Немецкая лирика / Deutsche Lyrik. Антология XX века

Позволь мне пройти,взойти путём зерна к твоему сновидению,уступи тропинку сна,дай мне право срезать чернозёмна откосах сердца,поутру.

«Выкопанное сердце…»

Выкопанное сердце,вложить в него чувства.Великая родина из —готовлена.Молочная сестралопата.

«По следу, залитому дождями…»

По следу, залитому дождями,проповедь тишины маленького жонглёра.Это как будто ты мог слышать,как будто я всё ещё люблю тебя.

«Главы чудовищные, город…»

Главы чудовищные, городкоторый они строят,за фасадом счастья.Если бы ты, верный себе, снова стал моей болью,то не миновали бытого места, откуда я выхожу из себя,я провел бы тебячерез эту улицуи дальше.

«Вечность старится…»

Вечность старится:асфодели Черветеривопрошают друг друга, бледнея.Бормочущим половникомиз мертвого котла,над камнем, над булыжником,они черпают ложками жидкое варевона всех нарахв бараках.

«Бормочущих…»

Бормочущихорудийряд.На пропущенныхступеняхваляются всюдуумирающие.

«Душой слеп, на пепелище…»

Душой слеп, на пепелище,в слове свято-обессмысленном,тот, кто пришёл, рифмы лишённый,стискивающий по плечи череп, мозг сжимающий,он зачищает слуховые раковиныосевшими гласными,усваивает пурпур зрения,настраивает его.

«В шорохах, подобным нашему начинанию…»

В шорохах, подобным нашему начинанию,в ущелье,куда ты рухнул,я извлекаю её снова,музыкальную шкатулку – тызнаешь: она незрима,она не слышна.

«Deine Augen im Arm…»

Deine Augen im Arm,Твои глаза в руке,dieauseinandergebranten,сгоревшие порозньdich weiterwiegen, im fliegen —тебя продолжающие баюкать, пролетаяden Herzschatten, dich.в тени сердца, тебя.Wo?Где?Mach den Ort aus, machs Wort aus.Выключи это место, выключи слово.Lösch. Miß.Погаси. Размежуй.Aschen-Helle, Aschen-Elle – geschluckt.Пепел-свет, пепел-локоть – про —глочен.Vermessen, entmessen, verortet, entwortet,Измерен, отмерен, рассортирован, бессловесен,entwoнигдеAschen —Schluckauf, deine Augenim Arm,immer.Пепел —перхота, твои глазав руке,навсегда.

По, ночью

Число бессмертия,элеату подобно,усмехается вслед ГенрихуЧетвёртомув черепаховой колыбели.

«В глубоком заблуждении унция правды…»

В глубоком заблуждении унция правды,мимо неёкатятся чаши весов,одновременно обе, в разговоре,в борьбе возвышенного сердца утверждён закон,сын побеждает.

«Где я…»

Где яныне?Опасности, всё,чем они оснащены,проковыляли деревенскими увальнями,взмыли ввысьнебесной испариной,Потери, известковые, – ихчестные рты, их скрижали! —в угловатом городе,пред слюдяными дрожками обмирающий,след золотой, сопротивляющийсяслед золотой! —мосты, ликующие от электричества,любовь высоко на ветвях,кривотолки приходящих-уходящих,Свет громадный,взметнувшийся искрами,справа от колеци всех побед.

«Века вечности…»

Века вечности,умершие над тобой,письмо касаетсятвоих всё еще не —распавшихся пальцев,воссиявшее человздымается ввысьи зарываетсяв запахи, в шорохи.

«Вот и пришло время…»

Вот и пришло время:серповидный отросток мозга,обнажённый, мается в небе, бродяжничаетв желчных созвездиях, антигравитация,князья, цари, правители,бряцают, лязгают, звенят.

«Губы, эректильная ткань ночи, ты…»

Губы, эректильная ткань ночи, ты:скользят косые взгляды,прячут кривые ухмылки,крепко-накрепко сшиты-скрыты —въезд запрещён, оплата из-под полы,должны быть ещё и светлячки.

Власть, насилие

Позади, в бамбуках:проказы лающей, симфонической.Винсентаодаренное ухоу цели.

«Тихо как масло…»

Тихо как маслоплывёт к тебе кость-однёркамежду бровью и бровью,замирает,не смыкает веки,смотрит.

«Обожаемые чумные…»

Обожаемые чумныепростыни. Назадворках.Подёргивание векво времяполноцветных сновиденийничтожно.

Hendaye / Андай

Апельсиновый кресс,засунь его себе в лобешник,молча заткни рот проволочным шипом,и поныне им украшенный,слушай его,крепя долготерпение.

«Второе…»

ВтороеПослание крапивыкпыхтящему черепу:рухнуложивотворноенебо. Подзавывающимсоплом,средь вечной игрымолний,жалю тебя, как слово, в знающем,беззвёздномтростнике.

«Hüllen im Endlichen, dehnbar…»

Hüllen im Endlichen, dehnbar,in jederwächst eine andre Gestalt festЗавёрнутый в завершённое, податливый,в каждомупрямо произрастает другой образ.Tausend istnoch nicht einmal Eins.Тысяча —еще не одно.Jedem Pfeil, dem du losschickst,Каждой стреле, которую ты отпускаешь,begleitet das mitgeschossene Zielсопутствует расстрелянная мишеньins unbeirrbar-geheimeв упёрто-тайнойGewühl.сутолоке.

«Die Teuflischen…»

Die TeuflischenZungenspäße der Nachtverholzen in deinem Ohr,Дявольскиешуточки на языке ночидеревенеют в твоих ушах,mit den Blicken Rückwärts —gesträhltesspring vor,с оглядкоймолниеноснойпрыгаешь вперёд,die vertanenBrückenzölle, geharft,durchmeißeln die Kalkschlucht vor uns,растраченныепошлины на переправу через вымученный мост,раздолбленное известняковое ущелье пред нами,der meerige Lichtsumpfbellt an uns hoch —an dir,irdisch-unsichtbareFreistatt.Морского сияния зыбьвзрывается лаем на нас —на тебя,земляное, незримоесвятилище.

August Stramm

Август Штрамм (1874–1915)

Traum / Мечта

Звёзды в зарослях роятсяСникают глаза в омуте слёзШепоту и плеску подобноЭто цветенье деревьев в садахОстрей становится ароматМигом обрушивается ливеньВетры мчатся, бросаются, надуваютсяСрывают шейные платкиПугают в глубокой ночи.

Schlachtfeld / Поле сражения

Рыхлые комья усыпляют свинецКровяные пятна сочатся сквозь фетрРжавая окалинаПлоти склизкое мясоСмертоубийствоМоргаютДетские глазки

Sehen / Смотрящий

Вытянул рукиЗамер окоченелоЗемля всходит землёйТвой ближний всё дальшеТонет шагСтоящий преследуетВзглядПоймалЕсть!ОбезумелСгинул!

Patrouille / Патруль

Камни враждебныПредательски ухмыляется окноВетви удушаютСпешно пролистывают горы кустарникаВскрикСмерть

Wache / Стража

Крест на башне вспугнул звездуЛошадь глотает гарьЗаспанно бренчит сбруяПолзёт туманЛивеньЛедяной взглядЛасковыйЛепетТы!

Gefallen / Отрада

Пух небес упал на глазаЗемля впивается в ладоньГудят воздуха токиПлачутИЗашнуровываютСтенания женщиныПрядями волос.

Albert Ehrenstein

Альберт Эренштейн (1886–1950)

Leid / Страдание

Как тяжко толкатьУгольную вагонетку моей печали!Отвратное, как паук,Подкрадывается ко мне время.Выпадают волосы мои,Сивая голова в полеЛегла под серпПоследнего жнеца.Сон покрыл кости мои мраком.Лежу во сне уже мёртвый,Травы взросли сквозь череп,Черной землёй стала моя голова.

1914

Abendsee / Вечернее озеро

Мы причесали облака; любвеобильныфавн и фея среди светил над озером!А ныне сумерками нас припорошило,И мглой нарастающей нежно обвило,От горя пожелтели побережные лилии.Ревнивые облака, хватающие за сердцеБелые волки, зачем вы отпугиваетеОт меня игриво танцующего эльфа?В водах озера умолкла моя вечерняя песня.Одичавшая ночь скачет на моих оленях,Небеса и звёзды отвернулись,Взвыла пустошь: «Поздно, слишком поздно!»Горестно под белым кровом погибать…

1917

Rudolf Leonard

Рудольф Леонард (1889–1953)

Das verlassene Dorf / Покинутая деревня

Дичью таращится луна в оконное перекрестье.У раскуроченного забора торчит рычаг от насоса.Заброшенной пустошью нависают полуночные небеса.Промозгло зияет крыша, острые торчат стропила.Ни собаки одичалой, рыщущей кости,Ни крысы бегущей, ни даже летучей мыши,Скользящей бесшумно над останкамиРазорённой усадьбы, что накренилась в ночь.Лишь неукротимо продолжает озарять луна,Проливая плачь голубой неодолимоНа голый бледнеющий труп с раскинутыми ногами,Что лежит поперёк развороченного коридора.

1918

Yvan Goll

Иван Голл (1891–1950)

«В древнем озере…»

В древнем озере

Обиталище печальных рыб

С выпученными глазами страха

Тем временем вокруг танцуют розовые холмы

Подобно библейским холмам

Взмыленные лошадки качают

Малютку-ветер –

Из наших древних глаз

Улыбается золото

Однако под ним колотится печальный страх

1907

Wilhelm Klemm

Вильгельм Клемм(1881–1968)

An der Front / На фронте

Запустела страна. Заплаканы долы.Серый автомобиль виляет средь рытвин дорожных.У одного жилища съехала набекрень крыша.Дохлые лошади гниют, разинув пасти.Сзади протянулись бурые линии траншей.Неспешно догорает двор на горизонте.Раздаются и затихают выстрелы – хлоп, хлюп, шлёп!Медленно исчезает всадник в голой роще.Облака шрапнели расцветают и опадают. ОврагПринимает в объятья. Здесь окопалась пехота, мокрая, в глине.Смерть равнодушна, как этот начинающийся дождь.Кого заботит Вчера, печалит Сегодня, тревожит Завтра?Через всю Европу протянулись проволочные ограждения,Укрепления уснули безмятежным сном.Воняют города в руинах, деревни в развалинах,Замертво полегли, подобно куклам, между фронтами.

1915

Georg Trakl

Георг Тракль (1887–1914)

Grodek / Гродек 2-я редакция

Осенние рощи шелестят на вечерней зареСмертельным оружием, золотою долиной,Голубыми озёрами, и солнце в чадуУныло над ними влачится. Убитых бойцовОбнимала ночь, объяла их ярые стоныИз растерзанных уст. А над пастбищемБезмолвно собираются пурпурные облака,Где обитает разгневанный Бог, напоённыйПролитой кровью, лунной прохладой;Все тропы и дороги стекаются в гниение мрачное.Под ветвями златыми ночи, под кроной звёздБлуждают тени сестёр в молчаливой роще,Чтобы души героев объять, их кровавые головы;Тёмные флейты осени тихо звучат в камышах.О гордость печали! Во имя её медный алтарь!Сегодня питает жаркое пламя духаМощную боль ещё не рождённых потомков.

«Сумрачна песнь весеннего дождя в ночи…»

Сумрачна песнь весеннего дождя в ночи,Под облаками содрогание розовых соцветий груш,Озорство сердца, песнопение и сумасбродство ночи.Огненный ангел выходит из умерших очей.

Wind, weisse Stimme / Ветер, голос белёсый, 1-я редакция

Ветер, голос белёсый, что шепчет над висками уснувших.Сумрак в лиловых прядях присел на дряхлых ветвях.Вечернего колокола протяжные звуки вязнут в тине прудаИ лета жёлтые цветы склоняются над ним.Шмелиный концерт с синими мухами в одичалой травеодиночества,Где нежно и робко стопы Офелии шли к помешательству.Пугливо колыхалась зелёная заводь в тростнике и жёлтыеЛистья кувшинок; догнивала падаль в жгучей крапивеИ ребячливые подсолнухи обвевали встающих спросонья.Сентябрьский вечер или тёмные крики пастухов,Запах тимьяна. В кузнице брызжут полыхающие искры железаИ черная лошадь встаёт во всю мощь на дыбы; гиацинтовыеволосы горничнойопалило страстным дыханием его лиловых ноздрей.Жёлтой стеной оцепенели крики куропаток;заржавел в гниющей куче навоза плуг;тихо журчит красное вино, нежная гитара в таверне.О смерть! Обветшалая дуга молчания больной души и детства.С безумными ликами проносятся летучие мыши.

Vorhölle / Преддверие ада,

1-я редакция 1-ой строфы

На тенистой окраине леса – там, где призраки мёртвых живут —Затонула золотая ладья у холма, пасётся облаковГолубое затишье в коричневой тишине дубов. Страх власянойПочуяло сердце, багровым закатом, тяжкой тоскойПереполнилась чаша. Священнослужитель, подслушивающийВ листве, свернул с заброшенной тропинки. ВеялаПрохлада из жалобных уст, будто следуя за исхудалым трупом.

Abendland / Запад 2-редакция

Эльзе Ласкер-Шюлер c почтением

1Развалины хуторов утонулиВ багровом ноябре,Тёмные тропинки крестьянПод искалеченнымиКронами яблонь,Жалобы женщинВ серебристом цветении.Род отцов вымирает.Дух лесаВздохами своимиНаполняетВетер вечерний.Безмолвие сопровождает мосткиК отуманенным розам,Дичающих на холме;В сумраке раздаютсяПерезвоны голубых родниковО том, что кроткийРодился ребёнок.Тихо на крестном путиТень оставила незнакомцаИ зрячие глаза егоОслепли окаменевая,Слаще песняПолилась из уст его;Поскольку эта ночь —Обитель влюблённых,Безмолвен лик голубой,Над мёртвымОтверзся висок;Кристален лик;Тёмными тропинкамиК стенамСледуют за ним умершие.2Когда нисходит ночь,Появляются наши звёзды на небеПод старыми оливковыми деревьямиИли на потемневших кипарисахИ странствуем мы белыми тропами;Ангел, несущий меч,Мой брат.Молчат окаменевшие уста,Песню страдания утаивая.Вновь встречаются мёртвыеВ белых одеждах холщовыхИ сыплются цветы ворохомНа каменистые тропы.Хворый плачет серебром —Прокажённый у пруда,Где в прежние времена влюблённыеУтешались после полудня.Или раздаются шаги Элиса,Идущего звонкоЧрез гиацинтовую рощу.О мальчика лик,Созданный из кристальных слёзИ ночных теней.Иначе предчувствует чело совершенноеСвежесть, наивность,Когда над зелёным холмомВесенние грозы гремят.3Столь покойны зелёные лесаНашей родины,Солнце опускается на взгорьеИ плакали мы во сне;Шагами белыми идёмУ тернистой изгороди —Там, где колосьямиЛето встаёт,Рождённые в муках поют.Уже созревает семя мужское,Священная лоза.В каменной горнице,Где прохлада, готовится пища.А также в зелёных покоях,В прохладе высоких деревьев,Сердце замирилось с добром.Хлеб раздаёт он нежными руками.Многим не спалось.В звёздную ночьКрасовалось пятно голубое.Шагали бледные и зловещие,И струны бренчалиБрат и чужеземец,Брошенный людьми,Облокотился о холм,И влажные веки егоУтонули в невыразимой печали.Из почерневшего облакаКапает горький мак.Молчит лунно-белая тропаУ тех тополей.Скоро завершитсяСтранствие рода людского,Праведного терпения.Радостно также молчание детей,Близость ангеловНа кристальной лужайке.4Отрок с разломанной грудью,Песня в ночи умерла.Пусть только продлится затишьеПод деревьями на холмеВслед за тенью дикой птицы.Сладко пахнут фиалки на лугу.Или позволь войти в каменный дом,В горестной тени материСклонись головой.Влажной синькой светит лампочкаНочь напролёт;Поскольку боль уже не тревожит;А также ушли далекоБелые зловещие образы и друзья;Величественно молчат стены вокруг.5Когда на улице темнеет,Встречается в сизых одеждахСтародавний изгнанник.Он шатко и шумно влачится,Безгласна его молодая голова.Громадны каменные города,Воздвигнутые на равнине;В них бездомные бродят гурьбой,Их лица открыты ветрамИ деревьям на холмах;Вся чаще страшит вечерняя заря.Вскоре громко зашумятВоды ночи,Коснутся кристальных щёкАнгельской девушки,Её белокурых волос,Обременятся сестринскими слезами.Это и есть любовь: шипы цветущего кустаМимоходом касаютсяХолодных пальцев чужака;В голубой ночиИсчезаютКрестьянские дома.В детской тишине,В зерне, где безмолвно топорщится крест,Предстают перед глазамиСо вздохом его тень и вход.

Gottfried Benn

Готфрид Бенн (1886–1956)

Welle der Nacht / Волны ночи

Волнение ночи – чудища моря в созвездии Овнаи Дельфин с Гиацинтом плещутся в зыби летучей,заросли вереска, лавровых роз, известняковая осыпь,дворцовые руины на Истрии пронизывают ветры.Волнение ночи – две мидии, две избранницы,омывает прибоем, здесь о скалы и камни бьются они,и тиару, и пурпур теряют обе, и перлы их белыеукатываются безвозвратно в хляби морские.

1943

Reisen / Путешествия

Думаете, так уж глубок этот Цюрих,куда вы вознамерились ехать,будто в городе этом святыням и чудуесть место, что стоит в программе всегда?Думаете, и в Гаване,что и бела, и красна как гибискус,разразится небесная маннанад вами, как жаждущими в пустыне?Банхофштрассе и Рюэн,Бульвары, Лидос, Лаан,и даже на Пятой Авенювас пустотою внезапно придавит —О, какой напрасный извод!А поздней познаете вы ненароком:что лучше бы пребывать в покоеи беречь всё то, что вас окружает.

1950

Wilhelm Lehmann /

Вильгельм Леман (1882–1968)

Моему старшему сыну

Порознь цветутЗимняя липа и летняя липа —А тем временем, сын мой любимый,Песенка эта подходит к финалу.Ластовник корнямиВпивается в известь холма.Я осязаю это во тьме,Из-под земли я всё это вижу.Серые камни пятнает дождь —Златопёрому зяблику не хватилоДля песни ноты одной.Возьми её, сын мой, напой!

1924

Fallende Welt / Мир валится

Безмолвие – самоПо себе стало тяжким:Будто кукушка облетаетСобственный голос.Приземлилась птицаНа бронзовые лапы,Наряд её заляпанПятнами пёстрыми хляби.Мир расхлябан —Скоро ли рухнет он?Оттого и слышатсяТолько вопли кукушки.Зовёт она истошноПротяжными стонами,Тем самым оттягиваяОкончание времени.

1962

Auf sommerlichem Friedhof /

На летнем кладбище (1944)

В память об Оскаре Лёрке

Мухоловка шныряет то вверх, то вниз.Аромат роз схоронил твою могилу.Нигде не найти такой тишины, как здесь.Казалось бы, в том-то вся и загадка.Вспышкой синей блеснул аконит.Ну же, сотри со лба моего капельки пота!Сладостен этот день, и ладный такой,Мы ещё посидим с тобою вдвоём.Сирена воет, лают орудия боя.Они убивают себя: таков этот мир.Не приходи! Не приходи! Будь один,Разладилась жизнь на этой земле.Ты убежал в миры иные, где нет уже боли.О, могила, держи свои двери на запоре!

Oscar Loerke

Оскар Лёрке (1884–1941)

Stille / Тишина

Бедное сердце моё обрело безмятежностьВ лагере летнем, средь знойных деревьев;За недоуздок сюда притащили его, удивлённое,Как южного зверя, что терпеливо сносилИ тяготы пути, и непогоду, и чужие языки.Так что, пожалуй, дела к миру идут.Синицы на лиственницах, будто в океане небесРаскачиваются; тут же тёмно-зеленые округлыеШишки рядами плывут, будто птицы на взморье.Солёной влагой напоились мои глаза,Поверженные вершинами горными;Всё затуманилось, померкло во взгляде.Я, словно мощью незримой принужденный,Взор опустил, и слёзы обрушились градом.

Das tiefe Licht / Глубокий свет

Солнцу поклониться – приходит ночьюМагометанин, что укрощает лучезарного быка.Сияние обильно на ветках кедровыхИ высоко над горными хребтами возрастает —А он бездвижно стоит в дали,Не осмелится войти в сияние своё.

Inbrunst / Рвение

Звёзды огромны, но так далеки,что, пожалуй, ничто не озарят меж нами.Из колодца небесного ночи вырвался ветер.Из груди, духу подобно, он подъял родины взгорье.Плывут облака, словно парусники перед сраженьем.Неужели я далёкими грежу мирами?Земля, ты обитель моя, но всё же нынче ночьюДуша моя уснёт в горнице далёкой звезды.

Erntezeit / Время жатвы

Бурые мухи резвятся,В плясках вокруг елей,Льётся многоголосый щебет,Жаворонки порхают резвоНад летними кронамиМогучих и рослых деревьев.Песней одной звучат облака!Поезд нагруженных телегТянется длинной вереницей.Пахнет зелёными иглами,Пахнет шишками смольными,Благоухает трава сенокоса…Душа обновлена покоем,Неспешной уборкой урожая.

Abend / Вечер

Деревья растут и люди растут.Их, вырастающих, я вижу сквозь ветер слов.А между тем серебристо-зелёной каймойОбрамляет вечер ваши лица, мои любимые друзья.Вы, извлечённые из недр своих, придержите свой испуг,Уже предвосхищено падение ваше в темноту.Пусть народы извечно мелочатся, взвешивая пустяки:Вам не должно знать, о чём сокрушались мы прежде.

Abendmahlzeit unter Bäumen / Вечерняя трапеза под деревьями

Вечность темноты чувствуют все деревья,Ощупывают неустанно и вздрагивают всечасно.Китайское чайное дерево, погребённое ароматом,Рядом дремлет в расписной коробочке,И призрак его душистый пробуждается в нашем духе.Чайный куст Китая, виноградная лоза Франции,Оливковое дерево Сирии – все они, близкие и великие,Пребывают в ожидании, чтобы нас осенить тенью своей густой.Мы чуем, мы слышим во время вечерней трапезы:Висячие сады земли навевают нам предчувствие.Смотри, мы, переполненные им, трепетно несём его в себе.

Veranda am See / Веранда у озера

Любой из вечеров не умирает во мне давно:Обламываются виноградные усики то и дело,Будто пальцы твои тонкие, нервные,Юной женщины с красным диким вином.Неизменно осенним запахом тебя овевает.Твой взгляд блуждает вдалеке,Что-то ищет в силуэте березовой рощи…Ты резко, судорожно сжимаешь шаль.Душисто пахнет порой остывшим чаем твоим,Когда прихлёбываешь из маленькой чашки.Давно задремали улицы, уснули проулкиВ волшебном свете фонарей и озёрных бликов.Ныне эта винная веранда стала мертва!Болезненные виноградные усикиВсё ещё ждут болезненной нервной рукиТой женщины с красным диким вином.

Mondwolken / Луна в облаках

Обезумел, ворвался размашистый ветер страха:Закачалась кровать, закачалась обитель.Доводы разума посыпались прахом.Стикс без вздохов и охов взрыдал в Аиде.Влажный образ творения изгнан из плоти.Только чёрная тяжесть,Порывы ветра в ночиДа полосы пены останутся в лунном небе.Призраки в полях опрокинуты большими комьями,Они, как кровь, податливы,И светлы, как медовые соты —Ни одной головы белых клубней.Виденья прорастают уже болью, преображаются нежно;Зелёным страданием,Золотым млекомПлещутся через край высокий.Сердце моё – вблизи плачет ручей – сердце, как легко тебя сорвать,Отныне наполняю тебя:Ты прекрасно, как литавры,Что бьют и бьют, чтобы преодолеть рыдание мостов.

Sehnsüchtiger Horizont / Горизонт тоскливости

От края земли строем походнымИдут чернокрылые мельницы.За холмом на самом краю землиЧья-то рука легла на колокольный канат.Деревянный ангел парит,Взлетев над вратами церкви.Золото покрова облупилосьИ на головы подсолнухов пало.Небеса опустились так низко:Полевые мыши изгрызлиИх голубую краску – вот там-тоСмело летайте над краем земли.

Meerufer / Берег моря

Жизнь моя стоит на высоких котурнах,Перед вами не станет она прогибаться в отчаянии.Вот оно, свободолюбивое море, и в бухтеВсе вместе сошлись в глухом молчании.И всё же вырвалось слово, и помчалось:«Я не смею повелевать, могу только очаровыватьНичто так не властно над нами, как чары».И ринулся я в шумящий словесный поток.

Kleinstadtsonntag / Воскресный день маленького городка

Всё, что случается в гарнизоне, подхвачено его флейтой.Здесь на улице этот мужчина хватает взглядом всё,что ни попадется ему на глаза.Гравий кругом. Ослепляют осколки румянцем солнечных бликов.Он стоит безмолвно здесь. А потом рекламным листкомиз Гёте шуршит.Спустя пять минут нога его как бы делает шаг.Стоят жилища предместья, залитые светом словно сливками,С торчащими флюгерами, как будто запечёнными в тесте,С цветастым бельём на размалёванных террасах и балконах.В воскресный день чрево мужчины разбухает, как у гусака,Наверное, уж минут десять.Вдалеке слышит он звуки органчика, что роятся вдоль улицы.Ещё дальше бежит его набыченный тоскующий безотрадныйвзгляд.А вот ещё: смешались приятные для слуха звуки,И стоит он там – покой на сердце, тишина в кишечнике, —Уже целых полчаса.Он стоит, словно высеченный из красного мрамора:Красное – это буквально манжеты с воротничком.Размер воротника – тянет на пятьдесят; и можно сказать,Что он едва ли впадёт в отчаяние от нужды,Ведь он памятник!

Gedächtnisbaum für einen alten Dichter / Древо памяти для древнего поэта

Большое древо окружено любовью,Шелестящими волнами Шаттензее.Тобой овладела печаль, и ты лёг ничкомВ чёрную глубь озера Шаттензее.Из озера выпило древо горе твоёИ от земли поднялось,И долгие годы с ними взрастало,И к солнцу оно поднялось.В кроне дерева небо прижилосьНа многие сотни лет.Горем твоим человечьим его одарилиНа многие сотни лет.Кто ныне под тенью древа проходит,Тому шумит оно страданием твоим,И луне, что проходит мимо тебя,Продолжает шуметь страданием твоим.

Die Ebene / Равнина

Бледнеет дом небес в безвестности,В безвестности равнина отзвучала.Так говорит со мной голос ветра:«Они зарыли нашего возлюбленного Бога,Красный конь водил его под сумрачным чепраком».Сокрушён согбенный холм,Песчаный плакальщик,Пески его поседели, сияют!И вот я опираюсь на плечи его, стою.Как огромна эта равнина!Каким бесприютным стал этот мир!

Winterstille / Зимняя тишина

Сохнет лес во льдах суровых,Запоздалой стужи встреча.На суках висят тумана клочьяИ во мгле уснуло крепко всё окрест.Долго время длится, помешалось,Дроздом на дерево вспорхнуло.Вертит шеей, таращится на Север.Ухнул вопль. И дальше эхом улетел.

Mondfrost / Лунная изморозь

Её непорочность в облачении жёлтом —Медленно плывёт она высоко над нами.Больше никогда не встретятся взгляды нашиВ ненависти и страсти. С вершин холодныхСледуют за ней суслики, медленно отставая.Ты, ребёнок, бросаешь в неё цветок астры —И попадаешь в лик. Он отлетает от её ланит.Там, наверху, нет надежды на то, чтобы встретить любовь.

Pompejanischer Abend / Вечер в Помпеях

Напевает кто-то? Дикие пчёлыРыщут в расщелинах стен.«Красное вино, белый пирог —Освяти их, старый мой Бог!»Я предавался грёзам, замыкался.Я следовал священным заветам.Вот состарился мир, прибавились годы.О горном вине, о белом хлебе грежу.Стоят столбы без шатра,Лунный свет остужает лоб.На страже образа зубило и резецЛежат на мраморном столе.Пасутся беленькие козы,Розы цепляются за их бока.Порхают отроки меж ними,Сгоняя палкой иль кнутом.Челядь юная снуёт безмолвно,Втаскивая в опустевший домКорзины с фруктами, кувшины с вином,Ветки миндаля, букеты мимоз.На запах садовый роемИз стен вылетают пчёлы,Сияющие внутренним светом,И музицируют над моей головой.И вот в щелях стены укрылись:Слетелись звёзды к угощенью;Благостно небес ночных ярмо,Как будто под крышей дома моего…Не поют? «А кто может познатьВеличайшего Господа нашего?Огонь полыхает под горою Эссе,Огонь пылает в косточке винограда».Господь отправит вестников —Сыновей своих малолетних,И в приветствии взыщут ониДень печали в моих очах.