Погрязшая в Паутине

Майя Лист

Погрязшая в Паутине

СТРЕКОЗА И МУРАВЬИ

Шёл 2006 год. Мы с братом относим загранпаспорта и две тысячи евро на двоих (за визы, билеты и так далее) в одно сомнительное туристическое агентство. То агентство соблаговолило пригласить нас после полугода ожидания. Нам дали билеты на руки до Москвы, и мы поехали. В Москве, у посольства Италии, нас встретила одна дама, чтобы дать особые указания. Она сказала, что я должна зайти и попросить визы для себя и брата, и нужно непременно указать, что мы с ним любовники (разные фамилии позволяли), и, якобы, мы едем вместе на отдых, оставив дома я – мужа, а он – жену. Мол, им, консулам, нравятся неординарные любовные истории, и визу дадут охотнее. Меня чуть не стошнило прямо на неё.

К счастью, говорить эту ахинею не пришлось, я ответила на пару вопросов, и довольная, выхожу с визами. Отправляемся в гостиницу переночевать, а рано утром едем не помню в какой железнодорожный вокзал, откуда направлялись и автобусы в разные края света. Мы нашли свой, заняли места и поехали открывать окна и двери Европы.

Ехали мы около пяти дней через Белоруссию, Польшу, Германию, Австрию. Конечный пункт – Неаполь, там нас ждала сестра, которая к тому моменту в Италии жила уже года три.

В Берлин мы прибыли рано утром и пробыли там целый день.

Сидим на автовокзале, усталые, голодные, измотанные долгой дорогой. И тут заходит в здание молодой и статный красавчик – блондин, кидает свой рюкзак на пол, будто к себе домой пришёл, идёт к кассам, возвращается к своему рюкзаку и садится на пол. Нам было интересно наблюдать, как люди вели себя – непринуждённо и свободно, могли запросто сесть, лечь на пол или тротуар и спать спокойно, подложив под голову сумку или куртку.

Тот красавчик, услышав нас, и поняв, что мы русскоязычные, подходит, и начинает говорить с нами на русском языке. Улыбчивый, милый и приветливый, вежливый и умопомрачительной красоты парень.

Узнав, кто мы и куда, спрашивает не голодны ли мы. Затем уходит и через некоторое время приносит сэндвичи для нас. Мы с удовольствием их съедаем.

Рассказывает, что он родился в Германии, а его родители переехали сюда давным-давно, а в эту ночь он выиграл в казино и решил съездить на автобусе к друзьям в Венгрию. Он предлагает хотя бы немного показать нам Берлин, мы принимаем его предложение, он берёт такси, и мы едем по городу. Sehr schöne Stadt Berlin!

Вернулись на вокзал.

– А не хотите ли шампанского?

– Почему бы и нет?

Выпить шампанское в Берлине было бы здорово и эпично! Мы были уже расслаблены, так как все тщательные пограничные проверки были пройдены ещё в Белоруссии.

И вот наш новый друг несёт шесть маленьких бутылочек шампанского. Мы их выпили тут же. Стало веселее. Затем он идёт за ними снова, и мы переходим пировать на привокзальную площадь. Между мной и этим красавцем возгорается любовь, и мы начинаем целоваться. Затем он снова приносит батарею игристых Fillette. Следующая стадия – он поменял планы и решил ехать вместе с нами в Неаполь. Я пишу сообщение сестре: «А можно с нами приедет и наш друг?». Сестра была против. Она договорилась в Неаполе с одним человеком, что тот пустит нас с братом в свою лачугу за два евро за каждого в сутки, пока мы не найдём себе работу. И вряд ли там найдётся место ещё для одного.

Я сказала об этом нашему другу, тот расстроился, с досады разбил об асфальт пару бутылок шампанского, и тут объявили нашу посадку. Я стала спешно прощаться с ним. Обнимаясь и целуясь, мы оба плакали, я и тот парень, а брат, улыбаясь, наблюдал за нами. Я была пьяна, но на ногах держалась. Мы сели в автобус и поехали. Тот парень успел написать номер своего домашнего телефона, и я пару раз звонила ему, но всегда брал трубку его отец.

– А где Ваш сын?

– Уехал в Испанию.

Через пару месяцев:

– Его снова нет?

– Он где-то, я даже не знаю, где.

Номер его телефона, возможно, сохранился где-нибудь в блокнотике тех времён, интересно было бы найти и созвониться с ним сейчас, по прошествии многих лет.

И я думаю, если наша сестра разрешила бы приехать с ним, скорее всего, он снял бы номер в отеле и пригласил бы нас туда, но не пошёл бы с нами в ту съёмную комнатку размером четыре на пять, где хозяин, точнее, квартиросъёмщик, который давно уже живёт в Неаполе, снимает эту комнату на постоянной основе, и время от времени берёт себе жильцов, таких как мы, чтобы заработать какие-то сольди.

Когда мы прибыли в Неаполь, были уже трезвы как стёклышки, так как провели в дороге много времени. Город ликовал по поводу победы на Чемпионате. Этой ночью мы, пассажиры автобуса, остановились отдохнуть и зашли в придорожный бар, где было очень много людей, они пили пиво, колу и смотрели матч по огромному телевизору, висящему на стене у стойки бара. Шёл Чемпионат Мира по футболу, и в момент, когда мы зашли, Италия выиграла, и это было то ещё зрелище, болельщики кричали, пели, обнимались, прыгали, что бар ходуном ходил!

В Неаполе нас встретила сестра со своим другом – итальянцем.

Мы отнесли наш багаж в лачугу к тому странному челу и пошли есть пиццу. Заходим в пиццерию, поднимаемся на второй этаж, и видим, как в настоящей огромной печи неаполитанские парни пекут пиццу на раскалённых углях. Сами месят тесто, раскатывают, кладут ингредиенты и ставят в печь. Мы садимся за столик, и пока ждём, пьём пиво Перони.

И вот принесли наш заказ. Я думала одну пиццу делят на всех, но, оказалось, что для одной персоны полагается огромная круглая пицца целиком. Горячая пицца из печи с холодным пивом в тёплой компании в жаркой стране – что может быть приятнее? Шампанское рекой в Берлине? Или сочные жареные kabanosy в Польше? Всё новое, что мы пробовали, было отменного качества и очень вкусно.

Затем мы поехали увидеть море. Я никогда раньше не видела его, и не терпелось попробовать его солёный вкус на языке! И вот оно перед моими глазами, огромное и блистающее, а там, вдали, виден огромный и устрашающий Везувий. Мы находимся в порту Мерджеллина, в одной из самой живописной гавани Неаполя на берегу Тирренского моря и пьём русскую водку, которую привезли с собой.

Переночевали мы в ту ночь в доме у друга нашей сестры, а на следующий день пришли жить в ту лачугу. Долго мы там не задержались, так как брат очень скоро нашёл работу с жильём, и для меня нашлась работа сиделкой у пожилой синьоры Эрманны на San Giorgio a Cremano. Первая подработка брата – монтировка сцены для концерта Eros Ramazzotti. Он смог увидеть и сам концерт. А моя первая – у подножия Везувия, где мы, я и ещё человек пять наших, готовили ресторан к обслуживанию, а в течение вечера то и дело мыли посуду. Так как огромное количество блюд сменялось одно другим бесконечно. Нам очень хорошо заплатили и дали по бутылке хорошего вина. А мы умудрились ещё и опустошить бар во дворе ресторана, пока ждали машину, которая отвезёт нас в город. “Русский догадлив – что увидит, то и сделает” …

Почему хозяина той комнаты я назвала «странным»? Потому что он, когда находился дома, носил железные цепи в несколько килограмм, обмотав их вокруг своих щиколоток, таким образом, утяжеляя ноги, наращивал массу. Точка. Мне это кажется странным.

Тот год был очень насыщенным. Мы, большой компанией, с братьями, сестрой и её другом ездили много: посетили Помпеи, Монте-Карло, Монако, Ниццу, Рим. В Риме мы катались на велосипедах по историческим местам от Колизея до Капитолия, бросали монеты в фонтан Треви, собирали камни на память на Лазурном берегу, посетили огромный океанографический музей Монако или Жака Ив Кусто, который находится недалеко от Княжеского Дворца, парфюмерную фабрику Фрагонар в городе Грасс в Провансе на юге Франции, ездили по городской трассе Монте-Карло, которая используется для гонок Формулы – 1 и других, фотографировались около знаменитого казино в Монте-Карло, ездили отдыхать в Пескару в регионе Абруццо в Италии. Это были замечательные времена! Остались прекрасные воспоминания и десятки альбомов с фотографиями…

За один год жизни в Неаполе, я попадала в разного рода приключения, хорошие и не очень. Когда “не очень” – из-за своей же дурости и легкомыслия. Ходила с малознакомым мужчиной кормить крокодилов, которые жили в террариумах у кого-то на вилле, блуждала ночами в пустынном городе, даже не зная, куда иду, садилась в мусороуборочную огромную машину к незнакомцу, и он вёз меня туда, куда мне надо. А я даже адресов не знала, объясняла, как могла – там есть то, там есть это, и меня понимали. Знакомилась направо и налево, они катали меня на огромных байках, чтобы просто прокатить, а не что-то там, помогали всегда, если было нужно, водили меня на обед к своим мамам. И такое было. Очень дружелюбные они, неаполитанцы.

Думаю, рассказать вам об одном из них, который незримо присутствует до сих пор. В выходной день я ехала на поезде. В бело-голубом луке, что очень идёт моему тона лица. Еду, смотрю на пейзажи через солнцезащитные очки. И на одной из станций подсел ко мне симпатичный парень чуть старше меня, заговорил и попросил номер телефона. Я написала номер на билетике и вручила ему. Он встал, чтобы выйти на своей станции и попросил меня снять очки, я сняла, посмотрела своими чёрными очами в его серо-голубые глаза, он сказал:

– Я позвоню тебе обязательно! – и выбежал из вагона. Это был студент юрфака Паоло.

Звонил он каждый день, встречались мы с ним раз шесть. К тому времени я находилась в Италии уже девять месяцев и через месяца три я должна была вернуться домой. Свободного времени на частые свидания у нас было не так много, я работала у одного замечательного синьора Рогелио ди Руджиеро, а он учился в университете. Когда я ему сообщила, что уезжаю, он попросил меня о встрече. В воскресенье я приехала на площадь к памятнику Гарибальди, встречаемся, он мне дарит диски с итальянскими песнями, двух плюшевых обнявшихся слонят, держащих сердце с вышивкой «TI AMO» и маленький конвертик с письмом.

Я вернулась домой. Он продолжал звонить из переговорного пункта, где звонки в Россию стоили всего лишь десять центов за минуту. Позже мой старенький телефон сломался, номер его исчез, я поменяла свой номер телефона, и наш диалог прервался на долгие семь лет.

В пятнадцатом году я делала в квартире косметический ремонт, слушая итальянские песни. В одной из них прозвучало имя, которым называл меня он, и те слонята попались на глаза. Что-то кольнуло внутри меня, я снова перечитала его записку из малюсенького конвертика и решила написать сообщение на номер, что был указан там. Я была уверена, что он к этому времени уже поменял номер телефона или женат, и, скорее всего, я его не застану. Ведь прошло много лет!

Он не написал, а позвонил тут же, как получил моё сообщение. Он был очень рад, как и я. Попросил меня сделать страничку в одном из мессенджеров, чтобы мы могли общаться не только по телефону. И так начался наш эпистолярный роман и длится он до сих пор, но теперь мы пишем друг-другу чуть реже. Если все наши сообщения превратить в книги, получилась бы целая библиотека.

Мы снова увиделись только в девятнадцатом году, через тринадцать лет после расставания. Я написала ему, что я в Неаполе и вечером уезжаю в другой город.

Встретились мы с ним на уютной площадке, закрытой со всех сторон зданиями. Я, как всегда и во все времена, с красной помадой на губах, он, элегантно одетый, улыбаясь, спешно идёт ко мне и начинает целовать, что мы оба от подбородка до носа измазаны в красной помаде. Смеясь, вытираю помаду с его и своего лица. Идём в бар. Он заказывает кофе для себя, коктейль для меня и разные вкусняшки. Мы поднялись на второй этаж, где нет никого, кроме нас, сели на диванчик и два часа целовались и обнимались, радуясь встрече, как дети.

Я уехала, и мы продолжили общаться.

– Приезжай, я тебя люблю, – написал мне Паоло три дня назад. А сегодня я ему послала фотографии тех слонят и его записки. Шестнадцать лет тому назад он написал на ней:

"Знаю, что никогда не сможем сказать друг-другу эти слова, но я люблю тебя. Счастливого пути. И всегда помни обо мне. Паоло. № телефона.”

Наши дни

Если кто-то думает, что к пятидесяти годам своей жизни каждый человек представляет собой что-то значимое и определившееся, мудрое и состоявшееся, то это не так. Не каждый. Например, я ощущаю себя молоденькой девочкой, у которой всё только начинается и всё лучшее впереди. Но со мной рядом стоит чемодан большого жизненного опыта, раскиданы рюкзаки с радостями, лежат портфели с документами и ненужными никому красными и синими дипломами, косметичка, аптечка, пакеты с обидами и переживаниями, висят сумочки с разными любовными романами. Есть и крупногабаритный багаж. Он состоит из моих грехов, который я с собой не таскаю ввиду его тяжести. Его я сдала на хранение, и когда придёт время ответить за них, я размотаю скотч, которым обернула этот багаж, так как молния не выдержала больших габаритов и разошлась. За каждый свой проступок и грех я отвечу в полном объеме. И, если «там» я не понесу кару за них, то очень расстроюсь, так как готовность ответить за каждое, лелею в себе давно. На данный момент для меня очень важно не начать собирать такой же груз по-новой. В общем, я – желторотый цыплёнок в теле сорокадевятилетней курицы, снёсшей золотое яйцо двадцать шесть лет тому назад. Это единственное лучшее, что я сделала в своей жизни.

Я до сих пор живу в ожидании новой жизни. И для неё я приготовила красивые, ни разу не надетые платья, пару-тройку новых губных помад с разными оттенками красного, очки с немецкими линзами, заказанными в оптике, и тут же бережно убранными подальше, «для лучшей жизни». А пока я так же пользуюсь той же красной помадой, ношу не менее красивые платья и недорогие очки, к которым привыкла, их у меня штук пять, лежат везде и повсюду на территории моего ареала.

Я чувствую себя в одном из аэропортов, ждущей свой рейс в неведомые дали, где обрету свое истинное предназначение. А сейчас, живя в своей квартире, я не ощущаю себя дома. Я как таракан, который как бы случайно заскочил в соседнюю квартиру, и не знает, куда ему дальше – вернуться или остаться, начать плодиться или пожрать для начала чего-нибудь со стола.

Многие пассажиры, типа меня, улетели давным-давно или совсем недавно в “их новую жизнь”, а у меня нет сбережений. Ни сейчас и давно тоже их не было никогда. Попросить в долг можно, но не хочется занимать деньги у кого-то бы ни было, и я решила временно обосноваться в одном из лучших аэропортов, который я придумала себе сама, где тепло, светло и тихо. Я достала из памяти свою старую печатную машинку, купила мысленно дорогой коньяк в квадратной резной бутылке, налила его в широкий бокал, сделала два вкусных обжигающих горло глотка и задумалась перед белым чистым листом бумаги.

Будучи юной, я представляла себя в будущем, печатающей рассказы с бутылкой коньяка, стоящей рядом. Но лет двенадцать назад алкоголь я заменила чаем. И к тому же теперь началась новая веха в моей жизни – веха антидепрессантов. Я только начала их пробовать, и сказать, насколько лучше себя чувствую, ещё рано. Сказать, что совсем не принимаю алкоголь, не могу, так как с удовольствием пью вино с моей сестрой или подругой, когда бываю у них в гостях. Но никогда в России. В России я всегда нахожусь в состоянии полной боевой готовности, чувствую себя красной кнопкой от какого-то важного механизма.

Хочу ли я, чтобы и моя жизнь была таким же чистым листом бумаги, заправленным в воображаемую мной печатную машинку? Чтобы я могла написать мою новую книгу жизни? Вряд ли. Хотя меня и страшит почти полувековой возраст, но всё же не хочется вновь топтать землю неумелыми шагами. Думаю, что пятьдесят- золотая середина. Когда ты не совсем стар и не совсем юн. Золотая свадьба ума и тела. Но пришёл ли ум? Вопрос повисает в воздухе и медленно рассеивается, плывя к потолку. Тем временем, каблуки на моей обуви становятся всё ниже и шире для удобства…

Оборачиваюсь назад. Как много пройдено: на бегу, ползком, со слезами и радостью, этот долгий путь от младенчества до меня, настоящей, сидящей в самом большом аэропорту в ожидании чего-то нового. Хочется ли мне назад? Нет, не думаю.

Я люблю московские аэропорты. В этот раз я прилетела из Милана в Шереметьево. В этот огромный аэропорт. Сначала кажется, что тут можно заблудиться. Побродив минут двадцать туда-сюда, понимаю, что тут очень удобно всё устроено. Есть розетки, чтобы зарядить телефон, аппараты с горячим кофе и приторно-сладким лимонным чаем на каждом углу, чистые туалеты повсюду, да с большими зеркалами, обмен валют и справочные. Что ещё нужно человеку на часов восемь ожидания самолёта?

Купив чай в автомате, присела отдохнуть. Рядом располагается разговорчивый дядька. Мне он кажется «дядькой», хотя старше меня на пару лет, просто в душе-то я ещё юная девушка. Он не может купить себе кофе, потому что имеет только крупные купюры, которые не принимает автомат. Я говорю ему, что могу купить для него чай, для начала взвесив степень моей симпатии к нему и количество рублей в кармане, но он настроен на кофе, а я не купила кофе даже для себя, так как он дороже чая вдвое. Уходит разменивать свои большие купюры в какой-то кафетерий, попросив присмотреть за его сумками. Я в этот момент ругаю себя за то, что пожалела еще каких-то пятьдесят рублей сверху на кофе для него, и чувствую маленький стыд за свою жадность. Его долго нет, тем временем я пересмотрела сообщения в телефоне, ответила на все, и вот он возвращается, шагая медленно, чтобы не разбрызгать и не разлить горячий напиток из картонного большого стакана. Несёт чай. За двести пятьдесят рублей, а не за семьдесят, как мой из автомата. Узнав цену, начинаю по-женски причитать, мол, предлагала ведь, зачем так дорого покупать, а почему не кофе, вроде на кофе был настроен? Ах, кофе стоит почти пятьсот? И он говорит, что купил гостинец для меня. Долго ищет малышку в кармане, и достаёт ростом с мизинец Алёнку в платке. Это так мило. Я таю, как растаяла бы Алёнка, окажись она под солнцем. Он становится не просто пассажиром, коротающим время рядом, но и родным человеком, и я ищу в своей сумке бутерброды для него, угощаю, и он с благодарностью съедает, а через некоторое время улетает в “свою жизнь”.

Смотрю на табло. У меня ещё много времени. Выхожу из аэропорта покурить. Курю две сигареты «про запас», так как выходить из здания и снова заходить с моими сумками и рюкзаками, чемоданом и сумочками очень хлопотно, проходя каждый раз через контроль при входе, затем постоянно встречаясь на выходе с таксистами, которые непременно предлагают поехать с ними куда-то. А курить две сигареты сразу – невкусно. Знаю, что обманываю себя. Тушу. Захожу снова, ставя на ленту свои сумки и авоськи полные всякого барахла, которые таскаю с собой из одной жизни в другую. А нужно ли мне всё это, кроме паспорта, косметички, зеркальца, лупы, очков, некоторых таблеток, телефона и зарядного устройства, туалетной воды, дезодоранта, влажных салфеток, бумажных платочков, кошелька, где иногда бывают деньги, расчёски, резинок для волос, зубной щётки и пасты? И много ли нужно человеку? Я люблю беседовать на тему: а что бы ты взял с собой на необитаемый остров. Можно брать десять предметов. Я взяла бы нож, соль, лупу, топор, верёвку, мыло, зеркало, спички, зубную щётку и чёрный карандаш для глаз, но, если я успею до поездки на необитаемый остров сделать перманентный макияж на веки за полторы тысячи рублей, то вместо карандаша, пожалуй, возьму тёплое большое одеяло или спальный мешок. Почему именно за полторы тысячи? Потому что для всего, от простых вещей до чего-то большого, как дом, у меня есть определённые рамки в денежном эквиваленте, за которые я не выйду. Поэтому моя тушь для ресниц не будет стоить выше двухсот пятидесяти, помада выше ста десяти, стрижка выше трёхсот и краска для волос выше ста шестидесяти. То, что не очень дорого, не значит плохое. Это касается всего, и еды, и автомобилей, и другого. Мне не стыдно сесть за руль недорогих Жигулей и ехать в общем потоке с такой же скоростью, как и другие, главное, чтобы ехала, а не глохла на каждом светофоре, как вела себя моя первая машина, на которой я ездила года четыре, украсив её появившимися в то время наклейками с изображениями пауков и тигров, покрасив диски колёс в красный цвет. Та Жучка научила меня многому, я с ней набиралась опыта. Хотя опыт не приходит в полном смысле этого слова. Даже через много лет непрерывного вождения, почти каждый раз учишься новому, так как всех ситуаций не предусмотришь. Каждый день нашей жизни это новый опыт. Независимо от того, чем ты занят. Главное – быть занятым. А я много лет провела в ничегонеделании, плюя в потолок. Мне жаль упущенного времени. Я та стрекоза из басни.

За двенадцать лет трезвой жизни я никогда не чувствовала головной боли и слабости, я не понимала людей, которые жалуются на боли вообще, пока несколько месяцев назад не поднялось моё артериальное давление до ста пятидесяти (может быть это пустяки, но для меня многовато). Вместе с этим пришли ко мне тревога и чувство страха, тяжесть в голове, головокружение, усталость, бессилие, подавленное состояние, панические атаки. Стали раздражать мелькания предметов и звуки. Даже собственный голос доставлял дискомфорт. Хочется молчать и зарыться в нору, лечь и постоянно лежать. Появилось ощущение, что я нахожусь не в своём теле, что нетвёрдо стою на ногах, меня шатает, мне плохо, я в другом измерении. И мне пришлось вернуться домой, в Россию, из той жизни, куда я уехала четыре месяца назад, в сентябре. Сейчас апрель. Я дома с января. Стало чуть легче. Я много ходила по врачам, сдала много разных анализов, проверила все органы. Затем невролог поставил диагноз ВСД, назначил антидепрессанты, уверил, что всё нормализуется. Но я еще слаба. Особенно вечерами щемит сердце, появляется слабость в мышцах и страх. Я выхожу погулять, но это не помогает. Пока снова не посплю подольше. Я завидую себе той, которой была раньше, полной физических сил, завидую людям с хорошим психоэмоциональным состоянием, которые весело общаются с друг-другом, смеются.

Я дома, и меня это радует. Живу я с сыном, который полностью взял на себя обязанности мужчины в доме. И уже давно. Он заботится обо мне. Он для меня сын и отец, друг, советчик и брат. Как же я счастлива осознавать, что он такой, какой он есть, что он не в меня. И я ругаю и ненавижу себя за то, что была плохой матерью для него. Я писала выше, что не вернулась бы в прошлое, чтобы начать по-новой жизнь, но стоило бы, конечно, ради того, чтобы постараться стать лучшей матерью, лучшей сестрой для братьев и сестры, лучшей дочерью для мамы.

Чувствую себя беспомощной. Через усилия делаю какие-то домашние дела. Если я уезжаю из дома с ночёвкой в гости, то немного погодя, начинаю ощущать тревогу и страх, что не могу даже сесть за стол со всеми. Я просто не понимаю, что со мной происходит. Это ново для меня, и продолжается уже четыре с половиной месяца. Бывало, что становилось лучше, но снова возвращается это состояние.

Возвратившись домой, я стала общаться и с психологом, параллельно посещая разных врачей. Психолог дал совет восполнить внутреннюю пустоту, полюбить себя. И всё время предлагал вернуться в детство, чтобы разобраться в теперешней «Я». Но в детстве было столько разных моментов, что выкапывать каждый из них по фрагменту, как археологи косточки динозавров, я не хочу. Что было, то прошло. Я нарисовала акриловыми красками большую картину-коллаж с доставляющими боль эпизодами из детства, которые сильно запомнились, скорректировав плохое на хорошее, зашила разорванное сердце белыми нитками и убрала подальше из глаз мою печаль. Я изобразила себя маленькую на руках у себя взрослой, которая успокоит и обогреет, любит и бережёт меня маленькую; ЗИЛ с пассажирами на борту, ехавшими на сабантуй и смеющимися надо мной, которая бежит за ними и падает на пыльную каменистую дорогу, я изобразила высоко в облаках. Тех людей я заменила сердечками, сделав их добрее, с борта спустила на землю верёвочную лестницу, и я карабкаюсь по лестнице к ним, как бы мне ни было тяжело; огромные вёдра, с которыми я упала, неся воду из колодца, и была высмеяна, теперь висят на рожках полумесяца и полны самых красивых звёзд; пощёчина, доставшаяся мне от взрослого, отпечатана на щеке у солнца, солнце очень грустное, но оно очень жаркое и может стерпеть это жжение; и ласточка, гнездо которой я сломала из-за любопытства, сидит на моём плече и не клюет мне голову, как меня пугали. И так далее, и так далее…

И это детство длилось медленно и долго. Как хромая черепаха. Мне не хватало внимания мамы, которая всегда была на работе, мне не хватало отца, и я завидовала чёрной завистью девочкам, которые бежали на встречу своим папам или сидели у них на коленях. Я всё время думала, когда же оно закончится, это детство? Казалось, что, войдя во взрослую жизнь, я стану счастливее. Но взрослая жизнь часто была подшофе или в пьяном угаре. С восемнадцати лет. Не постоянно, но часто. Я знала, когда надо быть трезвой, а когда можно расслабиться, количество трезвой жизни было больше, естественно, но выпивала я с удовольствием. И это сомнительное удовольствие растянулось на годы. К моему глубокому сожалению.