Полная версия
Большая книга ужасов – 72 (сборник)
Саша кинулся к ТЮЗу прямо по газону, по еле заметной тропке. Забежав под лестницу, осторожно положил беднягу на траву и принялся откручивать вентиль крана. Кто-то закрыл его на совесть: Саша руки сбил в кровь, прежде чем вода наконец полилась. Рядом, конечно, не нашлось ни миски, ни банки, но Саша набрал воды в сложенные ковшиком ладони и подсунул к морде пса.
Тот мигом вылакал все, облизал Сашины руки – а потом пополз к крану, лег под струю воды и принялся поворачиваться с боку на бок, словно впитывая влагу всем своим иссохшим телом.
Ох, сколько грязи с него натекло!.. Веревку с шеи тоже сбило сильной струей, и кровь с морды смыло. Пес возился, то начиная вылизываться, то снова блаженно замирая под потоком воды, а Саша смотрел на него, ну вот натурально остолбенев от изумления.
Оказалось, что пес вовсе не черный, а светло-коричневый. И морда у него совершенно не уродливая, а очень даже симпатичная: широколобая, с темными, отливающими синевой глазами (да-да, второй глаз тоже открылся!), с висячими ушами. Поджатая и, казалось, перебитая лапа разогнулась, пес наступил на нее – сначала осторожно, а потом смелей, – повернулся к Саше и громко, радостно залаял, словно приглашая порадоваться вместе с ним. А потом, сильно отряхнувшись, одним прыжком оказался рядом с Сашей и прижался головой к его коленям.
«Что происходит? – изумился Саша. – Только что была какая-то жалкая страхолюдная шавка, а теперь… Конечно, это не голден ретривер, но все равно красавец. Как это могло произойти?!»
Пес поднял голову и посмотрел ему в глаза. «Да ничего особенно не произошло, – словно бы говорил его взгляд. – Я был страшно грязен и измучен, вот тебе и показалось, что я урод. А теперь со мной почти все в порядке. Только поесть бы не мешало!»
– Конечно, – кивнул Саша, соглашаясь и с тем, что ничего необычного на его глазах не приключилось, и с тем, что поесть бы не мешало. – Пошли, вон там, неподалеку, зоомагазин, купим тебе какой-нибудь сухой корм.
Пес взглянул на него с откровенным отвращением, и Саше почудилось, что тот говорит: «Знал бы ты, из чего делают эту гадость!»
– Нет, ну извини, ну не блины же с мясом тебе покупать, – растерянно пробормотал Саша.
Пес облизнулся.
Саша безнадежно пошарил в карманах. А деньги-то у него уже почти ку-ку…
– Собаку завел? – раздался рядом веселый молодой женский голос. – И правильно. Давно пора!
Саша обернулся.
Рядом стояла их соседка Ангелина Богдановна. Она была уже довольно-таки древней бабулькой с седыми пушистыми кудряшками и морщинистым личиком, однако ее синие глаза и голос были словно у какой-нибудь старшеклассницы. Если судить по этим глазам и по этому голосу, Ангелина Богдановна была в молодости удивительной красавицей.
У Саши тоже были синие глаза, но до синевы, которой светился взгляд Ангелины Богдановны, им было далеко!
– Здрасте! – радостно воскликнул он. – Ангелина Богдановна, мама сказала, что у вас для меня…
– Да-да, – кивнула соседка. – Понимаю, деньги тебе нужны, чтобы Савватистиса твоего накормить.
– Кого? – переспросил Саша.
– Ну пса твоего как зовут-то? Савватистис! – усмехнулась Ангелина Богдановна. – Как же еще?
Саша пожал плечами:
– Пока никак. Я его только что нашел и пока еще не придумал кличку. Но он никакой не этот… как его Сав… тис…
– Тогда как же его зовут, если не Савватистис? – удивилась соседка.
Саша развел руками:
– Ну, я не знаю… Рекс… Пират… Кинг… Мухтар, в конце концов!
– А давай попробуем разные клички называть, – предложила Ангелина Богдановна. – На какую он отзовется, та, значит, и его.
Саша смотрел на нее, растерянно хлопая глазами. Почему-то он не мог вспомнить ничего, кроме Рекса, Пирата, Кинга и Мухтара, но ни на одну из этих кличек пес и ухом не повел.
– Давай я попробую! – азартно воскликнула Ангелина Богдановна. И зачастила: – Арес! Атлант! Ахилл! Борей! Гектор! Геракл! Гелиос! Гермес! Дионис! Зевс! Зефир!
– Зевс! – фыркнул Саша, снова вспомнив про «Зевса – отвратителя несчастий». – Зефир! Ванильный или со вкусом вареной сгущенки? Скажите еще Пастила!
– Сам ты пастила со вкусом вареной сгущенки! – как-то очень по-девчачьи обиделась Ангелина Богдановна. – Зефир – это бог западного ветра в античной мифологии. – И снова затараторила: – Кронос, Нот, Одиссей, Посейдон, Силен, Тезей, Фосфор…
Пес стоял, равнодушно глядя куда-то в сторону.
– Не нравится ему греческая мифология, – ехидно вклинился Саша, когда Ангелина Богдановна остановилась, чтобы перевести дух. – Не отзывается!
– Нравится! – строптиво возразила соседка. – Просто он ждет, когда я назову его имя. И тогда он сразу отзовется. Вот! Савватистис!
Пес радостно гавкнул и повернулся к Ангелине Богдановне.
– Видал? – гордо спросила она, и голос у нее сейчас был как у самой довольной в мире старшеклассницы. Она даже в ладоши захлопала, и на запястье, под длинным рукавом платья, зазвенели браслеты. – Я точно тебе говорю, его зовут именно Савватистис – и никак иначе!
Саша посмотрел на пса, а пес – на него.
«Интересно, чем тебе это имя не нравится?» – словно бы спросили темные, отливающие синевой глаза.
Саша пожал плечами.
В самом деле, имя как имя… Правда, немного странное и слишком длинное, но недавно на каком-то сайте Саша прочитал, что сейчас в моде сложные собачьи клички и одного пса вообще назвали Мэд Дог Алеша Попович. Уморушка! Конечно, хозяева в обиходе называют его как-нибудь попроще – например, Лехой. Ну и ладно, Саша вполне может называть своего Сав… тисти… ну, в общем, своего пса Саша может называть просто Саввой.
Пес солидно гавкнул, словно одобрил кличку.
– Хорошо, – кивнула Ангелина Богдановна. – Пусть будет Савва.
Странно! Вроде бы Саша вслух ничего не говорил…
– Сейчас самое главное – накормить Савву, – настойчиво сказала Ангелина Богдановна. – Держи деньги, тут пятьсот рублей, иди в ближайший мясной магазин – вон он, на углу Ошарской, где раньше сберкасса была. Купи ребер говяжьих, да побольше, чтобы и самому поесть хватило. Сырьем Савву не корми: сначала свари ребра в большой кастрюле. У вас дома есть голубая кастрюлища, она задвинута на нижнюю полку буфета.
Саша смотрел на нее, слабо моргая, еле осваиваясь с этим потоком бытовой и совершенно непривычной информации.
Интересно бы знать, откуда соседке известно, где именно стоит в их буфете эта кастрюля?!
– Не забывай пену снимать, когда бульон закипит, – продолжала Ангелина Богдановна. – Савве в миску пригоршню «Геркулеса» добавь, чтобы сытнее было. Дай немного остыть, а потом корми. А теперь до свиданья, мне пора.
– До свида… – начал было Саша, но Ангелина Богдановна вдруг остановила его резким движением руки:
– Погоди, что это у тебя в волосах?
Она легонько коснулась Сашиной головы, и на ладони у нее оказался крошечный синий цветочек, слабо пахнущий ванилью.
– А, гелиотроп… – протянула Ангелина Богдановна. – Прекрасное растение! И очень полезное. Между прочим, входит в состав летательной мази.
Саша вытаращил глаза. Летательная мазь?! Что такое говорит соседка?! Фантастики начиталась, что ли?
А Ангелина Богдановна продолжала трещать:
– Правда, некоторые виды гелиотропа – например, Heliotropium europaeum или Heliotropium lasiocarpum, содержат в стеблях и листьях ядовитый алкалоид циноглоссин, вызывающий у животных поражение нервной системы. Имейте в виду! Но это, как я вижу, Heliotropium peruvianum, его вполне можно использовать. А теперь бегите, ребята, да поскорей!
Ангелина Богдановна хлопнула в ладоши, словно давая сигнал, и «ребята» побежали: Савва впереди, весело вертя головой и изредка подпрыгивая от радости жизни, а Саша за ним, озадаченно вертя головой и изредка спотыкаясь – от полной невозможности хоть что-то понять в происходящем!
* * *Почему-то раньше Саша был уверен, что сварить мясо – это совершенно нечего делать. Положил в кастрюлю, залил водой, поставил на плиту – и все дела. Ну, еще посолить. Но оказалось, что это ужасно сложно!
Во-первых, сначала он забыл мясо помыть (ребер в магазине не оказалось, пообещали, что завтра привезут, пришлось купить кусок чистой говядины), и, когда вода закипела, кастрюля наполнилась серой грязной накипью, которая норовила вылезти (и даже вылезла!) на плиту. Пришлось надолго зависнуть над кастрюлей с ложкой и непрестанно серую пену убирать. Наконец от пены удалось избавиться. Но стоило накрыть кастрюлю крышкой, как бульон начал выливаться. Не скоро Саша нашел баланс между прикрученностью горелки и закрытостью кастрюли! Совершенно непонятно, как мама легко и просто со всем этим ужасом справлялась: во всяком случае, когда она готовила, по квартире противным духом варева не несло!
Савва сначала сочувственно наблюдал за Сашиной пляской у газовой плиты, но скоро ему это надоело, да и постоянное шипение убегающего бульона, наверное, нервировало (а Сашу, можно подумать, не нервировало!), поэтому пес ушел в коридор, улегся около полки с обувью и прикрыл глаза.
– Ну ладно, ты спи, я тебя потом позову, – сказал Саша и вернулся на кухню. Там он некоторое время экспериментировал с солью. Потом чистил лук, обливаясь слезами. Потом спохватился, что вряд ли вкус лука понравится Савве, и отлил себе бульона в отдельную маленькую кастрюльку, куда и отправил луковицу. Потом долго тыкал вилкой в мясо, проверяя, сварилось оно или нет. Наконец разложил порции: себе в тарелку, Савве в миску, сыпанул туда еще овсяных хлопьев «Геркулес», как советовала Ангелина Богдановна, и крикнул:
– Савва! За стол! То есть это… под стол! Обедать пора!
Савва не появился, однако из коридора доносились какие-то странные звуки.
Саша снял фартук (ну да, в конце концов он дошел даже до этого!), выглянул в прихожую – и заорал возмущенно:
– Что ж ты делаешь?!
Было отчего заорать! Савва по-прежнему лежал около полки для обуви, но и не думал спать, а наоборот, вел бурную деятельность: то грыз, то усердно царапал одну из Сашиных кроссовок.
Услышав гневный окрик, он мигом разжал пасть и даже лапой отпихнул от себя кроссовку: мол, я просто так лежу, никого не трогаю…
– Сдурел?! – сердито спросил Саша.
Савва уткнул нос в лапы с видом глубочайшего раскаяния.
Саше стало его жаль.
– Ладно, пошли! – буркнул он, ставя кроссовки на самый верх полки. – Для кого я варил, в конце концов?
Савва бочком, с виноватым видом, проскользнул в кухню и уставился на миску с едой. Теперь на его морде было написано почти человеческое недоумение. Впрочем, через несколько секунд он принюхался и начал быстро есть.
«Я сам виноват, – вздохнул Саша. – Слишком долго возился. Савва так проголодался, что готов был даже кроссовку грызть!»
Он тоже проголодался. Ведь вчера и позавчера толком не ел. В результате до того налопался, что его даже в сон повело.
Савва вылизал свою миску до блеска, широко, с подвыванием, зевнул и побрел в прихожую.
Саша кое-как вымыл посуду и решил на пяток минут прикорнуть. Савва уже дремал на коврике под дверью. В опасной близости от кроссовок…
«Собаки вообще любят что-нибудь грызть, – подумал Саша. – Жаль, что не было ребрышек! Ничего, куплю их завтра, а кроссовки уберу. От греха подальше!»
Он подумал-подумал, а потом решил спрятать их в платяной шкаф, который стоял в комнате родителей. Раньше там было тесно-претесно, а теперь стало куда просторней: отец-то свои вещи забрал! Однако смотреть на эту пустоту Саше не хотелось, поэтому он подставил к шкафу стул, залез на него и взгромоздил кроссовки на самый верх. Там вроде бы что-то уже лежало, вернее стояло: коробка какая-то, наверное, с мамиными новыми, еще ни разу не надеванными туфлями.
Потом Саша вернулся к себе, плюхнулся на диван – и мигом поплыл, поплыл в сон про прекрасное синее море, окружившее скалистый остров, на котором виднелись маленькие каменные домишки. Безлюден остров, и что-то пугающее чудится в этом безлюдье. Это Спиналонга, вспоминает Саша, остров прокаженных, куда они ездили на экскурсию все вместе: он, мама и папа. Как странно, что среди такой красоты властвовала смерть…
– Почему именно этот остров выбрали для прокаженных? – спросил тогда Саша у гида.
Критянин, отлично говоривший по-русски, пожал плечами:
– Точно не знаю, но, говорят, у него издавна была дурная репутация.
– Какая? – не отставал Саша.
Гид отвел глаза и предложил продолжить экскурсию.
Воспользовавшись тем, что родители отвернулись, Саша решил заглянуть в одну из опустевших хижин. Начал подниматься по неровным каменным ступенькам – и кроссовки скользнули, он поехал-поехал, скрипя гравием, но чудом удержался на самом краю крутой лестнички – только один камень с грохотом свалился вниз из-под его ног. Родители это заметили, ужасно его ругали, а потом отец сказал, что, наверное, умер бы или с ума сошел, если бы с его ребенком что-нибудь случилось…
Вдруг раздался какой-то грохот. Саша вскинулся, ужасно жалея, что сон прервался и он не успел снова услышать эти слова.
Выскочил в прихожую.
Стоп, а Савва где?
Саша заглянул в комнату родителей да так и ахнул: у входа валялась раскрытая обувная коробка, все вокруг было покрыто беспорядочно разлетевшимися фотографиями (значит, там хранились фотографии, а не мамины туфли!), а посреди этого разора возлежал Савва, сосредоточенно грызя… легко догадаться что! Сашину кроссовку!
– Ах ты приблуда несчастный! – воскликнул Саша. – Как же ты на шкаф залез?! Это мои самые любимые кроссы! Фу! Фу, тебе говорят! Отдай немедленно!
Однако Савва и не собирался слушаться. Он покосился на Сашу с самым что ни на есть зверским, даже свирепым выражением морды и продолжал терзать кроссовку.
– Да ты озверел, что ли?! – завопил Саша, замахнувшись, но пес так рыкнул в ответ, что Саша счел за благо отскочить.
– Да ты… да ты… бессовестная скотина! – простонал он потрясенно.
Похоже, Савве стало стыдно. Он выпустил кроссовку, побрел в коридор, и слышно было, как он шумно плюхнулся у входа. А Саша подобрал свою злосчастную обувку и внимательно осмотрел ее.
Очень странно! Никакого урона кроссовке причинено не было. Вот эта трещинка на подошве – она появилась еще в Греции. Наверное, Саша ее заполучил, лазая по критским скалам. Или там, на Спиналонге, когда чуть не свалился с каменных ступенек. Однако эта трещинка никак не мешала ходить, и даже в дождь вода в нее не проникала. Но сейчас трещинка несколько расширилась. Наверное, сюда и запускал зубы Савва. Но это ерунда, он ничего не успел повредить.
Теперь стало стыдно Саше. Погорячился, конечно, когда накинулся на пса! Еще хорошо, что сдержался и не стукнул его.
Выглянул в коридор. Савва лежал с закрытыми глазами, но явно не спал. Морда у него была сердито-обиженная. Такое выражение морды, в смысле лица, могло быть у человека, если бы его в чем-то несправедливо обвинили. Ну что ж, так и было!
– Ну ты и артист! – невольно усмехнулся Саша. – Ладно, извини. Я со сна не разобрался. С кем не бывает!
Савва фыркнул. Саше почудилось, будто пес хотел сказать, что с ним-то ничего такого точно не бывает, без разницы, со сна или нет! И вид у него по-прежнему был обиженный.
– Ишь какой! – буркнул Саша. – Кроссовки ты, конечно, не испортил, но фотографии расшвырял. Теперь кто их собирать будет, Пушкин, что ли, Александр Сергеевич? Нет, Денисов Александр Васильевич! А Савва будет лежать надутый!
Он сердито вернулся в комнату, начал ползать на коленях и складывать снимки обратно в коробку. Впрочем, вскоре Савва сменил гнев на милость и тоже притащился в комнату.
Помогать.
Помощь выражалась в том, что он весело возился на полу, подсовывая Саше лапой то один, то другой снимок.
Все-таки удивительно умный пес оказался, а что кроссовку грыз, так ведь такова его собачья природа!
Фотографий было много. Отец не любил смотреть снимки в мобильнике или в компьютере: всегда отдавал их распечатывать в ателье. А вот Саше разглядывать фотографии было скучно – не считая снимков спектаклей, которые оформлял отец. Они хранились в особых альбомах, которые отец забрал с собой, когда уходил. А раньше Саша их часто смотрел, втайне мечтая тоже стать художником-оформителем, но прекрасно понимая, что этого никогда не произойдет: способностей к рисованию у него не имелось ни малейших! Ну и ладно. Он и артистом не прочь был бы стать. Недаром ему так нравится историческая реконструкция, где в каждой игре чувствуешь себя воином из другого времени, живешь его жизнью…
Фотографии, сделанные во время этих игр-сражений, лежали в отдельном альбоме в Сашкиной комнате, а эти, старые… он даже не знал, что они хранятся в коробке из-под обуви на шкафу. И сейчас рассматривал их с любопытством. Среди новых, цветных, мелькали и старые черно-белые снимки. Вот баба Люба – та, которая в Арзамасе болеет. Здесь она еще совсем даже не больная, и дед Сережа, мамин отец, еще жив. Дед умер, когда Саше было четыре года. Вот они втроем: дед, бабушка и мама. А вот родители отца: они тоже давно умерли, их сын тогда еще в институте учился и был даже не женат.
Фотографии взрослых и детей мелькали перед Сашей… кого-то он знал, кого-то видел впервые. Наверное, знакомые родителей.
Савва расшалился, возил лапами туда-сюда, и к Саше подлетела фотография девчонки в зеленом сарафанчике и с эскимо в руке. Кто такая? Чья-то дочка, каких-нибудь знакомых? Снимок сделан в Нижнем, на фоне Волги и Борского моста.
Хорошенькая какая девчонка. Русая коса, а глазищи!.. Интересно, они только на фотографии получились нежно-зелеными, как молодые березовые листочки, или и в самом деле такие? Почему ни одной похожей девчонки нет в Сашином классе?! И в параллельных нет. Если бы такая появилась в школе, за ней бы все мальчишки бегали!
А может, и хорошо, что она в другой школе учится. Рядом с признанными школьными красавчиками Валеркой Черкизовым или Серегой Сапожниковым, даже рядом с Витьком или Егором, у Сашки Денисова не было бы ни единого шанса!
Он не стал убирать эту фотографию в коробку – отложил на стол. Потом еще полюбуется этой девчонкой.
Интересно, как ее зовут? Ира? Оля? Нет, наверное, как-то особенно… Камилла, например!
«Буду звать ее Камиллой, – решил Саша. – Все равно не узнать, какое у нее на самом деле имя!»
Он продолжал рассматривать снимки. Хихикнул, увидев себя: малявка в ползунках на руках у мамы. А это папа – молодой, очень веселый, держит на руках запеленатого младенца. Радуется, что у него сын родился. Хотя нет, вроде бы он не Сашку держит. Этот младенец завернут в розовое одеяльце, а так заворачивают только девчонок. У бабы Любы до сих пор хранится Сашкин первый конверт, в котором его из роддома забирали. Он голубой, как и положено мальчишечьему конверту. Папе, наверное, просто дали подержать дочку какого-нибудь знакомого.
Саша смотрел, смотрел на снимки… Среди них вроде бы чего-то не хватало, но он не мог понять чего.
Наконец разглядывать фотографии надоело. Саша сунул их в коробку, все одной кучей, и только сейчас заметил, что Савва пытается выцарапать что-то из-под дивана. Наверное, туда еще какие-то снимки залетели.
Ну, их только шваброй можно будет достать.
Только собирался пойти за ней, как зазвонил мобильник. Мама!
– Саш, ну ты там как, не голодаешь? – спросила она первым делом.
– Нет, я сегодня суп сварил. Взял деньги у Ангелины Богдановны и сварил, – сообщил он, размышляя, брякнуть маме про Савву прямо сейчас или подождать ее возвращения.
Нет, лучше ее сначала морально подготовить, а то слишком много потрясений: отец ушел, бабушка болеет, теперь вот животина в доме появилась!
– Мам, может, мы теперь заведем собаку? – спросил Саша вкрадчиво и сморщился – до того глупо и грустно прозвучало это «теперь».
Мама только вздохнула:
– Посмотрим. Главное, чтобы ты не забывал с ней гулять утром и вечером. – И тут же простилась, потому что бабушке пора было делать укол.
Гулять! Сашка начисто забыл, что с Саввой нужно гулять! Хорошо, что мама напомнила. Кстати, придется купить ошейник и поводок для прогулок. Деньги еще остались.
– Пройдемся? – предложил Саша, погладив пса, который по-прежнему лежал на полу и шарил лапой под диваном. – Да брось ты! Потом достанем. Пошли гулять! Хочешь?
Савва несколько секунд еще полежал, как бы размышляя, хочет он или нет, потом понял: хочет! – и, задрав хвост, понесся в прихожую. Саша, на ходу напяливая кроссовки, поспешил за ним.
Зоомагазин, где продавались всякие собачьи прибамбасы, находился недалеко. Саша направился к нему, не сомневаясь, что Савва послушно последует за ним. Но не тут-то было! Савва вдруг рванул через дорогу, не обращая ни малейшего внимания на светофоры, и ринулся куда-то в сторону площади Свободы. Саша, который на красный свет бежать не решился, отстал, причем порядочно, и, когда оказался на площади Свободы, успел заметить только лохматый коричневый хвост, мелькнувший у поворота на Варварку.
– Савва! – заорал Саша, но без толку.
Пришлось наддать. Вылетел на Варварку – коричневое пятно маячило чуть ли не на Ошарской. Добежал до Ошары – Савва уже на площади Минина. К счастью, Саша успел увидеть, как пес влетел под арку Дмитриевской башни кремля.
Ну, если Савва помчится вниз по склону, на набережную, собаки у Саши, считай, больше нет. Может быть, Савва раньше жил где-то неподалеку, вот и рвется теперь домой? Уж не там ли его довели до того жалкого состояния, в котором он попал в парк Кулибина? Ну и неблагодарным же он оказался! Бросил того, кто его спас, накормил, напоил, чью кроссовку он грыз…
Саша замер как вкопанный. За этими мыслями он и не заметил, как вбежал в кремль, миновал выставку военной техники и выскочил на просторную площадку над самым обрывом. Там стояли лавочки, на них сидели люди, глядевшие на Стрелку[3], над которой алое закатное солнце медленно опускалось в золотые облака. Отражаясь в реке, неистовые золотые и алые краски заката приобретали более спокойный серебристый оттенок.
Красота, конечно, неописуемая, но Саше было не до заката, потому что, как выяснилось, он чуть не наступил на… Савву, который смирно лежал посреди тротуара, умостив голову на лапы.
– Ну ты и собака! – запаленно выдохнул Саша, однако Савва даже не шевельнулся, продолжая пристально глядеть вперед.
Впрочем, отнюдь не волшебная красота заката привлекала его! Вообще где вы видели собаку, которая любовалась бы красотами природы? Вот и Савва был не из таких. Он не сводил глаз с девочки, сидевшей на садовой скамейке вполоборота к Саше и глядевшей на Волгу. У девочки была русая коса, которая ему что-то напомнила…
Рядом сидела женщина, видимо, ее мать, заботливо придерживавшая кофту на худеньких плечах девочки. Та нетерпеливо дернулась, но женщина ласково сказала:
– Тебя продует, Асенька. Совершенно ни к чему, чтобы ты еще и простудилась! О, смотри, папа идет. Мороженое тебе купил.
«Если родители не хотят, чтобы их дочка простыла, зачем же покупают ей мороженое?» – насмешливо подумал Саша, но тут девочка резко повернулась, он увидел ее лицо – да так и ахнул.
Это была та самая девчонка с фотографии! И глазищи у нее на самом деле оказались зеленые, как молодые березовые листочки! Только на фотографии она была загорелая, а сейчас ужасно бледная, но все равно хорошенькая просто до одури.
«Ася? – удивился Саша. – Значит, она не Камилла, а Ася? Нет, Камилла гораздо лучше!»
В эту минуту к девчонке подошел высокий мужчина. Он был одет в джинсы и серую футболку с надписью «Я ♥ ТЮЗ-НН!»
«Что такое? – возмутился Саша. – Откуда у этого дядьки папина майка?!»
И тут же он понял, что это никакой не дядька, а его, Сашин, отец! В своей собственной майке…
Сашин отец подал девчонке по имени Ася эскимо и ласково ей улыбнулся.
– Спасибо, папа, – сказала она Сашиному отцу, улыбаясь в ответ.
А отец даже не заметил своего сына…
Подойти? Или крикнуть отсюда «Привет, папа!»? Они сразу перестанут улыбаться!
Саша попятился на газон, проломился через кусты и бросился бежать из кремля, тупо удивляясь, почему все вокруг кажется каким-то размытым.
– Плачу я, что ли, как дурак? – пробормотал Саша, яростно, до боли проведя ладонью по глазам.
Да, ладонь оказалась мокрой.
И он побежал дальше, то и дело вытирая глаза и изо всех сил стараясь не думать о том, что видел в кремле, вообще ни о чем не думать. Он так старался, что, лишь придя домой, сообразил: Саввы рядом нет. Он не вернулся.
Вот так… И этот предал!
* * *До позднего вечера Саша сидел на полу и снова и снова перебирал старые фотографии. Те, которые залетели под диван, он тоже вытащил. Они лежали в отдельном конвертике. На них он увидел ту самую девчонку. Асю! Ее было очень легко узнать по глазам. Вот Ася стоит под елкой в костюме Снегурочки – ей тут года три, наверное. А вот сидит на коленях у отца. У Сашиного отца! Она еще совершенная малявка – не в пеленках, но в ползунках, на шее повязан слюнявчик, и отец кормит ее с ложечки.
