Стать героем

Пролог

Паша никогда не любил клубы. Этот бесконечный рев музыки, мелькающие лица незнакомцев, крики и глаза. Глаза, наполненные похотью, злобой, а порой и каким-то безумным весельем, что вызвано лишь обильными возлияниями, но никак не жизнерадостностью. Человек, который счастлив и весел, вряд ли пойдет в такое заведение. По крайней мере, так считал Паша. И он пришел в этот клуб.

Его столик был заставлен пустыми бутылками, беспорядочно разбросанные окурки, казалось, были специально брошены мимо пепельницы. Товарищ, с которым Паша пришел в это заведение, сейчас самозабвенно крутился в танце с какой-то новоиспеченной пассией, та, в свою очередь, старательно натирала ему пах своим выпуклым задом. Паша усмехнулся и залпом выпил остатки виски из бокала. «Что водка, что эта дрянь – запивать все равно нужно»: скривившись подумал он, но запивать было нечем, пришлось закурить новую сигарету.

Нет, он не был одним из тех пареньков, что любили шляться по клубам и тратить там деньги на дорогую выпивку и неспокойных девушек. Нет. Таким был его товарищ, с которым Пашу свела судьба еще в школе. С тех пор они часто выпивали вместе, естественно, не за Пашин счет. Сегодня же поводом для очередной пьянки стала… суббота. Да, повод, прямо скажем, неважный, но жаждущее алкоголя тело редко давало сознанию время для протестов.

Выкурив очередную сигарету, Паша решил освежиться. Встать со стула оказалось не самой простой задачей, будто магнит он притянул его обратно. Пришлось ухватиться за столик, и, опираясь на него, зафиксировать себя в вертикальном положении. Постояв так несколько секунд, чтобы дать телу привыкнуть к новым условиям пребывания в окружающем пространстве, он наконец-то тронулся с места. Какой-то огромный тип с татуировкой в виде дракона на руке, едва не прервал Пашино путешествие, сильно толкнув последнего плечом. Паша отлетел от него, как щепка от удара топора, благо рядом оказалась спасительная стена, которая уберегла его от падения. Татуированный что-то злобно крикнул, но его друзья забрали буяна, махнув на Пашу рукой, чему последний весьма обрадовался, все-таки схватка с подобным индивидом в его планы никак не вписывалась.

Тихо, опираясь на стену и стараясь следить за прохожими, во избежание повторных столкновений, Паша добрел до выхода. Пьяный мозг сигналил одну фразу: «Домой!». Прощаться с другом времени и сил уже не было, пришлось покинуть клуб по-английски, не прощаясь.

На улице было свежо, музыка и людские крики остались за дверями клуба, на улице же царила ночная тишина маленького, провинциального городка. Паша вдохнул поглубже, и поплелся в направлении своего дома. Благо идти было не слишком далеко, и его «автопилот» был натренирован преодолевать такие расстояния.

Голова безвольно опустилась вниз, так, что глаза могли видеть только асфальт под ногами, изредка Паша с усилием поднимал свой тяжелый центр мышления, чтобы убедиться в правильности выбранного курса.

Внезапно его руки коснулось что-то невероятно холодное, леденящей хваткой на его запястье сомкнулась чья-то рука. Паша чуть не подпрыгнул от неожиданности, ноги подкосились и повели его назад, но его удержали на ногах. Подняв полные удивления глаза, он попытался рассмотреть источник леденящего прикосновения.

Перед ним, держа его за руку, стояла хрупкая девушка с длинными, наверняка достающими колен, черными, как ночь, волосами. Одета она была в белое платье, странного фасона, скорее, это было не платье, а сарафан. Пораженный такой встречей, Паша никак не мог собраться с мыслями и хотя бы поинтересоваться, с кем имеет честь держаться за руку.

– Ты. – Мягко, словно напевом, сказала черноволосая девушка и засмеялась.

Все это выглядело настолько неестественно, что Паша затряс головой, пытаясь прогнать видение. Как это ни странно, но ему это удалось. Леденящее касание исчезло, исчезла и сама девушка. Паша стоял на тротуаре в абсолютном одиночестве, и лишь легкий холодок на правом запястье напоминал о странной встрече.

«Домой!»: скомандовал мозг, оставалось лишь подчиниться, и Паша потопал дальше, что-то бурча себе под нос.

Подъезд. Обшарпанные стены и вонючая лужа в углу пролета. Ступенька за ступенькой. «Стоп, тут!»: действие опередило мысль, в ступеньки ударила тугая струя рвоты. Смрад свежего выброса, пожалуй, лишь дополнил общую картину, царившую в подъезде. В этой малосемейке ежедневно находили приют различные, не совсем благопристойные, лица разных возрастов, всех их объединял асоциальный образ жизни. Впрочем, собой они и формировали отдельную часть социума, так что их действия вполне вписывались в рамки условной нормали. А давно сломанный кодовый замок, на жалостливо скрипящей петлями двери, стыдливо поблескивал кнопками, будто зазывая всех желающих в уютное, укромное местечко множить новое общество.

«Какая… Какой этаж? Третий?»: мысли обрывались, не успевая сформироваться. Картинка перед глазами была крайне нестабильной, постоянно стремясь перевернуться вверх ногами. Руки нащупали знакомую дверную ручку, ключ никак не желал залазить в замочную скважину. Паша тихо матерился и, тяжело дыша, сплевывал вязкую слюну прямо на пол. Щелчок, еще щелчок и скрип двери, отворяющейся внутрь. Тусклый лучик света осветил протертый коврик у двери и старый, еще советский, комод. Лучик исчез вслед за легким хлопком двери.

Путь от стены к стене, от порога до кровати пришлось проделать в темноте. Попутно раздевшись, ночной странник рухнул на кровать, мирно засопев уже через минуту.

Глава 1.

Луч солнца, проникший через дыру в старой шторе, уперся прямо в лоб Паше, но вдруг легким дуновением ветра покачнуло стекло открытой форточки, от которого и отражался луч света, проникающий через штору, и солнечный зайчик заплясал по всему лицу спящего.

–Ммммм, – простонал Паша, пытаясь разлепить глаза, – уррррххммм.

Он стал тереть глаза, попутно пытаясь поднять себя в вертикальное положение. Как только ему удалось присесть на кровати, он схватился за голову.

– Уфф, блин… – тихо покачиваясь, бормотал он, – хорошо хоть домой дошел.

Он встал с кровати, и, покачиваясь, побрел в ванную, попутно споткнувшись о ботинок, оставленный вчера посреди комнаты, и чуть не запутавшись ногами в рядом лежащих штанах, уперся руками в стену, избегая падения.

Кое-как добревши до ванной, он включил холодную воду и подставил голову под струю.

– О-о-о, зашибись! – подражая змее, прошипел он, и, быстро раздевшись, включил душ с той же холодной водой и, полностью забравшись в ванну, стал себя поливать, – а-а-аргх, вот это да!

Вчера Павел изрядно подвыпил, вернее, напился до состояния, которое именуют «дровами». Впрочем, вчера все сложилось несколько культурнее, чем обыкновенно. Не было никаких причин к подобным пьянкам, однако он их находил. Он находил утешительным напиваться до беспамятства и сидеть, мерно покачиваясь, вперив свой взгляд в стену. Тихо сетовать на свою нелегкую жизнь, на собственную беспомощность. Порой он бил стены, разбивая кулаки в кровь. Порой его буйства доводили его до вытрезвителя, где он встречал тяжелое утро.

Это продолжалось уже не первый месяц, после того, как его уволили с работы, по простейшей причине – сокращение штаба. Тогда он себя почувствовал ненужным, ко всему этому добавилось и расставание с девушкой, которая жила с ним целый год.

Друзей, как таковых у Паши не было, только знакомые. Друзья остались в далеком, солнечном детстве, нынче их сменили собутыльники. С ними он и напивался, а иногда просто один.

Все это не могло хорошо сказываться на его финансовом положении, из квартиры, которая ему досталась от родителей, уже пропал телевизор и компьютер. Выручить за эти вещи больших денег пьяница не мог, поэтому сейчас, пропив последнее, он остался без гроша в кармане и без воли к добыче денег способами отличными от продажи всего, что еще было можно продать.

Выбравшись из ванной, где он минуты две, прямо во время мытья, хлебал холодную воду прямо из крана, он побрел на кухню, в надежде найти там хоть что-то съедобное и, возможно, остатки алкоголя.

Впрочем, это предприятие успеха не имело, на кухне не было ничего съестного, только разбитый стакан на полу, грязная тарелка на столе, с уже пожелтевшими остатками майонеза, и кусок плесневелого хлеба. Холодильник был почему-то выключен из сети, под ним образовалась лужа талой воды, которая впрочем, уже высохла, оставив после себя грязные разводы. Открыв холодильник и заглянув туда, Павел тут же отпрянул оттуда, морща нос:

– Фу, чем там воняет, пусто же!

Резко захлопнув дверь холодильника, он сел на табурет, стоявший рядом со столом, выудил из пепельницы самый «большой» окурок и попытался его раскурить. Дрожащие пальцы долго не хотели повиноваться хозяину, и правильно прокрутить колесо зажигалки. Почти отчаявшись, Паша все-таки смог зажечь огонь, и, подставив его к окурку, сильно затянулся. Неаккуратно поднесенный огонь слегка опалил ему волосы в носу, а сильная затяжка крепкого окурка вызвала приступ сильного кашля. Откашлявшись, Паша согнулся пополам, обхватив себя руками на уровне живота, на глазах скапливались слезы, вызванные дымом, кашлем, и, видимо, снова настигшим хозяина отчаянием.

Просидев так с минуту, он медленно распрямился, еще раз затянулся тлеющим окурком, дым которого снова пополз в глаза. Морщась, Паша затушил окурок. Стараясь не трясти дико трещащей головой, он поднялся и поплелся обратно в спальню.

Выглядел он довольно плохо, несмотря на то, что природа наградила его достаточно приятной внешностью: темные волосы и карие, широкие глаза, небольшой прямой нос. Чуть выдающиеся вперед губы и округлый подбородок. Широкие плечи, хоть и не были тренированы, но под одеждой их можно было спутать с теми, что могли бы принадлежать спортсмену. Довольно тонкие руки и ноги, которые, впрочем, не были столь уж слабы, как могло бы показаться. Стрижку Павел носил свободную, но короткую, пряча неостриженные над ушами волосы назад, за уши. Чуть намечающийся пивной живот портил картину, но идеальных людей не существует вообще, а Павел к этому званию не стремился вовсе.

Недавно он отпраздновал свои двадцать четыре года от момента рождения. Несмотря на свою молодость, он уже мог считать себя алкоголиком и неудачником. По крайней мере, так ему казалось.

Остаток времени до вечера, а проснулся он в два часа дня, Паша провел валяясь в кровати. Безуспешно пытался уснуть, что бы избежать головной боли, но та не отступала, как и неземная жажда, которую он все пытался утолить водой, набранной в ванной.

Ближе к вечеру ему удалось заснуть, проспав два часа он снова проснулся, ощущая себя собраннее, он уже не так пыхтел, поднимаясь с кровати. Голова уже не болела, просто немного кружилась, а в животе дико урчало.

– Надо бы поесть, хоть что-то, – проговорил он, набирая на еще не проданном телефоне номер, – Алло… Вадик, здарова, ну ты как, добрался?.. Хах, ну, а я тут вообще страдаю, слушай, есть у тебя в долг, а то вообще что-то я… Ну, я верну, я к маме съезжу и верну… Ага, ок, я буду у тебя через часик… Ну, давай, пока.

Быстро собравшись, он, постанывая, двинулся к выходу. Ключи были в двери, попытавшись их повернуть, он понял, что дверь была не заперта. Махнув рукой, он вынул их из замочной скважины и вышел из квартиры. Заперев дверь, он глянул на лестницу. Проклиная этот пятиэтажный дом, в котором нет лифта, а жить его угораздило именно на пятом, он двинулся тяжело ступая по ступеням вниз.

Выйдя на улицу, он глубоко вдохнул свежий воздух полной грудью. Слегка кашлянув выдыхая, он двинулся вперед. Деревья уже начинали покрываться листьями, была середина апреля.

Пение птиц и яркое солнце на безоблачном небе, как и радостные крики играющих во дворе детей, могли бы порадовать Пашу, но не сейчас. Сейчас дети казались бездушными созданиями, что своими воплями старались истерзать всю душу нашему страдальцу, туда же были приписаны и птицы. Солнце, нещадно пекшее прямо макушку Павлу, было подобно глазу дьявола, будто стремившемуся расплавить и без того больную часть тела.

Денег на общественный транспорт у Паши не было, поэтому получасовая прогулка была неизбежна. С каждым шагом походка становилась увереннее, тело приходило в себя, хоть неприятное чувство в животе и горле никуда отступать не собиралось, а жара казалась чрезмерной, ведь он второпях оделся не по погоде.

Дойдя до подъезда, в котором находилась квартира вечного собутыльника, а по совместительству бывшего одноклассника Павла, путешественник набрал давно заученные цифры на домофоне, и стал ждать ответа.

– Да, кто там? – послышался женский голос из динамика.

– Здрасте, теть Света, а Вадика можно?

– Можно, можно… – недовольно прокряхтел женский голос, и, удаляясь, прозвучал снова, – иди, там тебя, пьяница малолетний!

Через несколько секунд домофон снова загудел:

– Паша, это ты?

– Да, открывай ворота.

Писк. Дернув за ручку, Павел открыл дверь, и вошел в прохладный подъезд. Поднявшись пешком на второй этаж, он поприветствовал рукопожатием человека в шортах и майке, ноги которого украшали сланцы. Это и был Вадик, высокий, тощий, с длинными волосами он никак не походил на статус ребенка из богатой семьи. Впрочем, не настолько богатой, чтобы кататься на «бэнтли» и раскидывать в стороны охапки денег, однако денежные расходы Вадика в сравнении с расходами Паши были похожи на реку и ручеек. Собственно, не зря последние пьянки и проходили за счет Вадима.

– Ну как ты? – первым делом поинтересовался Вадим.

–Да так, голова болит, руки трясутся, как обычно, – рассмеявшись, ответил Павел, – Нормально в общем, а ты что?

– То же самое, сколько тебе, я ж не банк, мамка что-то бушует, говорит ни копейки больше не получу, – усмехнулся Вадик, – я же вчера как домой пришел, упал в пороге, зацепился за что-то, зеркало побил, потом в зале еще и стол стеклянный побил. Ой, мамка бегала, прыгала, я чуть убежал от нее, сегодня пилит весь день…

Дело в том, что Вадим хоть и был сыном не бедной семьи, но жил по-прежнему с мамой и папой, который сейчас был в отъезде по работе. Впрочем, это было нормально, учитывая, что он обучался на последнем курсе университета. Как говорил ему отец, по получении диплома ему предстоит уйти на все четыре стороны из родительского дома. Мама же была из разряда вечно сюсюкающих, и всячески сына перед отцом выгораживала, обещала давать ему денег, и найти квартиру. Такая мама, должно быть, могла бы найти Вадику не только квартиру, но и жену, работу и наверно, все, что составит его жизнь.

Вадим не выказывал несогласия такому положению вещей, и вообще был человеком мягким, и податливым, что было следствием вечной опеки матери.

– Да ладно, мамка тебе голову поморочит, и снова полные карманы напихает, – с улыбкой проговорил Паша, – давай сколько есть, я все верну.

– Ну, держи, – отсчитав несколько купюр, Вадик протянул их просящему, – вернешь потом, а сейчас пойду я, потом созвонимся, там мама кушать приготовила, нужно идти.

– Ну, давай, – протягивая руку, кивнул Паша.

Выйдя из подъезда, Паша выдвинулся прямиком к расположенному рядом ларьку со стоящими рядом зонтами и столиками.

Купив на одолженные деньги литровую пива и беляши с пирожками, которые по замыслу должны были содержать мясо, рис и капусту, он уселся за свободный столик и принялся «поправлять здоровье».

Покончив с импровизированным то ли обедом, то ли ужином, он достал из купленной в том же ларьке пачки сигарету и закурил. Насладившись ею, он встал, и побрел в сторону вокзала, с намерением сесть в электричку, идущую мимо той самой деревни, где он вырос, где сейчас жила его семья. От станции до деревни было около километра пути через лес.

Пиво, выпитое за обедом, взбодрило алкогольные чувства Павла, и, не удержавшись, он забрел в магазин, рядом с вокзалом, купил бутылку водки, несколько сосисок и литровую бутылку крепкого пива.

Он вроде бы понимал, что напиваться до беспамятства снова, да еще и в дороге к родителям – плохая идея, но, сославшись на горькую жизнь и бессилие с ней бороться, он поплелся за билетом держа в руке пакет с покупками.

– До Репкино, пожалуйста, – протягивая деньги в окошко, пробормотал он.

– Один? – неодобрительно взглянув на него, вопросил кассир.

– Да.

Собственно, выглядел он и впрямь плохо, протертая на правом плече куртка, в результате частых столкновений со стенами при пьяных прогулках, небритое лицо с опухшими глазами, потерянный взгляд и неустойчивое положение ног. Все это не внушало доверия к Павлу.

Взяв билет, он пошел ждать своей электрички. В ожидании, он открыл бутылку водки, запивая ее пивом, и, чтобы не корчиться от неприятного вкуса этих низкосортных напитков, покусывал сосиску. Выглядело все это более чем плачевно, однако Павлу было плевать.

Дождавшись своего транспорта, он неровной походкой взобрался в вагон и плюхнулся на первое попавшееся свободное сидение.

Во время поездки он прикончил остатки своего приятного вечера, хоть это и возбранялось правилами, которые красовались у него перед глазами на стене вагона.

Окончательно опьянев, он чуть не пропустил свою остановку. Небо потемнело, по всей видимости, собиралась весенняя гроза. Можно было бы переждать тут, на станции, но Павел не был способен ясно мыслить, и поплелся по знакомой дороге в лес, надеясь не сильно промокнуть и успеть дойти до дома, пока ливень не разразится неудержимой стихией.

Расчеты его были в корне не верны, едва он вступил под покров леса, крупные капли забарабанили по листьям, стекая ему на голову и плечи. Теперь он уже не жалел о надетой куртке, стараясь вжать голову в воротник. Ежась, он плелся почти не разбирая дороги. Вдруг грянул гром, почти сразу блеснула молния, гроза была почти прямо над Пашей. Его пьяное воображение стало рисовать ему непонятные звуки и тени, якобы скрывавшиеся в шуме дождя. Сердце учащенно забилось, он побежал быстро, как мог. Продираясь через кусты, он явно отклонился от тропинки, которая вела в деревню. Он бежал, оглядываясь, и порой вскрикивая, когда молния озаряла все вокруг, сопровождая эти озарения раскатистым ревом грома. И вот, уже почти запыхавшись, во время очередной вспышки он поднял голову. Последнее что он увидел, была толстая, горизонтально расположенная на уровне лба, ветка какого-то дерева. Со всего разгона вмазавшись головой в эту самую ветку, Паша упал вниз, на землю, высоко подбросив ноги. Ощутимо ударившись еще и о землю, он потерял сознание, оставшись лежать в лесу один, под ливнем.

Глава 2.

-Кар-р-р! – громогласно раздавалась, почти над ухом Павла, достаточно неприятная воронья речь, – Кар-р-р!

– Что за…– Павел разлепил глаза, и, недоумевая, стал озираться вокруг, – Это я где?

Как по заказу, в мозгу пьяницы вереницей пронеслись воспоминания о вчерашнем веселом путешествии в лесу, охваченном стихией:

– Ох, вот это да…

Кряхтя, он стал подниматься, голова трещала еще сильнее, чем вчера, видимо не только от похмелья, но и от знатного столкновения с веткой. На той самой злополучной ветке сидела ворона, любопытно осматривая свою потенциальную добычу. Поняв, что никакая это не добыча, и тело стало двигаться, показывая, что оно живое, ворона встрепенулась, и, замахав крыльями, улетела прочь.

–Вот и лети… – не найдя должного обидного слова в своей тяжело воспринимающей мир голове, Павел добавил, – Ворона!

Та, видимо обидевшись, еще раз громко каркнула, откуда-то из-за веток, и более ни чем о своем присутствии не напоминала.

Оглядев себя, неудачливый путешественник понял, что штаны измазаны грязью, в таком же состоянии он обнаружил и куртку. По голове пульсирующими волнами расходилась нестерпимая боль. Ее источником была опознана огромная шишка на лбу, Паша долго ощупывал ее, пытаясь понять, не занимает ли она весь лоб.

–Вот это я выдал…– пробормотал Паша, и, попытавшись сориентироваться, оглянулся назад.

Там, откуда он прибежал вчера, тропинки не было, да и следы его были размыты прошедшим ливнем. Судя по сломанным и растрепанным кустам, прибежал он прямо через них, а стоял он прямо среди зарослей, можно сказать, в дремучем лесу.

–Откуда здесь вообще такая чаща?– удивленно прошептал Павел, – лес же молодой, вырубают постоянно.

Махнув рукой, он поплелся налево, предполагая найти там тропу. Сегодня его движения не быль столь резки в сравнение с вчерашним рывком «домой», и он кряхтел и постанывал, пробираясь сквозь прямо-таки стеной растущий подлесок.

Где-то около получаса продираясь сквозь все эти дары природы, Паша уже устал обнаруживать все новые и новые болячки – последствия вчерашней гонки и ее финала. Колено оказалось ушиблено, руки обцарапаны по локоть, несмотря на то, что находились вроде бы под защитой плотной кожаной куртки. Многочисленные гематомы, одна из которых, по всей видимости, украшала его правую ягодицу, очень сильно затрудняли передвижение, да еще и в таких экстремальных условиях. Венчала список ранений прошедшего бой с лесом бойца огромная шишка, украшавшая лоб лесного спринтера.

Блуждая еще полчаса в лесном массиве, Павел наконец-то понял, что идет куда-то не туда. Ситуацию усложняло то, что местонахождение этого самого «туда», заблудившемуся путнику было абсолютно не известно.

Решив, что менять направление будет бессмысленно, ибо лес, насколько ему было известно, не был большим, и он попадет либо к речке с одной стороны, либо к станции или самому железному пути с другой, или же выберется прямо к окрестностям искомой деревни в третьем варианте. Четвертый вариант предполагал под собой все ту же железную дорогу, которая так или иначе приведет к населенному пункту.

Не отчаиваясь, Паша принялся усердно шагать в том, как ему казалось, изначально выбранном направлении. Вскоре он услышал шум ручья. Собственно, ручья он здесь не помнил, только речку, берег которой упирался в этот самый лес, и, решив, что это именно та самая река, которая ему с детства знакома, он прибавил шагу, стараясь как можно быстрее выбраться к ней.

Если идти вверх по течению этой речки, на которой, когда-то в детстве он рыбачил с его друзьями, можно попасть в деревню, в которой и доживали век его родители, и еще пару десятков таких же семейств.

Родился Паша именно в этой деревне, когда ему исполнилось двенадцать, его родители получили квартиру в близлежащем городе, отец устроился там работать на завод, а мама в школу поваром. Таким образом, они и перебрались в город. Паша был поздним ребенком, его маме было уже за сорок, когда она его родила, а отцу все пятьдесят. Поэтому в его двадцать четыре они уже оба выбрались на пенсию, и уехали жить в деревню, оставив сыну городское жилище.

Вскоре, по звуку воды, Паша выбрался и к его источнику. Им оказался весело журчащий ручеек, который неизвестно откуда мог взяться в этом лесу. Впрочем, удивляла и густота леса, наводя на мысли, что лес был совсем не тот, в котором предположительно должен был находиться Павел.

–Что за дела?– оглядываясь по сторонам, простонал путешественник,– так…

Копаясь в памяти, Паша стоял на берегу оврага, на дне которого протекал лесной ручеек. Лес, к слову, и не думал заканчиваться, вокруг стояли деревья, разве что подлесок немного поредел.

Придя к выводу, что ошибиться станцией Паша не мог, а другого леса в ее окрестностях быть не может, страдалец спихнул наличие ручья и густого подлеска на свою неосведомленность о последних событиях, происходивших здесь. И правда, мало ли что могло тут вырасти и появиться за те четыре года, что он здесь не бывал? С родителями он виделся, когда те сами приезжали к нему в гости, а вот сам он в деревню не ездил, как-то не было нужды. Закатки и другие продукты сельскохозяйственной деятельности ему заботливо привозил отец, заодно приезжая в город за покупками вещей, которых в деревне не достать.

Махнув рукой, Павел на авось поплелся вдоль ручья по его течению. Пройдя где-то с километр по извилистому краю оврага, Паша остановился передохнуть и осмотреться. Склон оврага становился все более крутым, он нависал над ручьем, грозя вот-вот обвалиться, сдерживаемый лишь травой и корнями деревьев. Павел не обратил на это должного внимания, и, сделав очередной шаг, вдруг понял, что теряет опору под правой ногой, заваливаясь набок, прямо в сторону ручья. Он успел взмахнуть руками, пытаясь удержать равновесие, однако эта попытка не увенчалась успехом, и он покатился вниз, зажмурив глаза и плотно закрыв рот, чтобы не наглотаться песка.

Сделав пару замечательных кульбитов, которые, быть может, оценили бы на олимпиаде, он наконец докувыркался до дна оврага, погрузив ноги в воду, а головою ткнувшись во что-то брякнувшее железом. В нос ударил едкий запах разложения, будто где-то совсем рядом подохло и лежит на солнышке какое-то зверье.