Полная версия
Колбасьев был одновременно убедителен, мягок и настойчив. Он приводил все новые и новые аргументы, он по-отечески призывал Максима задуматься о будущем и даже цитировал роман «Как закалялась сталь»: «Жизнь дается человеку один раз…» Но чем дольше адвокат убеждал, тем неуютнее становилось протрезвевшему Максиму. Он вдруг заметил, что час уже поздний, в квартире царит полумрак, а висящая напротив африканская маска в отсветах каминного пламени гадко скалится и даже вроде бы гримасничает…
В конце концов, Максим свернул разговор, сославшись на то, что полон информацией по самое некуда. Надо все обдумать, взвесить; и вообще, такие решения с кондачка не принимаются… Колбасьев, так и не получивший ответа, отпустил гостя с явной неохотой. Договорились встретиться снова через три дня.
Эти дни Максим провисел в Интернете, изучая всю доступную информацию о вуду. Он окончательно понял, что странное предложение Колбасьева для него неприемлемо. Описание вудуистских ритуалов и церемоний вызывало омерзение, при мысли о жертвоприношениях тошнило, язык заклинаний звучал враждебно и угрожающе. Эта магия была не для Максима. Она и он были органически несовместимы. Конечно, где-то в подсознании тлела мысль о сверхвозможностях, а значит, о деньгах, женщинах, роскоши, карьере, о многом другом, на что не хватает фантазии… Но такую цену Максим платить не хотел даже за все это вместе взятое. И еще вчера глубоко симпатичный ему Колбасьев начинал казаться дьяволом-искусителем со стандартным предложением: бесчисленные блага в обмен на душу человеческую…
При следующей встрече Максим вежливо, но категорически отказался.
Колбасьев выслушал отказ спокойно, даже с легкой улыбкой, но за внешней корректностью Максим ощутил напряженность.
− Вы делаете колоссальную ошибку, − негромко заметил адвокат. − Вы даже не подозреваете, от чего отказываетесь.
− Может быть, − покладисто сказал Максим. − Каждому, как говорится, свое. Видать, невысокого полета я птица.
− Высоту полета, мой друг, каждый выбирает сам для себя… Для очистки совести не могу не задать вопрос: вы хорошо все обдумали? Это окончательное решение?
Максим кивнул. Разговор тяготил его, очень хотелось встать и уйти.
− Ну, стало быть, и говорить больше не о чем. Забавно, давно я так не ошибался в людях… Но вот какая штука: что прикажете с вами теперь делать?
Максиму очень не понравилась формулировка. И уж вовсе не понравилось ему в этот момент лицо Колбасьева: обычно моложавое, гладкое, оно вдруг заострилось, осунулось и пошло морщинами. Максим начал закипать.
− А что вы можете со мной сделать? − вызывающе спросил он. − И, главное, с какой стати? Вы сделали мне предложение, я его отклонил. Точка! Никто никому ничего не должен.
− Вы так думаете? Инициатива разговора была ваша. Вы чрезвычайно трогательно жаловались на жизнь, не так ли? Вы просили меня поделиться рецептом успеха. И вот я из симпатии и жалости открыл вам величайший секрет. Я надеялся, что вы разделите его со мной и моими единоверцами. Но вы отказались. − Колбасьев подался вперед и буквально вцепился взглядом в Максима. − Никто… понимаете ли вы это слово?.. никто не знает о нас и нашем обществе. Полная тайна есть залог и условие нашего существования. Получается, что отныне я, мы все зависим от вашей скромности и умения держать слово. Хранить секрет вы обещали, но человек-то, по определению, болтлив и слаб… И я снова задаю вопрос: что с вами делать? − закончил он со странной улыбкой.
− Попробуйте убить, − посоветовал Максим. Сдерживая охватившее бешенство, он поднялся, сунул руки в карманы и посмотрел на Колбасьева сверху вниз. − Вы мне надоели со своим вуду, ясно? Что касается моей скромности, то на нее вполне можете положиться. Да и секрет ваш не из тех, что разглашают. Ну, шел человек по улице, чуть не вляпался в кучу собачьего дерьма, − о чем тут говорить? О таком молчать надо…
Вспылив, Максим уже не выбирал выражения. Но Колбасьев, как это ни странно, не обиделся. Напротив, он заметно расслабился и даже улыбнулся, словно грубость Максима развеселила его.
− Ну и ладно, − мирно сказал он, поднимаясь в свою очередь. − Как говорится, насильно мил не будешь. Не сердитесь, Максим, я погорячился. Безусловно, я вам верю и вообще предлагаю закрыть тему.
− Принимается, − буркнул парень. Ему уже было неловко за свою резкость.
− А чтобы не держать друг на друга зла, − продолжал Колбасьев, − не соблаговолить ли нам по стопке коньяка? Так сказать, в знак согласия и примирения?
Не дожидаясь ответа, он увлек Максима на кухню, сам полез в бар за бутылкой и рюмками, а Максиму дал в руки нож и распорядился нарезать лимон. На третьем ломтике лезвие соскользнуло с твердой кожуры и глубоко врезалось в большой палец.
− Ексель-моксель, − растерянно выругался Максим. − Извините, Зураб Матвеевич, я вам тут стол кровью залил.
Колбасьев заахал, принес пластырь и быстро залепил рану. Они выпили, с полчаса потрепались о разной ерунде, после чего Максим с чувством облегчения откланялся.
Ночью Криволапов проснулся от собственного крика. Ему приснился здоровенный полуголый негр в шаманской маске с большим закопченным ножом в руке. Негр склоняется над Максимом, привязанным к жертвенному столу, с явным намерением перерезать горло. При этом он нараспев бормочет заклинание, от звуков которого в жилах леденеет кровь. И почему-то в безобразных чертах маски проступает знакомый лик адвоката Колбасьева…
Этот сон преследовал Максима целую неделю, и всякий раз он просыпался в холодном поту. Но и тогда в ночной темноте продолжал мерещиться черный колдун, в шорохах за окном чудилось зловещее бормотание, в ушах звучал бой магических барабанов… За эту неделю он осунулся, измучился и начал бояться собственной тени. В довершение всего возникло стойкое ощущение, что за ним следят. Несколько раз, проезжая по городу, он замечал идущую следом «семерку» с номером 558, за рулем которой сидел неприметный человек среднего возраста в темных очках. Максим стал раздражительным и рассеянным, ежедневные служебные отчеты запестрили ошибками, и ему намекнули, что с такой работой о карьерном росте можно забыть.
Родители, встревоженные болезненным состоянием сына, буквально за руку отвели его на прием к Бормоталову, который был хорошо известен в городе как искусный, опытный психотерапевт. Но беда в том, что на естественный вопрос о причинах такого состояния Максим ответить не мог. Да и как объяснить, что его пытались утянуть в колдовскую секту. Что он решительно отказался. Что кошмары, бессонница, нервный срыв, скорее всего, не случайны − инициированы мстительным Колбасьевым, который за многие годы наверняка овладел магическими навыками. Разве такое расскажешь?.. Максим сбивчиво говорил о семейных и служебных проблемах, прекрасно понимая, что опытный врач ему не верит. Тем не менее, Бормоталов назначил ему лечение и велел повторно явиться на прием через неделю.
По пути домой Максим вновь обнаружил, что у него на хвосте висит заляпанная грязью «семерка» с номером 558. Нервы не выдержали. Подпустив преследователя поближе, Максим резко затормозил. «Семерка» остановилась буквально в десяти сантиметрах, чудом не врезавшись в него…
Глава пятая
Маски сброшены
− Занят! − рявкнул я по селектору, отвечая на робкие домогательства референта Наташи. − И Денисову скажи, чтобы планерку провел сам, без меня.
Вообще-то первая планерка после возвращения руководителя без руководителя − это нонсенс. Но я был слишком увлечен историей Бормоталова, которая ощутимо близилась к кульминации.
В одной из конан-дойлевских новелл о Холмсе есть персонаж − солидный, положительный, образцово-показательный британец, существо настолько респектабельное, что полиция на веру принимает все его показания, хотя свидетельствовать ему приходится совершенно невероятные дела… Бормоталов напоминал мне этого британца. Более чем странные вещи, о которых он повествовал, в его устах звучали правдоподобно, почти естественно.
…Выскочив из машины, Максим подбежал к «семерке», рванул переднюю дверцу и буквально выволок водителя за шиворот. В крови бушевал адреналин, взгляд туманила злость, хотелось бить, крушить и топтать. От сильного рывка с носа преследователя упали темные очки. Яростно уставившись прямо в глаза, Максим приготовился учинить ему матерный блиц-допрос, как вдруг…
Как вдруг он увидел, что глаз-то, собственно, и нет.
Вместо них матово блестели белесые буркалы, напрочь лишенные зрачков и какого-либо выражения. Это было так неожиданно и страшно, что Максим отшатнулся. Водитель равнодушно и слепо таращился на обидчика, не делая попыток вырваться. В молочно-белых шариках квази-глаз, точно в крохотных зеркалах, Максим увидел собственное отражение: перекошенное лицо, растрепанные волосы… Потом отражение исчезло, а вместо него из белесой глубины выплыла физиономия Колбасьева, расцвеченная добродушной улыбкой.
Максим закричал и прикрылся рукой, как от удара. Давясь ужасом, спотыкаясь, он кинулся в машину и газанул так, словно спасался от киллера. Он летел, нарушая правила движения. Окружающий мир терял привычные очертания, грань между явью и фантастикой расплывалась, и парень чувствовал себя на пороге безумия.
Вечером того же дня Максим впервые ощутил боль.
Это была странная боль. Она приходила неожиданно, из ниоткуда, и короткими импульсами била в голову, сердце, печень, доводя до стона. Потом так же внезапно исчезала. Врачи вызываемой «неотложки» разводили руками и делали обезболивающие уколы. Но что уколы? Несколько дней назад, роясь в интернет-материалах о вуду, Максим наткнулся на целый раздел, посвященный магическим обрядам и заклинаниям. Среди описанных ритуалов был и такой: инвольтация. Колдун из воска лепит человеческую фигурку, добавляет в нее волосы, ногти или кровь своего недруга и после длительного чтения сложных заклинаний начинает колоть куклу раскаленной иглой. При этом человек-прототип, независимо от того, где он находится, испытывает сильную боль именно в тех местах, которые поражает колдовская игла.
Максим невольно вспомнил, как во время последней встречи с Колбасьевым, нарезая лимон, поранил палец и залил кровью кухонный стол. Высохшие кровяные чешуйки − прекрасный материал для инвольтации. И эти невесть откуда свалившиеся на него изнурительные приступы колющей боли… Неужели ему суждено испытать на себе черную силу?
Стыдясь собственной слабости, Максим позвонил Колбасьеву.
− Все, что происходит, ваша работа? − спросил он без предисловий.
− А что, собственно, происходит, мой друг? − благодушно ответил Колбасьев вопросом на вопрос.
− Бросьте прикидываться! − закричал Максим. − Меня мучают кошмары, за мной следит какой-то слепошарый зомби, от приступов боли не сплю, не ем… И все это началось после нашей последней встречи. Хотите сказать, что вы здесь ни при чем? Простое совпадение?
Колбасьев долго молчал. Потом он вдруг расхохотался. От звуков хриплого, скрежещущего, нечестивого смеха Максим покрылся холодным потом.
− Ну что ж, − сказал наконец адвокат, − маски долой, не так ли? Вы все правильно поняли, Максим. Вы неглупый человек, но поступили, как последний болван. Вам сделали предложение, от которого нельзя отказаться. А вы все-таки отказались. Вот и пеняйте на себя.
Теперь замолчал Максим. Ему было страшно, как никогда в жизни.
− А если я все-таки соглашусь? − упавшим голосом спросил он.
− Поздно, − отрезал Колбасьев. − В наше общество вступают лишь добровольно. Вы упустили свой шанс, ясно? Прощайте.
− Подождите! − закричал Максим. − Перестаньте мучить меня! Оставьте меня в покое! Или я выведу вашу банду на чистую воду! Я сделаю заявление для прессы, пойду в прокуратуру…
− Лучше сразу к президенту Российской Федерации, − посоветовал адвокат, звучно зевая. − Вот только дойдешь ли? Что-то мне подсказывает, что нет… Ты и жив-то, пока молчишь. Понял, щенок?
С этими словами Колбасьев положил трубку.
Максим лег спать и проснулся с чувством обреченности. Равнодушно съел завтрак и равнодушно поехал на работу. Было совершенно непонятно, что делать и как жить дальше. Он скоротал день на автопилоте и вечером, по инерции же, отправился на повторный прием к Бормоталову. Надо же было хоть куда-то пойти. В помощь врача Максим уже не верил, хотя очень хотелось, в ответ на тревожные вопросы, откровенно рассказать, что с ним действительно происходит. Выговориться…
− Ну, а дальше, как вы знаете, я его загипнотизировал, и в трансе Максим все это мне рассказал, − закончил Бормоталов.
− Что было потом? − быстро спросил я.
− Потом я вывел его из гипноза. Сказал, что теперь все знаю и попытаюсь ему помочь. Я позвонил своему приятелю, главврачу госпиталя при мужском монастыре. Я попросил срочно госпитализировать моего пациента, провести комплексное обследование и, главное, совершить над ним христианские обряды. Окропить святой водой, прочитать молитвы против нечистой силы… Подробности пообещал потом. Я сам отвез Максима в госпиталь. Сам позвонил его родителям. Практически уже ночью…
Впервые за время разговора Бормоталов поднялся и сделал несколько шагов по кабинету. Уставился в окно, за которым валил мокрый снег.
− Это все? − спросил я, нахмурившись.
− Почти, − сказал Бормоталов, не оборачиваясь. − Через три часа после госпитализации Максим умер. Обширный инфаркт миокарда. Проще говоря, разрыв сердца. Вот теперь все…
Глава шестая
Могучая кучка
− Умеют же некоторые директора нагрузить подчиненных на ночь глядя, − кротко сказал Марк Наумович, поглаживая седую бородку.
− Это упрек или комплимент? − осведомился я.
− Это констатация, − невозмутимо ответил Марк Наумович.
Действительно, совещание в узком кругу я назначил поздно, когда почти весь народ уже разбежался по домам. Раньше не получилось. Проводив Бормоталова, я долго обдумывал его историю. Единственное, до чего додумался, это собрать самых близких и доверенных сотрудников, чтобы поделиться информацией и решить, что с ней делать. И теперь самые близкие и доверенные, числом три, сидели у меня в кабинете, запивали рассказ кофе с коньяком и вид при этом имели озадаченный. Понятно, что не коньяк с кофе были тому причиной… В ожидании конструктивных мыслей и предложений я курил, со скрытой симпатией разглядывая свою гвардию.
Вот Юра Денисов, заместитель. Старый товарищ. Умница. Великолепное перо. И, увы, весьма посредственный менеджер. К сожалению, это выяснилось лишь тогда, когда агентство стало на ноги, хозяйство разрослось, и у заместителя наряду с творческими функциями появились также административные. Тут-то и обнаружилось, что в качестве зама Юра не тянет… И что прикажете делать? Увольнять? Понижать? Мало того, что друг, так еще отец двух детей и муж тяжело больной жены. В общем, рука не поднялась. Взамен, внутренне ругаясь последними словами, перераспределил часть его обязанностей между собой и референтом Наташей. Нет, не выйдет из меня капиталиста…
Вот Марк Наумович Лейкин, редактор-консультант. Умом − компьютер, знаниями − живой Интернет, внешностью − вылитый Лев Давыдович Троцкий… В редакции, где он трудился до перехода в агентство, его деликатно, хотя и упорно, пытались отправить на пенсию. А он вежливо и настойчиво сопротивлялся. Я согласился взять его к себе, дал хороший оклад и потребовал, чтобы он работал в «Убойных новостях» до гробовой доски. Никакого альтруизма! Другого такого опытного редактора, мудрого советчика и превосходного человека еще поискать…
И, наконец, Наташа Житина, референт. Себя она, впрочем, называет прислугой за все. Это потому, что кроме основной работы ей приходится делать вещи, до которых не доходят руки у меня или у Денисова. Упорная, методичная, привыкшая работать много и системно, очень хороший менеджер с мужской хваткой. Что, впрочем, не мешает ей оставаться весьма привлекательной девушкой неполных тридцати лет. Блондинка с короткой стрижкой «каре», большие темно-медовые глаза, безупречная фигура… А глубокий голос-контральто! А теплый грудной смех! Диво ли, что мои журналисты штабелями валятся к ее ногам в надежде, что сжалится, подберет… Однако Наташа любит только меня.
Это выяснилось полгода назад, во время корпоративной вечеринки. Выпитое ли шампанское тому виной, полумрак ли ресторанного зала, только привычная сдержанность изменила Наташе. Пригласив меня на белый танец, она с каждой минутой прижималась все крепче, а потом вдруг выдохнула в ухо: «Григорий Александрович… а знаете, я вас люблю!..» Видит Бог, ответ мне дался тяжело: «Наташа, девочка моя… красивая, умная, славная… ну зачем тебе старый чемодан вроде меня?..» Словом, девушка раскрыла сердце и получила отказ.
Самое смешное, что никаких видимых причин для отказа не было. К тому времени я уже развелся, постоянной пассии не имел, а незамужняя Наташа была способна вскружить голову кому угодно, включая директора. Но по возрасту я годился ей в отцы. И потом, служебные романы хорошо заканчиваются только в кино. К тому же бывшая жена с ее фотомодельной внешностью напрочь отбила у меня тягу к эффектным женщинам… Близость молодой красивой помощницы приятно волновала кровь; на этом платоническом уровне я и хотел сохранить наши отношения. Хотя тот же Денисов на правах друга не раз удивлялся моему идиотизму.
После того вечера мы оба делали вид, что ничего не случилось. Но влюбленность Наташи постоянно прорывалась во взглядах украдкой, во вздохах, в стремлении как бы невзначай остаться вдвоем. С этим я ничего не мог поделать. Да и не хотел, честно говоря. Нерастраченную нежность Наташа отдавала работе. У нее все спорилось, я был за ней, как за каменной стеной, и это меня вполне устраивало. Боюсь, в таком отношении присутствовал элемент цинизма, но что взять с эксплуататора…
Однако вернемся к делу.
− Ну-с, господа могучая кучка, излагайте. Мысли, мнения, комментарии, − приветствуется все, не стесняйтесь, − произнес я, открывая дискуссию.
− Полный бред, − с ходу заявил Юра.
− А может, и не полный, − задумчиво сказал Марк Наумович.
− А если не бред? − негромко спросила Наташа.
Помолчали. Я окинул свою гвардию поощрительным взглядом.
− Продолжайте, продолжайте. Давайте обмениваться. Чтобы, значит, процесс пошел.
− Куда? − риторически вопросил Денисов. ─ По словам Бормоталова, в Нижневолжске действует подпольный кружок вудуистов. «Умелые зомби», понимаешь. И широкие (ну, может, узкие) массы трудящихся в свободное от работы время настойчиво овладевают основами черной магии. Причем небезуспешно… И ты предлагаешь во все это поверить? На основании одного лишь рассказа врача-психиатра? Чтобы ты знал: есть масса примеров, когда психиатры, наобщавшись с пациентами, сами получают сдвиг по фазе. Тебе не кажется, что это как раз наш случай? По крайней мере, в это проще поверить, чем в африканское колдовство на берегах Волги.
− Ну что ж… Позиция скептика ясна, ─ подытожил я. ─ Другие мнения будут?
Марк Наумович кашлянул.
− Ну, не то чтобы другие… Информации почти нет, судить очень трудно. Но, понимаете ли, на седьмом десятке приходишь к мысли, что в жизни бывает абсолютно все. И ничего отметать с порога нельзя. Ты вот говоришь, что бред, − продолжал он, повернувшись к Денисову. − А кто в прошлом году писал про верхнереченского волхва?
Ничего не скажешь, уел… Действительно, с год назад по заказу толстого оккультного журнала «Вихри враждебные» наше агентство подготовило большой иллюстрированный материал про потомственного волхва, проживающего в одном из районов Нижневолжской области. Писал как раз Денисов, и статья получилась захватывающая. Сам-то старик Ратибор (одно имя чего стоит!) отмалчивался, да и соседи-хуторяне не слишком откровенничали. Но в свой покосившийся дом Юру с фотокором Сизокрыловым Ратибор все-таки пустил. И ребята своими глазами увидели во дворе капище с разожженным огнем, которое окружали врытые в землю деревянные, грубо тесаные фигуры языческих богов. Как удалось узнать, старик лечит от любой хвори что людей, что скотину. А председатель поселковой администрации подтвердил: случись засуха, бегут к Ратибору, и он всякий раз помогает − высвистывает дождевые тучи… Тот же председатель не для печати сообщил, что как-то раз, навещая старика, застал его в компании двух здоровых волков. Зверюги, потупившись, сидели на задних лапах, внимали тихой, строгой речи волхва и, судя по выражению серых морд, в чем-то каялись…
Надо признать, что материал о Ратиборе стал настоящей сенсацией. Со ссылкой на «Убойные новости» его процитировали несколько изданий, хорошо прозвучал он и в Интернете. Магическая тема в славянском контексте выглядела интересно, свежо, в какой-то мере ─ патриотично. «Пора, пора уже вернуться к духовным истокам и показать миру глубины исконно русского ведовства, ─ взволнованно писал мне по электронной почте известный литератор-почвенник Иван Гнедых. ─ Сколько можно пичкать читателей баснями об эльфах, гоблинах, гномах и прочей западной нежити! Не вампир, а упырь, не ведьма, а Баба-Яга, не полтергейст, а проделки домового, не кельтский друид, а славянский волхв… Вот это ─ свое, корневое, не заемное!» Смеялись, помню, всем агентством …
В общем, прославили мы Ратибора. Уж не знаю, нужна ли была ему такая реклама или нет, только повел он себя самым благодарным образом. Как-то поутру, приехавши в город, ввалился он в агентство, да не с пустыми руками. Меда привез с собственной пасеки, грибов сушеных, рыбы вяленой и брякнул все это богатство прямо мне на стол. Тут-то мы с ним и познакомились. Старик мне понравился, и я ему, чувствую, тоже пришелся по душе.
С тех пор он изредка заезжал ко мне в агентство или звонил по мобильному телефону, поздравляя с праздниками. Чудный был дед, хотя и с большими странностями. Одевался крайне старомодно, из карманов постоянно торчали пучки пряно пахнущих трав, а перед тем, как переступить порог кабинета, озирался по сторонам и что-то бубнил под нос, делая замысловатые движения руками. И почему-то всегда глядел на меня слегка настороженно…
− Ну, писал, − буркнул Юра. − Мало ли о чем я писал за четверть века беспорочной творческой службы. Сам-то я этих чудес не видел…
− Не оправдывайся, обскурант, − безжалостно перебил я. − Один-ноль в пользу Марка Наумовича. − Я перевел взгляд на девушку. − Твое слово, Наталья.
− У меня пока что одни вопросы, − заявила Наташа, морща высокий чистый лоб.
− Ну, так задавай.
− Вопрос первый: какими доказательствами того, что Бормоталов не врет, мы располагаем?
Наташа, как всегда, зрила в корень. Лейкин одобрительно закивал головой. Я развел руками.
− Прямых доказательств нет. Но есть некоторые косвенные. Я успел сделать кое-какие звонки, навел справки. Максим Иванович Криволапов, двадцати восьми лет от роду, менеджер торговой фирмы «Престиж», действительно скончался нынешней ночью в монастырском госпитале от инфаркта. Что, кстати, само по себе довольно странно. Инфаркты, конечно, молодеют, но не до такой же степени…
Далее. Не знаю, как насчет прочих психиатров, − я кольнул взглядом Юру, − но Бормоталов характеризуется как опытный, уважаемый, вполне адекватный член медицинского сообщества. Масса публикаций, успешная практика, безупречная репутация. Спрашивается: с какого перепуга почтенный доктор будет вешать лапшу на уши? Да еще такую лапшу?
И, наконец, Колбасьев…
Я замолчал.
− Ну, ну? Чего остановился? − нетерпеливо спросил Денисов.
− Марк Наумович, что у нас есть на этого деятеля? − негромко спросил я.
Лейкин, человек невероятно информированный, с первых же дней в агентстве по собственной инициативе принялся составлять досье на нижневолжский истеблишмент, который представляет или может представить интерес для «Убойных новостей». В архиве Марка Наумовича фигурируют политики, бизнесмены, силовики, юристы, криминальные авторитеты… После одного случая старик по моей просьбе завел файл и на Колбасьева.
− Кое-что есть, − скромно произнес аксакал. − Вообще, фигура любопытная… Недавно, кстати, отметил пятидесятилетие. Уроженец Нижневолжска, школу закончил с золотой медалью. Поступил в МГУ и вышел оттуда с юридическим дипломом. Пока все складывалось отлично, а вот дальше − скука зеленая. По распределению вернулся домой, стал работать юристом в Облсовпрофе и застрял там на двенадцать лет. Должность средняя, заработок тоже. Зато с перестройкой он встрепенулся. В тысяча девятьсот восемьдесят девятом году открывает юридический кооператив и переквалифицируется в адвоката. Чуть веселее, однако звезд с неба по-прежнему не хватает. Звезды начнутся потом…
Старый интриган сделал паузу (так и тянет сказать: скушал «Твикс») и окинул аудиторию пытливым взглядом.
− Но с тысяча девятьсот девяносто шестого года все меняется, − продолжал он. − Именно в этом году олигарх Петровский скупил в Нижневолжске более десяти крупных пищевых предприятий, причем чуть ли не одномоментно. На пресс-конференции он сообщил, что как уроженец и патриот Нижневолжска принял решение инвестировать в промышленность региона до четверти миллиарда долларов. И вообще подумывает, не перебраться ли на старости лет в родные палестины. Во всяком случае, участок земли под Нижневолжском, в местечке Лягушкино, уже куплен…
