bannerbanner
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
4 из 6

– Кто там у вас? – обернулся к старику Савелий. – А ну, открывайте немедленно!

– Чего это вдруг? – угрожающе произнес хозяин. – У себя дома я командую.

– Вы держите взаперти ребенка! – вскинулась Ксюша. – Вы не имеете права! Он, наверное, голодный! Или больной… Да как же так можно?! – Казалось, еще немного, и она кинется на старика с кулаками.

– Ребенку третий десяток пошел уж… – буркнул старик. И неохотно пояснил: – Внучка это моя, Матрешка. Она и впрямь больная. Но не организмом, на голову слаба. Сидит там, чтобы себе ж не навредила. Так что нечего тут хай подымать.

– Открывай! – взвился вдруг Стас, сам не понимая, что на него нашло. В голове и где-то в груди у него стало вдруг так горячо от вспыхнувшей ярости, что казалось, будто сейчас закипит кровь.

Парень, выставив свою пику, двинулся на деда Павла, и неясно, чем бы могло кончиться дело, если бы у него на пути не встал Савелий, широко раскинув руки.

– Ну, ну, осади! – прикрикнул он на друга. – Сейчас он и так откроет. Так ведь, дедок? – обернулся он к старику.

– Я-то открою. – Дед Павел забренчал вынутыми из-за пазухи ключами. – Только я вас предупредил…

В замочную скважину он попал не сразу – сказывалась, видимо, выпитая водка. А может, и струхнул старик, увидев безумные глаза разгневанного Стаса.

Едва ключ провернулся в замке, как Стас резко дернул дверную ручку. Дверь распахнулась. Парень рванулся было внутрь, да так и замер с занесенной над порогом ногой. К дверному проему тут же подступились Савелий и Ксения. Девушка, заглянув туда, охнула и зажала рот ладонью.

Впрочем, зажимать было впору не только рот, но и нос. В маленькой комнатке нестерпимо воняло немытым телом, нечистотами и еще чем-то отвратительно-тошнотворным. Забранная в решетчатый металлический кожух тусклая лампочка – еще более тусклая, чем в «зале» со столом, – почти ничего не освещала, а скорее, наоборот, лишь подчеркивала сгустившийся по углам мрак. Поэтому ребятам пришлось некоторое время привыкать к такому освещению. Но постепенно они смогли разглядеть, что почти все пространство комнаты занимала железная панцирная кровать с лежащим на ней подобием матраца, практически черным от грязи. Комнатушка казалась еще меньше, чем была на самом деле, потому что стены ее были завешаны полками. И эти полки под завязку были набиты… книгами! Но книги размещались не только на полках. Они громоздились вдоль стен, были сложены под кроватью, лежали на самой кровати и просто беспорядочно валялись на полу. Кроме кровати и книг в комнате имелось лишь цинковое ведро, содержимое которого несложно было определить по исходившему оттуда запаху.

Запах источало и то косматое существо, которое стояло на четвереньках возле распахнутой двери. Если бы друзья не слышали слова деда Павла о внучке, они бы не сразу смогли признать в этом грязном, вонючем создании девушку. Да и сейчас их терзали сомнения, тем более что обитательница комнаты была привязана за талию к спинке кровати веревкой. Первой перестала сомневаться Ксения.

– Немедленно отвяжите ее! – топнув ногой, крикнула девушка. – Это вам не животное!

Стас не стал дожидаться ответных действий старика, а просто вынул из ножен клинок и перерезал веревку, поколебался с мгновение и подал несчастной узнице руку:

– В-вставайте! И не бойтесь, мы вас н-не обидим.

– Ох, смотрите, сами потом пожалеете. – Дед Павел покачал головой и равнодушно отвернулся. Потом снова прошел к столу, сел, налил в кружку водки и выпил.

Сава и Ксюша отступили от двери, давая возможность Стасу вывести пленницу, которая, оказавшись в помещении с более ярким для нее светом, замерла и заслонила глаза ладонью. У ребят наконец-то появилась возможность лучше рассмотреть девушку. Опять же, если бы дед Павел не сказал, что внучке уже третий десяток – то есть двадцать лет ей было как минимум, – то никто из них не дал бы ей больше пятнадцати. Худющая, как и дед, она была одета в такой же, что и у него мешок с прорезанными в нем отверстиями для головы и рук. Ростом девушка была почти с Савелия, но из-за неестественной худобы все равно выглядела маленькой. А вот волосы у нее были такими же длинными, как и у Ксюши, но настолько грязными, что определить их цвет не представлялось возможным. И спутаны они были так, что походили на паклю – причем, уже бывшую в употреблении. Зато когда внучка деда Павла убрала наконец ладонь от лица, все ребята одновременно ахнули – на чумазом длинноносом лице светились такие огромные, такие зеленые – под изумруд – глаза, что вся грязь и вонь будто разом слетели с девушки.

– Ни хе… – начал было Савелий, но тут же закашлялся, покраснел и отступил за спины друзей.

Девушка же улыбнулась вдруг (зубы у нее оказались удивительно ровными и белыми, даже Ксюша позавидовала), обвела ребят своим изумрудным взглядом и спросила, певуче и мягко:

– А вы кто?

– Ну-у… – протянул Стас, чувствуя, что все слова вылетели вдруг из головы.

– Знаю-знаю! – Чумазая красавица захлопала в ладоши. – Ты принц, и ты пришел меня спасать! А это твои верные слуги.

– Прикольно! – Забыв о смущении, Сава вынырнул вперед. – Мы с Ксюхой, стало быть, слуги? А Стасик – прррынц?.. А ты тогда кто – прррынцесса?

– Не надо, Савелий. – Ксюша взяла друга за руку. – Ну не надо, прошу, ты же видишь… – И, обернувшись к зеленоглазке, спокойно и дружелюбно сказала: – Мы не слуги. И принца среди нас нет. Мы такие же обычные люди, как и ты. А здесь мы оказались случайно.

– Случайно?.. – Девушка, словно задутая свеча, моментально потухла взором. – Значит, вы меня не спасете…

– А от кого тебя надо спасать? – спросил Савелий. – От него, что ли? – Он мотнул головой на деда Павла.

– Да, от него… Он никуда не пускает меня, привязывает, бьет… И почти не дает воды.

– Где я ее возьму, воду-то?! – старик подскочил и, пошатнувшись, едва не упал. – Что я, волшебник? Дед Мороз? Так у нас тут не Устюг… этот… Великий. Это там, может, какой-нить мутант с бородой в красной шапке скачет[2]… А я хоть и дед, да не Мороз, а всего лишь Павел. – Он насупился и пробурчал: – Воды ей!.. Запасы давно кончились, фильтры непри… негри… негодные, да и как я ее много натаскаю-то? Река – эвон где, а мне годков-то – восемьдесят скоро!..

– Я же просилась помочь! – вскинулась девушка.

– Ага, помочь!.. Сбежала бы и пары часов после не прожила. Да и не сбежала бы, так все одно и пустого-то ведра не подняла бы, а уж с водой!.. Помощница… – Дед Павел, словно в ожидании поддержки, обвел ребят поочередно пьяным уже взглядом. – Я ведь не нарочно… Мне ведь и впрямь никак… Сколько могу… А могу мало уже… Хорошо, дожди случаются. Но и додж… дожд… ждевой много не собрать. И фильтры, опять же… Голимую радиацию глотаем. И с водой, и с этим вот. – Он кивнул на бурую «закуску» и тут же обеспокоенно глянул на внучку: – Есть-то хочешь? Вон, тут осталось немного…

Девушка села за стол и стала жадно кидать в рот неаппетитные куски. Ребята невольно отвернулись. Дед Павел это заметил и, пьяно икнув, замахал пальцем:

– Ага, чистоплюи, не нравится вам? Вы сами-то лучше, что ли, столуетесь? А где это сейчас бывает лучше?.. Разве что там… – Он опустил палец к полу. – Вот и думаю… Принцы они, ага… Темного царства только…

– Чего-о?.. – Сава прищурился. – Дед, ты, похоже, перепил.

– Нет, я еще не допил! – Старик словно опомнился и схватился за бутылку, водки в которой оставалось совсем немного. Но и эти остатки он разделил, вылил в кружку не все, приберег еще глоток. А налитое не стал опрокидывать в рот сразу, сначала обвел всех слезящимся взглядом и, всхлипнув, жалобно простонал: – Эх, за сы́ночку моего, за Игоречка… Царствия бы ему небесного, да нет больше его, небесного-то, одно подземное осталось, бесовское… Так шта… прости, Игореша!.. – И только после этого проглотил содержимое кружки.

– Кто такой этот ваш Игорь? – спросила, приблизившись к столу Ксюша. – И что за подземное царство? О чем вы? Вы говорили, что ничего и никого больше нет? Как вы вообще здесь оказались, как выжить сумели?

– Рассказать? – неожиданно спросил дед и трезвым взглядом посмотрел на Ксению.

– Расскажите…

– Расскажи, деда, – сытым голосом промурлыкала внучка. – И мне интересно послушать.

– Сто раз уже слышала, – пробурчал старик, но ясно было, что и его уже пробрало на разговор, что развязала язык водка, что перед неожиданными слушателями можно облегчить душу. И он призывно махнул рукой: – Ладно. Садитесь тогда, буду рассказывать. Коль вы оттуда, – вновь ткнул он вниз пальцем, – то и так все знаете, ну да хуже все одно не будет. Потому – некуда хуже-то…

Парни подошли к столу и сели на лавку. Так уж получилось, что ближе к дедовой внучке оказался Стас. И девушка тут же прижалась к нему и горячо зашептала на ухо:

– Ты все равно мой принц, пусть и не настоящий. Ведь это же ты меня спас. И ты… красивый.

Стас почувствовал, как вспыхнули его щеки. Он хотел отодвинуться, но рядом, с другой стороны, сидел Сава. Да и дед Павел начал уже свой рассказ. Парню не хотелось пропустить чего-нибудь важного.


Говорил старик долго. И потому, что много пришлось рассказывать, а больше из-за своего состояния. Спьяну у него не сразу получалось произнести некоторые слова, он часто повторялся, забывал, о чем только что говорил, перескакивал с пятого на десятое, а то и вовсе бормотал нечто неразборчивое. Пару-тройку раз порывался запеть, и ребятам приходилось прилагать усилия, чтобы вернуть его к более-менее внятной нити рассказа. Но, как бы то ни было, определенный объем информации друзья все же получили.

Оказалось, что этот подвал, можно даже сказать – бункер, дед Павел (тогда еще вовсе не дед, а крепкий сорокалетний мужик) начал оборудовать еще в начале девяностых. То ли от потрясших тогда страну изменений у него слегка поехала крыша, то ли она поехала вовсе даже не слегка, а может, и вовсе была таковой изначально, но дураком дед Павел точно не был. И, хоть и не имел он высшего образования, ум у него определенно был инженерным, а уж руки, бесспорно, золотыми. Но тогда, в начале девяностых, когда развалился Советский Союз, Павел вбил себе в голову, что Бог отвернулся от своего творения – устал ли, разочаровался ли, то ему только ведомо, – и мир захватили темные силы – попросту говоря, дьявол со своей командой. «Меченого» Горбачева он считал однозначным ставленником сатаны, и по этому поводу с Павлом было лучше не спорить – крепко побить мог. Да никто и не собирался, тем более жена от него в девяносто третьем ушла, забрав с собой десятилетнего сына Игоря, а друзей он растерял еще ранее.

Но бункер дед Павел строил тогда не только для себя. Сначала думал – для семьи. Когда семьи не стало – для себя и для Игоря (жена все-таки позволяла встречаться с сыном). А уж когда в десятом году Игорь женился, и через пару лет у молодых родилась дочка Маринка, дед Павел (теперь уже настоящий дед) отдался «проекту» с удвоенной силой. В бункере было предусмотрено все: мощные перекрытия, фильтры для воды и для воздуха, огромный – на годы – запас воды и продуктов; имелся мощный дизель-генератор, запас солярки к нему, емкие аккумуляторы, печь… Приобрел он и три комплекта химзащиты с противогазами (тоже с большим запасом сменных фильтров). Правда, корил себя потом, что просчитался. Нужно было брать не три комплекта, а четыре: на себя, Игорька, его жену Иру и на Маринку. Но Маринка была еще такой крохотной, что представить ее в противогазе он просто не мог, потому и упустил из виду, что внучка вырастет. В итоге получилось, что не просчитался, а наоборот перебдел, но тогда-то он этого не знал, а потому сокрушался и после… После того, как Игореши с Ириной не стало. Когда не стало самого мира. Ведь Катастрофа была вызвана, по его словам, никакими не ядерными взрывами, а выходом наружу сил Тьмы. Поэтому и вместо Москвы теперь был Темный мир с раскрытым провалом в преисподнюю, и вместо всего остального мира – тоже. Где-то провалы были чуть меньше, где-то больше, не суть. Земля стала частью Темного мира. А Бог ушел. Уехал, улетел… И Царствие небесное переехало следом. Так что искать его теперь бессмысленно, и взывать к Богу тоже.

И так уж получилось, что как раз в день захвата мира силами Тьмы, в город по каким-то делам отправились Игорь с Ириной, оставив на деда Павла Маринку. Дед с внучкой выжили, за что он не уставал благодарить свою предусмотрительность. Дьявольские силы просто не заметили подземного бункера. Пока не заметили…

В общем, дед Павел стал жить-поживать, заботясь о внучке Маринке. Правда, он тут же переименовал ее в Матрену, потому что имя Марина ему не нравилось изначально: ну какая-такая «морская»? Откуда море в Москве? Матрешке же было все равно, поскольку к прежнему имени она привыкнуть не успела.

Первые годы, пока не кончились запасы воды, продуктов и топлива, жилось еще более-менее, хоть и сжималось иногда в тоске и отчаянии сердце деда. А вот потом… Хорошо, что на всякий случай дед Павел запасся и панелями солнечных батарей, хотя поначалу был уверен, что Солнце силы Тьмы тоже обязательно погасят. Но этого почему-то не произошло, а потому какую-никакую электроэнергию старик мог получать. Питаться пришлось крысами и теми мерзкими тварями, что удавалось поймать в силки и капканы. Зимой грелись у печки, в которой он сжег все деревянное, что смог достать в пределах досягаемости вокруг бункера. С водой было хуже… Все, что могло, пришло в негодность, включая фильтры. Дед Павел понимал, что они давно уже дышат радиоактивным воздухом, пьют радиоактивную воду, едят зараженное радиацией мясо, но все равно, выбираясь наверх, надевал костюм химзащиты и противогаз – это уже, наверное, стало традицией.

Он ожидал, что вот-вот заболеет лучевой болезнью и умрет Матрешка, но внучка, на удивление, словно не замечала радиации вовсе. Может, в организме девочки произошла такая вот полезная мутация? Дед Павел понимал, что мутировать мог бы зародыш, а не ребенок, который пережил Катастрофу. Но кто сказал, что причиной приспособленности организма внучки к радиации была именно Катастрофа? Дело в том, что его сын, Игореша, служил срочную на флоте, на подводной лодке, где-то на Севере, в каком-то Видяево, будь оно неладно. В общем, что-то у них там случилось. Что именно – сын не рассказывал. Вряд ли ему сильно хотелось об этом говорить, да и не мог он, наверное, ведь тогда с этим строго было. Но признался как-то по дембелю, будучи в подпитии: боюсь, мол, батя, детей у меня теперь не будет… Дите-то родилось, а вот какой оно «подарок» с отцовскими облученными генами приняло – кто знает…

Чего Матрене точно не хватало, едва ли не больше, чем воды, так это информации. Читать дед ее научил еще тогда, когда она была совсем маленькой – было в бункере несколько книжек. А потом она стала просить еще и еще. Да не просто просить, а умолять, словно и правда голодала без чтения. Пришлось разыскать библиотеку, благо та оказалась не сильно разрушенной, и натаскать в бункер целую гору книг. Он старался брать только полезные книги: учебники, справочники, энциклопедии. Но как-то принес случайно попавший в очередную стопку книг фэнтезийный роман, после чего Матрешка замучила его требованиями найти еще чего-нибудь «эдакого». В результате в голове у внучки, по словам деда Павла, образовалась настоящая каша, и она просто-напросто тронулась умом, то и дело пытаясь убежать то на поиски принца, то – волшебного королевства, а то и вовсе – секретного космодрома инопланетян, чтобы улететь с ними в иные, прекрасные миры. В итоге пришлось ее привязывать и запирать в комнате, а иногда и слегка лупить – в «лечебных», разумеется, целях.

– А вот и неправда! – подала голос Матрешка в конце дедова рассказа. – Ничего я не сумасшедшая. Просто мне тут очень скучно. Я и правда скоро сойду с ума от этих стен… Потому и убегаю… убегала. Я не верю, будто мир кончился. Не может такого быть! Я думала, что если не найду волшебного царства, то хотя бы людей встречу. Обычных людей, не обязательно принцев с принцессами. Я верю, что люди еще где-то есть! И я ведь была права – вот они, люди! И вот он, мой принц… – Девушка снова прижалась к Стасу и положила ему на плечо голову.

Савелий не выдержал и рассмеялся. Ксюша же, напротив, сидела с мокрыми глазами и так зыркнула на Саву, что тот едва не поперхнулся, но смеяться тут же перестал. Стас же готов был провалиться еще глубже под землю, пусть даже в ту самую преисподнюю, которая будто бы вышла наружу через провалы. Почему бы и здесь ей не выйти? Совсем чуточку, для него одного…

А дед Павел, закончив рассказ, допил, наконец, водку и сидел теперь, раскачиваясь и уставившись в никуда своими мутными красными глазами. Однако на слова внучки он все же отреагировал:

– Это не люди… Это бесы… Пропадешь с ними… В прис… в переспо… в преисподнюю затянут и мозг твой сожрут… Темные силы они потому шта.

Старик неожиданно замолчал, будто его выключили, и запел, подвывая:

– Вихри вражде-е-еебные веют над нами-и-ии,Темные си-и-иилы нас злобно гнету-у-уут!..В бой роково-о-оой мы вступили с врагами-ии…

Тут он снова «выключился», а точнее «переключился», поскольку продолжил начатое ранее:

– А душу пытать будут… вечно пытать… и Господь не зыс… зуст… не заступится, потому шта нету его… Умер Бог… И ты тоже умрешь… А я уже умер.

Тут дед Павел разразился вдруг могучим храпом и свалился со скамьи под стол, где и продолжал храпеть столь зычно и мощно, что ребята даже удивились. Как-то вовсе уж не вязались такие богатырские рулады с его хилым старческим телом.

– Прикольно, – Савелий сказал и поднялся. – А теперь пошли дальше. Нечего нам тут больше делать.

– Погоди, – тихо сказала Ксюша. – А что, если и правда…

– Что правда? Что мы бесы? Приспешники темных сил?

– Нет. То, что мира больше нет. Что только провалы кругом…

– Ксюха, перестань. – Стас нашел повод освободиться от Матрены и пересел ближе к подруге. – Дед Павел просто выжил из ума. Вот и про нас невесть что наплел…

– Хотя… – будто и не слушая Стаса, продолжила Ксения. – Хотя если и правда нигде нет ничего и никого, то какая разница теперь, куда мы пойдем?.. А возвращаться домой, не узнав правды, мне теперь совсем не хочется. Я не смогу с этим жить. Буду корить себя, что не попыталась узнать.

– Вот и ладно, – потер ладони Савелий, – вот и двинули. – И шутливо поклонился Матрешке: – Покеда, хозяюшка. Счастливо оставаться!

– Как?! – подскочила Матрена. – Как это «оставаться»?.. Да вы что?.. Я с вами!

– Вот уж нет уж, – замотал головой Савелий. – Даже не думай.

– Но я… – Зеленые глаза девушки потемнели от влаги. – Но я ведь не смогу тут… теперь уже точно не смогу, когда знаю…

– Сможешь, сможешь! Еще как сможешь. Тем более дед у тебя. Он же старый. И в чем только душа держится? Как он без тебя?

– А никак, – перестала вдруг плакать Матрешка. – Он все равно не сегодня, так завтра умрет, не видите, что ли? Он ведь и сам сказал, что уже умер. Мне тогда тоже придется умиреть. Даже раньше, чем он. Потому что если вы меня не возьмете, я жить не буду. Веревка есть вон, видели.

– Прикольно, – выпучил глаза Савелий. – Это что, шантаж?

– Нет, – покачала вдруг головой Ксения. – Это не шантаж, ребята. Она и правда покончит с собой, я чувствую. Надо ее взять, иначе я не прощу себе…

– А ты что скажешь, прынц? – повернулся Сава к Стасу.

– Я скажу, что в лоб тебя сейчас тресну.

– За что это?

– За прынца. Еще раз назовешь – точно тресну. Не обижайся потом.

– Так а с этой-то что будем делать? Учти, если ты тоже скажешь, что берем с собой, то нянчиться с ней ты сам будешь.

– Ну и буду, – заявил вдруг Стас неожиданно для самого себя. Вероятно, он это сказал в запале, наперекор Савелию, но отступать было уже поздно, не по-мужски.

– Спасибо… – заплакала вдруг Матрена. – Спасибо вам, родненькие! А дедушка… Вы не думайте, он без меня еще и дольше проживет. На одного ведь и еды, и воды меньше нужно…

– Ладно тебе сырость разводить, – насупился злой сам на себя Стас. – Одевайся скорей, пока не передумали.

– Во что одеваться? – удивилась обрадованная девушка.

– В химзу, во что еще-то?

– Мне… – запнулась, потупив взгляд, Матрена. – Мне не надо. Дедушка правду сказал, меня радиация не берет.

– Все равно одевайся, – сказала Ксения. – Не пойдешь же ты в этом… – махнула она на Матрешкин мешок.

– Ладно, я оденусь! Я буду делать все-все-все, что вы скажете! Только не бросайте меня, пожалуйста… – На глазах Матрены вновь заблестели слезы.

– Я ведь сказал: хватит лить воду! – прикрикнул на нее Стас.

– Кстати, о воде, – поднял палец Савелий. – Как только ее увидим – неважно, реку ли, лужу, – ты в нее полезешь. Без костюма, голая. Раз уж тебе все равно радиация нипочем.

– Зачем? – вытаращила зеленые глаза Матрена.

– Потому что ты воняешь!

Между тем на поверхности уже смеркалось. А может, так просто показалось ребятам, вышедшим под затянутое мрачными тучами небо. Но в голове у всех, кроме Матрены, сразу завертелись мысли о захвативших мир Темных силах.

– Вихри враждебные веют над нами… – пропел вдруг Стас и чертыхнулся: – Вот, черт, привязалась-то!..

– Не поминай имя лукавого, – монотонно, но очень отчетливо проговорила вдруг Матрена.

– Чего-чего? – обернулся к ней Стас. И тут же крикнул успевшим уже уйти чуть вперед друзьям: – Стойте! Скорее сюда! Тут…

А тут и впрямь происходило нечто странное. Матрена сорвала вдруг с лица маску, повалилась на землю, и ее стало крутить и выгибать, словно тонкое тело попало в огромные невидимые лапы. На губах девушки показалась пена.

Савелий и Ксюша подбежали как раз в тот момент, когда Матрена, устремив взгляд своих больших зеленых глаз в видимую ей одной точку, не переставая выгибаться, принялась вещать, заунывно и четко:

– Нету пути назад, ибо путь тот – в геенну огненную. К башням ведут пути через дворцы подземные… Не убоится кто, тот и получит все. Но просящему не воздастся, ибо с колен не взметнуться к небу.

– Мне страшно, мальчики, мне страшно, – запричитала, пятясь, Ксения. – Это все из-за меня, это я решила ее взять!..

– Ты не здесь не при чем, я тоже так решил, – попытался успокоить подругу Стас. Но девушка все пятилась и пятилась, пока не споткнулась и не упала.

Поднимать ее метнулся Савелий, а раздосадованный этим Стас повернулся к Матрене. Та уже сидела на земле как ни в чем не бывало и, глядя на поднимающуюся с земли Ксюшу, во весь рот улыбалась:

– Мы что, одновременно с Ксюшей упали? Вот ведь матрешки-то, да?

– Матрешки как раз не падают, – сквозь зубы процедил Стас. – Т-ты лучше скажи, что это было?

– Что было, Стасик, где? – Матрена поднялась на ноги и попыталась взять парня за руку, но тот отдернул ладонь. – Ты чего?.. А что вы так на меня смотрите? – перевела она взгляд на Савелия и Ксюшу. – Я что, еще больше испачкалась? Ну ничего, река-то уже близко. Я ведь помню, что мне в нее лезть нужно.

– Где река? – машинально спросил Савелий.

– А вон там, – махнула рукой Матрешка. – Ну что, идем?..

И они пошли. А что оставалось делать?

Глава 4

ЯВЛЕНИЕ ДЕМИДА

Небо на западе стремительно набухало черным. Громыхало пока далеко, но еще совсем немного, и предгрозовой вязкий штиль сменится шквалом, который принесет с собой ливень. Черт бы его побрал… Нет, опасности вымокнуть у мужчины, одиноко сидящего рядом с догорающим костерком, не было: за спиной виднелось вполне сохранившееся строение – то ли сарай, то ли сторожка. Раздражали духота и липкий пот по всему телу. Хорошо еще, что костюм не пропускал наружу вонь давно не мытого тела. Фу… Демид – именно так звали мужчину – поморщился. Эх, сейчас бы стащить с себя все, и в воду, прохладную, упругую, освежающую. Но лучше про это даже не думать. Только как, если река – вот она, руку протяни? Если слышишь, как плещутся волны по отмели, чувствуешь ни с чем несравнимый запах водорослей и еще чего-то такого… Речного, короче. Эх…

Молния с треском разорвала клубящиеся тучи. Практически одновременно резко ударил ветер. Именно ударил: старая береза, под которой доживало свой век древнее строение, заскрипела и рухнула, сломавшись пополам. Хорошо хоть, не на домушку…

Демид успел затворить за собой дверь и спрятаться внутри до того, как тяжелые капли набирающего силу ливня забарабанили по крыше. Избушка на курьих ножках… Кто построил ее, и для чего? Другого человеческого жилья поблизости не наблюдалось. Может, это рыбаки себе пристанище сотворили? Собственно, какое ему до того теперь дело? Избушка приняла его, укрыла от непогоды, а кто и зачем строил – какая разница?

Гроза тем временем разгулялась… Давно такой не было. Ветхое строение стонало под напором бури, но держалось. Жутковато, конечно, мало ли кого принесет в такую ночь? Демид усмехнулся: Бабу Ягу, к примеру. Как раз для нее избушка-то. Печки, правда, нет, да и сам Демид как кандидат на бифштекс совсем негодный: и староват, и суховат, и костляв, да еще и кусается больно. Умный мут таких, как он, стороной обходит. Его же, Демида, задача – не проверять лишний раз мутантов на наличие этого самого ума, не провоцировать. А то ведь голод не тетка. Муты, они тоже живые, то есть тоже хотят жрать, спать, любят тепло и чтобы никто не мешал им жить в свое удовольствие.

На страницу:
4 из 6