Жизнь-цветовая симфония

Кандидат философских наук Елена Тинякова отмечает о божественной трактовке языка следующее: «Для понимания взаимосвязи «язык – Бог» важно проанализировать тексты религиозных молитв… Хотя ученые в своих научных изысканиях и отдавали предпочтение теории божественности языка, они также обращали внимание на грамматику, структуру языка, динамичному значению слов».

В XVIII веке Дж.Вико определяет три периода в истории человеческого языка: язык богов (самая глубокая истина, держащая мир и не доступная людям, это было «немое время» для людей), язык героев (проявление языка в человеческом начале самый высший по совершенству реализации), язык разума (применение языка становится характерной чертой человека в массовом проявлении). Дж.Вико продолжил учение Гомера. «Бог ниспослал свою волю на людей в таинственных изображениях и изречениях. Сама природа стала языком Бога».

Cнова я возвращаюсь к мыслям Якуба Бабаева: «Проведенные в последние годы исследования убедили меня в том, что Азербайджан – родина самого древнего и самого совершенного в мире алфавита, а азербайджанский огузко-тюркский народ – создатель этого алфавита. Речь идет о Гямигая-Гобустанском алфавите… Факт обнаружения в различных регионах нашей республики Гямигая –Гобустанских алфавитных знаков свидетельствует о том, что за тысячилетия до нашей эры, вплоть до VII-IX веков нашей эры, особенно до завоевания арабами Азербайджана, этот старинный алфавит распространялся, изучался, находился в употреблении в Азербайджане, на ближнем Востоке и даже в Европе. В ходе этого процесса имели место взаимствования и присвоения. Посредством Гямигая-Гобустанского алфавита было создано множество легенд, связаннных с верой в Божество, баллад, повествований, песен, поговорок, мудрых изречений… От Бога до распевающей песни птицы, во всем есть проявление и тайна 28 и 32 букв… Все науки соединяются в одной точке, это точка – наука, зародившаяся из 28 и 32 букв… В рисунке алтайских тюрков «догум» («рождение») человек изображен с 32 костными соединениями с головы до пят. Может, это сокращенное повторение 32 зубов во рту?.. Знак 32 святости, она превратилась в название племен, поселений, сел (Село «32-х» в Бардинском и Имишлинском районах). Цифра 32 отзывается и 4-мя элементами сотворения: 32:4=8: 8:2=4. Наконец, не случайным является факт, что соотворенный Гямигая-Гобустанский алфавит состоит из 32 букв».

Выдающийся русский поэт М.Ю.Лермонтов о тюркском языке говорил: «Тюркча-азиатский французский». Французский путешественник Ж.Б.Тавернье же отмечал, что тюркча – самый легкий из языков Востока. Достоинство, степенность выражения на этом языке, его звучание привели к тому, что это – единственный разговорный язык во дворце и во всей империи.

Ко всему этому хотелось бы добавить, что у звуков зверей и птиц на своем языке есть свой алфавит. Они понимают друг друга в соответствии с этим алфавитом, однако биологи полагают, что их голоса несут в себе эмоции. Их алфавит содержит 10-20 сигнальных звуков. В связи с происходящим они посылают друг другу звуковые сигналы. Говорят, что бабочка «павлиний глаз» способна обнаружить особь своего вида по запаху на расстоянии 8 км. Эти бабочки общаются посредством молекулы вещества, испускающего запах. Разве это не чудо природы? А голос человека, как далеко он может быть услышан? Однако мы не будем заострять свое внимание на этом.

Основная мысль этого эссе направлена на философию цветов, слов и звуков, присущих лишь человеку. Дары, которыми Бог щедро одарил людей –настоящая духовная сокровищница. Что может быть священнее, чем найти путь к этой сокровищнице, вставить ключ в ее замок, насладиться «плодами» сада науки и культуры и прославлять могущество и милосердие Творца! Но Адам не дорожил раем, подаренным ему Творцом. Возможно, Творец желал познать природу человека, узнать, способен ли он сделать правильный выбор. Бог довольствовался тем, что давал советы Адаму, но не управлял им.

Легенда гласит, что, когда Бог сотворил душу Адама, душа не захотела входить в тело и кружилась, подобно птице вокруг своей клетки. Тогда Бог приказал ангелам петь божественную песню. Опьяненная пением ангелов душа, забыв обо всем, вошла в тело Адама…

Немецкий философ Теодор Адорно про язык музыки пишет: «Музыка – это язык, но не язык понятийный. Ее свойство и ее способность утешать и укрощать слепые мифические силы природы – действие, которое приписывали ей со времен рассказов об Орфее и Амфиоки – все это легло в основу теологической концепции музыки, идеи языка ангелов…Музыка, как идеология, выражается следующей метафорической формулой, которая лучшим способом иллюстрирует веселье и находит в состоянии его с музыкой: «Всё небо в скрипках» (немецкая пословица, выражающая состояние высшего блаженства). Вот что произошло с языком ангелов, с его не ставшим и непреходящим платоновским бытием в себе, стимул для беспричинной радости тех, на кого он изливается».

Американский писатель, философ Менли Палмер Холл в книге «Музыка сфер» объясняет божественное предназначение музыки. В книге глубоко затронуты темы астрологии и астрономии. Дабы выявить древние корни музыки обратимся к мыслям автора: «Говорят, что из всех людей только Пифагор слышал музыку сфер. Кажется, халдеи первыми осознали, что небесные тела исполняют космический гимн по мере их движения по небу… Но столь мало осталась от теории небесной музыки Пифагора… Пифагор рассматривал Вселенную как громаднейший монохорд с одной струной, прикрепленной верхним концом к абсолютному духу, а нижним к абсолютной материи. Другими словами, струна натянута между небом и землей…Существуют различные отношения, упорядочивающие взаимодействия планет, цветов и музыкальных нот. Наиболее приемлемая система основана на законе октавы. Слух имеет более широкую сферу, нежели зрение, потому что в то время, как ухо может регистрировать от девяти до одиннадцати октав, глаз может регистрировать только семь фундаментальных цветовых тонов, одним меньше октавы».

Пифагор отмечает в своем тезисе о музыке: «Все есть число». Он занимался поисками музыкальной гармонии, посколько верил в то, что такая музыка необходима для очищения души и врачевание тела и способна помочь разгадать любую тайну.

Кстати обратимся к книге Г.Бореева «Пифагор». Для простого человеческого ума наблюдения Пифагора за жизнедеятельностью других планет произведение в жанре подлинной фантастики. Предлагаю вашему вниманию лишь малую часть интересных описаний из его наблюдений за планетой Венера: «…То, что открылось взору Пифагора невозможно описать словами, так как все волшебные города, изумрудные парки, серебрянные реки и сиреневые моря были эфирными. А в эфирных мирах краски в десятки раз сочнее и разнообразнее, чем в плотном мире… Город светился переливался всеми 144 красками радуги, из которых окон домов доносились обрывки музыкальных произведений, чем-то напоминающих классическую музыку землян…» Можно прийти к такому выводу, что единство цвета и музыки является одним из основных законов жизни. Цвета говорят с нами на своем языке, желая своей музыкой открыть путь к нашему сердцу. Хоть бы мы сумели подарить миру цвета любви и мира… Для этого не надо быть провидцем. Пойдем на свет светлых людей. Они никогда, никого не оставят на полпути! Это изречение опирается на восточную мудрость: «Если в твоей душе осталась хоть одна цветущая ветвь, на неё всегда сядет поющая птица».

Продолжим свои мысли о цветах. «Интересно учение Сведнборга о цвете. Главными цветами в духовном мире он называет белый и красный. Это цвета ангелов, которые соответственно, пребывает в истине и любви. Цветом духовного мира является голубой, а природного изумрудный».

В книге «Мифологема музыки» Б.С.Ситковецкая пишет: «При усложнении языка пропадало чувство тембра, но оставалось чувство ритма. Это отделило поэзию от музыки. В древние времена, учения о религии, философии, науки и искусстве выражались поэзией. На следующей стадии, человек освободил язык от уз ритма и создал прозу из поэзии.

Но и в прозе душа имеет музыку. Музыка – единственное средство понимания среди птиц и зверей. Язык можно назвать упрощением музыки, музыка скрыта в нем, как душа скрыта в теле».

Прежде чем перейти к рассмотрению темы синестезии, обратимся к мыслям Инайят Хана об этом: «Цвет мысли соответствует состоянию ума. Он показывает элемент, к которому принадлежит мысль, принадлежит ли она к элементу огня, воды или земли, воздуха, либо эфира. Это значит, что, например, за этой мыслью стоит огонь; он создает вокруг мысли цвет… Люди, склонные к видениям, воспринимают форму мысли в виде цвета».

Ученые выяснили, что цвет буквы «А» – ярко красный. Психолингвистические характеристики буквы таковы: мощь, сила, широкомасштабность, авангард, энергетический поток. Как видно, вне зависимости от языка все первые буквы алфавитов указывают на Бога. В основе зарождения всего лежит сила и мощь Творца. Хоть ученые и называют Его абсолютным сознанием, это ничего не добавляет и не убавляет. Творец относится ко всем своим творениям с большой любовью… Из Википедии: «Использование и последней букв алфавита, как и их эквивалентов «первый и последний», «начало и конец» для обозначения чего-либо абсолютного или целого восходит к древней традиции. В греческой философии эта формула передавала вечность высшего начала. Афинянин в «Законах» Платона свидетельствует: «Бог согласно древнему сказанию, держит начало, конец и середину всего сущего».

Вернемся к теме синестезии. Отмечу, что среди людей искусства было немало синестетов. Эти люди видят буквы, цифры, слова на фоне цветов. Они даже могут «слышать» звуки при наблюдении за движущимися предметами. Анджелина Кофман, утверждает, что она чувствует вкус и запах букв. Она считает, что по своему звучанию, английский язык – серого цвета, французский язык – розового, немецкий – красновато-оранжевого цвета. Среди творческих людей синестетами были: А.Рембо, А.Скрябин. В.Набоков, Ф.Лист, Н.Римский-Корсаков, Р.Вагнер, Г.Берлиоз, Я.Сибелиус, О.Мессиан, Д.Эллингтон и другие.

Композитор и художник М.Чюрленис писал: «Как это чудесно быть нужным людям и чувствовать в своих ладонях свет». Но есть большая духовная потребность в средствах, пробуждающих и развивающих эти чувства. Видный музыковед Михаил Казиник в своей книге «Тайны гениев» отмечает: «Мы должны ввести в учебный процесс любого творческого университета важнейший предмет, который мог бы в первую очередь быть не столько информативным, сколько поэтичным, психологическим и даже музыкально-философским». Далее он упоминает «Сороковую симфонию» Моцарта и говорит, что эта мелодия имеет запах весны или привкус смерти, что она по-детски трогательна или обладает мудростью подведения жизненного итога. Одним словом, «Сороковая симфония» обладает такой же силой воздействия, как симфония жизни.

В 20-ые годы прошлого века в литературе, искусстве зародились новые жанры, формы и содержания, направление и выражение мысли изменились. Уродство в красоте, а в любви и искренности доминировали черные тени. Нигилистические настроения проявлялись не только в творчестве, но и во внешнем облике творческих людей. Приложивший немалые усилия для развития советской литературы Максим Горький, наряду с тем, что был известен произведениями, восхваляющими социализм, также призывал людей искусства создавать произведения в иной форме мышления. В 1929 году он написал об этом: «А где же мечта? Мечта где, фантазия где, я спрашиваю? Почему у нас нет Чюрленисов?» Очень справедливый призыв. Но как пробиться религиозным, мистическим, космическим темам, противоречащим идеологии атеистского государства? Свободные, свободномыслящие творческие люди в конце становились либо диссидентами, либо заключенными, либо кончали жизнь самоубийством. Хотя Горький и называл имя Чюрлениса, он все же отдавал предпочтение произведениям, отображающим советскую реальность. Чюрленис был необычной личностью, творцом, у него были необычные интересы и фантазии. Он занимался математикой, историей, составлением истории геологических времен, химическим составом земной коры. Он изучал мертвые языки – халдейский, уссурийский, финикийский. Он также составил свой собственный алфавит. Несмотря на все это, в обществе он был духовно одинок. Ромен Роллан сказал о нем: «Это новый духовный континент, Христофором Колумбом которого, несомненно, останется Чюрленис». Эта гениальная личность говорил о себе: «Постоянно хочу делать хорошее и не знаю, что есть добро, хочу идти и не знаю куда. Я слаб, потому что чувствую, что заблуждаюсь. Только покажи мне в какой стороне та жизнь, и увидишь, сколько во мне найдется энергии». К сожалению, Чюрленис сравнивал себя с раздавленной птицей. Порою, из-за творческого кризиса, он испытывал потрясения. В письме Э.Моравскому, он пишет о себе: «…Впечатление такое, что время безостановочно идет и мне его жаль. Время – это очень важная поэма, играемая оркестром специально для меня. Кто-то мешает мне слушать, я ничего не слышу. А жаль, композиция идет все дальше, может быть, скоро закончится. То, что не услышал – пропало. Эта композиция – жизнь, и она играется только один раз. Все гибнет, проходит. Будущее обратилось прошедшим… Так много сказано и передумано о ЖИЗНИ. Жизнь… О! Жизнь… Где она, покажи? И вот это и есть жизнь? Чего она стоит? Постоянно говорим что-то иное, делаем нечто иное. Столько слов! Так наглядны разные благородные и красивые дела… Где же эти дела?».

И в реальной жизни было заметно, что он живёт в своём мире. Он дирижировал своими музыкальными и художественными произведениями словно дирижер большого симфонического оркестра. Его «дирижерская» палочка ведет человеческий интеллект к бесконечности Вселенной и чистоте, делится со зрителями и слушателями своими снами, фантазиями. Именно потому, что окружающий мир для Чюрлениса духовно далек и чужд, он говорит, что хочет сделать доброе дело, только не знает, что собой представляет добро. К примеру, чтобы сделать подарок супруге, он заказывает в магазине самые дорогие товары, не заботясь об оплате. Ведь у художника не было возможности оплатить дорогие заказы. Его супруге приходится извиняться перед продавцами и объяснять, что у ее мужа психические нарушения. Его обследовал самый известный врач своего времени – Бехтерев.

От музыки он переходит к полотнам. В его взглядах на жизнь проскальзывают свойства синестезии. Картины из цикла симфоний – «Аллегро», «Анданте», «Скерцо», «Финал», «Соната солнца», «Весенняя соната», «Соната моря», «Летняя соната», «Соната звезд» и другие. Он писал: «Хотелось бы создать симфонию из шума волн, из таинственной речи столетнего леса, из мерцания звезд, из наших песенок и моей беспредельной тени». В связи с этим музыкант-живописец пытался создать систему. Композитор-художник, обладающий даром синестета, прославился не только в Литве, но и во всем мире. Он говорил: «Музыка объединяет в себе поэзию и живопись, и имеет архитектуру. Живопись тоже может иметь такую же архитектуру, как музыка, и в красках выражать звуки».

Чюрленис также коллекционировал в Литве национальные песни и музыкальные инструменты. Он опубликовал книгу песен для детского музыкального хора. Несмотря на недолгий век Чюрленис оставил после себя большое наследие. Он всегда пытался обрести свободу души, он задыхался в рамках правил обычной жизни. Молодой гений, написавший космическую симфонию и ожививший ее в своих картинах, писал о себе: «Не знаю, куда исчезает время, куда уходит все, а я путешествую по далеким горизонтам мира своей мечты, мира, который может и немного странен, но мне в нем так хорошо». 2011 год был объявлен ЮНЕСКО годом Чюрлениса.

«Книга «Радость Единения»» посвящена достижению радости Единения. Такая радость будет вкладом в достижение симфонии жизни. Человеческая симфония жизни вливается в Великую симфонию жизни, осуществляемую Творящими Силами.

Записи, сложенные в книги, выстроены в устремлении к созвучию с Симфонией Жизни, а потому имеют обьединяющее название «Симфония Жизни» .«Жизнь в значительно большой степени есть явление космическое, чем земное, она создана воздействием творческой динамики космоса на инертный материал Земли». «Совершенно невообразимо какую энергию должна будет развить психика, чтобы приручить себя к бездонным просторам Космоса, к его черноте с колючими звездами, к беспредельному одиночеству в нем».

«Самые простые вещи, встречающиеся на каждом шагу, могут стать источником научного открытия». (А.Л.Чижевский – биофизик, основоположник аэронификации, космической биологии)

Выше я упомянула Дюка Эллингтона – гениального джазмена, одного из самых известных джазовых музыкантов ХХ века. Он автор более чем шестидесяти музыкальных альбомов. Именно цифра 6 основной лейтмотив этой песни. И то, что во всех Священных книгах говорится, что Бог создал мир за 6 дней, дало направление автору. Он даже мелодию сочинил по 6-и нотам. Слова песни примерно таковы: «Вчера, сегодня, ты всегда, ты вечен. По велению Бога мы верим в вечность. Я молю посмотри с неба на землю, увидь мой народ». В составе оркестра, которым он руководил, в свое время с успехом выступали Луи Армстронг, Элла Фицджеральд, Кануэт Бейтса, Джон Колтрейн, Гленн Миллер и другие. В их профессиональном становлении этот оркестр сыграл большую роль. Оркестр 11 раз был удостоен премии «Грэмми». Но самое главное, что благодаря синтезу музыкальных традиций Африки и Америки зародился новый музыкальный жанр. Дюк Эллингтон верил, что в будущем его многострадальный, темнокожий народ будет свободным и самым счастливым народом на Земле. Он был автором не только сюит и джазовой музыки, но и сочинял музыку к фильмам.

Ну а теперь отправимся в заочное путешествие из Америки во Францию, в мир поэзии молодого поэта Артюра Рембо. Хотя мы не можем сказать с уверенностью, был ли он синестетом или нет, но молодой поэт выразил свое мнение к цветам, отражаемых буквами.

В произведении «Одно лето в аду» Артюр Рембо связал гласные с цветами, доведя до сведения будущих читателей, что когда-нибудь поэзия будет использоваться для пяти органов чувств. Трудно сказать, как потом использовали этот опыт. Разумеется, проживи Рембо дольше, он смог бы воплотить свои идеи в жизнь… Он писал: «Я придумал цвет гласных. «А»– черный, «Е» – белый, «И»– красный, «У» – зеленый, «О» – синий. Я установил движение и форму каждой согласной и льстил себя надеждой, что с помощью инстинктивных ритмов я изобрёл такую поэзию, которая когда-нибудь станет доступной для всех пяти чувств. Разгадку оставил я за собой». Это стихотворение Рембо критики, поэты и писатели встретили по-разному. Среди них мысли Максима Горького привлекают внимание: «Сонет Рембо «Гласные», возможно, для самого поэта просто «шутка», «красивая игра слов». Но, вместе с тем, не надо также забывать и безграничность человеческой фантазии, создавшей много вещей гораздо более странных, чем этот «цветной сонет».

На самом деле признания в стихах Рембо, окрашены в оттенки света и теней. Он желает создать в своем творчестве новое искусство, где пять чувств находятся в единстве. Он, гражданин острова, далекого от фальшивости. Там действуют личные законы Рембо. Рай и ад для Рембо граничат друг с другом. Большинство стихотворений Поля Верлена, друга и единомышленника Рембо, также выделялись среди других своей гармонией и мелодичностью. На самом деле, текст стихотворения оставался на заднем плане. Читателя очаровывало особое звучание и мелодичность слов. И именно поэтому переводчики затрудняются при переводе стихотворений Поля Верлена.

Было бы уместно привести цитату из книги Натальи Каревой «Восприятие цвета в произведениях изобразительного искусства». В ней говорится: «…каждый творец должен изобрести свой творческий язык, который должен быть способен отразить неосознанные и осознанные импульсы своего создателя и быть понятным зрителю. Пикассо сравнивал искусство с языком цвета, теоретическими работами по вопросу восприятия цвета, принадлежащих создателям произведений изобразительного искусства… Он считал, что непонимание зрителем языка искусства вовсе не означает отсутствие в произведении смысла. Цвет в картинах этого художника так же имеет глубокое значение. Тот факт, что целые периоды творчества Пикассо обозначены как «голубой» и «розовый», означает соотнесение зрителем содержания работ того времени с их основной цветовой гаммой. Сам художник так объясняет это цветовое доминирование: «Я погрузился в синий цвет, когда понял, что Касагемас мертв». Синий по всей видимости, стал для художника способом выразить опустошение после смерти близкого друга. Персонажи картин «голубого» периода Пикассо не смотрят друг на друга, их взоры обращены в пустоту, уже не надеясь обрести счастье и замкнувшись в своей скорби. Синий, таким образом, выступает как цвет духовного одиночества человека, отрешенного от реальной жизни с ее радостями. Как это было показано ранее, в творчестве Метерлинка синий цвет также символизировал выход за пределы реальности, ведь Синию Птицу Счастья так и не удалось поймать, как не достижимый идеал. Однако там эта нереальность была позитивной. Рембо также вывел синий цвет в некое высшее безмолвное пространство».

Я хотела бы также обратиться к творчеству одного из современных художников – Леонида Афремова. Дождь на его картинах придает особую красоту людям, природе, городу, создает романтическое настроение. Я бы назвала его картины: «Осенние сказки дождя». Из картин словно доносится звук дождя, можно разве пресытиться незыбываемой музыкой природы? Эти картины дождя как бы дождь незабываемых воспоминаний человека. Желтые и оранжевые цвета делают дождь, произведения живописи более яркими, реальными. Автор отмечает: «Один из моих любимых приемов – размытое зеркальное отражение окружающего мира на мокром асфальте».

Неподрожаемые картины Леонида Афремова в каждый момент жизни подтверждают мысль, что «жизнь прекрасна». Картины словно связывают человека с моментом рождения мечтаний. В ярких красках даже хлад дождя забывается. Леонид Афремов отмечает: «В моем случае красота –это цвет, сочетание красок, создающее цветовую гамму. Изображение сюжет – вторичны, первичны вибрации цветовых мазков. Именно они только и могут воздействовать на подсознание, подобно музыке. То, что воздействует на разум, а не на чувства – не искусство». Благодаря своему самобытному творчеству в искусстве, этот художник сумел перенести в свои работы осеннюю симфонию жизни в шуме дождя.

Композиции и философические идеи для каждого художника исходят из его сердца, он воссоздает жизнь в том жанре в каком видит ее. Например, всемирно известный художник Василий Кандинский желал расширить границы живописи. На самом деле он был не только художником, но и поэтом, сценаристом, также искусно играл на фортепиано и виолончели. Виолончель ассоциировалась у него с темно-синим цветом. И не случайно, что в своих картинах он часто использовал этот цвет. В 1910 году он написал книгу «О духовном в искусстве», где объяснил суть цветов такими, какими он их видит в душе. Хотя виолончель для него и означала синий цвет, он сравнивал ее среднее и нижнее звучание с затемненным красным цветом. Холодный красный цвет светел, он приобретает еще больше телесности, но телесности чистой, и звучит, как чистая юношеская радость, как свежий, юный, совершенно чистый образ девушки. Этот образ можно легко передать музыкально чистым, ясным пением звуков скрипки. Он сравнивал абсолютно зеленый цвет со спокойными, протяжными, средними тонами скрипки.

В своей книге «По лабиринтам авангарда» В.С.Турчин пишет о художнике В. Кандинском: «О «музыкальности» много писал и говорил В.Кандинский, предлагая создавать живопись, которая «не иллюстрировала» музыку, но брала за основы «ее ритмы и формы». Далее В.С.Турчин сообщает, что Матисс считал, что цвет – свет мозга художника… цвета обладают присущей им красотой, которую следует сохранять так же, как в музыке стремятся сохранить тембр. Художник утверждает, что в соответствии с гармонией музыки, должно создать гармонию, аккорд цветов. В 1908 году Кандинский говорил, что благодаря близости или противоречию двух цветов можно добиться необычного эффекта.

Главное помнить о ритме цвета и о структуре оттенков.

Годы, проведенные в Германии, оставили след в его творчестве. После того как в Мюнхене Кандинский услышал произведение Арнольда Шенберга, он начал работу над картиной «Импрессия III (концерт)». Он пишет: «Цвет – это клавиатура, глаза – это молоточки, а душа – пианино со множеством струн. Художник – это играющий оркестр, который касается той или иной клавиши, чтобы вызвать колебания в душе».

Он желал материализовать синестезию, соединив пластику (пантомиму), краски (цветные проекторы), слово (певцов) и музыку (оркестр). Леонардо да Винчи говорил: «Музыка – сестра живописи». Ф.А.Гартман написал музыку к сценарию Кандинского «Желтый звук» (1909 год).

Кандинский не смог присутствовать на премьере «Желтого звука», состоявшейся в 1914 году в Мюнхене.

В обращении Кандинского к живописи, посвящению всей жизни искусству большую роль сыграла опера Р.Вагнера «Лоэнгрин». Эта опера полностью изменила образ мышления 30-летнего юриста Кандинского. Он добивается успеха не только как художник-авангардист, но и как сценарист.