любого стоматолога.

– Сейчас тебе принесут новые вещи. Оденешься. Позвонишь по быстрому набору моему водителю и тот отвезет тебя домой.

Беркут цедил слова. Медленно, как будто каждое выдавливал из себя ценой невероятных усилий. Словно каждое ему дорогого стоило… Однако говорил уже без прежнего нажима, без прежнего давления и раздражения.

– Эм… У меня же нет телефона…

Я отступила еще на шаг. Беркут снова оскалился в какой-то неприятной, болезненной улыбке. Словно он умирает и пытается не подать виду. Нет, ну правда. Так все и выглядело.

– Стой тут! – скомандовал он и я инстинктивно замерла как вкопанная.

Потому, что чувствовала – мужчина на грани. Почему и на какой именно, я не понимала. И, честно говоря, понимать не хотела. Я лишь хотела, чтобы все закончилось.

Беркут выскочил из комнаты, словно я метала в него дротики или палила из автомата не переставая. И не успела я задаться вопросом – что теперь делать и как быть – как на пороге появился другой мужчина.

Высокий, жилистый, с черными волосами и серебристой сединой на висках. Серьезный такой.

Весь в черном. В толстовке и свободных джинсах. В ботинках на толстой рифленой подошве.

– Держите. Мой номер на быстром наборе. Я водитель Борислава Владимировича. Жду, когда переоденетесь.

С этими словами мужчина, словно заправский волшебник, вытащил из-за спины кулек и бросил его на диван. Туда же полетел и мой смартфон.

После чего «водитель» вышел вон.

Я подошла к кульку, присела на край дивана и с шелестом развернула белесую оберточную бумагу.

Внутри, в запаянном пакете, лежали абсолютно новые кожаные лосины, очень дорогой марки. Я к таким только присматривалась, облизывалась и проходила мимо. В другом оберточном пакете обнаружилась синяя блузка. Длинная, приталенная. Очень красивая. Судя по бирке, из ограниченной коллекции. В самом низу лежало белье.

Хлопковое, точь-в-точь, как мое. Только совершенно новое и пахнущее так, будто его еще и тщательно выстирали.

И не успела я подумать о своих босых ногах, как дверь щелкнула и возле нее появились кожаные полусапожки на удобном квадратном каблучке.

Черт! Какие же красивые!

Наверное, не стоило принимать подобные дорогие подарки. Кто знает, какой «благодарности» попросит за них Беркут. Я уже успела убедиться, что представления о благодарности у нас с ним разительно отличаются…

Но не ехать же домой голой? Или босиком?

Это было бы уже слишком.

Я оделась довольно быстро. Нервозность нынешнего утра подгоняла, не позволяя расслабиться и действовать спокойно.

Вещи словно шили прямо на меня. Сидели они как влитые.

Ткань приятно прилегала к коже. Я получала истинное удовольствие от того, что просто ношу эту одежду.

Ну еще бы! При такой цене вещи должны еще и песни петь и анекдоты травить.

В моем смартфоне, на быстром наборе, и правда, обнаружился телефон под кодовым названием «водитель Беркута». А еще чуть ниже и сам «Беркут» значился над цифрами длинного номера.

Стоило мне набрать «водителя», как тот вошел в комнату, будто дежурил под дверью.

Потом мы спустились на первый этаж огромного особняка.

Беркута нигде не было видно. И я даже не знала – радоваться этому или же огорчаться.

Странные контрастные ощущения охватили все мое существо. Даже почему-то стало досадно, что Беркут меня не провожает. Хотя бы взглядом, хотя бы издалека.

Однако мы вышли из дома, сели в громадный синий внедорожник и уже спустя несколько минут летели по трассе.

Глава 3

Беркут

Он и сам не мог понять – на что рассчитывал. О чем думал, когда предлагал Але остаться, поплавать в бассейне и погулять в лесу. Женщина его совершенно не знает. Не понимает – чего он хочет от нее, чего добивается. А одно желание буквально выпирает из его штанов. И это после того как те ублюдки едва не изнасиловали ЕГО ласточку.

С чего Беркут вдруг подумал, что она согласится?

Он не знал.

Правда, не знал.

Но почему-то ждал ее полного согласия. Даже не так – жаждал ее согласия. Так, как давно не жаждал выгодных контрактов или безоговорочной победы над конкурентами. Так, как, наверное, жаждал лишь одного – выжить в той жуткой аварии на трассе…

Когда кнут высоковольтного провода хлестал по всем, кто попадался у него на пути.

Однако Аля охладила пыл Беркута. Вернула ему понимание реальности. И четко дала понять – как выглядят его действия.

Как действия извращенца, который запер у себя женщину, чтобы иметь, иметь и еще раз иметь.

Нет. Не так он хотел с ней общаться. Совсем не так.

И от одного этого предположения, да нет – обвинения – высказанного так, словно Аля уже ничего не боится – все ставит на карту, чтобы спасти себя от ужасного насильника, у Беркута совсем поехала крыша. Отказали тормоза. Слетел к чертям собачьим весь самоконтроль.

Какие-то минуты он боролся с собой. А это выходило гораздо хуже, чем бороться с теми ублюдками, что пытались поиметь ласточку.

Кровь ударила в голову, аж перед глазами все на минуту поплыло и черные мушки заплясали уродливый танец. В ушах загрохотал пульс. Почище какого-нибудь барабанщика из группы, что играет тяжелый рок или металл.

Беркут так весь напрягся, что некоторые мышцы свело спазмами.

При этом ласточка крайне удачно опрокинулась на диван. В складках простыни мелькнуло то самое место… Красивый, яркий цветок: нежный, манящий.

И вся кровь Беркута, только что хлынувшая в голову, тотчас ухнула совершенно в другое место. Под ложечкой мгновенно растекся жар, ударил в пах горячей волной.

Глаза ласточки расширились. Она обняла себя руками, кажется, даже не осознавая. Инстинктивно сгруппировалась.

Беркут не собирался на нее нападать. Он даже сам не знал – что собирается сделать.

Просто эмоции вдруг так накрыли…

Казалось, воздух наполнился иголками, колол кожу и грудь, как во время мороза. И одновременно обжигал.

А взгляд ласточки, действительно, вымораживал. Или это Беркут вымораживал Алю?

Все перепуталось, потому что мир Беркута вдруг схлопнулся до масштабов одной комнаты, где находилась сейчас эта женщина. Даже не так – его мир схлопнулся вокруг ласточки. И одновременно она наполнила его новыми красками, ощущениями, впечатлениями. Правда, сейчас они были не самыми приятными и уж совсем не обнадеживали. Рождали какие-то дикие мысли, порывы.

Тело само просилось к ласточке. В голове крутились безумные фантазии. Схватить ее, встряхнуть, заставить успокоиться. Прижать к стене, чтобы прекратила ежиться, будто он планирует что-то ужасное.

Заставить, вынудить, наконец-то, понять его. Понять, что ему просто сложно ее отпустить. Не потому, что у него какие-то извращенные планы. А потому, что в ней заключен сегодняшний его день…

Беркут вдруг ощутил, что еще минута – и инстинкты возьмут свое.

Поэтому он и сбежал.

Чтобы не думать о том, как же отчаянно-сложно принять, что она все-таки уезжает. Не пытаться найти новые аргументы. Которых решительно не хватало. Потому, что они ничего не стоили в глазах ласточки, а значит – и в глазах Беркута.

Сбежал.

Чтобы не видеть ее тела: белого, соблазнительного до одури, прямо до эротических снов наяву.