Удаче ум не нужен

– Я стараюсь, господин. – Он чуть покраснел от похвалы.

Они нашли какого-то господина. Одет он был не так богато, как заместитель управляющего, но хорошо.

– Гегер, этого парня господин Ортис прислал. – Повар передавал слугу главному уборщику дворца. – Парень у меня воду носит. Велено, чтоб полы мыл на втором этаже. Покажи ему. Пусть в каморке на чердаке поселиться.

Господин Гегер показал, где тряпки и ведра лежат.

– Мыть будешь с того конца коридора до этого. Смотри, чтоб чисто было. Без соринки. – Справится – хорошо, не справиться – пусть отвечает управляющий.

– Сделаю, господин. – Работа не сложная. Он постарается.

– Пойдем, твои хоромы покажу. – Гегеру понравилось, деревенщина почтительно стоит перед ним.

Они поднялись до самого верха по боковой лестнице. Пыльный коридорчик и маленькая дверка.

– Вот здесь, – господин открыл дверку, – и будешь жить.

Комната была небольшая. Столик, стул, оконце. Все пыльное. Кровать. На кровать брошен рваный матрац и некое подобие подушки.

– Здесь будешь спать. Да смотри, с утра пораньше вставай. Сейчас иди, полы мой. Потом на кухне дадут тебе поесть.

– Спасибо, спасибо. – Кайрос кланялся. Внутри него все пело. Работу нашел. Кормить будут и есть где ночевать. О таком можно только мечтать. Платить не обещали. А ему зачем? И раньше денег в руках не держал. Ему бы еще старенькую одежонку потом к зиме добыть. Так оно, хорошо-то как. Кайрос спустился вниз, загремел ведрами. Он удивлялся широким коридорам, таким же широким и величественным лестницам. Статуи и картины. Раньше он не видел ничего подобного. Полы, покрытые плиткой. Тут все должно быть в идеальном порядке. Со всем усердием стал мыть полы в коридоре. Старался во всю, мыл тщательно, аккуратно. Он встал на колени и протирал углы, где стена примыкала к полу, что бы там пыли не было, а то не ровен час. Он ползал и протирал. Как кто-то запнулся об него.

– Черт, лезут тут под ноги. – Услышал он мужской голос.

Кайрос обернулся через плечо. Высокий статный мужчина в светлом камзоле. Правильные черты лица. Молодой.

– Что ползаешь тут? – Вновь спросил мужчина.

– Дяденька, я пол мою, – растерялся Кайрос.

Тут подлетел тот господин, который приставил его к этой работе.

– Ой, мой принц, я этого сейчас выкину. Чтоб под ногами не путался. Сейчас, принц.

Так это что, сам принц? – подумалось парню. – И он ему под ноги полез.

– Не трогай ты его. Видишь, парень делом занят. Это я виноват. Не разглядел я его. Задумался.

– Оно понятно, мой принц. У вас дела государственные, а тут всякая нечисть под ногами крутиться. – Гедер низко кланялся принцу.

– Оставь ты его, – принц начинал сердиться, – в покое. Работает парень, ну и пусть. Да, ты вели ему в моих покоях пол подтереть. Вчера лорд Керр вкатился. Где его носило, весь пол истоптал. В грязных сапожищах.

– Сделаем. Сделаем, ваше сиятельство. – Гедер облегченно вздохнул. Принц не в претензии, это главное.

– Так пусть делает. Я к батюшке. Вернусь, не знаю сколько там пробуду. Думаю, управится к тому времени.

Принц ушел.

– Эй, ты, придурок, живо в покои принца. Иди. – Гедер открыл красивую резную дверь и втолкнул парня туда.

Кайрос оглядел комнату. Светлая и просторная. Шикарно обставлена. Не видел он еще такой мебели. Дерево какое хорошее. Все полированное, кругом вензеля, узоры. Хорошо работал мастер. Вот бы ему, Кайросу, так сподобиться. Такое бы вырезать. Аж дух захватывает.

– Не глазей, видишь пол грязный. – На полу, действительно, были отпечатки сапог. – Давай, живо, здесь и там подтирай. А то принц вернется, нам с тобой головы не сносить.

Гегер ушел. Кайрос сбегал за свежей водой, промыл тряпку и начал подтирать пол. Делал он это тщательно, очень старательно. Работу он получил. Надо показать, что умеет он все это делать. Чтоб хорошо все было. Правда, время от времени он все-таки бросал взгляд то на один предмет мебели, то на другой. Какие ножки стола. Точеные, резные. Мастер работал. Кайросу от деда передалась любовь к этому теплому ласковому материалу. Дерево. Шкафы, тумбы. Кругом занавесы из дорогого материала. Статуя рыцаря на коне в углу комнаты. На такую работу можно долго глядеть, любоваться. Закончил. Взял тряпку, ведро с грязной водой. Остановился еще раз осматривая комнату. Открылась дверь. Вошел принц.

– Ваше сиятельство, – робко обратился Кайрос.

– Что, закончил? – Спросил Александр немного раздраженно. Он не любил, когда его личных вещей касались чужие руки. И слуги, как назойливые мухи, слоняются в его комнатах. Пусть прибирают в его отсутствие. Его раздражало, что прислуга переставляет вещи, перекладывает что-то на столе. Каждый штрих должен сохранять постоянство.

– Да, закончил. – Пробормотал Кайрос.

Принц осмотрел пол. Неаккуратно разложенные бумаги и письменные принадлежности на столе. Все было так, как он оставил. Ни одного приметного изменения. Каждый штрих на своем месте. Но при этом все приобрело ощущение чистоты и свежести. Как этот мальчишка сумел так навести порядок. Впрочем, какая разница. Этому пареньку можно доверить уборку в покоях.

– Хорошо. Чисто. Ступай. – Александр отпустил слугу.

Он сел за свой стол. Задумался. Разговор с отцом не доставил ему радости. Император велел отправить специальных гонцов в несколько поместий по выбору. Гонцы должны тайно получить сведения о том, какие налоги выплатил владелец замка. Сравнить с записями в налоговом реестре. У Александра было такое чувство, словно ему поручили выследить и донести на министра финансов. Неприятное чувство. Он воин, а не шпион. Не руководитель охранного отделения. Сегодня принцу показалось, что Верона была с ним холодна. Мимолетный взгляд, кивок головы. Неприятная мысль: вдруг юная графиня затеяла игру с каким-либо юным повесой. Демонстративно выказывает холодность к Александру и благосклонность к юному рыцарю. Это задевало самолюбие принца. Не ревность, лишь досада. Если б принца спросили, считает ли он себя неотразимым, он ответил бы отрицательно. Но каждый мужчина считает себя совершенством, и все, что способно поколебать это мнение раздражает. И Рену, чудесную фрейлину двора, он сегодня не встретил. Она с охотой поможет ему восстановить покой в сердце. Некоторым беспокойством на шелке простыней. Отправить ей записку. Да, послать слугу. Росс отнесет короткую записку. «Я умираю без твоей улыбки. Один лишь взгляд, прекраснейшая Рена. Жду». Принц дернул за шнурок звонка.

Кайрос с позволения высокой особы ушел. Вынес помои, тряпку повесил сушиться. Пошел на кухню. Робко зашел, ища взглядом главного повара. Увидев его, улыбнулся.

– Дядечка, а покушать можно? – Кайрос почувствовал острый приступ голода от запаха вкусной еды на кухне. Молодой организм настойчиво требовал пищи.

– Сейчас, посмотрим, что тут есть. Так…. – Гаттер стал осматривать котлы. Что там осталось. Не стоит баловать слугу разнообразием, но все равно остается много пищи. От такой малости ничего не изменится. Все равно остатки отправляют на псарню.

Парень увидел на столе помидорку. Аж дух захватило. С одной стороны она была подгнившая. Разница-то какая, это ж помидорка. Он так их любит.

– Сейчас, налью тебе остатки супа. – Шеф-повар налил тарелку супа. Поставил тарелку на стол, дал ложку, ломоть хлеба. Указал на помидор. – Это можешь съесть, все равно сгниет.

Кайрос был счастлив. Но счастье его было недолгим. Вошел важный господин. В длинном синем камзоле. Голубая рубашка с пышным жабо. Трость с золотым набалдашником в руке.

– Эй, Гаттер, это кто такой? – Спросил, презрительно поджав губы, управляющий дворцом Борден.

– Водонос наш новый. Водичку таскает. Вот покормить. – Повар робел перед заносчивым управляющим. Ненавидел его, но ссориться боялся.

– Ты чего делаешь! Хозяйское добро совсем не бережешь. Это что? – Без его личного досмотра, Э без вмешательства все разбазарят. За каждой мелочью надо следить. Если расходовать все с умом, то и для себя можно малость отщипнуть. За тяжкие труды, неустанные заботы не грех и о себе подумать.

– Остатки супа были. – Ворчливо ответил Гаттер. Управляющий суется, куда его не просят.

– Остатки! Кому другому сгодиться. А этому, что останется. С тарелок будешь недоеденное сгребать, и пусть жрет, деревенская свинья. А это, ты чего разорить его величество решил? – Управляющий был грозен. Он защищал интересы высшего порядка, интересы императора. Он костьми ляжет в борьбе с разорителями казны. – Государство хочешь разорить. Помидорами его кормить. Ты скоро слуг будешь золотом кормить.

– Господин Борден, помидор подгнил. – Пытался возразить главный повар. Но опасался, что этот чванливый дурак побежит с доносом к министру финансов или императору. Борден мастер клеветы, не отмоешься.

– Подгнил, так выбрось. – Господин схватил помидорку и кинул в ведро с объедками. – Ты жри быстрее и убирайся. Ты этой деревенщине, что в ведре собираешь со столов, отдавай в следующий раз. Что выберет, то его. Остальное на скотный двор. Смотри у меня, Гаттер, я Его Величеству доложу, как ты разбазариваешь деньги короля. А этого вышвырнут. Приходят обжирать. – Борден вошел в раж, он почти кричал, брызгал слюной. Выдохся. Сколько трудов положил на борьбу за сохранение хозяйского добра. Тяжело дышал.

Вельможный вышел из кухни, забыв в гневе, зачем заходил.

Кайрос посмотрел на дверь и тихо произнес:

– Лестница тебе под ноги. – Повернулся к тарелке супа. Доел. Часть куска хлеба спрятал за пазуху. Посмотрел, никто не смотрит на него. Ловко залез рукой в ведро с отбросами, выхватил оттуда помидорку и спрятал ее под рубаху.

– Господин главный повар, я пойду? – Спросил Кайрос.

– Ступай. Пришел тоже этот управляющий на мою голову. – Повар ворчал. Явно они с управляющим не любили друг друга. Но из-за мальчишки ссориться с управляющим не собирался.

Кайрос поднялся на чердак в свою комнату. За окном темнело. Кайрос тряпкой протер стол, положил на него помидорку, остатки хлеба. Присел на постель. Сидел и любовался на свое чудо. Нашел еще тряпочку, протер красные бока помидоры. Сидел и говорил:

– Какая ты красивая. Помидорка. Я тебя съем, помидорка? Ты погоди.

Кайрос взял тряпку, которой протирал стол. Этой тряпкой попытался протереть окно. В комнате стало чуть светлее. Где бы еще что достать. Тряпиц, чтоб окно завесить, как дома у бабушки. Совсем было бы хорошо. Вернулся к помидорке. Пальцем убрал сгнившую часть. Остальное смаковал, заедая остатками хлеба. После лег на рваный матрац, положил голову на грязную подушку. Закрыл глаза и блаженно уснул.

Заходящее солнце вот-вот коснется своим диском вершин гор. На одной из вершин неприступный замок Ашар. Темные стены замка плывут в красноватой дымке. Резиденция Темного Владыки. Владыка Холин любит это свое гнездо. Здесь ему лучше думается, он принимает самые важные решения. Холин сидит за столом в кресле с высокой резной спинкой. Он пожелал перед встречей со своими сановниками выпить чашку крепкого кесса, бодрящего чуть горьковатого напитка. Молодой раб Теко, старается не смотреть на лик Владыки. Такой взгляд – дерзость, достойная самой страшной смерти. Раб склонил голову и следит за движением руки господина. Чуть приметное движение пальцев Холина требует налить напиток в чашку. Теко берет сосуд с кессом и тонкой струйкой льет напиток в чашку. Всем телом он чувствует тяжелый взгляд Владыки. Рука Теко дрогнула, и кесс пролился на стол. Парень вздрогнул, как от удара плетью. При этом еще больше расплескал напиток. Руки раба дрожали. Гнев Владыки будет ужасен.

– Ты не способен служить своему господину. – Печальный, тихий, почти ласковый голос. Именно так Владыка отдает свои самые страшные приказы.

Теко упал на колени перед своим хозяином.

– Владыка, пощады! – Плечи парня вздрагивают. Он напуган.

– Приблизься, раб.

Теко на коленях ползет к ногам хозяина. Припал к земле, боясь коснуться ног Холина. Взглянуть на собственную смерть.

– Подними голову. – Приказал Владыка.

Тако разогнул спину, взгляд опущен. Рука Холина коснулась подбородка раба. Он заставил раба поднять голову.

– Посмотри мне в глаза, раб. – Приказ, который раб не смел выполнить. Это ужасная смерть.

– Нет. Нет, молю, Владыка. – Голос срывается. Но рука хозяина заставляет поднять лицо, взглянуть в глаза хозяина. Теко замолк в ужасе.

– Я безмерно милосерден, раб. Я дам тебе шанс искупить вину. Ты будешь по-прежнему прислуживать мне за столом. – Страх в глазах раба был по нраву господину Темных. Сегодня он принял решение начать борьбу со Светлым. Это смягчило его сердце. – Но с этого дня ты по вечерам будешь в моих покоях служить подставкой под ноги. Ты будешь стелиться мне под ноги, когда я буду отдыхать, сидя в кресле.

Холину показалось, будет очень уютно опираться ногами на обнаженную грудь раба. Ощущать под ступнями тепло тела, мягкость кожи. Вытирать ноги об это покорное тело. Пусть живет раб.

– Сейчас свободен. Для тебя это не только милость. Это честь для низкорожденного. Касаться своим нечестивым телом ног своего хозяина. Ступай.

Раб удалился. Холин улыбнулся. Тонкая хищная улыбка. Пора в тронный зал.

Вопреки молве, Ашар не был мрачным черным гнездом. Наоборот, в каждый комнате много света. Яркие краски. Трон выполнен из стали, украшенной золотом и драгоценными камнями. Сидение из ценных пород дерева. Сверху положена подушка с овечьей шерстью. Зал украшают колонны из розового мрамора. Статуи воинов в нишах. Прямо в полу выполнены отверстия, куда высажены карликовые вечнозеленые деревья. Пятеро вельмож ожидают появления своего Владыки. Холин прошел в зал и занял свое место.

– Господа, я собрал вас для того, чтоб сообщить, время настало. Мы вступаем в борьбу со Светлым. Командор Кессарий, готовь армию. Мы выступим, как только будет знак. Ты готов?

– Владыка, – Кессарий не скрывал своей радости, – воины готовы выступить хоть завтра.

– Не торопись, командор. Россий, наш главный маг, ты начнешь первым. Мы ослабим врага, вымотаем его. Потом наши войска приступят к делу. Кессарий, ты уничтожишь непокорных. Готовых склониться перед нашей волей закуешь в цепи. Всех обратишь в жалких рабов. Засей поля трупами. Их вдовы, дочери и сироты станут товаром на наших рынках. Так повелел ваш Владыка!

Часть 4

Солнце еще не озарило землю, когда главный дворцовый конюх вышел из своей коморки при конюшнях. Он хромал с той поры, когда в одном из боев его лошадь убили. Она упала и придавила Сола. Многочисленные раны и хромота делали его службу в войсках невозможной. Но он славился, как отличный наездник. В качестве награды за воинскую службу ему было позволено остаться при конюшне. Прошли годы, и он стал главным конюхом. Он любил лошадей и знал к ним подход. Коморка при конюшне и жалованье позволяли ему жить. И забота об этих прекрасных созданиях. Больше у него ничего в жизни не было. Вот и старость подошла. Скоро ослабеют руки, и он будет не нужен. Благо, если позволят дожить свой век вблизи лошадей.

Старик прошел к стойлам. Пора задать корм. Почистить гладкие бока любимцев. Лошади, почуяв Сола, фыркали, перебирали копытами. Они ждали прикосновения его ласковых рук. Сол подошел к гнедому принца. Гладил морду.

– Ну, вот, еще пришел один день. И я с вами. Сколько Светлый позволит мне быть возле вас. Однажды утром кто-то другой выйдет к вам. Я не хочу вас покидать, да все в воле бога.

Сол хлопотал возле лошадей. Он не услышал, как подошел Брилл, главный псарь. Он был ровесником Сола. Они дружили.

– Да будет радостен твой труд, Сол, – услышал голос со спины. Обернулся.

– Пусть и твой труд будет радостным, Брилл.

– Вряд ли. Совсем извелся. И всех моих парней извела эта бестия. Как ощенилась, словно озверела. – Брилл говорил о Марте, сторожевой собаке. В его ведении были грозные боевые псы. Особая порода. Их использовали для несения боевой охраны. Огромные злобные звери. Они к себе мало кого подпускали. Такой пес легко мог загрызть не одного воина. Свирепые создания. Было обычным делом, после того, как сука ощенится, она дня три не подпускает к своим щенкам ни людей, ни других псов. Марта была особо свирепой. Уже больше недели не подпускала егерей и своего кобеля к себе. Кобель, от которого она понесла, сидел в одном вольере с ней, но не решался приблизиться к своему потомству. Корм приходилось задавать на длинной палке. Никто не смел войти в вольер. Боевых псов выгуливали ночью. Опасно их выпускать на волю днем. Могут броситься на случайного человека. Остановить такого зверя практически не возможно.

– Марта так и не подпускает никого? – Спросил Сол, вздохнув.

– Нет. Она и глядеть на свой выводок не позволяет. Рычит.

– Трудна твоя служба, друг. Уповай на Светлого.

– На него одна надежда. – Старики стояли друг против друга, сочувственно вздыхали. – Я вечером зайду к тебе, вспомнить старые добрые времена, Сол. Не возражаешь?

– Заходи. Хоть вспомним о хорошем. Не все печалиться. Не тот я стал, старею. Погонят меня в шею, один останешься. Не с кем будет посидеть.

– Не выдумывай. Тебе сил еще не занимать. Это меня погонят, если Марта не образумится. Пойду. А ты о том не думай. Мы послужим несколько годков.

Брилл повернулся и пошел на псарню. Скорбно опущены плечи, тяжестью лет сгорблена спина. Глаза Сола затуманили слезы.

Проснулся Кайрос рано утром, и в самый раз, вовремя. Слуги уже начинали работу, а господа еще спали. Он спустился вниз на кухню.

– Ведра держи, – сказал главный повар, – воды натаскай. Поешь потом.

Повар был не в духе, не мог отойти от разговора с управляющим. Воду Кайрос быстро принес.

Принести воду – работ простая. Она есть теперь у него. Можно внимательнее оглядеться. С этой стороны дворца нет нарядных аллей и фонтанов. Хозяйственные постройки. Поодаль конюшни. Кусты, за которыми виднеется крепостная стена. Каменная мостовая. Даже в лучах яркого света казалось, что это место покинул праздник и не вернется. Кайрос подошел к колодцу, заглянул в его мрак. Отступил.

– Батюшка колодец, прости, что вновь тебя тревожу. – Говорил парень. – Дай воды свежей и студеной. Не поскупись. У тебя не убудет. Глубину твою почитаю.

Мальчишка низко поклонился колодцу. Ему было невдомек, что кто-то видит все это. Но слуги приметили. После судачили.

– Этот деревенский дурачок бьет поклоны колодцу.

– С чего бы это? Врешь.

– Правда все. Сама погляди.

– Так им в деревне все в диковинку. Они привыкли пить из реки или ручья. Каменный колодец с воротом впервые увидал.

– А как одет? Оборванец. В такой одежде на улице стыдно показаться.

Они привыкли видеть господ. Этим кичились. Бароны, графы. Дорогие одежды, платья. Блеск драгоценностей. Одежда челяди по сравнению с этой была невзрачной. Но на фоне обносков Кайроса они выглядели богачами. Приятно знать, есть те, кто тебя беднее. Плохое настроение – пойди и посмотри на деревенского дурочка. И жизнь заиграет новыми красками. Но все это так далеко от мира Кайроса.

Парень наполнил бадьи водой. В самый раз позавтракать. Перекусить и приняться за другую работу.

– Господа еще не завтракали. После них что останется. Тогда и придешь. – Сказал повар. Успеет оборванец поесть. Не до него.

Кайрос отправился мыть полы в коридоре. Тер усердно. Останавливался перевести дыхание и посмотреть на статуи и картины в коридоре. Любовался работой мастеров. Он почти закончил, когда из своих покоев вышел принц.

– Ваше высочество, в вашей комнате помыть? – В чудесных комнатах принца следует поддерживать особую чистоту. Там столько прекрасных вещей.

– Что? А, можешь прибрать. – Принц отмахнулся от парня, не до того ему было. Ушел.

Кайрос домыл пол в коридоре. После перешел в покои принца. Здесь он все мыл так же тщательно, протирал ножки стола, стульев. Очень старался. Любовался резьбой. Закончил. Время было к обеду. Ему хотелось есть. Убрал ведра, повесил сушиться тряпки и пошел на кухню. Робко заглянул.

– Господин главный повар, покушать можно?

– Припозднился ты, парень. Господа кушают, когда закончат, не знаю. А то, что от завтрака осталось, опоздал. Со всех тарелок уже все в бачок слили.

– Хм, – простонал Кайрос.

Один из поваров засмеялся:

– Коли хочет есть, пусть из бачка и ест. Все равно свиньям вываливать. – Пусть придурок на ровне со скотом жрет. Так и надо деревенщине.

– Хочешь, ешь, – сердито заявил главный повар, – вот тебе миска и ложка. Только после сам посуду помоешь. Да не ставь свою посуду с чистой. Не чего поганую посуду с чистой путать. – Что ему до этого парня. Попрошаек и нищих развелось сотни. Каждый должен сам о себе заботиться. Чужое горе – не мое.

Делать было нечего. Кайрос нагреб остатки каши, сваленной в бачок, себе в миску. Присел на стул. Миску держал на коленях, начал есть кашу. Поел. Вымыл мисочку и аккуратно поставил ее на шкафчик, в уголочек, чтобы никому не мешало. Вышел. Свою дневную работу он сделал. Надо только к вечеру воду принести. Оглядеться захотелось по новой. Может, что упустил. Вышел во внутренний двор. Здесь суетились люди. Дворцовая прислуга. Время от времени проходили стражники. Вон оттуда вывели коня. Там, решил он, конюшни. Не ошибся в прошлый раз. Поглядеть бы. Он осторожно прокрался. Мало ли, не очень хотелось заработать подзатыльник. Прошел. Да, вот это кони, не то, что их деревенские. Вон, какие бока лощеные, сами стройные. Такими только любоваться. Он подошел к одному стойлу. Лошадь заметила его, потянулась к его руке теплыми губами.

– Эй, ты, что ты тут делаешь? – Услышал он окрик.

– Я лошадку хотел посмотреть. – Кайрос стоял с опущенной головой. Он только посмотреть. Ничего плохого он не делал.

– А? – Протянул седой мужчина. Прихрамывая подошел к парню.

– У нас в деревне таких не было. Красивая. – В глазах восхищение. Понравились мальчишке лошади.

– Здесь все красивые, – пожилой мужчина одобрительно качал головой. – Лошадей любишь?

– Я всех животных люблю. И лошадок люблю. Хорошие они. – Признался мальчишка. – Я в нашей деревне соседям со скотом помогал.

– Хорошие. – Мужчина порылся в кармане. Достал морковку, протянул парню. – На, угости лошадь.

Кайрос протянул угощение лошади, та приняла его с благодарностью.

– Хорошая она. – Вновь ласково сказал Кайрос. Погладил морду лошади.

– Хорошая. У господ всегда хорошие, других не держим. – То ли с гордостью говорил Смол, то ли с печалью. Не малых денег стоит такой скакун. И содержать его не просто. Тут и стать и ум. А сколько благородства.

– Дяденька, а мне можно иногда приходить, посмотреть. Я и помочь могу чем. Почистить коней. Корм дать. – Уж больно хотелось парню возле такой красоты быть. Об оплате и не думал. Оно в удовольствие. Все живое и сущее прекрасно, но есть особенно совершенное в этом мире. Как те картины и статуи во дворце. Но тут иначе. Это сама жизнь, ее прекрасное мгновение. В былинке, в распускающемся бутоне цветка сияние мира, волшебство. Как можно отказаться прикоснуться к этому.

– А ты умеешь с ними обращаться? А то какая и взбрыкнуть может. Копытом то ударит. – Старик посмотрел на мальчишку. Он и сам начинал общаться с лошадьми в раннем детстве. Даже моложе был. Околдовали они его своим совершенством. До сих пор видит утренний туманный луг. И скачущего гнедого жеребца.

– Да, нет, не ударит. Можно? – В глазах: дяденька, позволь. Я все отдам, позволь!

– Можно. Иди вон ту почисти, а я погляжу. – А вдруг из парня толк выйдет. Посмотреть надо мальца в деле.

Кайрос пошел чистить лошадь. Чистил он лошадь бережно, ласково. И той это явно нравилось. Она чувствовала любовь, исходившую от парня. Конюх тоже заметил, лошади нравится, как парень ухаживает за ней. Он закончил чистить лошадь. Гладил ее по гриве и приговаривал:

– Хорошая, славная лошадка. Ветер не догонит тебя в поле. Кручи одолеешь, ущелья перепрыгнешь. Стать в тебе и сила. – Словно благословение творил. В ласковом голосе, в его напевности сила уверенности. И при этих словах будто стати прибавилось в животном. Обретение силы.

– Ладно, парень, можешь приходить. Глядишь, когда и поможешь нам. Заходи, не робей. Только ты смотри, вон там воротца, туда заходить не смей, не ходи. – Паренек молодой, сунется с дурру на псарню. Боевые псы увидят, совсем взбесятся.

– Не пойду, дяденька. – Кайрос был готов обещать, что угодно. Не ведал, что детское любопытство сильнее. И старик не умел с детьми общаться, не знал, как их тянет к запретному.

– То тоже, там псари боевых псов держат. Они лютые. Даже сами псари, что ухаживают за ними, и те их боятся. Не стоит туда ходить, тем более, что там Марта ощенилась. Зверюга. У нее шестеро щенят.

– Шестеро? – Кайросу очень хотелось посмотреть на щенков. Взять в руки маленькие комочки, прижать к себе теплые тела. Поцеловать.

– Она ни псарей, ни кого не подпускает. С ней в вольере ее кобель сидит, так и того на дух не подпускает. В угол его загнала, совсем озверела. – Глупый старик думает, оградил от опасности мальчишку. Если бы молодость знала, если бы старость могла. Если бы старость знала, на что способна безрассудность молодости. Если бы молодость могла предвидеть все. Тогда мир остановился бы. Тленом и мхом покрылась бы земля. Не рождались дети, остановился бег времен.