Полная версия
Дольше, чем смерть
– Ты так действительно думаешь?
Голубые Светкины глаза сузились, и в них заиграли два дьяволёнка.
– А ты сомневаешься, Орлов? – спросила она.
Художник развёл руками, будто отказывался от своих слов.
– Нет-нет, что Вы, Светочка.
Только сейчас я оставила в покое эту странную пару и обратила внимание на двух близняшек – Катю и Юлю Воронец. Несмотря на то, что эти две девочки были близняшками, при внимательном рассмотрении они сильно отличались друг от друга.
Собираясь в компаниях, мы часто вспоминали то благодатное время, когда близняшкам удавалось обмануть учителей. Мы-то знали, кто из них кто, либо в силу детской интуиции, либо, возможно, из-за более тесного общения с ними. Что же касалось преподавателей, они всегда путали сестёр.
Юлька была сильна в точных науках, особенно в математике, а Катька – в творчестве, она запоминала стихи, и мы порой удивлялись, как у Катьки вообще хватало памяти.
Сколько было смеха, когда порой вместо Юльки к доске выходила Катька и наоборот.
Я тогда подумала, что жаль, что у меня нет сестры-близнеца, я бы не была так одинока, как сейчас, ведь обычно к близнецам тянутся люди.
Мне они тоже очень нравились, может быть ещё и потому, что я хотела добавить этих уникальных сестёр к коллекции своих подруг.
Хотя, в общем-то, близких подруг, которым я бы доверяла себя без остатка, у меня никогда не было, но эти люди считались сферой моего общения, куда я сама причисляла их.
Близняшки весь остаток вечера крутились возле Димки Клестова, потому что он нравился им, как парень, но я точно не знала, кому из двоих сестёр он, в конце концов, достанется. Они учились в Медицинском, Юлька – на факультете стоматологии, а Катька – обучалась на терапевта.
ДА, они бредили медициной, мечтали о том, чтобы все люди были здоровыми. Наивные!
Разве можно сделать человека здоровым, если он сам не хочет этого, не соблюдает никаких рекомендаций?
– Я бы хотела чаю, – предложила Юлька.
Близняшки были высокими черноволосыми брюнетками, чем-то напоминающими индийских красавиц.
– Нет, уж давайте выпьем по бокалу шампанского, тем более, в такой день, раз пока нет хозяев этой замечательной квартиры.
Орлов умелыми руками откупорил стоявшее на столе шампанское, разлил по готовым бокалам и поднял свой.
– Итак, сегодня, 12 декабря, 2010 года – день рождения нашей замечательной Леночки, – Орлов улыбнулся и посмотрел на меня, – Ленок, как ты себя ощущаешь?
Я пожала плечами:
– Да никак, Орлов! В общем-то ничего особенного не произошло, ничего не изменилось, просто пришёл этот день и всё.
– Неужели ничего?
– Что должен ощущать именинник?
– Что он стал взрослее, мудрее.
Я махнула рукой:
– Да брось ты, Алл! Опять ты по-книжному говоришь. Лично я уже ничего не ощущаю, и, кажется, начинаю волноваться, почему родители до сих пор не приехали.
Я посмотрела на настенные часы. Была половина седьмого.
За окном уже начало темнеть небо, показались первые звёзды.
Люди, вечно суетливые, куда-то спешили, спасаясь от холода. Зима есть зима.
Юлька отпила несколько глотков шампанского и обратно поставила бокал на стол.
– Знаешь, Ленок, я где-то слышала, что день рождения – это испытание для человека.
– Ну, вот, меня ещё ждёт испытание.
Шампанское ударило мне в голову. Я почувствовала лёгкое опьянение.
Мне совсем не хотелось есть, быть может, потому что я волновалась.
Димка всё ещё стоял перед «Подземным Тоннелем», только на этот раз с бокалом. Он попивал шампанское и продолжал разглядывать картину.
– Жареный гусь с яблоками скоро остынет, а их всё нет и нет.
Димка ничего не ответил. Да и что он мог сказать? В воздухе воцарилось какое-то необъяснимое напряжение.
Даже Светка перестала кокетничать с Орловым и клевала Оливье.
…..Звонок по телефону раздался совсем неожиданно, словно это был сигнал к чему-то.
– Алло!
Голос, говоривший в трубке, был совсем чужим, далёким, незнакомым.
– Алло, кто это?
Молчание в трубке сначала насторожило меня.
Хотя почему?
Что может произойти в этот день? Мой день!
– Алло, я Вас слушаю!
– Простите, это Вас беспокоят из МОРГа города Новочеркасска. Вы – Серебрякова Елена Ивановна?
– Да.
– Дело в том, что произошла автомобильная катастрофа при въезде в наш город. Пострадали Ваши родители, их документы были найдены при них и….
– Откуда Вы знаете наш телефон и кто я?
– Из записей, обнаруженных при осмотре трупов. Я – судмедэксперт Черенёв Валентин Борисович.
– Судмедэксперт….
– Мы просим Вас подъехать в МОРГ для опознания.
Когда я слушала этот непонятный голос в телефоне, мне почему-то казалось, что я смотрю какой-то очень крутой сериал с плохим концом.
Картинки сцен из моей прошлой жизни как-то сами собой возникали передо мной, перед моим внутренним взором. Они менялись, они мелькали.
Это была не я….нет, не я…..
Я была просто сторонним наблюдателем.
Какой морг? Какой судмедэксперт?
Может, я это себе вообразила? Неужели всё так быстро может разрушиться? Всё в один миг!
Жизнь – это всего лишь миг, а дальше – пропасть!
Я пришла в себя, когда снова услышала голос в телефонной трубке:
– Елена Ивановна, Вы придёте?
– А….?Да, да, конечно.
Раздались короткие гудки, нудные, надоедливые.
Я села в кресло и сжала руками голову.
– Ленок, что случилось?
Светка осторожно присела на край кресла. Её лицо в тот момент мне показалось тоже каким-то чужим и незнакомым, как и остальные лица, присутствующие здесь.
– Папа и мама погибли…..
Глава 2
«Похороны»
…..Когда ты помнишь человека живым, знаешь его привычки, взгляды; когда ты общался с ним длительное время, он приходился тебе близким, самым близким на Земле….а потом вдруг ты видишь его мёртвое безжизненное тело, лишённое чувств и эмоций, тебя охватывает странное ощущение.
Ты почему-то думаешь, что на самом деле в сущности своей никогда не знал по-настоящему этого человека.
Меня долго успокаивали, прежде чем я вошла в помещение, где лежали тела моих родителей, и это на фоне выпитых таблеток антидепрессантов.
Со мной вместе был Орлов, который в последний момент перед поездкой в морг заставил меня выпить стопку водки.
Я попросила ещё, но Орлов мне запретил.
– Хватит, Ленок! Много вредно.
– Я не могу поехать туда.
Меня шатало и трясло.
– Возьми себя в руки, ты должна.
У него вдруг стало серьёзным лицо, и его непонятного цвета выразительные глаза посмотрели на меня как-то пронизывающе.
– Ты даже не представляешь себе, как мне был дорог Иван.
– Дорог…., – я пробормотала это почти бездумно.
Мой мозг с момента звонка лишь фиксировал всё происходящее вокруг, которое я не вполне осознавала.
– Да, дорог. Он, по крайней мере, понимал моё творчество.
Поскольку Орлов уже выпил изрядную долю шампанского, он нанял такси.
Светка Крабова увязалась за нами, сказав, что она в случае чего сможет поддержать меня. Я не возражала, потому что мне уже было всё равно.
– Ты сильная, Лена. Ты сможешь пройти через это испытание, – сказал Орлов уже на подходе к моргу, – А знаешь, что сказал один мудрый философ по этому поводу?
Я покачала головой:
– Нет, не знаю, Орлов. И потом, что это был за философ?
– Конфуций. Он был китайцем.
Стараясь ухватиться за эту мимолётную фразу, как будто я хотела всё это время удержаться на плаву, на одном дыхании, я спросила:
– Валяй своё мудрое изречение Орлов!
Он сказал:
«…Будь счастлив,даже если ты в скорби и в горе,ибо испытывать счастьев любых жизненных обстоятельствах,это – настоящее искусство,проявление мудрости и милосердияпо отношению к себе и к жизни…»– Конфуций…, – повторила я, – С позиций высоты своей мудрости, похоже, ему было трудно спуститься до обыденной жизни простых смертных.
– Я бы не стал делать таких поспешных выводов по отношению к Конфуцию. Его уважали в своё время.
Я пожала плечами:
– Возможно, я запомню эти слова. Но сейчас, к сожалению, они вряд ли чем смогут мне помочь.
Мне ничего не оставалось, как открыть дверь и войти в эту «ужасную комнату».
Я обратила внимание на то, что здесь было мало света. Он отражался тусклыми бликами от кафельного пола, стен, потолка.
Всё дальнейшее происходило как во сне, потому что я ничего не соображала. Мне хотелось, как можно скорее сбежать отсюда куда-нибудь, сжаться в комочек и рыдать, рыдать, рыдать.
Но, как говорил Орлов, уже изрядно подвыпивший, мне нужно было во что бы то ни стало пройти «через это».
На пороге нас встретил человек в милицейской форме, поверх которой был накинут халат.
Он поздоровался и представился нам:
– Звонарёв Алексей Степанович.
У него были тёмно-рыжие, почти каштановые волосы, строго и аккуратно зачёсанные назад, бледное лицо, на котором выделялись два серых внимательно смотрящих на собеседника глаза.
«Наверное, профессиональное чутьё», – невольно подумала я.
И только после такого знакомства я заметила, что «кафельная комната» состоит из двух связанных друг с другом помещений.
Здесь же находились стеклянные шкафы с какими-то цилиндрическими бутылями, в которых плавали заформалированные заспиртованные образцы человеческих органов.
«Хорошо, что я не поступила в медицинский, как Юлька и Катька Воронец, – снова подумала я, – человеческий организм изнутри представляет собой не очень-то приятное зрелище. Лучше уж копаться в человеческих отношениях, чем в кусках плоти».
Здесь же на столе я заметила несколько микроскопов, часть из них были накрыты чехлами, чтобы не запылились, хотя пыли здесь не было совсем.
Пахло формалином и ещё чем-то отвратительным. Дверь во второе помещение открылась, и к нам вышел уже немолодой мужчина в белом халате.
Его русые волосы уже давно были посеребрены сединой, лицо имело желтоватый оттенок, видимо, от длительной работы, отсутствия личной жизни и удовольствий.
Во всяком случае, это были лишь мои предположения.
– Здравствуйте, – произнёс мужчина, вышедший к нам навстречу, – Как Вы уже наверное поняли, я – Черенёв Валентин Борисович – ведущий судмедэксперт города Новочеркасска, а Вы….
– Серебрякова Елена Ивановна, – представилась я.
– Как я понял, Вы приходитесь дочерью погибшим.
– Да, совершенно верно.
– Я, конечно, выражаю Вам глубокое сочувствие, но….
– Ведите меня, я понимаю, всё понимаю….
Он осторожно открыл дверь и вошёл первым, за ним я и Орлов со Светкой.
…..Они лежали на сдвоенных высоких железных «кушетках». Как я узнала позже, это были специальные столы для вскрытия.
Одежда на отце и матери была забрызгана кровью, которая уже приобрела коричневый оттенок.
Они были бледными, слишком бледными, и, слава богу, их тела не были изувечены, по крайней, мере, при первом мимолётном взгляде. Они словно спали, только мамины белокурые волосы слегка растрепались, выбились из-под меховой шапки, чтобы лечь на стройные плечи.
Я отвернулась, прижалась к Орлову.
Я интуитивно искала его поддержки, потому что ещё немного, и я бы могла грохнуться в обморок. Вспоминая всё это спустя много лет, мне порой начинает казаться, уж лучше бы я упала в тот день в обморок, потому что моя нервная система была перегружена.
Я порой завидую тем людям, которые с лёгкостью падают в обмороки. Таким образом, они как бы забывают обо всём, они выживают так, как могут.
Но я не упала в обморок.
К тому же Владимир Орлов, отличный талантливый художник и друг моего отца, крепко держал меня в вертикальном положении.
– Простите, госпожа Серебрякова, – услышала я голос судмедэксперта.
– Да, – я обернулась.
Он протягивал мне какую-то бумагу и ручку.
– Вы должны расписаться в том, что Вами опознаны тела Ваших родителей.
– Расписаться? Где?
– Вот здесь.
Черенёв указал мне на галочку.
– Здесь, пожалуйста.
Я черкнула, поставив закорючку.
– Скажите, а их будут вскрывать?
– Нет, если вы напишете заявление, что являетесь их самой близкой родственницей, и что вы против вскрытия.
– Хорошо, я напишу.
– Тогда пройдёмте со мной. Дело в том, что у нас имеются готовые бланки таких заявлений. Вам нужно лишь проставить свои данные.
Мы прошли с ним во второе (а точнее, в первое помещение). Черенёв, как гостеприимный хозяин, усадил меня за стол, порылся в каких-то папках и вытащил лист бумаги. Положил его прямо передо мной.
– А ручка? – спросила я.
– Вот, пожалуйста.
Он протянул мне шариковую ручку. Я начала заполнять заявление, мутная пелена слёз всё ещё стояла в моих глазах, поэтому приходилось постоянно протирать их.
– Здесь требуются мои паспортные данные.
– Но ведь паспорт у Вас с собой, – сказал Черенёв, – Вы уже показывали его сотруднику милиции.
– Конечно. Но я ничего не вижу, всё расплывается.
Светочка вовремя подплыла ко мне.
– Давай я попробую, а ты только в конце распишешься.
– Спасибо.
Я с благодарностью уставилась на Светку. Она кротко улыбнулась мне и села заполнять заявление.
– Хотите чаю, – услышала я голос судмедэксперта.
– Не….не знаю.
Меня знобило, возможно, потому что в морге было прохладно.
– Вам определённо сейчас нужен чай, и я не приму от вас никаких возражений, госпожа Серебрякова.
Черенёв налил в стакан заварку, кипяток, потому что вода в чайнике уже давно успела закипеть.
– Вам сколько сахара?
– Что?
– Сколько вам добавить сахара в чай?
– Мне всё равно…..три….да, три чайные ложки.
Он размешал сахар в стакане с чаем и протянул его мне.
– Держите, это как-то поддержит Вас.
– Поддержит?
– Успокоит что ли, снимет стресс.
Я отпила несколько глотков и сразу же почувствовала прилив сил. Но это был лишь временный эффект, я отлично понимала это.
– Скажите…., а когда их можно будет забрать?
– Завтра утром.
– Почему завтра?
– Ещё придут сотрудники следствия, выяснят до конца, ну, я имею в виду, как произошла авария.
– Значит, они будут разговаривать с водителем того Камаза?
Черенёв кивнул:
– Да. Но это уже их дела.
Черенёв подошёл к одному из белых деревянных шкафов, открыл его и взял тарелку с печеньем, поставил её на стол.
– Угощайтесь.
– Спасибо, что-то не хочется.
Однако я откусила немного от печенья. Это было шоколадное печенье.
– Спасибо, вкусно.
Орлов ходил по помещению, почёсывая и гладя свой подбородок.
– М-да, всё это так неожиданно. Я тут недавно начал рисовать одну картину. Иван обещал оценить и дать свою рецензию…..
Орлов остановился на полуслове.
– Ах, да, прости меня, я не подумал. Зайди ко мне на днях, я покажу тебе своё начинание.
– Хорошо, я обязательно зайду. Мне, впрочем, интересно.
– А можно, я тоже зайду посмотреть? – спросила Светка, – Говорят, ты классно рисуешь. Мне хочется посмотреть, как ты работаешь. Никогда не видела настоящего художника за работой.
Орлов улыбнулся, хотя улыбка далась ему с большим трудом.
– Для Вас всё, что угодно, Светочка.
…..Дни до похорон я старалась быть в заботах. Приехали родственники, которых я до сего времени мало знала и почти никогда не видела: двоюродные, троюродные сёстры с мужьями. Мне казалось, как наша квартира могла вместить такое количество народа. Да и потом, всё время кто-то путался под ногами. Они были заняты уборкой, приготовлением поминального стола, хотя позже было решено, что поминальный ужин лучше заказать в кафе, так как мои родители были известными в Новочеркасске людьми.
Раньше мой отец занимал должность главы администрации нашего города, а мама была его секретарём, а позже общественным деятелем, основательницей «Фонда помощи неимущим гражданам Новочеркасска».
По почте приходили соболезнования от каких-то совсем незнакомых мне людей. Я их почти не читала.
В последний день перед похоронами я провела вместе с Юлькой и Катькой Воронец, чтобы хоть как-то отвлечься.
Мать близняшек Софья Александровна отнеслась ко мне с предельным сочувствием.
По случаю моего пребывания у них она испекла пирог с яблоками и горячим поставила его на стол.
Яблочный аромат гулял по всей квартире, но я почти не обращала на это внимания. Вокруг были скорбь, горе, безнадёжность от которых никак невозможно было избавиться все эти дни.
…..Похороны проходили в довольно скромной обстановке. Я старалась держаться вместе со своими друзьями, потому что мне претили все эти высокопоставленные чиновники с их напыщенностью и высокомерием. А уж тем более я старалась не слишком часто мелькать перед родственниками. Каждый из них, я это чувствовала, мечтал что-нибудь «отщипнуть» от родительского наследства.
Я никогда в сущности не интересовалась этим, однако я слышала, что мои родители на самом деле были состоятельными людьми.
Выступал мэр нашего города. Он приехал вместе с членами администрации на своих шикарных «мерсах», «БМВ», «вольксвагенах», которые были оставлены за оградой кладбища; вокруг них расхаживала охрана – огромные лысые парни в чёрном с такими же огромными кулачищами и тупыми ничего не выражавшими взглядами.
Я видела, как жестикулировал мэр, словно хотел убедить остальных в своей речи. В конце её он выразил надежду в том, что многие из присутствующих здесь, будут голосовать за его кандидатуру на предстоящих выборах, а также в том, что электорат непременно поддержит его партию «Единая Россия».
Затем он уехал вместе со своей свитой и чиновниками, пообещав, что постарается прибыть на поминальный ужин.
Я видела множество венков от каждой общественной организации нашего города. В основном, это были белые розы, закрученные чёрной лентой. Я по очереди читала надписи на траурных лентах.
«Мы помним и всегда будем помнить вас», «Прощайте, город Новочеркасск никогда не забудет вас, ибо вы были его гордостью» и т. д. и т. д. и т. д.
Сюда также прибыли представители от городского театра, потому что мама жертвовала приличные суммы на его содержание. Я узнала директора, главрежа и ведущую актрису Аллочку. Она была настоящей примой, и мама часто приглашала её к нам в гости.
Вместе они проводили вечера, беседовали об искусстве.
Аллочка была уже стареющей дамой, возможно, сорока или сорока пяти лет, у неё были пышные кудрявые волосы, и своей причёской она чем-то напоминала пуделя. Но я хорошо к ней относилась, потому что она была на самом деле очень талантлива.
– У тебя великолепный голос, – говорила Аллочка, частенько обращаясь ко мне, – ты могла бы сделать отличную карьеру певицы. Не желаешь?
– Нет, – отвечала я, – моё призвание – журналистика.
– Понимаю, – Аллочка грустно качала головой и закуривала свою длинную сигарету с фильтром.
Сегодня я заметила, она будто постарела сразу на несколько лет, а возможно, чёрный цвет одежды придал ей такой вид.
Она тоже говорила что-то, касающееся деятельности моей матери, её помощи театру и общественным организациям, но я не слушала. Это были лишь слова…..
Я внимательно рассматривала гостей и приглашённых, которые почему-то выглядели чёрной поникшей массой с удручёнными грустными лицами.
Среди них я однако заметила женщину, которая сразу же привлекла моё внимание. На ней была норковая шапка и серая шуба, уже изрядно поношенная. Заметив мой взгляд, обращённый на неё, женщина направилась к выходу с кладбища. Я пошла за ней следом, сама не зная почему.
– Постойте, подождите! – кричала я.
Женщина временами оборачивалась, смотрела на меня, но ускоряла шаг.
– Я Вас очень прошу, не уходите! Если Вы имеете какое-то отношение к нашей семье, Вы должны остановиться, иначе….
Я не знала, что будет иначе, если она не остановится.
– Пожалуйста! Кто Вы? Как Ваше имя?
Дыхалка подвела меня, потому что я стала задыхаться и тут же пообещала себе, что непременно займусь спортом со следующей недели, когда наконец-то останусь одна, и не будет всех этих родственников.
Неожиданно за оградой кладбища женщина в норковой шапке всё же остановилась. Она тоже, как и я, часто дышала от слишком быстрой ходьбы.
Когда это, всё-таки, произошло, я смогла рассмотреть её лицо, которое поначалу не очень чётко разглядела. На вид ей можно было дать лет пятьдесят или пятьдесят пять. У неё были в общем-то ничем не примечательные голубые глаза, почти бесцветные брови и обычный нос. Сразу было видно, что женщина не очень-то старательно следит за своей внешностью.
Она этим резко отличалась от всех, кто присутствовал на кладбище, потому что там была элита города, люди, ведущие обособленный от остальных людей образ жизни, швыряющие деньги направо-налево, отдыхающие чуть ли не каждый сезон на Кипре или в Турции в лучших отелях этих стран. Вращаясь в этом «высшем» обществе, я имела уже довольно намётанный глаз.
Женщина в серой шубе не принадлежала к «высшему» обществу.
Скорее всего, она была простой пенсионеркой, одной из множества.
– Кто Вы? – отдышавшись, спросила я, – И почему стали поспешно уходить, когда я заметила Вас?
Она также отдышалась, сняла одну варежку (кстати, люди из «высшего» общества носят, в основном, дорогие кожаные перчатки), поправила выбившиеся из-под шапки тёмно-русые волосы.
– Простите, я должна была с самого начала подойти к Вам и поговорить, но я не решилась.
Я с удивлением посмотрела на женщину.
– Вы говорите загадками, я Вас не понимаю.
– Сейчас поймёте. Меня зовут Валентина Николаевна Цветкова. Когда-то я жила в Саратове и работала акушеркой в тамошнем роддоме.
– Я не совсем улавливаю нить…..
Мы медленно дошли с ней до остановки, где останавливались автобусы, едущие в город. Два автобуса уже уехали, пока мы с ней разговаривали.
– Ваши родители были в командировке в Саратове восемнадцать лет назад.
– Мне тоже сейчас восемнадцать, – сказала я.
– В то время в нашем городе случилось ужасное событие.
– Событие?
– В авиакатастрофе погиб ведущий солист нашего театра, талантливый певец, известный, кстати, за границей своим чудесным голосом. В это время его жена находилась в роддоме, и у неё случился сердечный приступ. Она умерла прямо в палате, когда кормила грудью своего новорожденного ребёнка.
– А откуда Вы всё это знаете? – спросила я.
– В то время я работала акушеркой в том роддоме. Я же говорила.
– Как звали этих людей?
– Отца девочки звали Солуянов Вадим, а мать – надеждой.
– Надежда…, – повторила я, – Красивое имя, очень грустная история. Но всё равно, я не совсем улавливаю связи.
– Она есть, и Вы имеете отношение к этим неизвестным Вам людям.
– Какое отношение? – спросила я.
– Мне нужно Вам кое-что рассказать и кое-что передать, но, как Вы понимаете, это – не разговор на улице.
Я не заметила, как подошёл очередной автобус, вокруг которого сразу же образовалась толпа будущих пассажиров. Валентина достала из сумочки блокнот, вырвала оттуда лист бумаги и что-то поспешно черкнула на нём.
– Когда сможете, придите ко мне.
Она слилась с толпой, когда я, наконец, очнулась, автобуса уже не было на остановке. Я посмотрела на оставленный мне лист блокнота. Сверху был написан номер телефона, состоящий из пяти цифр, а внизу адрес – именно в той части города, где я ещё ни разу не бывала.
Я прочла: «ул. Разина, дом 18, кв. 5».
Только сейчас я поняла, что окончательно замёрзла, погода в тот день была не из лучших.
Холод 15 декабря 2010 года был студёным, даже ресницы успевали покрываться слоем тонкого инея, ноги и руки пощипывало, и я пожалела, что не догадалась надеть валенки.
Пусть во всей этой массе приглашённых на похороны людей я выглядела бы довольно нелепо и смешно, однако холод не так сильно коснулся бы моих ног.
Я подула на руки, которые уже давно задубели, пытаясь хоть как-то согреться, но это совсем не помогало.
«Странно всё это», – промелькнула в моей голове мысль.
Я спрятала записку в карман своей дублёнки. Почувствовала, как чья-то рука легла на моё плечо.
Это была Аллочка, уже закончившая свою безликую речь.
– Ты куда подевалась, Лена? Все потеряли тебя.
– Замёрзла, вот решила немного пройтись и совсем не заметила, как дошла до выхода, – попыталась я найти более-менее адекватное объяснение своего отсутствия на похоронах.
Мне показалось, что эти слова вполне убедили Аллочку, потому что она удовлетворённо кивнула, улыбнулась и сказала:
– Ну, что ж, несмотря ни на что жизнь продолжается. Там, правда, заказан автобус, потому что народу слишком много. Но давай я подвезу тебя до кафе сама.