В темноте

Обращение к творчеству Рафаэля со времени правления Екатерины II стало частью обязательной учебной программы в Петербургской академии художеств. По традиции лучших выпускников отправляли за границу для совершенствования их мастерства. Им присуждали большую золотую медаль за успехи в учебе и оплачивали поездку на несколько лет в Италию. Там они по заказу академического совета делали копии работ великих мастеров и присылали их сюда. Пик копирования живописи, рисунков Рафаэля выпускниками Академии пришелся на 1820–1830 годы.

У Ивана полчаса времени на проведение экскурсии с группой из десяти человек. В выставочных залах музея царил полумрак, и лишь освещенные лица и фигуры на живописных полотнах выступали яркими цветовыми пятнами. Из-под длинных бархатных ресниц «рафаэлевы Мадонны» следили за ним своим рассеянным взглядом. Что можно ожидать от этого незнакомого человека? В их глазах читалось женское любопытство и немой вопрос. Мадонна – символ вечности мира, а у великого мастера – это еще и радость матери, державшей на руках своего малого ребенка. Они у Рафаэля не бестелесные святые, а живые, теплые и осязаемые. Можно ли тронуть своим простым человеческим словом такую божественную красоту, не оскорбив при этом их великого создателя?

Свой рассказ Иван начал с того, что выставка позволяет представить творчество Рафаэля во всей полноте – от ранних маленьких картин в духе его учителя Перуджино до огромных фресок Ватикана и самой последней работы мастера «Преображение». Все они выполнены копиистами в свою натуральную величину. Такая копия – совсем не подделка. Все зависело от цели, с которой она делалась. С их появлением творчество великого Рафаэля становилось доступнее. В общем, значение таких работ выходило далеко за рамки учебных задач и позволяло познакомиться с шедеврами живописи в стенах Академии, не выезжая в Италию. Это выглядело особенно актуально сейчас, когда большинство музеев мира оказались закрытыми.

Они медленно, от картины к картине, двигались по залам выставки, а он все не мог преодолеть своего «стартового» волнения, пока собственный рассказ не дал ему привычного эмоционального возбуждения. Почувствовал, что слушать его стало интересно. Теперь Мадонны и бородатые святые смотрели на него с картин ободряюще и заряжали своей энергией.

Иван поглядел на Марью, она тоже слушала внимательно и слегка кивнула ему головой. Значит, пока все хорошо. Нужно не увлечься, успеть изложить весь материал и пройти с группой до конца второго зала. Потом у всех останется время для свободного просмотра выставки.

Наверное, желание современного художника скопировать работу старого итальянского мастера показалось бы сейчас любопытным шагом, а тогда – это была почетная возможность проверить свои способности во Флоренции и Ватикане. Работа копииста требовала от художника исключительного мастерства, умения раскрыть, приблизиться и повторить особенности техники оригинала.

Представьте себе облик Рафаэля – этого полубога, великого итальянского живописца и архитектора эпохи Высокого Возрождения. Многие современники говорили о его красивой, ангелоподобной внешности. В отличие от своих великих современников, Леонардо да Винчи и Микеланджело, одиноких гениев по природе, он был приветлив и всегда окружен учениками, друзьями и поклонниками. На улицах его как князя сопровождала целая свита. По славе Рафаэль превзошел всех своих знаменитых современников. Всеобщий любимец, сам папа римский обещал ему красную шапку кардинала, не зная, как его еще отличить. По историческим описаниям Рафаэль чем-то напоминал Ивану Моцарта из «маленькой трагедии» Александра Пушкина. Он творил свои гениальные картины легко и свободно, непринужденно, можно сказать, «как Бог на душу положит», отзываясь на все впечатления земного бытия. Его ноги еще ступали по земле, а воображение уже уносилось в другую высшую область, куда не мог заглянуть взгляд простого смертного. Там Рафаэль однажды увидел грацию, сидевшую на троне. Она дала ему кисть, краски и «открыла глаза», сказала: «Иди и твори»…

Грация – это красота, и именно ей он теперь служит. Для него она ниспосланная небесная благодать, изящество, привлекательность. Она «абсолютная» и «неизъяснимая». Это еще и античная пластика, которая вновь оживает у Рафаэля и способствует возрождению великого христианского Рима. Божественное всегда должно быть прекрасным, прекрасным становится все, к чему он прикасается. Кажется, что роль придворного художника совсем не тяготит его, он человек своего времени, эпохи Великого Возрождения. Ему нет никакого дела до войны, политики и философских проблем. У него просто нет на это времени: он полностью погружен в свое рисование, краски, картоны и холсты. Для всех Рафаэль выглядит общительным человеком, которому не чуждо ничего земного. Но кто из смертных знает, что происходит в душе «божественного» Мастера? Он умер 6 апреля 1520 года в день своего рождения. Ему было всего 37 лет.

Иногда кажется, что таким гениям намеренно отпускают мало земного времени. Небеса их торопят, зовут к себе и спешат сами насладиться их ярким умом и талантом. Рассказ Ивана о титане эпохи Возрождения все больше переходил в плоскость освещения русской культуры, авторов представленных здесь копий художников-академистов: профессора исторической живописи Антона Лысенко, Федора Бруни, по эскизам которого расписывали знаменитый Исаакиевский собор и, конечно, Карла Брюллова. Последних двух, вообще часто путали в русских музеях. У них находили довольно много общего, например, рафаэлевскую s-образную схему построения композиции.

Если бы Карл Брюллов по заданию Общества поощрения художников не поехал в Ватикан копировать фреску «Афинская школа» Рафаэля, то наше отечественное искусство могло бы остаться без «Последнего дня Помпеи».

Широко известна фраза самого художника, в которой он откровенно признавался, что для «Помпеи» ему было мало таланта, нужно было пристально вглядеться в великих мастеров. Копируя сложные, многофигурные композиции Рафаэля, он находил решения практических живописных задач. «Брюллов, усыпляя нарочно свою творческую силу, с пламенным и благородным подобострастием списывал Афинскую школу Рафаэля. А между тем в голове его уже шаталась поколебленная Помпея, кумиры падали…», – так писал Александр Пушкин. «Наши спутницы с первого же взгляда уловили оттенки в выражении действующих лиц этой картины благодаря копии в размере подлинника, которую пишет какой-то русский художник… Яркие краски русской копии послужили нам прекрасным комментарием, отлично поясняющим текст старинного автора», – написал об этом Мари-Анри, более известный миру под псевдонимом – Стендаль. Теперь эти русские копии были навечно вмонтированы в один из залов, где проходила выставка – Рафаэлевский.

Иван немного задержался возле копии картины Рафаэля «Положение во гроб». Здесь тоже имелась своя история. Сделал ее Иван Эггинк, больше известный любителям русской живописи своим портретом Ивана Крылова в халате. Картина «Положение во гроб» была невероятно популярна в эпоху романтизма, да и потом тоже. В 1841 году Николай Гоголь заказал художнику Ивану Шаповалову сделать с нее копию головы Спасителя. Известно, что Гоголь, родившийся в Полтавской губернии, так и не сумев привыкнуть к суровому петербургскому климату, долгое время жил в Италии и тесно общался с русской художественной колонией в Риме. Поддавшись всеобщей творческой атмосфере, царившей в городе, писатель сам взялся за кисть и принялся рисовать картины. До нашего времени не сохранилось ни одной из них. Возможно, Николай Васильевич сам не желал этого.

Иван принялся рассказывать своим слушателям необыкновенную историю о поэте Александре Пушкине. Летом 1830 года светское общество сразу двух столиц бурлило: обсуждалась помолвка и предстоящая свадьба «первого романтического поэта нашего времени на первой романтической красавице». Пушкин ожидал невесту в Петербурге с нетерпением. Однажды, гуляя по Невскому, поэт увидел в книжном магазине картину с белокурой мадонной, «как две капли воды» похожей на его невесту, Наталью Гончарову. Это была старинная копия картины Рафаэля, которую здесь выдавали за подлинник. Влюбленный поэт простаивал у картины часами и охотно купил бы ее, если бы она не стоила сорока тысяч рублей. Зато, благодаря этой картине у него появился сонет «Мадонна», посвященный Наталье Николаевне:

Не множеством картин старинных мастеровУкрасить я всегда желал свою обитель…

Это еще один пример в пользу добротно сделанных копий картин великих мастеров. У оригинала этой картины была долгая история странствований, пока ее не купил герцог Бриджуотер. С тех пор она получила название по имени владельца – «Мадонна Бриджуотерская». Многие картины Рафаэля, разбросанные теперь по всему миру, обретали так свои новые имена.

Он вспомнил слова филолога, итальяниста Руфа Хлодовского: «Живопись Рафаэля в такой же мере больше, чем только живопись, в какой поэзия Пушкина больше, чем только поэзия». В общем, в обоих случаях мы имели дело с духовной жизнью нации в ее высочайших, абсолютных проявлениях.

Заговорили и о копии знаменитой «Сикстинской мадонны». Она сейчас находилась в Третьяковской галерее. Ее все хорошо знали. Казалось бы, на этой картине было найдено необычное решение – Мадонна поднята с земли на небо, но мы не видели на картине, ни того, ни другого. Мы только видели высоту, с которой она была готова спуститься к людям, с тревогой за сына, который совершенно по-взрослому сердито глядел перед собой. У Мадонны необыкновенно нежное, как у юной девушки лицо. В этом она вся та же, слегка испуганная рафаэлевская грация. Внизу изображены святой Сикст, святая Варвара и ангелочки. Библейский сюжет кажется театральным действием в античном театре, где разыгрывались мифы Древней Греции. Живописное полотно на глазах превращалось в поэтическое сказание.

В своих письмах из Дрездена литературный критик Белинский, восхищаясь этой картиной Рафаэля, вспоминал поэзию Пушкина: «то же благородство, та же грация выражения, при той же строгости очертаний!» Сравнивая их по близости стиля, ему следовало еще добавить, что они оба – величайшее явление национальной и мировой культуры.

Не обошел своим вниманием «Сикстинскую мадонну» и Федор Михайлович Достоевский, использовавший этот образ в трех своих романах – «Преступление и наказание», «Бесы» и «Подросток».

Экскурсия закончилась, и Марья сказала Ивану, что все получилось очень славно. Только о литературе и Пушкине рассказывал много. Даже о Рафаэле Санти у него получилось меньше. Иван согласился, но заметил, что в этих залах подлинных картин Рафаэля нет. Даже в Эрмитаже их только две. Выставка состоит из прекрасных копий, сделанных русскими художниками. Вот и получается, что здесь лучше всего говорить о ренессансе в русской культуре. Одинаковых экскурсий, как и людей, не бывает. Каждый вкладывает в нее что-то свое.

К ним подошла молодая женщина-волонтер и стала делиться своими впечатлениями от поездки в Италию, посещения Рима и Ватикана. Все это теперь выглядело бесконечно далеким из-за закрытых границ. Ей почти ничего тогда не запомнилось. Вокруг италийских красот собирались огромные толпы людей, а времени для их осмотра отпускалось совсем мало. Знакомиться с творчеством Рафаэля в Академии было даже удобнее. Иван кивал ей, с чем-то соглашался, а сам ломал голову, как бы поскорее отделаться. Собеседница явно старалась обратить на себя внимание. Присутствие скромно стоявшей рядом с ним Марьи ее совершенно не смущало. Иван поспешил поблагодарить женщину за интересный рассказ и откланяться.

Залы музея погружали своих гостей в другую эпоху. Освещенные лампами старинные картины – иконы на красных, как мантия кардинала, стенах рождали мысли о вечности. Мимо них по паркету скользила странная группа тонированных белой пудрой женщин в римских античных одеждах. Они двигались медленно и синхронно, поминутно останавливаясь и создавая красивые «скульптурные композиции». По всей видимости, театральное действие представляло собой ожившие мраморные статуи. У окна сидел бородатый музыкант в накидке с капюшоном, игравший на старинной арфе. Музыка менестрелей растекалась теплыми потоками и постепенно заполняла залы расслабленным покоем, словно один большой сосуд…

Странный итальянец

Иван и Марья остановились у картины «Мадонна с вуалью». Оригинал был выполнен Рафаэлем Санти в 1509-1510 годах. Традиционное изображение святого семейства – Марии, Иосифа и младенца Христа. Случайно ли ребенок играет с вуалью своей матери? Здесь только начало старой библейской истории. Потом мать обернет этой вуалью его голову после распятия. Они вместе любовались игрой красок и света, изображенным на картине безмятежным семейным счастьем.

– Buonasera! (добрый вечер) Прекрасная работа, не правда ли? Эта «Мадонна» очень популярна и лидирует в мире по количеству копий. Сейчас их насчитывается более ста, – сказал кто-то за их спиной.

Иван оглянулся и увидел рядом высокого черноволосого мужчину с желто-смуглым лицом. Высокий бледный лоб, блестящие глаза и орлиный нос придавали ему привлекательности, а легкий акцент в произношении обличал в нем иностранца. В свое время Иван научился безошибочно определять иноплеменников по складкам у рта, привыкшего произносить чужие его уху слова. На незнакомце был поношенный старомодный костюм и небрежно завязанный на шее пестрый платок, какие носят люди, имеющие отношение к искусству. Он на его владельце, как символ принадлежности к особой касте. В другом месте Иван принял бы его за актера, собравшегося играть сцену из спектакля.

– Molto lieto (рад с вами познакомиться)…

Незнакомец представился филологом, переводчиком и искусствоведом Джулио Бастони. Он приехал сюда по приглашению Академии, чтобы прочитать студентам цикл лекций по эпохе Возрождения. Джулио без стеснения признался, что никогда бы не поехал в Россию, если бы не вынудили к этому обстоятельства материального плана. Невозможно жить в городе, где месяцами нет солнца. За два года он так и не привык к петербургским морозам, холодным ветрам и туманам. Ивана немного покоробила такая откровенность, и он заметил, что Джулио Бастони совсем не первый итальянец, которого пригласили работать в Петербург.

– О, да, конечно! До меня здесь побывало немало великих итальянцев. Их имена теперь носят улицы вашего замечательного города.

– Они любили Россию, и поэтому их талант самым лучшим образом реализовался именно здесь. Для Петербурга – это вообще особая тема.

– Россия на протяжении многих веков оставалась страной больших возможностей для одаренных творческих людей. В моей прекрасной Италии их слишком много. Ткнешь пальцем в толпу и непременно попадешь на какого-нибудь ваятеля, художника или оперного певца. Даже если политика иногда разъединяла нас, то культура всегда оказывалась выше и наводила мосты для самого тесного сотрудничества.

Signorina (синьорина)… Марья, я наблюдаю здесь за вами с самой первой минуты. Вам никто раньше не говорил, что вы похожи на Мадонну Грандука великого Рафаэля? Те же глаза, овал и особенно нижняя часть лица. Невероятно, вам с Иваном непременно нужно приехать во Флоренцию и самим убедиться в этом. Как было бы здорово разместить рядом с картиной Мадонны дель Грандука ваш фотопортрет!

– Джулио, что-то похожее я уже сегодня слышала от Ивана, но тогда так говорили о Наталье Гончаровой, будущей жене нашего поэта Александра Пушкина. Нет, это же совершенно невозможно!

– Вы говорите про Пушкина, которого смертельно ранили на дуэли? Таких историй в Италии тоже немало. Поединок снимал все вопросы. Красота женщины во все времена требовала больших жертв и денег. Он должен был это знать, когда женился на такой красавице. Знаете, Рафаэль, создавший целую галерею прекрасных женских образов, всегда тщательно отбирал модели для своих будущих «мадонн». Знаете, как он говорил? «Чтобы написать красавицу, мне надо видеть много красавиц». Ваши женщины очень привлекательны, но одного хорошенького личика для такого портрета мало. Русские мадонны несут в себе какой-то особый трагизм, будто наперед знают и читают свою печальную судьбу. Страдания делают нас лучше и потом возносят на небеса, а излишества лишь опустошают душу. Наверное, у русских женщин всегда была нелегкая жизнь.

– Знаете, Джулио, со многим соглашусь. – Иван давно искал ответы на такие вопросы. – Вы говорите о нравственной красоте человека. Внешняя красота, природные дарования – все это божий подарок, но сами они не делают человека лучше. Как быть с этим? Вот и Пушкин красавцем никогда не был. Ему воздалось открывшимся талантом гения. У Рафаэля изображения близки к некому совершенному образцу, эталону, а в жизни такого не бывает. Эстетика Ренессанса вообще ориентирована на идеализацию материального, телесного начала…

Глаза итальянца засверкали, он гордо поднял голову, словно пианист, берущий на сцене самые мощные аккорды. Слова Ивана задели его. Кажется, невозможно было нанести более чувствительный удар его самолюбию. Пылкие фразы, выражения мгновенного чувства, стройно полетели из его уст, словно он читал публичную лекцию студентам, не понимающим самых простых и очевидных истин:

– После таких взлетов, взять и опуститься на землю! Grandioso! Люди ослепли, они разучились видеть прекрасное! Теперь его нужно снова отмывать от пустой породы, как золотоносный песок. Только истинные художники могут увидеть то, чего не замечают другие. Не ищите у него своего пошлого реализма. Он в каждой капле росы видел образ прекрасного божества, в каждом дуновении ветра слышал небесную гармонию.

Вы представляете Рафаэля неким счастливым баловнем судьбы, пользовавшимся высоким покровительством. Это его, потерявшего родителей в раннем возрасте, а потом всю жизнь испытывавшего потребность в материнской любви и нежности! Осиротевшему одаренному мальчику родителей заменили учителя, а семью – мастерские и школы художников. Искусство станет для него единственным убежищем и высшей целью жизни. Оно одно будет увлекать его воображение в другой, прекрасный мир, который заменит ему абсолютно все.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.