Слова сияния

– Отец, – взмолился Адолин, положив руку Далинару на плечо, – это все просто прекрасно, и, возможно, ты сумеешь изменить представление людей о Сияющих, но… Душа Ишара, отец! Они могли делать то, чего мы не можем. Если просто назвать кого-нибудь Сияющим, это не наделит его теми невообразимыми силами, о которых говорится в легендах.

– Дело не только в том, какими способностями обладали Сияющие. Дело в том, что́ они собой олицетворяли. Они были тем идеалом, которого нам сегодня не хватает. Может, мы и не в состоянии освоить древнее связывание потоков – тот дар, которым они обладали, – но нам по силам подражать Сияющим в другом смысле. Я в этом уверен. Не пытайся меня отговорить.

Остальных, похоже, это не убедило.

Каладин прищурился. Так знает Далинар о его способностях или не знает? Обсуждение перешло к более приземленным темам вроде того, как добиться от осколочников согласия на поединки с Адолином и как усилить патрули на прилегающих территориях. Далинар считал безопасность военных лагерей необходимым предварительным условием для того, что он пытался совершить.

Когда встреча наконец-то завершилась и большинство ее участников отправились приводить в исполнение приказы, Каладин все еще размышлял о том, что Далинар сказал о Сияющих. Великий князь, сам того не зная, сформулировал все очень точно. У Сияющих рыцарей и впрямь были идеалы – они именно так и назывались. Пять Идеалов, Бессмертные слова.

«Жизнь прежде смерти, – подумал Каладин, поигрывая сферой, которую вытащил из кармана, – сила прежде слабости, путь прежде цели». Эти слова составляли Первый идеал. Юноша лишь догадывался об их истинном значении, но невежество не помешало ему постичь Второй идеал ветробегунов – клятву защищать тех, кто не может защитить себя самостоятельно.

Сил не рассказала ему, в чем заключаются оставшиеся три. Она заявила, что он сам все поймет, когда придет время. Или не поймет – и не сможет продвинуться дальше.

А желал ли он двигаться дальше? Чтобы стать… кем? Одним из Сияющих рыцарей? Каладин не просил подчинять свою жизнь чьим-то чужим идеалам. Он просто хотел выжить – и каким-то образом очутился на пути, которым ни один человек не следовал веками. Он мог стать тем, кого во всем Рошаре ненавидели или боготворили. Так много внимания…

– Солдат? – окликнул Далинар, подходя к дверям.

– Сэр. – Каладин выпрямился и отдал честь.

Ему было приятно это делать – стоять по стойке смирно, чувствовать себя нужным. Он точно не знал, в чем дело: в приятных чувствах, связанных с воспоминаниями о жизни, которую он когда-то любил, или в жалких ощущениях рубигончей, которая снова отыскала свой поводок.

– Мой племянник прав, – сказал Далинар, наблюдая за тем, как король уходит по коридору. – Враги могут попытаться причинить боль моей семье. Таков ход их мыслей. Навани и мои сыновья нуждаются в постоянной охране. Назначь своих лучших людей.

– Сэр, у меня их всего-то около двух дюжин. Этого недостаточно для полной ежедневной охраны вас четверых. Мне придется в кратчайшие сроки обучить больше людей, но, если просто дать мостовику копье, он от этого не станет солдатом, не говоря уже о хорошем телохранителе.

Далинар кивнул с обеспокоенным видом и потер подбородок.

– Сэр?

– Солдат, не тебе одному не хватает людей. Я потерял многих из-за предательства Садеаса. Это были очень хорошие воины. Теперь у меня совсем мало времени. Всего лишь чуть больше шестидесяти дней…

Каладина пробрал озноб. Великий князь отнесся к числу, нацарапанному неизвестно кем на стене, очень серьезно.

– Капитан, – негромко проговорил Далинар, – мне нужен каждый, кто способен держать в руках оружие. Их надо обучить, восстановить войско и приготовиться к буре. Они должны отправляться на штурм плато, сражаться с паршенди, набираться боевого опыта.

И как это связано с Каладином?

– Вы обещали, что мои люди не будут участвовать в боях на плато.

– Я сдержу слово, – сказал Далинар. – Но в королевской гвардии двести пятьдесят солдат. Среди них последние из оставшихся у меня боеспособных офицеров, которым я намереваюсь поручить подготовку новых рекрутов.

– Я ведь не просто буду охранять вашу семью, верно? – Каладин почувствовал, как груз на его плечах тяжелеет. – Вы имеете в виду, что собираетесь поручить мне также и охрану… короля.

– Да. Не сразу, но да. Мне нужны эти солдаты. Кроме того, содержать две отдельные гвардии – это неправильно. У меня есть ощущение, что твои люди, учитывая ваше прошлое, наименее склонны к тому, чтобы шпионить для моих врагов. Тебе следует знать, что некоторое время назад, возможно, состоялось покушение на жизнь короля. Я все еще не выяснил, кто за ним стоял, но опасаюсь, что в это были вовлечены некоторые из его гвардейцев.

Каладин тяжело вздохнул:

– Что произошло?

– Элокар и я охотились на ущельного демона. Во время охоты, в самый напряженный момент, королевский осколочный доспех едва не подвел его. Мы обнаружили, что многие из питавших его самосветов, по всей видимости, заменили на испорченные, которые и треснули от большой нагрузки.

– Сэр, я мало что знаю о доспехах. Они могли сломаться сами по себе, без чьего-то вредительства?

– Это возможно, но маловероятно. Я хочу, чтобы твои люди посменно охраняли дворец и короля, чередуясь с кем-то из королевских гвардейцев, чтобы вы как следует познакомились с ним и с дворцом. Твоим людям, скорее всего, не помешает поучиться у опытных стражников. Одновременно я начну переводить офицеров из его гвардии в мое войско, чтобы они занялись обучением солдат. За пару недель мы объединим твой отряд и королевскую гвардию. Ты будешь ею командовать. Как только обучишь мостовиков из других расчетов в достаточной степени, мы заменим твоими людьми гвардейцев, которых переведем в мое войско. – Он посмотрел Каладину в глаза. – Ты справишься, солдат?

– Да, сэр, – ответил Каладин, хотя часть его запаниковала. – Справлюсь.

– Хорошо.

– Сэр, есть предложение. Вы сказали, что собираетесь усилить патрулирование территорий за военными лагерями и хотите охватить и холмы вокруг Расколотых равнин?

– Да. Там развелось удручающе много бандитов. Это теперь владения алети. Они обязаны подчиняться законам алети.

– Есть тысяча человек, которых я должен обучить. Если бы я мог отправить их в патрулирование, это бы помогло им ощутить себя солдатами. Я бы использовал достаточно большое количество людей, чтобы это само по себе было сообщением для бандитов, которые, быть может, и ушли бы из тех краев, – но при этом моим людям не пришлось бы слишком много сражаться.

– Хорошо. Патрулями занимался генерал Хал, но он теперь мой старший военачальник и понадобится для других вещей. Натаскай своих людей. Твоя тысяча должна заниматься настоящим патрулированием дорог, объединяющих Расколотые равнины, Алеткар и порты на юге и востоке. Понадобятся разведывательные отряды, которые будут выслеживать признаки бандитских лагерей и выискивать караваны, которые подверглись атаке. Мне нужны точно знать, что там происходит и насколько ситуация опасна.

– Сэр, я займусь этим лично.

Вот ведь буря! Как он собирается все успеть?

– Хорошо, – бросил Далинар и вышел из комнаты, сцепив руки за спиной, как будто погрузившись в размышления.

Моаш, Эт и Март последовали за ним, как и приказал им Каладин. Придется постоянно держать возле князя двоих людей, а если получится – троих. Раньше он надеялся на четверых или пятерых, но – шквал! – раз теперь придется охранять стольких, такое становилось невозможным.

«Кто же он такой?» – подумал Каладин, провожая Далинара взглядом.

Он управлял хорошим лагерем. О человеке можно было судить – Каладин обычно так и делал – по людям, которые следовали за ним.

Но и у тирана может быть хороший лагерь с дисциплинированными солдатами. Великий князь Далинар Холин помог объединить Алеткар, и путь к объединению преодолел по колено в крови. А теперь… теперь он вел королевские речи, хотя сам король присутствовал в той же комнате.

«Он хочет воссоздать Сияющих рыцарей», – подумал Каладин. Силой или волей Далинару Холину этого не добиться.

Если только ему не помогут.

6

Ужасное разрушение

Мы даже не думали, что шпионы паршенди прячутся среди наших рабов. Вот еще одна вещь, о которой мне следовало бы подумать заранее.

Из личного дневника Навани Холин, йесесан, 1174

Шаллан опять сидела на своем ящике на палубе, но теперь у нее на голове была шапка, поверх платья – теплая накидка, а на свободной руке – перчатка. Защищенную руку, разумеется, укрывал рукав.

В открытом океане царил невообразимый холод. Капитан сказал, что еще дальше к югу сами волны замерзают. Это казалось немыслимым; она бы хотела такое увидеть. Девушка время от времени видела снег и лед в Йа-Кеведе, когда зимы выдавались необычными. Но целый океан льда? Потрясающе.

Она наблюдала за спреном, получившим имя Узор, а наблюдения записывала. Вот спрен поднялся над поверхностью палубы, превратившись в сгусток клубящейся темноты – клубок бесконечных линий, что изгибались таким образом, который ей никак не удавалось передать на плоской бумаге. Поэтому она писала заметки и сопровождала их набросками.

– Пища… – сказал Узор.

Голос спрена походил на жужжание, а еще он вибрировал, когда издавал звуки.

– Да, – ответила Шаллан. – Ее нужно есть.

Она взяла из стоявшей рядом миски маленький лимафрукт, положила в рот, прожевала и проглотила.

– Есть, – бормотал Узор. – Превращать… ее… в себя.

– Да! Именно.

Он опустился, вошел в доски палубы, и чернота растворилась. Спрен снова стал частью материала – древесина из-за него пошла волнами, словно вода. Он скользнул по палубе, потом по ящику рядом с Шаллан забрался в миску с маленькими зелеными фруктами. В миске Узор расположился на всех фруктах сразу, и кожура каждого покрылась складками и выступами, вторя его форме.

– Ужасно! – донесся из миски вибрирующий голос.

– Ужасно?

– Разрушение!

– Что? Нет, мы так выживаем. Все существа нуждаются в еде.

– Ужасное разрушение – есть! – ошеломленно заявил спрен и перебрался обратно на палубу.

«Узор излагает все более сложные мысли, – записала Шаллан. – Отвлеченные понятия даются ему легко. Ранее он задавал мне вопросы: „Почему? Почему ты? Почему быть?“ Я истолковала это как вопрос о моей цели и ответила: „Чтобы искать истину“. Он, похоже, легко понял, что я имела в виду. И все же некоторые приземленные вещи – вроде того, зачем людям нужно есть, – целиком ускользают от его понимания. Это…»

Она перестала писать – бумага пошла складками, и на странице проявился Узор, чьи тонкие грани приподняли только что написанные ею буквы.

– Почему это? – спросил он.

– Чтобы помнить.

– Помнить, – повторил спрен, пробуя новое слово.

– Это значит… – Буреотец! Как же ей объяснить, что такое память? – Это значит осознавать, что ты делал в прошлом. В другие моменты, которые случились много дней назад.

– Помнить. Я… не могу… помнить…

– Какое твое самое раннее воспоминание? – спросила Шаллан. – Где ты был вначале?

– Вначале, – проговорил Узор. – С тобой.

– На корабле? – Девушка начала записывать.

– Нет. Зеленое. Пища. Пища не чтобы есть.

– Растения?

– Да. Много растений.

Он завибрировал, и Шаллан подумалось, что вибрация подражает шуму ветра в ветвях. Она сделала глубокий вдох. Казалось, еще чуть-чуть – и палуба превратится в тропинку, ящик станет каменной скамейкой. Все выглядело зыбким, ненастоящим, но таким похожим на настоящее. Отцовский сад. Узор на земле, нарисованный в пыли…

– Помнить, – шепотом проговорил спрен.

«Нет, – в ужасе подумала Шаллан. – НЕТ!»

Видение растаяло. Ей ведь просто померещилось, так? Веденка прижала к груди защищенную руку, ее дыхание сделалось прерывистым. Нет.

– Эй, барышня! – раздался позади голос. – Расскажите-ка этому новичку, что приключилось в Харбранте!

Шаллан, все еще с колотящимся сердцем, повернулась и увидела Ялба. Тот направлялся к ней с «новичком» – шестифутовым громилой, который был по меньшей мере на пять лет старше самого Ялба. Они подобрали его в Амидлатне, последнем порту. Тозбек хотел быть уверенным, что во время перехода к Новому Натанану на борту хватит рабочих рук.

Ялб присел возле ее скамейки. По причине холода он соблаговолил надеть рубашку с истрепанными рукавами и нечто вроде головной повязки, прикрывавшей уши.

– Светлость? – спросил он. – Вы в порядке? Выглядите так, словно проглотили черепаху. И не только голову, а целиком.

– Со мной все хорошо. Что… что ты у меня спросил?

– В Харбранте, – сказал Ялб, большим пальцем указывая себе за спину, – мы повстречали короля или не повстречали?

– Мы? – повторила Шаллан. – Я его встречала.

– А я был вашим спутником.

– Ты ждал снаружи.

– Да какая разница! Я был вашим лакеем на той встрече, ага?

Лакеем? Он оказал ей услугу и проводил до дворца.

– Ну… вроде того, – подтвердила Шаллан. – Припоминаю, ты и впрямь красиво кланялся.

Ялб встал и повернулся к громиле:

– Вот видишь? Я же упоминал про поклон, верно?

«Новенький» что-то проворчал в знак согласия.

– Так что давай иди мыть посуду, – продолжил Ялб и получил в ответ сердитый взгляд. – Ну вот только не начинай! Я же предупреждал, что к дежурству на кухне капитан относится с особым вниманием. Если хочешь стать одним из нас, хорошенько потрудись и не чурайся лишней работы. Капитан будет к тебе лучше относиться, как и все остальные. Я же ради твоего блага стараюсь, еще спасибо мне скажешь.

Здоровяк как будто успокоился и потопал на нижнюю палубу.

– Клянусь Стремлениями! – воскликнул Ялб, глядя ему вслед. – У парня столько же смекалки, сколько света в двух сферах из грязи. Я за него переживаю. Кто-то обязательно этим воспользуется, светлость.

– Ялб, ты опять хвастался?

– Если добавить чуток правды, то не считается.

– Вообще-то, в этом и заключается суть хвастовства.

– Эй, – воскликнул Ялб, повернувшись к ней. – А что вы тут делали? Ну, знаете – с цветами?

– С цветами? – переспросила Шаллан, похолодев.

– Ну да – палуба стала зеленой, ага? Клянусь, я видел. Все из-за того странного спрена, верно?

– Я… я пытаюсь определить, что же это за спрен, – пояснила Шаллан, следя, чтобы голос не дрогнул. – Провожу научное исследование.

– Так я и думал, – сказал Ялб, хотя ее ответ на самом деле ничего не прояснил.

Он приветливо махнул ей рукой и убежал.

Девушка переживала из-за того, что Узора не удалось спрятать от моряков. Она пыталась сидеть в своей каюте, чтобы сохранить его в тайне от всех, но замкнутое пространство действовало угнетающе, а спрен не реагировал на предложения держаться от людей подальше. И поэтому на протяжении последних четырех дней ей пришлось позволить им наблюдать за Узором.

Он вызывал у моряков понятное беспокойство, но они предпочитали помалкивать. Сегодня матросы были заняты подготовкой корабля к ночному переходу. Мысли об открытом море ночью тревожили Шаллан, но такова была плата за путешествие в такой дали от цивилизации. Два дня назад им даже пришлось пережидать бурю в прибрежной бухте. Ясна и Шаллан высадились на берег и отправились в построенную специально для таких целей крепость, заплатив за возможность укрыться немалую цену, а моряки остались на борту.

В бухте, хоть она и не была настоящим портом, имелся хотя бы бурелом, за которым корабль и укрылся. Во время следующей великой бури у них и этого не будет. Они разыщут бухту и попытаются перенести шторм, хотя Тозбек заранее решил, что пошлет Шаллан и Ясну на берег, чтобы они спрятались в пещере.

Она снова повернулась к Узору, который теперь парил над палубой. Он чем-то напоминал порожденную хрустальной люстрой игру световых бликов на стене – только вот был трехмерным и состоял из чего-то черного, а не из света. Пожалуй… нет, не очень-то похоже.

– Обманы, – сказал Узор. – Обманы от Ялба.

– Да, – со вздохом согласилась Шаллан. – Ялб временами просто идеален в искусстве убеждения ради собственного блага.

Узор тихонько загудел. Он казался довольным.

– Тебе нравятся обманы? – спросила Шаллан.

– Хорошие обманы. Этот обман. Хороший обман.

– Что делает обман хорошим? – поинтересовалась Шаллан, аккуратно записывая каждое слово Узора.

– Хороший обман – правдивый обман.

– Узор, эти вещи противоположны друг другу.

– Ммм… Свет делает тень. Правда делает обманы. Ммм…

«Ясна назвала их „спренами лжи“, – записала Шаллан. – Им, похоже, это прозвище не нравится. Когда я духозаклинала в первый раз, чей-то голос просил у меня правду. Я по-прежнему не знаю, что это значит, и Ясна ничего не объясняет. Она, похоже, знает о случившемся не больше меня. Не думаю, что голос принадлежал Узору, но не могу утверждать наверняка, поскольку он, видимо, многое о себе забыл».

Она вернулась к рисованию и сделала пару набросков Узора в парящей и плоской формах. Это занятие позволило ее мыслям успокоиться. К тому моменту, когда наброски были закончены, в памяти Шаллан всплыло несколько смутных отрывков из прочитанных книг, которые она захотела процитировать в заметках.

Девушка отправилась вниз, Узор двинулся следом. Он притягивал к себе взгляды матросов. Моряки – народ суеверный, и кое-кто считал спрена дурным знамением.

В каюте Узор забрался на стену и оттуда наблюдал, как Шаллан ищет пришедший на ум абзац, в котором упоминались спрены, наделенные даром речи. Не просто спрены ветра или спрены реки, которые подражали людям и отпускали шуточки. Эти были на ступень выше обычных спренов, но существовали и более развитые, очень редкие. Спрены вроде Узора, способные по-настоящему беседовать с людьми.

«Ночехранительница определенно из их числа, – гласила цитата из Алай, переписанная Шаллан. – Записи разговоров с нею – а она, несомненно, женского пола, что бы бы ни говорилось в деревенских сказках алети, – многочисленны и достоверны. Сама Шубалай, собравшись написать основанный на личном опыте научный отчет, посетила Ночехранительницу и дословно записала ее историю…»

Шаллан перешла к следующему выписанному отрывку и вскоре увлеклась работой. Через насколько часов она закрыла книгу и положила на столик возле кровати. Ее сферы тускнели; скоро они погаснут, и придется их снова заряжать буресветом. Шаллан удовлетворенно вздохнула и прилегла на кровать. На полу ее маленькой каюты были разложены заметки, содержавшие цитаты из дюжины разных источников.

Она была… довольна. Ее братьям понравилась идея отремонтировать духозаклинатель и вернуть его прежним хозяевам, и они воодушевились, услышав от нее, что не все еще потеряно. Теперь, когда появился новый план, они решили, что смогут продержаться еще какое-то время.

Жизнь Шаллан налаживалась. Сколько времени прошло с тех пор, когда у нее была возможность просто так сидеть и читать? Не тревожась за родных, не дрожа от ужаса перед необходимостью как-то обокрасть Ясну? Даже до жуткой цепи событий, в результате которых ее отец погиб, Шаллан всегда чувствовала беспокойство. Оно составляло суть ее жизни. Девушка считала, что никогда не сумеет сделаться ученой. Буреотец! Она и в ближайший к имению город попасть не мечтала.

Шаллан встала, взяла альбом и пролистала наброски сантида, включая те, что были нарисованы по памяти после погружения в океан. Усмехнулась, вспомнив о том, как выбралась на палубу, промокшая насквозь и с улыбкой до ушей. Все матросы точно решили, что пассажирка сошла с ума.

Теперь она плыла к городу на краю мира, обрученная с могущественным принцем-алети, и могла учиться в свое удовольствие. Шаллан видела изумительные новые места, зарисовывала их дни напролет, а ночами читала книгу за книгой.

Ее угораздило добыть себе безупречную жизнь, в которой было все, что душе угодно.

Шаллан выудила из потайного кошеля внутри защищенного рукава несколько сфер, чтобы заменить потускневшие из кубка. Но сферы, которые она достала, оказались погасшими. В них не было ни единой искорки буресвета.

Веденка нахмурилась. Эти сферы зарядили во время предыдущей Великой бури, поместив в корзину, привязанную к мачте корабля. Те, что в кубке, зарядили две бури назад, потому они и угасали. Как же вышло, что сферы в ее кармане разрядились быстрее? Это противоречило здравому смыслу.

– Ммм… – сказал Узор, расположившийся на стене на уровне ее головы. – Обманы.

Шаллан положила сферы обратно в карман, открыла дверь и по узкому сходному трапу направилась к каюте Ясны. Ее обычно занимали Тозбек с женой, но они переселились в третью, самую маленькую из кают, чтобы предоставить Ясне лучшее жилье. Люди постоянно так делали, даже если принцесса ни о чем не просила.

У Ясны Шаллан могла взять несколько сфер. Действительно, дверь в каюту была приоткрыта и едва заметно двигалась туда-сюда в такт качке, пока корабль, скрипя, следовал своим вечерним курсом. Шаллан несмело заглянула в щель, вдруг засомневавшись, стоит ли беспокоить принцессу, которая сидела за столом.

Она видела лицо наставницы: рука у виска, взгляд устремлен на разбросанные по столу бумаги. В глазах Ясны был страх, и выглядела она измученной.

Это была совсем не та принцесса, которую Шаллан привыкла видеть. Утомление взяло верх над уверенностью, самообладание сдалось под натиском тревоги. Ясна начала что-то писать, но перестала после всего-то пары слов. Отложила перо, закрыла глаза и потерла виски. Несколько спренов – растерянно кружащиеся в воздухе сгустки пыли – появились вокруг ее головы. Спрены изнеможения.

Девушка отпрянула, – похоже, она невольно оказалась свидетельницей чего-то сокровенного. Ясна отбросила маску. Шаллан осторожно шагнула назад, но с пола вдруг раздался голос:

– Правда!

Ясна вздрогнула от неожиданности и, подняв глаза, увидела Шаллан – которая, конечно, залилась краской.

Принцесса перевела взгляд на пол, на Узора, а потом надела маску и выпрямила спину:

– Да, дитя?

– Я… мне нужны сферы… – пробормотала Шаллан. – Те, что в моем кошеле, погасли.

– Ты духозаклинала? – резко спросила Ясна.

– Что? Нет, светлость. Я же обещала, что не буду.

– Значит, дело во второй способности, – сказала Ясна. – Зайди и закрой дверь. Надо поговорить с Тозбеком – она не запирается как следует.

Шаллан вошла, закрыла дверь, хотя защелка и впрямь не держала. Она шагнула вперед, сцепив руки и ощущая растерянность.

– Что ты сделала? – спросила наставница. – Это было как-то связано со светом, я предполагаю?

– Я как будто создала растения, – ответила Шаллан. – Ну, точнее, только цвет. Один из моряков видел, как палуба позеленела, хотя все исчезло, едва я перестала думать о растениях.

– Да… – проговорила Ясна.

Она пролистала одну из своих книг и нашла иллюстрацию. Шаллан уже видела этот рисунок; он был древним, как сам воринизм. Десять сфер, соединенных линиями в рисунок, напоминающий лежащие на боку песочные часы. Две сферы в центре выглядели почти как зрачки. Двойной глаз Всемогущего.

– Десять Сущностей, – пробормотала Ясна и провела пальцами по странице. – Десять потоков. Десять орденов. Но почему спрены наконец-то решили вернуть нам наши клятвы? И сколько времени у меня осталось? Не много. Не много…

– Светлость? – спросила Шаллан.

– До твоего появления я считала себя отклонением от нормы, – ответила Ясна. – Мне оставалось лишь надеяться, что связыватели потоков не возвращаются в больших количествах. Теперь этой надежды уже нет. Криптики послали тебя ко мне, в этом нет никаких сомнений, потому что они знали: тебе понадобится учитель. Это дает надежду, что я была по крайней мере одной из первых.

– Я не понимаю.

Ясна повернулась к ученице и устремила на нее пристальный взгляд. Глаза принцессы покраснели от усталости. Как долго она работала? Каждую ночь, когда Шаллан ложилась спать, из-под двери Ясны все еще пробивался свет.

– По правде говоря, – призналась Ясна, – я тоже не понимаю.

– С вами все в порядке? – заволновалась Шаллан. – Перед тем как я зашла, вы выглядели… расстроенной.

Ясна промедлила лишь мгновение.

– Я просто слишком много времени трачу на свои изыскания. – Она повернулась к одному из сундуков и вытащила темный кошель, полный сфер. – Возьми это. Я бы посоветовала тебе постоянно носить с собой сферы, чтобы твои способности к связыванию потоков могли проявляться.

– Вы меня научите? – Шаллан взяла кошель.

– Не знаю. Попытаюсь. На этой схеме есть поток под названием Иллюминация, мастерство света. Пока что я бы предпочла, чтобы ты с усердием изучала этот поток, а не духозаклинание. Это искусство теперь стало еще опаснее, чем было когда-то.

Шаллан кивнула и поднялась. Перед тем как уйти, на миг задержалась.