Полная версия
Ирка Хортица и компания. Брачный сезон
Иппокризия, дочь Гиппократа, давно переставшая считать года и отмечавшая исключительно столетия, хмыкнула: из раны, наконец, перестал течь гной, сменившись густой темной кровью.
– Фонарик подыми! И держи выше! На руки мне свети! И учти, мальчик – первого потерянного пациента мы помним всегда, сколько бы… веков не прошло. Но у тебя им могла стать твоя наставница.
– Я не… я не…
– Ты – да! – безжалостно отрезала Криза. – Чуть не угробил свою Ашшу. На руки светить, сказала! Не рыдать во время операции! Тампон давай! Вот это… тампон… Не руками, щипцами! Держи здесь! Руки дрожать не должны – никому не интересно, как ты этого добьешься, не должны и все! И та, которая с фонариком, тоже не должна!
– Я фонарик возьму! – подобравшийся сбоку Татльзвум перехватил фонарь.
Криза насмешливо поглядела на бледного, судорожно сглатывающего слезы мальчишку. Да, мой милый, вот так: пока учишься – и ошибок наделаешь, и унижений от старших досыта наглотаешься… а если такой нежный, что не выдерживаешь, в лекарях с такими нервами делать нечего. Вон, в наемники иди… или еще куда…
– Вот так, правильно! – наблюдая за неловкими, но старательными движениями мальчишки, скупо одобрила она, добывая из саквояжа кривую иглу. – Теперь… и только теперь, можно шить. Потом я ей еще антибиотики вколю… Хорошо, что у меня хотя бы драконья подборка всегда с собой! Для никс вообще-то специальные нужны, но можно подумать, кто-нибудь мне сказал, что они понадобятся!
– Можно подумать, если б я просто сказал – ты бы пошла! – мгновенно поняв, кто такой этот загадочный «кто-нибудь», парировал Татльзвум.
– Сама – нет, ученицу бы отправила, она бы не хуже справилась. А ты держи тампон, ученичок! Лет десять держи, а только потом – оперируй! – отрезала Криза, всаживая специальную иглу для чешуйчатых пациентов в шкуру никсы. Конечно, явись Татльзвум в Пещеры открыто, дальше стражи он бы не прошел, и вряд ли ему позволили говорить с Кризой. Вряд ли его вообще стали бы слушать, а если и стали – для никсы было бы поздно. Криза поджала губы: не ее проблема! Ее проблема… И вот тут она поняла, что у нее… у них всех проблема. – Фонарь! – заорала она на Татльзвума. – Фонарь погаси, быстро!
Щелкнул рычажок, свет погас, она запрокинула голову…
– Опять! Опять пропустила!
Темноту над болотом рассеивало слабое, блеклое зарево… предвестник приближающегося рассвета.
– Иголку! Иголку держи! – завопила она, тряся рукой.
– Что? – растерянно переспросил Татльзвум.
– Держи-и-и! – взвыла Криза, чувствуя, как утекают последние мгновения.
И он, наконец, неуверенно сомкнул пальцы на игле.
Криза вскочила. И ринулась к бортику. Быстрый, раскачивающийся бег… оттолкнувшись от бортика лодки, она… прыгнула!
– Куда, безголовая, сожрут! – отчаянно заорал Митроха.
Краешек тусклого от болотных испарений солнца проглянул над черным горизонтом.
Казалось, на краткий миг тонкая девичья фигурка в вихре развевающихся темных волос зависла в прыжке… подернулась смутной дымкой и…
– Драко-о-он! – пронесся над болотом заполошный вопль. – Змей! Бегите-е-е! – и на лодках воцарился Бедлам.
– Стоять! Всем стоять! Не сожрет вас этот дракон! – голос вождя Лизуна, сейчас как никогда похожий на трубный рев Татльзвума Ка Рийо, дракона из личной боевой тройки Великого Водного, перекрыл вопли, придавив панику, точно пламя – толстым одеялом.
Громадные крылья хлопнули, и красно-белая драконица заложила вираж над болотом, так что шипастый хвост вспорол черную жижу. Опустилась на верхушку скалы, небрежно стряхнула с хвоста вцепившегося в кончик глазастика… и вытянула длинную шею к самой лодке с распростертой на палубе пациенткой.
– Ну что замер? Зашивай! – обдавая горячим дыханием, шепнула она.
– Я? – не понял Татльзвум.
– Тут есть кто-то еще? – иронически поинтересовалась драконица.
– А… – Татльзвум покосился на Митроху, понял, что будет большой удачей, если тот хоть тампон в дрожащих руках удержит… и принялся шить.
– Саквояж я вам оставлю. Антибиотики вколоть, рану обработать… и ради Асклепия… или Табити… или кого угодно – обойдитесь без толченых мух! – обнюхав старую никсу, удовлетворенно фыркнула драконица. – Понятия не имею, как оно вместе с антибиотиками… и проверять на пациентке не советую! – драконица расправила крылья.
– Я проведу тебя через туман. – задирая голову, сказал Татльзвум.
Изогнув шею, красно-белая змеица поглядела на него скептически.
– Это болото, Криза! – с видом утомленного ученической тупостью учителя, вздохнул Тат. – Хочешь весь день лететь не к краю, а вглубь, а к вечеру рухнуть прямо зубастикам в пасть?
Драконица мгновение подумала и равнодушно обронила:
– Заподозрю что-то неладное – сброшу!
И спустила вниз хвост, позволяя человечку… да-да, человечку… взобраться ей на спину.
Хлопнули громадные крылья – и крылатая змеица взмыла в воздух, унося на себе седока.
Замершие на лодках существа еще долго, завороженно глядели вслед… и засуетились. Мостки начали скатывать, будто тюки тканей. Застрекотали моторы.
Планируя на широко распластанных крыльях, красно-белая драконица заложила вираж и опустилась на поросший ярко-зеленой травой влажный луг. Под лапами хлюпнуло. Седок соскользнул по бронированному боку и ловко приземлился на ноги.
– Как хорошо летать! – запрокидывая голову, тоскливо пробормотал Татльзвум Ка Рийо. – Пусть даже так…
Драконица промолчала.
– Здесь все, что я обещал. – он бросил к когтистым лапам туго набитый мешок. – Жабьи шкурки, давленные мухи… мази, настойки, присыпки… Исследуй, сколько хочешь! А захочешь еще… приходи. – он повернулся и направился по лугу прочь, туда, где сочная зелень сперва темнела, переходила в налипающий на ноги густой перегной, а потом и сменялась вязкой черной жижей. Издалека донесся слабый стук лодочного мотора.
– Сюда? – подцепляя мешок когтем, спросила она.
– Зачем сюда? В приемную торгового дома «Болотный» в человечьем мире. Открывается через две седмицы! – откликнулся он. – И да, выяснять у тамошних человечьих служащих что-нибудь про нас – бессмысленно. Они не знают.
– А есссли я приведу других змеев и мы поищшшем тебя и твоих на болоте? – вслед ему прошипела драконица.
– Ты сперва само болото найди. – не оглядываясь, безразлично пожал плечами он. – Будет забавно наблюдать, как вы нас ищите. Особенно в тумане. Но тогда в торговый дом не приходи. Не примут. – жестко закончил он.
– Вожшшшдь Лизун! – шумно фыркнула она.
Он только передернул плечами. Она смотрела как он удаляется – высокий, стройный, с до отказа, до боли расправленными плечами. И вдруг остановился, и бегом кинулся назад. Подскочил, ухватил ее обеими руками за морду – отдернуть она не успела.
– Теперь ты же не считаешь меня эгоистичным, бесполезным змеишкой?
Драконица долго смотрела на него – узкий золотой зрачок в ее глазах то расширялся, то сужался – и наконец прошипела:
– Счшшшитаю! – и захохотала при виде его ошарашенной физиономии.
– Почему? – приседая от поднятого ее хохотом ветра, заорал он.
– А как ты думал? Одно-единственное доброе дело сделал, мешок мух подарил… и все? Все забылось? Думал, да?
По выражению его лица было понятно – да, думал.
– А напрасссно! – с написанным на морде явным удовлетворением, ответила она. – С чего бы вдруг?
– Мои болотники меня бесполезным не считают. – пробурчал он.
– Вот ссс них и сспрашивай! – отрезала она. – А ко мне… больше не приходи. Змееныш…
Стук мотора стал громче, и узкий челнок с сидящим за рулем астемом, ткнулся в заболоченный берег. Тат повернулся и побежал к челноку: быстрее, быстрее, едва касаясь вязкой жижи… длинный прыжок, челнок качнулся – и вот же дает задний ход, и ползет обратно, вглубь болота.
– Эй! Вождь Лизун! – набрав в грудь воздуха, прогудела драконица. – Лет через двадцать… когда разбогатеешь… прославишься… помиришься с родней… хотя для этого тебе понадобится самое меньшее Ирий спасти… пару раз… Так вот тогда… тоже не приходи!
Напряженно застывший на носу челнока Татльзвум покачнулся, едва не кувыркнувшись в воду, и сложив ладони рупором, проорал в ответ:
– Почему?
– Потому что я взрослая женщина! Старая даже! И не собираюсь… тешить подростковые амбиции змейчиков!
Челнок пошел на разворот – заложил круг по черной воде…
– Двадцать? – проорал Татльзвум Ка Рийо. – Ты недооцениваешь меня, кирия Криза! Я приду через пять! И… я хорошо отношусь к старушкам!
Черная жижа вскипела и челнок умчался прочь. Скоро и стрекот мотора пропал в наползшем тумане.
Драконица фыркнула, по-гусиному захлопала крыльями… и поднявшись, полетела на пики Змеевых гор, мерно тлеющих на горизонте пламенем вулканов. Сейчас надо найти хорошую теплую скалу – и наконец-то выспаться. Потом разобраться с подарками и… чем Ермунганд не шутит, когда Шешу спит? И впрямь подумать: если разорванные нервные волокна отрезают оборот в дракона, то… вдруг их можно срастить обратно? С этой мазью на мухах, например… Глядишь, и получится? Лет за пять…
Зимняя свадьба
– Какие же они… какие… – прошептала девушка, и не найдя должных слов, восторженно засмеялась.
Шествие пестрой рекой текло по мостовой меж берегами тротуаров.
«Кентаврогусары» – на талии одетых в гусарские мундиры и кивера усачей держался каркас «коня». От галунов и блесток на мундире слепило глаза, плюмаж на кивере был такой пышный, точно целому страусу хвост выдрали. Закрепленный у гусара на бедрах синий атласный конь тряс гривой пестрых лент, гордо задирал плюшевую башку, будто становясь на дыбы, присаживался перед хорошенькими зрительницами, словно предлагая взобраться «блестящему» гусару за спину и ускакать в неведомую даль. И тут же начинал шутовски трясти разноцветным хвостом и с ехидным ржанием мчался дальше. Физиономия волочащего на себе пеструю конструкцию «всадника» оставалась невозмутимой, будто и не он все это проделывал, а лошадка сама, сама… ай, плохая лошадка!
За кентаврогусарами скакали кентавроковбои в широкополых шляпах, отделанных низками разноцветных бус, куртках с пестрой бахромой, и с «лошадями» еще более пестрыми и наглыми. Один наяривал на банджо, остальные отплясывали что-то в стиле кантри, в такт стукаясь друг об дружку матерчатыми крупами «коней», и опять: грива-хвост-руки-ноги, отступить, потрясти и трам-тара-рам!
– Арррррр! – вышагивающий следом дракон размером с одноэтажный дом остановился, пошевелил крыльями, рывками наклонил длинную шею, распахнул зубастую пасть и… – Аррррр! – клуб вырвавшегося из его ноздрей дыма окутал выстроившихся вдоль улицы зрителей, а в пасти замельтешили алые отсветы.
– Ии-и-и! – стройная девушка в черной меховой курточке с глубоким капюшоном радостно захлопала – лицо ее светилось восторгом. – Ты видел? Дракон, настоящий дракон! – поворачиваясь к обнимающему ее за плечи парню, воскликнула она.
Дракон пыхнул дымом еще раз и покатил дальше, довольно стрекоча мотором трактора, спрятанного под метрами картона и раскрашенного брезента. Раздалось задиристое «ку-ка-ре-ку!» и над толпой вознесся сверкающий золотой фольгой петух на выкрашенных в красный, под цвет петушиных лап, ходулях. В толпе, раздавая пестрые леденцы детям, скакали здоровенные, в человеческий рост, обезьяны и мыши, тигры и ничуть не уступающие им в размерах коты. На поводках водили фигурно подстриженных и украшенных лентами собак и таких же обвешанных украшениями и даже разрисованных свинок. Мимо нарядных, как игрушки, старинных домов катил фанерный броневик с приветственно машущими «масками» революционных вождей, на открытой платформе грузовичка компания развеселых чертей и ангелов наяривала отвязной рок, а мальчишка в костюме шута гулко бил в громадный, вдвое больше него, барабан. Маршировали солдаты в самых необыкновенных мундирах – увешанных гирляндами бус и изукрашенных розетками с маленькими круглыми зеркальцами в чашечке бумажного цветка. Зеркальца, закрепленные вместо погон, сверкали под ярким зимним солнцем, разбрасывая блики на брусчатку мостовой и восторженные лица зрителей.
– Тебе нравится? Не зря приехали? – парень наклонился к самому уху девушки, перекрикивая буханье барабана и пронзительное завывание дудок.
– Да-да-да! – прокричала она, хлопая очередной карнавальной платформе. Тракторные моторы прятались под муляжами кокетливых овечек из картона и кудлатой шерсти, а на платформе размахивали увитыми лентами топориками пастухи в кожушках и высоких шапках и звенели монистами девушки в расшитых бисером безрукавках. Перед платформой, неся на плече табличку с надписью «Село Вашкивцы, Выжницкого р-на, Черновецкой обл.» шествовала «невеста» – обряженный в фату и пышные юбки усатый парень. – А почему столько невест? – провожая глазами еще одну «невесту», на сей раз женского полу, но зато со встрепанными волосами из пакли под фатой и накладным крючковатым носом.
Парень только пожал плечами.
– Потому что Маланка – это свадьба! – пожилой… назвать его привычным «пожилой мужчина» казалось даже стыдным, так и просилось «пожилой господин», в старомодно-элегантном пальто с меховым воротником обернулся к девушке, чуть коснулся мягкой шляпы – то ли приветствовал, то ли извинялся за непрошенное вмешательство.
– Чья? – девушка запрокинула голову – господин был высок. На личике ее было написано любопытство настолько детское, что собеседник невольно расплылся в улыбке – как при взгляде на счастливого ребенка.
– Считается, что Маланки и Васыля. – сообщил он. – Переберия, она же черновицкая Маланка, исторически проходила со дня святой Меланьи на день святого Василия, а не как сейчас – ближайшие выходные к Старому Новому году. – мужчина чуть заметно поморщился. – Хотя в этот раз повезло – даты совпали, вот и стараются ребятки. – он кивнул в сторону шествия.
– Переберия? – заинтересованно переспросил парень.
– Старый Новый год? – брови девушки удивленно взлетели.
– Запасной. – очень серьезно ответил ей парень. – Для таких как мы с тобой, кто не смог Новый год вместе встретить.
Мужчина весело расхохотался.
– Что такое «переберия» все приезжие спрашивают, но чтоб спросили, что такое Старый Новый год… – он удивленно помотал головой.
– Я совсем издалека приезжая. – улыбнулась девушка. – У нас такого не бывает! – она не отрывала сияющих глаз от шествия.
– Потому что у вас не бывает зимы. – хмыкнул парень. – Замерзла? Зайдем в кафе?
– М-м, я не хочу уходить! – скорчила капризную рожицу девушка.
– А кофе со сливками? – интригующе шепнул парень.
– Кофе со сливками я всегда хочу! – явно разрываясь между желанием досмотреть шествие и выпить кофе, опечалилась девушка.
– Здесь уже заканчивается – еще две-три команды маланкарей и все! – вмешался мужчина. – А выступления на площади начнутся не раньше, чем часа через два. Бегите скорее, сейчас все кинутся греться. Рекомендую «Гранд-кафе» или «Венское», там самый лучший кофе! – плотно затянутой в перчатку рукой он указал в сторону пешеходной улицы.
– Спасибо! – хватая девушку за руку, парень принялся проталкиваться сквозь толпу, торопясь выбраться раньше, чем увлеченный зрелищем монолит рассыплется на парочки и группки, жаждущие горячего глинтвейна со специями, скворчащих колбасок, хрустких, с пылу-с жару вафель, политых пузырящимся шоколадом, воздушных пирожных, ну и кофе, конечно же, кофе! Они перебежали отгороженный полицейскими машинными пустой перекресток – больше потому что бежать было весело, а не из страха упустить столик в кафе. Вот чего-чего, а кафешек тут множество: не в одну, так в другую!
– Гей, хлопче, купи дивчине згарду! – окликнули их от лоточка с разложенными на нем блестящими медными украшениями. Заинтересовавшаяся девушка немедленно потянула туда своего парня. – Настоящие, гуцульские! – с гордостью сказал средних лет мужик с навеки въевшейся под ногти металлической крошкой. И тут же смутился. – Не, ну как настоящие, копии, конечно, но все с музейных экспонатов, сам делал! Есть дукачи… – он поднял шнурок, на который были нанизаны зеленые камешки вперемешку с монетами с пухлым императорским профилем. – А есть и згарды! – и наклонился над лоточком, перебирая неровные, словно бы неаккуратные, темные медные крестики, соединенные такими же медными витыми пружинками. – В старину первый такой крестик на рождение дарили, а дальше собирали по одному, чтоб как заневестится девка, полная згарда была. Невесте без згарды никак не можно! Вот эту бери! – протягивая низку из двух рядов, выглядящую как-то уж совсем дико и просто, предложил мастер. – С самой древней згарды копия, из археологических раскопок. Лучший оберег!
– А цена – будто это она самая, из раскопок, и есть. – проворчал парень, но деньги тут же отсчитал, вложив подарок в руку девушке. – Пошли, в кафе наденешь!
– Все-таки очень непохоже на ваши города! – девушка запрокинула голову, разглядывая дома величественные и роскошные, будто в какой-то из старых имперских столиц: Вене или Петербурге, и в то же время – небольшие и уютные. Эдакий «имперский шик» в миниатюре, действующая модель.
– Так мы были частью Российской империи, а они – Австрийской, конечно, разница в стиле есть. У нас ты и четверти не найдешь того что было, все в Великую Отечественную разбомбили, а тут практически все уцелело. – покачал головой парень. – Ну еще у нас промышленные города, а здесь… – на губах его появилась снисходительная усмешка. – Заповедник девятнадцатого века! Туристов больше чем местных, кофепровод – главный источник дохода. Приехать вот на такое празднество, посмотреть… забавные пляски туземцев, съесть пирожное – и обратно, в реальную жизнь.
Шедшая навстречу компания из пяти молодых ребят остановилась, поглядели вслед удаляющейся паре, переглянулись… и неторопливо двинулись за ними. Парень с девушкой ничего не заметили.
– Тут останемся? – открывая застекленную дверь, спросил парень. Навстречу им выплеснулся негромкий гомон голосов.
– Да-а! Оказывается, я замерзла. – простучала зубами девушка, чуть ли не вприпрыжку бросаясь по уводящей наверх винтовой лестнице. Увешанная шариками крохотная елочка на старинном пианино, портреты последнего австрийского императора на стенах, укрытые вышитыми скатертями столики. Парочка забралась на мягкий диванчик в углу, девушка еще пару минут подрожала, потом вздохнула и видно, согревшись, принялась выпутываться из своей меховой курточки. Она откинула мягкий капюшон… и стало понятно, почему тот не падал, даже когда она задирала голову, разглядывая фронтоны старинных зданий. Поток золотых волос, особенно ярких на фоне черного меха, рухнул из-под капюшона, окутав девушку чуть не до самых щиколоток.
– Мама, это Рапунцель, смотри, мам! – позабыв даже про пирожное, завопила какая-то девчонка, чуть не подпрыгивая на стуле. Родители обернулись, собираясь утихомирить чадо, и тоже в удивлении уставились на струящиеся до пола волосы, гладкие и вычесанные, будто их и не заталкивали под капюшон.
– Извините ее. – наконец пробормотала мать семейства. – Но у вас и правда… совершенно необыкновенные волосы.
Девушка чуть кивнула, принимая извинения, и было в этом ее кивке что-то такое, после чего говорливая мамаша, которой аж пекло узнать, как такие волосы отрастить, и каким шампунем мыть, и не мешают ли они… вдруг прикусила язык и строго шикнула на ребенка:
– Не приставай ко взрослым!
А девушка закопалась в страницы меню, как деловитый еж в газеты, бормоча, точно заклинания:
– Гранд мокко, гранд латте, фраппучино… торт «Эстергази»…
– Давай нацепим твою згарду, будешь того… гордиться! – усмехнулся парень. Девушка повернулась к нему спиной, отвела волосы… Темная полоска украшения легла на гладкий серебристо-серый свитер, странно контрастируя с маленькими золотыми сережками тончайшей работы, явно стоящими как три таких згарды. Парень наклонился к ней, сосредоточенно пытаясь закрыть замочек – соединить два кружочка с простым орнаментом. Его дыхание шевелило выбившуюся из-за уха золотую прядку. Наконец, замочек закрылся. – Ну ты как? – не спеша убрать руки от ее волос, шепотом спросил он.
– Вот сейчас – совсем хорошо. – также шепотом ответила она и едва заметно потерлась щекой об его руку. Он долго прерывисто вздохнул и с явным усилием заставил себя отстраниться и сесть на место. Тогда она сама пододвинулась поближе и прислонилась к нему. Он подождал мгновение, точно боясь, что она передумает, и бережно обнял ее за плечи. – А ты как? – шепнула она.
– Вот сейчас – совсем хорошо. – утыкаясь носом ей в волосы, повторил он. – Да и что со мной сделается.
– Клянусь Владычицей, и правда, всего лишь пол-руки, пол-ноги… уцелело. Хорошо хоть голова вся целиком осталась. – уголками губ усмехнулась девушка.
– Ничего не пол…
– Треть? Или четверть?
– Не нагнетай панику! А кто из наших… или из ваших вообще уцелел, в смысле, так вот чтоб совсем целым остаться? Ха-а-арошую нам встряску Иркин папаша устроил!
Девушка поежилась, словно снова замерзла:
– Да уж, встряску… Видит Владычица, а я ведь не верила, что выживем. Думала, все там и поляжем.
– Ну выжили же. – пожал плечами он. – Хоть и не все. – он помрачнел, но тут же встряхнулся. – Еще месяц-два и у нас по заставам все наладится. Учиться я, правда, пока не поеду – людей не хватает, но отложить – не значит отменить. – бодро закончил он. – Обещаю тебе настоящий венский кофе – который в Вене!
– Давай пока этот пить! – девушка подскочила – поднос в руках официантки навис над столиком и рядом с ней появился здоровенный прозрачный бокал с целой башней из шоколада, цукатов и сливок, громоздящейся над кофе, а следом одна за другой – тарелочки с пирожными, и с украшенными фруктами булочками, и еще с чем-то таким же сахарно-сливочным.
– И куда в тебя, худющую, столько помещается? – с научным любопытством сравнивая тонкую, как камышина, девушку, и заставленный стол, поинтересовался парень.
– Я могу показать – куда, но боюсь, вся застава во главе с дядькой Мыколой будет против. – она отправила в рот ложку сливок и зажмурилась от удовольствия.
– А они сюда приезжают из своих промышленных городов на наших… туземных харчах отъедаться! – произнес глумливый голос.
Парень досадливо поморщился – надо же, слышали, неловко вышло! – и поднял голову. Прижав поднос к груди, точно рассчитывая спрятаться за ним, у завешанной старинными фото стены застыла бледная официантка. Уйти она не могла – ее аккуратно, не прикасаясь и даже демонстративно держа руки в карманах блокировали два амбала. Просто стояли они так, что обойти их официантка никак не могла. Компания еще из трех парней столпились вокруг столика и все трое жадно глядели на девушку.
– Слышь, красавица… – оглядывая заставленный стол, наконец протянул один – высокий, худой, он походил бы на скрипача, если бы не бегающий взгляд. – Бросай ты этого козла и пошли с нами! Мы тебя хоть накормим нормально! Мя-я-сом…
Его приятели противно загоготали, только блокирующие официантку амбалы молчали, равнодушно глядя в сторону.
– Андрей… – предостерегающе сказала девушка, кладя ладонь на его руку. – Ты же понимаешь, что мы ничего не должны делать.
– Это ты не должна. – процедил парень.
– Эй, слыхали? Чего такого его девка должна была с нами сделать? – немедленно подхватил прыщавый юнец лет пятнадцати.
– Она будет громко визжать, чтоб он успел под стол спрятаться. – прогудел третий – с круглым и мягким, как старая диванная подушка, лицом.
– Оставьте молодых людей в покое! – чуть подрагивающим голосом вмешалась мамаша за соседним столиком. Ее маленькая дочь испуганно выглядывала из-за чашки с шоколадом. – Как вам не стыдно! Мы приехали любоваться вашим городом, а вы, его жители, так себя ведете!
– Век бы вас не видеть, понаехали, баблом своим тут размахиваете, типа, вы такие крутые, из промышленных городов, а мы тут никто! – вспыхнув так, что хоть прикуривай от него, проорал худой. – Проваливайте, никто не расстроится! Чемодан-вокзал… – последнее слова он заменил взмахом руки: дескать, ну и дальше валите, откуда вы там.
Подпирающие его с боков приятели поглядели на него удивленно – будто он сказал что-то не то.
– Девчонок наших по ресторанам водите, так они потом с местными парнями и гулять не хотят, нищие мы для них! – несколько невпопад подхватил прыщавый.
– Короче, восстановим справедливость! Твоя блондинка сегодня с нами гуляет! – толстый протянул руку, его пальцы зависли над ладонью девушки… и замерли, не дотянувшись пары сантиметров – ее спутник перехватил его за запястье.
– Руки убрал! – сквозь зубы процедил он.
– Сам убрал! – взвизгнул толстый. – Пока мы тебя тут не отметелили! Думаешь, тебе кто поможет? Это наш город!
– Что ж вы его позорите? – вскочила мамаша. – Все, я звоню в милицию… в полицию!
– Мама, мамочка, я боюсь! – из глаз ее дочки брызнули слезы, она судорожно вцепилась матери в руку.