Полная версия
Слова сияния
– У других, может, и недели, но не у тебя. – Каладин прикрывал глаза от солнца и опирался на копье. Они по-прежнему были на тренировочной площадке для светлоглазых, охраняли Адолина и Ренарина – последний как раз получал первые наставления от Зайхеля, мастера-мечника. – У тебя настрой был правильным с того самого дня, как мы встретились.
– Ага. Здорово же все обернулось!
– Здорово? Тебя же отправили на мосты, чтобы ты помер где-нибудь на плато.
– Э-э, – протянул Лопен и опять откусил от того, что держал в руке. Оно походило на толстый кусок плоского хлеба, обвернутый вокруг чего-то тягучего. Лопен облизнул губы и вручил снедь Каладину, чтобы освободить единственную руку и покопаться в кармане. – Бывают плохие дни. Бывают хорошие дни. В итоге получается один к одному.
– Лопен, странный ты человек, – сказал Каладин, изучая «еду». – Это, вообще, что такое?
– Чуто.
– Чудо?
– Чу-у-то. Гердазийская еда. Хорошая штука. Гон, кусни, если хочешь.
«Чуто» походило на кусочки неопознаваемого мяса, залитые какой-то темной жидкостью и завернутые в слишком толстую лепешку.
– Отвратительно, – буркнул Каладин и вернул еду Лопену, который вручил ему то, что достал из кармана, – раковину, с обеих сторон которой были нарисованы глифы.
– Тебе же хуже. – Лопен откусил еще.
– Не стоило бы тебе вот так есть у всех на виду, – заметил Каладин. – Это невежливо.
– Ха, зато удобно. Погляди, как хорошо все завернуто. Можно пойти по делам, все их переделать и поесть на ходу…
– Неряшливо. – Каладин изучал раковину.
Она содержала подсчеты Сигзила относительно того, сколько у них солдат, как много им понадобится еды, по мнению Камня, и оценки Тефта – сколько бывших мостовиков готово к обучению.
Последняя цифра была довольно большой. Если мостовики выживали, они становились очень сильными, таская мосты. Как Каладин уже доказал, это позволяло делать из них отличных солдат – требовался только подходящий стимул.
На оборотной стороне раковины Сигзил начертил для Каладина тропу, по которой следовало патрулировать окрестности военного лагеря. Вскоре у него для этого будет достаточно новобранцев, и он займется тем, о чем говорил Далинару. Тефт считал, что Каладину лучше самому отправляться в дозор, чтобы новички смогли проводить с ним побольше времени.
– Сегодня будет Великая буря, – бросил Лопен. – Сиг сказал, она начнется через два часа после заката. Он думал, ты захочешь подготовиться.
Каладин кивнул. Еще один шанс для появления тех загадочных цифр – они уже дважды возникали во время бурь. Он примет дополнительные меры, чтобы Далинар и его семья были под защитой.
– Спасибо за донесение. – Каладин сунул раковину в карман. – Пошли кого-нибудь назад, пусть передадут Сигзилу, что предложенный им маршрут уведет меня слишком далеко от военного лагеря. Пусть нарисует другой. А еще скажи Тефту, что мне нужна пара человек, которая сменит здесь Моаша и Дрехи. Они оба провели на вахте слишком много часов. Сегодня ночью я сам буду охранять Далинара – предложу великому князю, чтобы во время бури вся его семья была рядом, так ведь удобнее.
– Если ветра пожелают, гон, – сказал Лопен, доедая последний кусок чуто. Потом он присвистнул, глядя куда-то в сторону покрытого песком двора. – Здорово смотрится, верно?
Каладин проследил за взглядом гердазийца. Адолин, предоставив брата Зайхелю, принялся за тренировочные упражнения с осколочным клинком. Он изящно вертелся и крутился на песке, и меч в его руках так и летал, выписывая в воздухе замысловатые узоры.
Опытный осколочник никогда не выглядел неуклюжим в доспехе, – напротив, он был внушительным, сверкающим. Латы сидели точно по фигуре. Броня Адолина отражала солнечный свет, точно зеркало, при каждом его взмахе мечом, каждой перемене позиции. Каладин знал, что это просто упражнения для разминки и от них больше пыли в глаза, чем пользы. На поле боя никто так себя не вел, хотя отдельные стойки и рубящие удары можно было применять в деле.
Хоть Каладин об этом и знал, ему с трудом удалось стряхнуть благоговение. Сражаясь, осколочники в доспехах выглядели не людьми, а скорее Вестниками.
Он заметил Сил: она сидела на краю карниза неподалеку от Адолина и наблюдала за юношей. С такого расстояния Каладин не мог разглядеть выражение ее лица.
Адолин закончил разминку, упав на одно колено и вонзив осколочный клинок в землю до середины лезвия. Когда он отпустил рукоять, меч исчез.
– Я уже видел, как он призывает этот клинок, – проговорил Каладин.
– Ага, ганчо, на поле боя, когда мы спасли его жалкую задницу от Садеаса.
– Нет, раньше, – сказал Каладин, вспоминая происшествие со шлюхой в лагере Садеаса. – Он спас кое-кого от издевательств.
– Хм. Тогда он не такой уж плохой, верно?
– Возможно. Ладно, ступай. Позаботься о том, чтобы сюда прислали кого-нибудь на замену.
Лопен отсалютовал ему и забрал Шена, который тыкал пальцем в тренировочные мечи, висевшие вдоль края двора. Вместе они побежали выполнять его поручение.
Каладин обошел посты, проверил Моаша и остальных, а потом приблизился к тому месту, где Ренарин, все еще в доспехе, сидел на земле возле своего нового учителя.
Зайхель, ревнитель с умными глазами, восседал с торжественным видом, который портила его неопрятная борода.
– Тебе надо заново научиться сражаться в этом доспехе. Он меняет то, как человек шагает, держит оружие, движется.
– Я… – Ренарин опустил взгляд. Было так странно видеть человека в очках и в таких внушительных латах. – Мастер, мне не нужно переучиваться сражаться. Я ведь и не учился этому.
Зайхель фыркнул:
– Это хорошо. Значит, мне не придется исправлять чужие ошибки.
– Да, учитель.
– Что ж, тогда начнем потихоньку. Там, в углу, есть лестница. Заберись на крышу тренировочного зала. Потом спрыгни.
Ренарин вскинул голову:
– Спрыгнуть?..
– Сынок, я старый, – сказал Зайхель. – Если буду повторяться, съем не тот цветок.
Каладин нахмурился, а Ренарин, склонив голову набок, вопросительно посмотрел на него. Капитан пожал плечами.
– Съедите… что? – спросил Ренарин.
– Это значит, я рассержусь, – сурово ответил Зайхель. – В вашем языке не найдешь ни одного толкового оборота. Ступай!
Ренарин вскочил, взметнув песок, и умчался прочь.
– Шлем, сынок! – окликнул его Зайхель.
Ренарин остановился, бросился назад и схватил шлем с земли. Он чуть не упал, но, пошатнувшись, развернулся и неуклюже побежал к лестнице. По пути едва не влетел в колонну.
Каладин тихонько фыркнул.
– О-о, стражник, – протянул Зайхель, – думаешь, надев осколочный доспех впервые, справился бы лучше?
– Сомневаюсь, что забыл бы шлем. – Каладин положил копье на плечо и напрягся. – Если Далинар Холин собирается загнать остальных великих князей в строй, думаю, ему понадобятся осколочники получше. Он должен был отдать этот доспех кому-то другому.
– Например, тебе?
– Клянусь бурей, нет, – отрезал Каладин, похоже с излишним возмущением. – Я солдат. Мне осколки без надобности. Мальчишка мне нравится, но я бы не доверил ему людей – не говоря уже о доспехе, который мог бы помочь куда лучшему воину выжить на поле боя. Только и всего.
– Он тебя еще удивит, – пробормотал Зайхель. – Я выдал ему речь в духе: «Я твой учитель, и ты будешь мне повиноваться» – и он на самом деле меня услышал.
– Каждый солдат слышит такое в первый день, – возразил Каладин. – Иногда они слушают. То, что этот мальчишка тебя услышал, еще ни о чем не говорит.
– Узнав, сколько здесь побывало балованных десятилетних раздолбаев, ты понял бы свою ошибку. Я думал, девятнадцатилетний вроде него будет невыносим. И не зови его мальчишкой. Он, скорее всего, почти твоего возраста, да к тому же сын самого влиятельного человека в этом…
Зайхель умолк, когда шум на крыше возвестил о том, что Ренарин Холин разбежался и прыгнул, оцарапав латными ботинками каменный карниз. Он взмыл футов на десять-двенадцать над внутренним двором – опытные осколочники и не такое умели, – а потом забарахтался, как умирающий небесный угорь, и рухнул на песок.
Зайхель глянул на Каладина, вскинув бровь.
– Что? – спросил капитан.
– Увлечен, послушен, не боится показаться глупым, – перечислил Зайхель. – Я могу научить его сражаться, но эти качества врожденные. Парнишка отлично справится.
– Если никого не задавит при падении, – проворчал Каладин.
Ренарин поднялся на ноги и окинул себя взглядом, словно удивляясь, что ничего не сломал.
– Ступай наверх и повтори! – скомандовал Зайхель. – На этот раз падай головой вниз!
Ренарин кивнул, повернулся и поспешил к лестнице.
– Ты хочешь, чтобы он обрел уверенность в том, что доспех его защищает, – догадался Каладин.
– Используя доспех, надо знать пределы его возможностей, – проговорил Зайхель, снова поворачиваясь к нему. – Кроме того, я просто хочу, чтобы он побольше двигался в доспехе. Так или иначе, парень меня слушается, и это хорошо. Обучать его будет истинным удовольствием. А вот ты – совсем другая история.
Каладин вскинул руку:
– Нет, спасибо.
– Откажешься от предложения учиться у полноправного мастера боевых искусств? – спросил Зайхель. – Хватит пальцев одной руки, чтобы сосчитать темноглазых, которым на моей памяти выпадал такой шанс.
– Похоже, я устал быть новичком, на которого орут сержанты, который вечно устает до полусмерти и марширует час за часом, без конца. Вот честное слово, хватит с меня.
– Это совсем другое. – Зайхель махнул ревнителю, который шел мимо. Тот нес осколочный клинок с металлической накладкой на лезвии – один из мечей короля, предоставленных для тренировки.
Зайхель взял осколочный клинок у служителя и поднял.
Каладин кивком указал на меч:
– Что это за штука на лезвии?
– Никто не знает. – Зайхель взмахнул клинком. – Если приложить ее к краям осколочного клинка, она приспособится к форме лезвия и сделает его тупым и безопасным. Если снять ее с оружия, накладка ломается на удивление легко. Сама по себе в битве бесполезна. Но для учебного боя – лучше не придумаешь.
Каладин хмыкнул. Что-то созданное давным-давно используют ради тренировочных боев? Зайхель глянул на осколочный клинок, а потом вдруг направил его на Каладина.
Хотя меч был тупой – а Каладин точно знал, что этот человек не нападет на него по-настоящему, – он ощутил мгновенный приступ паники. Осколочный клинок. Этот был изящным, ровным, с большой гардой. Плоские части лезвия украшала гравировка в виде десяти основных глифов. Он был шириной в ладонь и добрых шести футов в длину, однако Зайхель держал его одной рукой и сохранял равновесие.
– Нитер, – сказал он.
– Что? – Каладин нахмурился.
– Он возглавлял Кобальтовую гвардию до тебя, – пояснил Зайхель. – Был хорошим человеком, моим другом. Нитер отдал свою жизнь за мужчин из Дома Холин. Теперь ты получил его про́клятую Преисподней работу, и тебе придется из кожи вон лезть, чтобы делать ее хоть вполовину так хорошо, как он.
– Не понимаю, как это связано с тем, что ты тычешь в меня осколочным клинком.
– Любой, кто подошлет убийц к Далинару или его сыновьям, будет обладать могуществом. У них будут осколочники. Вот с чем тебе придется столкнуться лицом к лицу, сын. Тебе понадобится научиться вещам, которых не узнает копейщик на поле боя. Ты когда-нибудь сражался с человеком, вооруженным таким мечом?
– Один или два раза, – ответил Каладин, прислонившись к ближайшей колонне.
– Не ври мне.
– Я не вру. – Он посмотрел Зайхелю прямо в глаза. – Спроси Адолина, из какой передряги я вытащил его отца пару недель назад.
Зайхель опустил меч. Позади него Ренарин пролетел с крыши лицом вниз и рухнул на землю. Он глухо застонал и перекатился на спину. Из трещины на шлеме вытекал буресвет, но в остальном парень был невредим.
– Отлично, принц Ренарин, – крикнул Зайхель, не оборачиваясь. – Теперь прыгни еще несколько раз и попробуй приземлиться на ноги.
Тот встал и, бряцая доспехами, удалился.
– Ну хорошо. – Зайхель взмахнул осколочным клинком. – Малый, давай проверим, на что ты способен. Убеди меня оставить тебя в покое.
Вместо ответа Каладин вскинул копье и принял защитную стойку: одна нога позади, другая впереди. Он держал копье наоборот, тупым концом вперед. Неподалеку Адолин сражался с другим мастером. Тот был во втором королевском доспехе и с клинком.
Как же это сработает? Если Зайхель заденет копье Каладина, они притворятся, что лезвие прошло насквозь?
Ревнитель ринулся на него, вскинув меч, который держал двумя руками. Каладина окутало знакомое спокойствие и сосредоточенность битвы. Он не втягивал буресвет. Нужно было научиться не полагаться на него слишком сильно.
«Следи за его осколочным клинком», – подумал Каладин, шагнув вперед, пытаясь приблизиться на расстояние удара. В сражении с осколочником все было так или иначе связано с клинком. Клинком, который не знал преград, клинком, который не просто убивал, но рассекал саму душу. Клинком…
…который Зайхель бросил.
Меч ударился о землю в тот же миг, когда ревнитель оказался рядом с Каладином. Тот был слишком сосредоточен на оружии, и, хотя попытался вскинуть копье для удара, Зайхель увернулся и саданул ему кулаком в живот. От следующего удара – в лицо – Каладин полетел на песок тренировочной площадки.
Он тотчас же перекатился и вскочил, не обращая внимания на спренов боли, что закопошились в песке. Перед глазами все плыло. Юноша ухмыльнулся.
– А ты шустрый…
Зайхель подобрал клинок и вновь устремился к Каладину. Юноша поспешно попятился по песку, держа копье перед собой и уходя от клинка. Зайхель был мастером своего дела. Он сражался не так, как Адолин; меньше боковых ударов, больше рубящих верхних. Наставник был быстр и яростен. Каладин отступал под его натиском вдоль стены, огораживавшей тренировочную площадку.
«Он не сможет долго поддерживать такой темп, – твердил внутренний голос Каладина. – Не останавливайся».
После почти полного круга по залу Зайхель замедлил наступление и принялся кружить, высматривая брешь в обороне Каладина.
– Будь я в доспехе, тебе бы не поздоровилось, – сказал он. – Я был бы быстрее, не уставал.
– Ты не в доспехе.
– А если кто-то в нем заявится, чтобы убить короля?
– Я прибегну к иной тактике.
Зайхель фыркнул, и тут неподалеку упал Ренарин. Принцу удалось приземлиться на ноги, но он поскользнулся на песке и повалился на бок. Зайхель сказал:
– Что ж, будь это и впрямь попытка убийства, я бы тоже прибег к иной тактике.
Он бросился к Ренарину.
Каладин, выругавшись, рванулся следом.
Зайхель немедленно развернулся, скользнув по песку, и замахнулся на Каладина, держа меч обеими руками. От мощного удара клинка о копье раздался громкий треск, эхом раскатившийся по всей тренировочной площадке. Не будь на лезвии защиты, оно бы рассекло древко пополам и, возможно, достало грудь капитана.
Наблюдавший ревнитель бросил Каладину половину копья. Они ждали, что его оружие будет «рассечено», и желали воспроизвести настоящую битву как можно точнее. Неподалеку показался встревоженный Моаш, но несколько ревнителей преградили ему путь и все объяснили.
Каладин снова перевел взгляд на Зайхеля.
– В настоящей битве, – бросил ревнитель, – я бы уже добрался до принца.
– В настоящей битве, – ответил Каладин, – я бы проткнул тебя половиной копья, пока ты думал, что разоружил меня.
– Я бы не совершил такой ошибки.
– Тогда придется согласиться, что я бы не совершил другой ошибки и не позволил бы тебе добраться до Ренарина.
Зайхель ухмыльнулся. Его лицо излучало опасность. Он шагнул вперед, и Каладин понял: на этот раз не будет никаких отступлений и ложных выпадов. Если бы сейчас пришлось защищать члена семьи Далинара, никто не сделал бы ему таких поблажек. И потому теперь придется изо всех сил попытаться «убить» этого человека.
Ему придется напасть.
Продолжительный ближний бой был на руку Зайхелю, потому что Каладин не мог парировать удары осколочного клинка. Лучшее, на что мог рассчитывать юноша, – это быстрые удары, один из которых должен был как можно скорее попасть в цель. Он яростно рванул вперед, потом упал на колени и проехал по песку, уходя из-под удара Зайхеля. Это позволило ему подобраться ближе, и…
Зайхель пнул Каладина в лицо.
Перед глазами все потемнело, но юноша вонзил свое фальшивое копье в ногу Зайхеля. Миг спустя осколочный клинок ударил, остановившись там, где плечо Каладина соединялось с шеей.
– Ты труп, сынок, – сообщил наставник.
– У тебя копье в ноге, – пропыхтел Каладин. – С такой раной ты Ренарина не догонишь. Я победил.
– Но ты мертв, – ворчливо возразил Зайхель.
– Моя работа – не дать тебе убить Ренарина. Благодаря тому, что я только что сделал, он спасся. Не имеет значения, что телохранитель мертв.
– А если убийца был не один? – спросил кто-то позади.
Каладин повернулся и увидел Адолина, который стоял вонзив осколочный клинок в землю перед собой. Юноша по-прежнему был в доспехе, но снял шлем и держал его в одной руке, другой опираясь о крестовину клинка.
– Если их будет двое, мостовичок, – спросил Адолин с самодовольной ухмылкой, – ты сможешь сразиться с двумя осколочниками сразу? Если бы я хотел убить отца или короля, ни за что не послал бы одного.
Каладин встал, повел плечом. Их с Адолином взгляды встретились. Принц был такой снисходительный. Такой самоуверенный. Высокомерный засранец.
– Ну ладно, – сказал Зайхель. – Адолин, я уверен, он все понял. Не надо…
Каладин кинулся на князька. Ему показалось, что тот тихонько рассмеялся, надевая шлем.
Внутри у Каладина все вскипело.
Безымянный осколочник, который убил стольких его друзей.
Садеас, по-королевски восседающий в своих алых латах.
Амарам с мечом, запятнанным кровью.
Когда незащищенное лезвие осколочного клинка понеслось к Каладину – Адолин применил один из тех аккуратных и плавных приемов, которые отрабатывал во время разминки, – мостовик заорал. Резко остановился, вскинул половину копья и позволил клинку пройти прямо перед собой, а после саданул обломком древка по оборотной стороне меча, выбив его из равновесия и испортив Адолину удар с оттягом.
Потом бросился на принца плечом вперед. Это было все равно что удариться о стену. Плечо Каладина запылало от боли, но инерция – вместе с изумлением от удара «дубинкой» – застигла Адолина врасплох. Они оба упали, и осколочник рухнул с грохотом, охнув от неожиданности.
Их падению вторил грохот падения Ренарина. Каладин вскинул полкопья, целясь в забрало Адолина, словно кинжалом. К несчастью, князек отпустил свой клинок, пока они падали, и просунул руку в латной перчатке под Каладина.
Юноша ударил, собрав все силы.
Адолин выпрямил руку.
Удар Каладина не достиг цели, но зато сам он взлетел – взмыл в воздух, брошенный мощной рукой осколочника. Кувыркаясь, пролетел футов восемь и рухнул боком на жесткий песок. Плечо, которым он ударил Адолина, снова полыхнуло от боли. Каладин охнул.
– Придурок! – заорал Зайхель.
Каладин застонал и перекатился. Перед глазами у него все плыло. Где-то далеко ревнитель орал на Адолина:
– Ты мог убить мальчишку!
– Он на меня набросился! – Голос принца звучал глухо из-под шлема.
– Ты его спровоцировал, глупый ребенок! – Голос Зайхеля приблизился.
– Значит, он сам напросился, – огрызнулся Адолин.
Боль. Каладину показалось, что рядом кто-то присел. Зайхель?
– Адолин, ты в осколочном доспехе. – Да, точно, это Зайхель: зрение капитана по-прежнему отказывалось фокусироваться. – Нельзя бросать напарника по тренировке, как связку палок, если на нем нет брони. Отец тебя такому не учил!
Кэл резко вдохнул и вынудил себя открыть глаза. Буресвет из кошеля на поясе наполнил его.
«Не слишком много. Они не должны заметить. Они не должны отнять это у тебя!»
Боль исчезла. В плече что-то соединилось – он не знал, был ли это перелом или простой вывих. Зайхель вскрикнул от изумления, когда Каладин вскочил и снова кинулся на Адолина.
Принц отпрянул, поднял руку, явно призывая клинок. Каладин пинком подбросил упавшие полкопья, взметнув песок, и поймал на лету, приближаясь к противнику.
В тот же миг сила покинула его. Буря внутри угасла без предупреждения, и юноша, охнув от вернувшейся боли в плече, споткнулся.
Адолин поймал его за руку и сжал бронированный кулак. Осколочный клинок возник в другой руке принца, но одновременно с ним второй клинок замер у шеи Каладина.
– Ты труп, – сказал стоявший позади Зайхель, не отводя клинка от кожи Каладина. – Опять.
Каладин рухнул на колени посреди тренировочной площадки и выронил полкопья. Силы покинули его. Что произошло?
– Ступай и помоги брату прыгать, – приказал Зайхель Адолину.
С какой стати он вообще распоряжался принцами?
Молодой Холин ушел, и Зайхель присел на корточки рядом с Каладином.
– Ты не дергаешься, когда на тебя замахиваются осколочным клинком. Ты действительно уже сражался с осколочниками?
– Ага.
– Значит, ты везунчик, – сказал Зайхель и пощупал плечо Каладина. – В тебе есть упорство. В неприличных количествах. Ты в хорошей форме и быстро соображаешь в бою. Но с трудом понимаешь, как следует сражаться с осколочниками.
– Я…
Что тут скажешь? Зайхель прав. Было бы высокомерием это отрицать. Две битвы – три, если считать сегодняшнюю, – не делали его знатоком. Он поморщился, когда учитель нащупал болезненное сухожилие. Вокруг появились новые спрены боли. Он сегодня заставил их как следует потрудиться.
– Тут ты ничего не сломал. – Зайхель удивленно хмыкнул. – А ребра как?
– В порядке, – ответил Каладин, лежа на спине и глядя в небо.
– Что ж, не буду принуждать тебя к учебе, – произнес Зайхель, вставая. – Думаю, принудить тебя мне и не по силам.
Каладин зажмурился. Он чувствовал себя униженным, но с чего вдруг? Ему случалось и раньше проигрывать тренировочные бои. Такое бывало часто.
– Ты очень на него похож, – проворчал Зайхель. – Адолин тоже не хотел, чтобы я его учил. По крайней мере, поначалу.
Каладин открыл глаза:
– Я совсем не такой, как он.
Зайхель хрипло расхохотался в ответ на это и ушел, продолжая посмеиваться, словно услышал лучшую шутку в целом мире. Каладин остался лежать на песке, уставившись в темно-синее небо и прислушиваясь к звукам тренировочных поединков. В конце концов подлетела Сил и опустилась ему на грудь.
– Что случилось? – спросил Каладин. – Буресвет покинул меня. Я почувствовал, как он ушел.
– Кого ты защищал? – спросила Сил.
– Я… я упражнялся. Как и в тот раз, когда мы боролись со Шрамом и Камнем на дне ущелья.
– Ты действительно именно это делал? – многозначительно спросила Сил.
Он не знал. Юноша лежал, глядя в небо, пока не отдышался, затем, пусть со стоном, заставил себя подняться. Отряхнулся, отправился проверить Моаша и остальных стражников. На ходу втянул немного буресвета, и тот подействовал, медленно исцеляя его плечо и смягчая боль от синяков и шишек.
По крайней мере, телесных.
19
Безопасные вещи
Шелк нового платья Шаллан был мягче всего, что она носила раньше. Он касался ее кожи, словно ласкающий бриз. Левый длинный манжет застегивался; она была уже достаточно взрослой, чтобы прикрывать защищенную руку. Когда-то девочка мечтала о том, как будет носить дамское платье. Они с матерью…
С матерью…
В голове у Шаллан сделалось пусто. Девушка перестала думать, как перестает гореть свеча, которую задули. Она откинулась на спинку кресла, подобрав под себя ноги, держа руки на коленях. В унылой столовой с каменными стенами кипела бурная деятельность: особняк Давар готовили к приему гостей. Шаллан не знала, каких именно. Ей было известно лишь то, что отец желал видеть столовую безупречной.
В этом от нее не было никакого толка.
Мимо поспешно скользнули две горничные.
– Она видела, – прошептала одна, обращаясь к другой – новенькой. – Бедняжка была в комнате, когда это случилось. За пять месяцев не произнесла ни единого слова. Хозяин убил свою жену и ее любовника, но не вздумай…
Они продолжали разговаривать, но Шаллан не слушала.
Девочка держала руки на коленях. Ярко-синий цвет ее платья был единственным настоящим цветом в комнате. Она сидела на возвышении рядом со столом для почетных гостей. С полдюжины горничных в коричневом, с перчатками на защищенных руках драили пол и полировали мебель. Паршуны затащили еще несколько столов. Горничная распахнула окна, впустив свежий воздух, влажный после недавней Великой бури.
Шаллан опять услышала, как прозвучало ее имя. Слуги, похоже, считали, что раз она не говорит, то и не слышит. Время от времени девушка спрашивала себя, не стала ли она невидимой. Может быть, она ненастоящая? Вот было бы здорово…
