Падающие тени

– Пересядь туда, – Магнус кивает за освободившийся стол. – Там почище.

Магнус знает, кто я. Бывает, на его пыльном телике под потолком появляется мое лицо, и Магнус делает потише: знает, как меня это бесит. А вот липкая стойка не бесит. Но мне приятно, что Магнус советует пересесть за чистый стол. Это похоже на заботу.

По телику все ещё крутят кадры того, как в среду президент Франк-Вальтер Штайнмайер вручает Меркель грамоту, в четвёртый раз назначая ее нашим канцлером. В последний раз. Я уверен.

Посетители хлопают. Без энтузиазма. Дань уважения «железной девочке». И винить их не в чем.

Вскоре я чувствую на себе прожигающий взгляд. Я повернулся в ту сторону: девушка, на вид лет тридцати, с малиновыми волосами и пышными татуированными руками, сверлила меня глазами. Быстро отвернувшись, я остановил взгляд на соседнем столике. За ним пила пиво девушка в наушниках – видимо, спасаясь от шума бара. Мне было незнакомо её лицо: раньше я ее здесь не встречал. Я ещё немного понаблюдал за ней, пока малиновая дама не заслонила собой обзор.

– Привет, – она масляно улыбалась.

Я кивнул и уставился в своё пиво. Дальше следовал обычный набор «Я узнала тебя по волосам», «Я люблю ваши песни», «Я люблю тебя» или «Я люблю Мило, можешь ему передать?».

– Винфрид, можно сделать с тобой селфи?

Я прикрыл рот кулаком, подавляя зевок. В душных помещениях от пива меня клонило в сон.

– Нет, извини, – я снова уставился в своё пиво.

Лицо малиновой девушки досадливо искривилось, и она нехотя отплыла от моего столика. Я продолжал потягивать пиво, наблюдая за происходящим вокруг. Выудив из кармана блокнот, я раскрытым положил его на стол. Вдруг придёт в голову хорошая строчка? Стоит быть готовым. Вдруг меня окликнули:

– Вин!

Я развернулся в сторону, откуда кричали, и мне в лицо хлестнуло холодное шипящее пиво. Малиновая девушка прошипела «Козел!» и с грохотом поставила опустевший бокал на мой столик. Пивные струи шипели и стекали по волосам и лицу на футболку и штаны. Девушка за соседним столиком вынула наушник и через проход протянула мне стопку салфеток:

– Твоя девушка та ещё штучка, – по-английски проговорила она.

Отфыркиваясь от стекающего пива, я рассмеялся:

– Хоть в чём-то повезло: это не моя девушка.

– Помочь?

– Справлюсь, спасибо, – я промокнул волосы и лицо, потом взялся за штаны: им досталось больше всего.

Девушка по соседству снова сунула в ухо наушник. Я подождал ещё две или три минуты. Вот-вот она должна обернуться и сказать: «Да, кстати, я узнала тебя». Прошло несколько минут, но ничего не происходило. Она все так же была поглощена музыкой. Может ли так статься, что она единственный человек в этом баре, который не знает, кто я? Мой бокал был почти пуст. Я еще немного понаблюдал за соседкой. Она сидела за крайним столиком, и свет от лампы касался ее спины и кончиков русых волос.

…Течение времени размазывается. Наверное, мы сидим так довольно долго: она в наушниках над пивом, а я – пристально глядя на нее. Она поднимает глаза и смотрит прямо на меня. Я мгновенно перевожу взгляд на парочку туристов, громко болтающих на итальянском. В бар вваливается шумная компания из пяти человек, и я теряю из виду итальянцев. Компания громко решает, за какой из оставшихся двух столиков им сесть. В тот момент, когда они наконец выбирают место, меня окутывает терпкий запах, похожий на смесь полыни и лайма.

– Никогда не видела таких шумных немцев, – объект моего наблюдения убирает волосы со лба и кивает на стул рядом со мной. – Не против, если я подсяду к тебе? Кондиционер невыносимо дует в спину.

Она говорит на плохом немецком: слишком старается на звуках «р» и «ш».

Я сдвигаю в кучу блокнот, телефон и бокал, освобождая место для ее пива.

– Много пива, и – вуаля! – не отличить немца от итальянца, – щелкаю я пальцами.

И через секунду, будто в подтверждение моих слов, шумная компания взрывается хохотом.

Девушка не улыбается. На её симпатичном загорелом лице россыпь веснушек. Я не заметил их, когда она протянула мне салфетки через проход. Должно быть, веснушки не видно на расстоянии – из-за загара. Ее серо-голубые глаза смотрят спокойно и невозмутимо. Одно могу сказать точно: она моего возраста.

– В таком случае у меня есть рецепт превращения немца в восточного славянина, – она расслабила плечи и похлопывала себя по щекам, совсем не глядя на меня.

– Похоже, я был восточным славянином всю свою юность.

Она щурится и слегка улыбается:

– Мы уже где-то встречались? Где я могла тебя видеть?

Я едва сдерживаю язвительное «Везде», но плохой немецкий и упоминание славян заставляют меня думать, что она русская туристка, и я только пожимаю плечами в ответ. На мгновение ее лицо тоже кажется мне смутно знакомым, но я быстро решаю для себя, что все дело в принадлежности к какому-то типажу, а люди одного типажа всегда чем-то смахивают друг на друга. Она вдруг перегибается через стол: так, что ее лицо совсем близко – видны морщинки вокруг рта – и шепчет:

– Я иногда сильно напиваюсь и не помню, как прихожу домой. Если мы виделись, когда я была такой – просто скажи, я не обижусь.

Это неожиданное признание и близость ее лица ввели меня в секундное оцепенение. Телевизор под потолком заорал неожиданно громко. Она вдруг расхохоталась и откинулась на спинку стула:

– У тебя такое лицо, словно я попала в точку. Часто здесь бываешь?

– Люблю заведения потише и поближе к дому, где все свои.

– А я наоборот: те, где выпьешь, и никто потом об этом не болтает.

Разговор был каким-то бессмысленным, и я решил выйти на задний дворик освежиться.

Ветер разогнал тучи. Небо было безоблачным.

Устроившись на одном из паллетов, которыми был уставлен дворик, я закрыл глаза. Со всех сторон доносились звуки: в баре смеялись и звенели стаканами, со стороны Грайфер-штрассе визжали автомобильные тормоза.

Солнце упало за домами Плануфер, оставив после себя розовато-фиолетовый свет. Я не мигая смотрел на него. Вдруг тишину нарушил хлопок закрывающейся двери, и спину обдало тёплым влажным воздухом из бара.

Рядом со мной села та девушка с двумя банками пива.

– Не знаю, какое ты любишь, так что взяла Фленсбургер Пилс.

– Подойдёт.

Какое-то время мы просто молчали и смотрели на загорающиеся окна соседнего дома.

– За что она тебя так?

– Некоторые женщины просто не понимают, что если я красив, умён и обаятелен – сногсшибателен, одним словом – это не значит, что мне интересен случайный секс.

Она прищурилась и отстранилась, как будто в первый раз увидела меня.

– О! Да ты заносчивый высокомерный говнюк! Как же я сразу не поняла?

– Это не высокомерие. Всего лишь констатация факта.

– Вин? Кажется, так она тебя назвала? Ты не прав. Это именно оно, раздутое до небес самомнение. Я знаю такой тип, как ты.

– Как я? А хочешь, я скажу, какой ты тип? Видимо, тот, что испытывает трудности с общением. Поэтому мой тебе совет: прекращай пить и пройди курс коммуникативных навыков.

– Да пошел ты…

Девушка вскочила на ноги и быстро пошла обратно к дверям барам. Почти побежала.

– Да, кстати, – она обернулась в дверях. – Заплати за пиво.

– Нет. Даже не думай. Ты меня угостила – ты платишь.

– Мне показалось, ты симпатичный. Но я ошиблась. А денег у меня все равно нет. У меня украли сумочку в метро.

– Эта сказочка стара как мир. Я на такое не ведусь. Ты платишь.

Она прочистила горло и выдала:

– Все равно я попросила Магнуса записать на твой счёт… так что…

Я расхохотался.

– Ладно. Предлагаю перемирие. Я заплачу за пиво. Не убегай.

– Заплатить за пиво – слишком малая плата за ту ересь, что ты нес. Прощаю тебя авансом.

– Да у тебя, поди, тоже раздутое самомнение.

Она подошла ближе и отхлебнула из банки.

– Допустим. Но мне интересно другое. А ты почему сбежал? Не любишь толпу?

– Иногда не хочется смотреть на людей. Только внутрь себя.

– Знаю такое чувство. Оно называется «тоска».

– Не сказал бы, – пожал я плечами.

Пару минут мы молча смотрели в темноту. Плечи наши соприкасались. Мои мысли невольно возвращались к Феликсу, потом к матери и обратно к Феликсу.

Девушка выудила из кармана наушники и подключила их к телефону.

– Можно мне один? – я протянул ладонь.

– Да пожалуйста, сногсшибательный Вин. Но не думаю, что ты слушаешь такую заунывную инструментальную музыку.

– А какую я, по-твоему, слушаю?

– Не Бибера точно, – она рассмеялась и посмотрела на меня широко раскрытыми глазами. – Radiohead… или может, Джонни Кэш?

В наушнике заиграло пианино: легко, будто летний дождь тихонько барабанит по крыше.

– О чем ты думаешь под такую музыку?

– В данный момент о том, что у меня украли сумочку, в которой были не только деньги, но и билет на последний поезд в Потсдам, – она скривилась.

– Как это произошло?

– Совсем глупо. Я положила ее на лавку в метро, а какой-то парнишка схватил ее и вскочил в закрывающиеся двери вагона, – проговорив это, она уставилась в землю.

– Где ты будешь ночевать? Или ты рассчитывала поехать ко мне? – усмехнулся я.

– Даже не надейся. Я живу в Берлине, просто к мужу приехало все его огромное семейство. И чтобы произвести на них еще большее впечатление, он снял для всех дом в Потсдаме. Я должна была приехать вечером, чтобы утром блистать трезвостью за завтраком. Но теперь уж поблистаю на обеде. Так что, Вин, облом. Может, ещё есть шанс вернуть ту розововолосую пышечку и разделить с ней постель.

Я засмотрелся в окно на третьем этаже, где двигались два силуэта – мужской и женский. Позади нас, в баре, заиграла музыка. Конечно же, я узнал ее с первых аккордов – это была моя песня.

– Что это играет? – моя новая знакомая прислушивалась к звукам из глубины бара. – Приоткрой, пожалуйста, дверь.

Я открыл дверь и остался стоять в проеме.

– Ты знаешь, кто это? Безумный голос!

Мы оба замерли, вслушиваясь в мелодию и мой голос, и не произнесли ни слова, пока песня не закончилась.

– Это ЛенцВернерКох, – наконец сказал я. – Если тебе уже не нужно на поезд, и ты не планируешь затащить меня в постель, может, сходишь со мной на открытие галереи?

– Да уж, – девушка давится смехом. – Будешь использовать меня как живой щит от пивных бокалов?

– Так да или нет?

Вместо ответа она кивает на дверь и мы возвращаемся в бар за ее пальто и моей курткой. Пока она одевается, я плачу за напитки и незаметно наблюдаю, как она, склонив голову к плечу, болтает с парнем за соседним столом. Они улыбаются друг другу, и я ощущаю укол непрошенной ревности.

Наконец мы вырываемся из липких лап бара, ныряем в переулок и плывем, подхваченные вечерним колючим ветром.

Глава четвертая. Спокойно, Кох.

Свой 15-ый день рождения я не хотел помнить. Не потому, что я оказался в компании Феликса и загулял на всю катушку. Нет, наоборот.

Первый урок я проспал (урок фрау Винтер – нечего там делать) и пожаловал сразу ко второму, где на столе меня уже поджидал пакет от Греты.

– Поздравляю! – она смущенно улыбнулась и подтолкнула ко мне пакет.

– Было бы с чем, – пробурчал я, но пакет открыл.

Внутри лежал новенький, сверкающий белизной шарф FC Köln22.

В класс вошёл учитель, и мы немедленно сели за парты, так что я не успел сказать Грете никаких слов благодарности. Вместо этого я накрыл своей ладонью ее руку и крепко сжал. Грета быстро высвободила ладонь и скрыла ее под партой. «Наверное, у девочек не принято так выражать признательность», – подумалось тогда мне. Или это вообще значило что-то другое. Я хотел было спросить это у Греты после занятий, но пока я собирал учебники и тетради в рюкзак, она уже выскочила из класса. Я вышел в коридор, надеясь встретить ее там, но вместо этого увидел толпу возле нашей школьной газеты. Вся толпа откровенно ржала. Я протиснулся в гущу толпы и, выглядывая из-за плеча какого-то качка, быстро пробежался глазами по заголовку.

…«Самые «лучшие» звания для самого «уклюжего» театра».

Статья вещала о том, что редакция школьной газеты (надо бы напрячься и вспомнить, кто в неё входит) присудила мне победу в номинациях «Диктатор» и «Звезда». Статья сопровождалась рисунком, где поразительно смахивающий на меня парнишка, запутавшись в порванных гитарных струнах, летит со сцены головой вниз. Здесь, конечно, была доля недостоверности, но открытый рот и глупое выражение лица вызывали презрительную жалость, после которой разглядывание достоверности было делом абсолютно никому не нужным. Но стоит признать: рисунок действительно был хорош. Уж точно гораздо лучше моего рождественского выступления.

Я выбрался из толпы, пока никто не заметил, что герой разносной статьи стоит прямо перед носом, и вышел во двор. Январский воздух был колюч. Подтаявшие накануне лужицы снова прихватило хрустальной сеткой с тысячей прожилок. Ледяная корка хрустела под подошвами, когда я протискивался между пританцовывающими от морозца компашками и шел к дальнему углу школьного двора, где, болтаясь на старых скрипучих петлях, открывалась в дивный уличный мир Николаус-штрассе и прилегающего к ней сквера облезлая калитка.

Мое внимание привлекла компания у колонны, и я замедлил шаг, прислушиваясь к разговору.

– Да ничего нового! – заорал один из пацанов – длинный и тощий, как фонарный столб. – Сечёшь? Гаусс – аутист! Ворчун пердящий! Странный до ужаса! А Гумбольдт такой бэкпэкер по местному времени – рюкзак с консервами на плечи, и пошёл! Лишь бы дома под маменькиным боком не околачиваться.

– Почти все мужики такие: или аутисты шизоидные, или сваливают быстрее, чем запомнишь, как его зовут, – хмыкнула грудастая брюнетка, после чего компания взорвалась смехом.

Один из парней заметно выделялся на фоне остальных своим ростом: двухметровый, со слегка всклокоченными рыжеватыми волосами, он не встревал в изобилующие слюноотделением обсуждения – просто покачивался на носках серых кроссовок. Я невольно вывернул носы своих, снова свински грязных кроссовок, вовнутрь. Рыжеволосый повернулся к громкому пареньку, ухмыльнулся и произнёс:

– Ну ты прямо как Гаусс, – повисла эффектная пятисекундная пауза, и парень добавил: – Такая же свинья.

Компания зашумела. Фонарный столб подавился и затих – всего на минуту, но этого было достаточно, чтобы компания переключилась на рыжеволосого. Он слегка улыбался уголками губ и посматривал на остальных с высоты своих двух метров. Вдруг он перевёл взгляд на меня – я так и стоял у входа. Наши глаза на секунду встретились, и он тут же смущенно отвел взгляд. Я видел его и раньше. У него была симпатичная сестра в классе помладше. Может быть, она даже училась с Гусом, а может и ещё младше. Она всегда приходила на наши игры и точно была влюблена в Мануэля Флика. В него были влюблены все девчонки помладше и большая часть моих одноклассниц. Грета?.. Насчёт Греты я не был уверен.

В следующий раз я увидел двухметрового в столовой через пару дней. Грета тщательно избегала меня в дни, когда у нас не было английской грамматики, но сегодня сама предложила вместе пообедать. Она тараторила про домашнее задание, про встречу берлинских школьниц с Меркель 25 апреля по случаю «Дня девочек», а потом она проследила за моим взглядом и поняла, что я наблюдаю за двухметровым.

– Хочешь дать ему в морду?

Я удивленно перестал жевать яблоко. Дать в морду? Серьезно? Грета сказала «дать в морду»? Я отложил яблоко на поднос.

– Хм… А с чего вдруг?

Фарфоровое лицо Греты вспыхнуло:

– За рисунок в этой чертовой газете, конечно же! Только самый настоящий урод мог так поступить с тобой!

Я даже не догадывался, что этот дворовый остряк так неслабо приложил руку к газетной статье с присуждением номинаций после рождественского концерта. И я, конечно же, понятия не имел, что вечно правильная и сдержанная Грета может так сквернословить.

– Да, не мешало бы. Но учитывая количество парней за его столиком, думаю, тебе нужно вызвать неотложку ещё до того, как я встану из-за стола и направлюсь к ним.

Грета вздохнула и обиженно уставилась в учебник.

С того раза в столовой я натыкался на двухметрового все чаще и чаще. Сопровождались эти случайные встречи обменом взглядами исподтишка. Я частенько видел его во дворе: ведь когда потеплело, народ проводил там все перерывы. Бывало, мы с Феликсом встречались за углом, чтобы покурить, а иногда и вовсе не возвращались на занятия. Это случалось, когда отец Феликса застревал на работе.

Квартира Феликса была на первом этаже измученного временем и плесенью дома.

… – Над нами живёт глухая старушка, так что нормально, не боись, можно веселиться, – ухмыльнулся Феликс, впервые распахивая передо мной двери своего дома.

В лицо пахнул запах прочно впитавшегося в стены и потолок застарелого табачного дыма и ещё чего-то неприятного. Чуть позже я понял, что было источником зловония: на столе в комнате, по-видимому, служившей семейству Ромер гостиной, высилась груда коробок из-под пиццы. Рядом со столом валялись пустые жестянки из-под пива. Ничуть не смутившись из-за моего изумленного лица при виде этой мусорной горы, Феликс быстро сгрёб все в мусорные мешки, сказав только:

– Батя вчера отдыхал.

Я сел на видавший виды диван, разглядывая мириады пятен на его обивке. Феликс бросил на расчищенный стол пакетик с коричневато-зелёным содержимым.

– Это ты, Шнеке, удачно сегодня зашёл, – Ромер потирал руки и улыбался. – У меня сегодня даже ризлы23 есть, – его рот растягивался все шире и шире. – Или тебе бульбулятор? Можем сляпать по-быстрому из бутылок от колы.

Я захотел вдруг произвести на него впечатление, хоть на самом деле никогда и рядом не сидел с травой.

– Скрутишь джо24?

Феликс довольно кивнул и вытер руки о джинсы.

– Есть ещё водка… нормальная такая… Бате нравится. Будешь?

Взволнованный предстоящим экспериментом, я уже ощущал себя покачивающимся на волнах. Кажется, одного эксперимента мне хватит с головой.

– Неа, не хочу.

Я затянулся во все легкие. Потом ещё раз и ещё. Минут через десять я ощутил легкое головокружение и приятную теплоту во всем теле. Мысли поблекли и вскоре вовсе покинули мою голову.

– Индусы говорят, что гаш чистит душу и карму, а батя говорит, что хер перестанет стоять – поэтому лучше пиво или водка.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Kosmonaut Festival – музыкальный фестиваль, проходящий в Германии.

2

Ресторан немецкой кухни.

3

Христианско-демократический союз Германии – политическая партия в Германии

4

Сеть супермаркетов со скидкой, базирующаяся в Германии.

5

«Альтернати́ва для Герма́нии» (АдГ) (нем. Alternative für Deutschland, AfD) – ультраправая политическая партия в Германии.

6

«Essen ist Gluck» – вымышленное вегетарианское кафе в районе Кройцберг, Берлин

7

Сиддха́ртха – имя, которое получил Бу́дда Ша́кьямуни, одна из ключевых фигур в буддизме.

8

Пер. с немецкого – «Завтра и есть вопрос»

9

Студия звукозаписи в Берлине.

10

Международная федерация футбола.

11

Бывший Федеральный канцлер Германии.

12

Специальное светлое пиво, которое варится в Кёльне.

13

Район в Кёльне.

14

Йе́на – университетский город Германии на реке Зале, второй по величине после Эрфурта город в земле Тюрингия.

15

Житель Кёльна и Дюссельдорфа недолюбливают друг друга.

16

Настольная игра.

17

Крепкий алкогольный напиток

18

Шнеке (нем. Schnecke – «улитка») – кличка, данная Винфриду в связи со схожестью блеска немытых волос и следа улиточной слизи.

19

Район Кёльна на правом берегу Рейна.

20

Второе германское телевидение (нем. Zweites Deutsches Fernsehen, ЦДФ) – один из телеканалов страны.

21

Торговая улица Кёльна со множеством магазинов и ресторанов.

22

«Кёльн» – немецкий профессиональный футбольный клуб из Кёльна.

23

Бумажки из папиросной бумаги для самокруток.

24

Самокрутка.