Записки охотника Восточной Сибири

Относительно винтовки или штуцера для отыскания заряда нельзя дать почти никакого практического совета; тут уже решительно нужно приискивать заряд самому опытами, посредством стрельбы. Многие охотники, особенно простолюдины, думают, что чем больше положить пороху, тем ружье лучше и дальше ударит. Напрасно! Пороху в дуле ружья сгорит столько, сколько может сгореть, а лишнее количество его вылетит из ствола несгоревшим. Не верящие этому легко могут поверить эту истину – стоит только перед дулом ружья разостлать полотно, простыню, скатерть и т. п.; тогда после выстрела на полотне будут найдены несгоревшие крупинки пороха, которые оказались излишними против калибра ствола. От слишком большого количества пороха дробь разбрасывает, а пуля мотает, как говорят здешние промышленники, то есть летит неправильно и сбивается с линии направления. Вероятно, это происходит оттого, что пулю большим зарядом слишком толкнет, так что она не пойдет по нарезным граням винтовки, а вылетит зря, не получив правильного полета от нарезных винтов; почему здесь и говорят, что большим зарядом (в винтовке) пулю срывает. Надо заметить, что колыбь для отливания конических пуль должна быть сделана весьма аккуратно и правильно, в противном случае пуля будет лететь неверно. Круглая же пуля в этом отношении не так чувствительна. Здешние промышленники по скудности и дороговизне свинца иногда нарочно не доливают пуль, в особенности если винтовки большого калибра, и стреляют этими недолитыми пулями так же хорошо, как и целыми. Вся разница состоит в том, что на недолитые пули они кладут другой заряд пороху. Но с коническими пулями этого сделать нельзя. Кстати упомяну, что я имел штуцер (работы Ижевского завода), который превосходно бил круглой пулей и прескверно конической. Понятно, что все дело заключалось в пуле. Это обстоятельство со мной случилось в тайге, и я узнал настоящую причину уже после не одной сотни выстрелов, именно я заметил, что коническая пуля иногда прилетала в мишень боком, а не конусом, то есть заостренным концом пули, как бы следовало. Это-то обстоятельство и заставило меня обратить внимание на то: верна ли пуля? После долгих изысканий я нашел, что пуля в толстом своем конце была толще, нежели в том месте, где начинался конус; так что, будучи вставлена острым своим концом в дуло, почти до конца цилиндрической ее половины, она в нем хлябала, то есть была в объеме меньше внутренней окружности ствола. Почему я тотчас понял в ней недостаток и, не имея с собой инструмента, концом перочинного ножа выскоблил в колыбе ту часть, где пуля была тоньше, довел до того, что вновь отлитые пули плотно входили в дуло. Тем дело и кончилось: коническая пуля стала бить так же верно, как и круглая. Вещь простая, но не вдруг пришла мне в голову; а в самом-то деле «ларчик просто открывался». Поэтому можно заключить, как важно то, чтобы коническая пуля была верно сделана; а чтобы узнать, правильна пуля или нет, нужно пострелять в цель и замечать, всегда ли пуля на различном расстоянии прилетает в мишень своим острым концом? Если она постоянно ударяется конусом, то пуля верна; если нет, т. е. ложится в мишень боком или тупым концом, – неправильна.

Заряжание дробовика не так важно, как заряжание винтовки. Дробовик заряжается весьма обыкновенным порядком, то есть: сперва всыпается в дуло известная мера пороха и забивается пыжом довольно крепко; после кладется заряд дроби и тоже прибивается пыжом, но не сильно, иначе дробь разбросит. Если же дробовик придется заряжать картечью, то, повторяю, не худо делать патрон из бумаги на клейстере. Картечь лучше употреблять такой крупности, которая бы подходила к калибру ружья, то есть укладывалась бы в дуле рядами, а не зря, как попало. Само собою разумеется, что такие патроны лучше заготовить дома, на досуге, и держать в запасе для случая. А то часто случается на охоте, не имея готовых патронов, завертывать картечь в тряпицу или во что-нибудь другое, почему выстрелы выходят неудачны, ибо тряпка, особенно крепкая, не скоро разрывается и летит вместе с картечью, ослабляя полет и делая его неправильным. Можно стрелять из дробовиков и пулями на недальное расстояние, но в таком случае не нужно пулю туго загонять в ствол, а довольно свободно, смазав ее маслом; в противном случае легко можно испортить дробовик. Многие охотники смачивают дробь слюною перед тем, как спускать в дуло, и уверяют, что тогда дробь гуще летит. Я много раз делал это из любопытства и не замечал разницы в бое ружья, но отвергать этого все-таки не имею права; быть может, я и не так поступал, как знатоки этого дела.

Пыжи по большей части делаются из конопляных охлопков; многие же охотники (конечно, не сибирские промышленники) употребляют пыжи вырубные по калибру ствола из старых шляп, войлока и даже папки, но они неудобны тем, что иногда, а в особенности при тряской езде, отскакивают от дроби, перевертываются ребром и дробь высыпается, чего охотник легко может и не заметить. Со мной часто это случалось, и я нередко палил холостыми зарядами, иногда по дорогой добыче. Шерстяные пыжи неудобны тем, что по их упругости ими нельзя прибить крепко заряда; кроме того, они сильно марают ружья. Преимущество шерстяных пыжей состоит только в том, что они безопасны в сухое время; бояться нечего – не загорятся, тогда как с мягкими конопляными пыжами надо быть осторожным, а то как раз, особенно в наших краях, в степных местах весною и осенью пустишь пал по ветоши (засохшая трава) и, пожалуй, сожжешь не только все сено, заготовленное на зиму, но и самые селения, а нет, так произведешь и всеобщее пожарище. О, это ужаснейшая вещь! Тогда, быть может, и сам не уйдешь от всепожирающего огня, быстро и широко несущегося по необозримой степи.

Недурно мягкие конопляные охлопки рассекать или разрезать помельче на части и употреблять на пыжи; тут выгода та, что они при выстреле разлетаются, дробь в них почти не завертывается, как это часто случается с льняными пыжами, и тогда они безопасны. Конечно, в случае надобности пыжом может служить бумага, тряпка, мох, даже сено, ветошь и проч.

Я помню, мне однажды случилось выстрелить в косача вовсе без пыжей, из дробовика. Это случилось так: ходил я поздней осенью за зайцами и возвращался уже домой с порядочной ношей; ружье было не заряжено. Как вдруг из-под моих ног совершенно неожиданно вылетел косач и сел на дерево. Я заторопился, обрадовавшись такому случаю, стал скорее заряжать ружье, насыпал порох, не пробил его пыжом и спустил дробь; сейчас же заметил свою ошибку, но делать уже было нечего: косач повертывался на сучке, боязливо оглядывался на меня и, по-видимому, сбирался лететь. Я, долго не думая, скорее надел пистон, приложился и выстрелил в косача, но без успеха: перьев полетело и завертелось в воздухе много, а косач поднялся и улетел, как здоровый. Я невольно проводил его глазами и порядком ругнулся.

Г. Сарандинаки всегда употребляет пыжи вырубные из проклеенного бумагой войлока, но таких размеров, что они в дуле ружья перевернуться не могут. Именно он придерживается такого правила, чтобы пыж на порох был вышиною не менее калибра ружья, а на дробь несколько ниже.

Но так как не всякий охотник имеет к ружью штамповку для высекания пыжей из войлока или старых шляп, то, убедясь по опыту, советую употреблять пыжи из пакли, кудели, но непременно их свертывать туго, для чего можно каждый пыж обматывать крепкой тонкой ниткой. Такие пыжи тоже не загораются, и дробь в них не завертывается. На порох пыж должен быть больше, и чем тверже, тем лучше. Сибиряки любят употреблять на пыжи мягкую бумагу с кирпичного чая: она свертывается плотно, не загорается и дробь не завертывает. Эти пыжи лучшие из лучших – просто и дешево.

Кстати упомяну здесь о способе, которым сибиряки лечат непорднные ружья, в особенности винтовки. Такое ружье промышленник промывает дочиста и протирает его конопляным пыжом, несколько смоченным и сильно натертым сулемой; потом ствол с конца чем-нибудь плотно затыкается и кладется на горячую русскую печку, чтобы он хорошенько прогрелся. Затем после такого лекарства ствол протирается и заряжается; первый заряд выстреливается в цель, а следующие – по дичи. Излаженные таким способом ружья бьют очень сильно, и порон в них является такой, что никогда раненая дичь уйти не может. В особенности это замечено над винтовками.

Зверовщики говорят, что «после сулемы винтовки бьют зверя, как обухом», и бывают поронны долгое время. Испортившиеся снова исправляются тем же способом. Мясо около раны у простреленной козули из такой винтовки обыкновенно вырезается и бросается или сожигается, а хищного зверя, несъедобного, бьют и первым зарядом после лекарства. Многие зверовщики всегда имеют в запасе порошок сулемы, который втихомолку в продаже называется просто «беленьким».

Некоторые промышленники вместо сулемы употребляют цветочки ургуя (прострела) или смазывают ствол змеиным жиром, но лучший способ лечения непоронных ружей заключается в том, что казенник отвинчивается и в толстой стенке ствола высверливается дырочка глубиною до полувершка. В верхней части этой дырочки делается резьба и пригоняется винтик такой величины, который бы только плотно запирал отверстие, оставив под собой пустоту в дырочке; в эту пустоту наливается ртуть, винтик завинчивается, спиливается заподлицо с толстой стенкой ствола, казенник завертывается на свое место – словом, лекарства закрываются, и больное ружье после такой операции начинает бить сильно и крепко, оно уж больше не живит и с ним можно отправляться на охоту. Этот способ неудобен только тем, что его может сделать не всякий, зато он лучший из всех и делающий ружья поронными на долгое время. Недурно слабые ружья перед охотой намагничивать, т. е. натирать стволы по одному направлению магнитом.

Зарядить винтовку не так легко, как дробовик; она требует большей аккуратности и внимания. Если винтовка кремневая, то сначала должно насыпать пороху на полку, размять его и прикрыть подушечкой, чтобы он не свалился с полки; потом всыпать аккуратно мерку пороха, смазать винтовку маслом или жиром и тогда уже забивать пулю, которую нужно класть всегда одинаково, как она пристреляна к винтовке, и загонять шомполом до пороха. Когда пуля дойдет до него, нужно ее прибить шомполом так, чтобы он отскакивал от пули, если он деревянный; если же железный или медный, притом тяжелый, то нужно помнить число ударов, уже прежде приведенных в известность; словом, при заряжании винтовки поступать так, как она пристреляна, не отступая ни на волос. Потому что если пулю прибить крепко или слишком туго, то она непременно сфальшйт, по большей части ударит выше мишени; если же не догнать или не добить, то она обыкновенно обнйзит. После прибивки пули винтовка снова смазывается и тогда уже готова к выстрелу.

Я видал много таких винтовок, можно сказать, капризных, или, как говорят сибиряки, уросливых, что если только зарядить их немножко не так, как они пристреляны, то уже они всегда делали разницу в бое. Смазывать винтовку необходимо для того, что она после выстрела меньше грязнится и пулю загонять гораздо легче, нежели в несмазанную. Кроме того, из несмазанной винтовки, особенно после нескольких выстрелов, пуля всегда высит, т. е. бьет выше мишени, или мотает.

Так как целик и резка (прицел) на винтовках и штуцерах делаются всегда таким образом, что их в случае надобности можно передвигать направо и налево, то на таких целиках и резках непременно должны быть насечки, общие со стволом. Это необходимо для того, что если по неосторожности как-нибудь двинешь с места целик или резку, то по этим насечкам тотчас легко будет поставить их на свое место, иначе винтовку или штуцер придется снова пристреливать и выверять. А если это случится на охоте, то без этих насечек, пожалуй, лишишься всего удовольствия, не говоря уже о том, что при охоте на хищных зверей подобное обстоятельство иногда опасно. Надо стараться, чтобы целик и резка передвигались довольно туго и не иначе, как от легких ударов молотка; в противном случае они могут передвинуться от малейшей неосторожности.

Вероятно, многим охотникам приходилось возиться с ружьями зимою, которые, побывав на холодном воздухе и вдруг занесенные в теплую комнату, сильно потеют. Чтобы избежать этого и не обтирать ружья по нескольку раз, советую нахолодившееся ружье, на воздухе же, во что-нибудь завернуть хорошенько, например, в одеяло, шинель и проч., занести в комнату и положить на пол. Завернутое ружье постепенно отойдет, т. е. примет температуру комнаты и потеть не будет, но надо, чтоб оно так пролежало несколько часов.

С. Порох, дробь, пуля, картечь и пистоны

Порох здешними промышленниками употребляется преимущественно винтовочный; надо заметить, что он предпочитается почти всеми охотниками не только в Сибири, но даже и в Европейской России. Конечно, от нужды можно употреблять порох пушечный и мушкетный, но класть его в заряд несколько более, нежели винтовочного. Чтобы узнать доброкачественность пороха, поступают обыкновенно таким образом: кладут щепотку пороха на простую писчую мягкую бумагу и поджигают его; если порох мгновенно вспыхнет и ничего не оставит на бумаге, то это служит верным признаком его доброкачественности. Если же, напротив, останется много черной копоти и сажи, значит, в порохе много угля, и он будет марать ружье. Точно так же, если на бумаге после вспышки останется желтое пятно, то это доказывает, что в составе пороха много серы и селитры. Но это еще ничего – такой порох бывает сильный. Совершенно же худой порох при вспышке должен зажечь бумагу. Здешние промышленники порох пробуют еще проще: берут его щепотку и растирают между пальцами или на ладони; если он крепок, не скоро растирается и притом не марает пальцев, то порох хорош. Даже по цвету, можно судить о достоинстве пороха: если он слишком черен, значит, не хорош, в нем много угля. Порох серого цвета – посредственный; но с голубым оттенком, или, как здесь говорят, голубой порох, самый лучший и сильный.

Дробь в Забайкалье редко продается в лавках и то весьма дорогой ценой, почему здешние промышленники приготовляют дробь сами именно таким образом: берут свинец, режут его на мелкие кусочки, расплавляют в каком-нибудь сосуде и выливают на доску, в которой сделаны небольшие узкие дорожки или канавки, как здесь говорят, ручейки. Потом вынимают из каждой канавки свинцовые прутики и выколачивают их молотком на наковальне или на обухе топора, заткнув последний куда-нибудь в щель на полу; прутики выколачиваются до требуемой толщины, т. е. до калибра дроби, которую хотят приготовить. Или же свинцовые прутики приготовляют и таким образом: берут простую писчую бумагу и навивают ее на тонкие ровные круглые палочки, обвязав сверху ниткой, нижний же конец бумажки закрепляют и снимают с палочки такой сверток, так что он образует собою тоненький цилиндрик. Понятно, что палочки должны быть такой толщины, какой окружности желают приготовить дробь. Наделанные таким образом цилиндрики устанавливают в горшок или в ведро и наливают в них поочередно расплавленный свинец. По охлаждении бумажки развертывают и вынимают свинцовые же прутики, которые, как и первые, затем уже режут ножом на ровные кусочки и получают так называемую сечку. Чтобы прутики скорее и правильнее резать на кусочки, делают на простой березовой чурке или на полене топором зарубку, упирают носок ножа в край оной – и машина готова. После чего берут свинцовые прутики и передвигают их одной рукой по зарубке, ровно подставляя их под лезвие, а другой нажимают ножик. При этом все искусство заключается в том, чтобы правильнее, равномернее отрезать кусочки, чтобы как можно ровнее получить сечку.

Потом полученную сечку катают, иногда с пеплом, в чугунных ступках или чашах в кругленькие шарики, то есть получают дробь; для очистки ее кладут в мешок из простого крестьянского сукна или же просто в рукав армяка и катают, отчего дробь очищается от пепла, шелухи, разной дряни и принимает даже блеск. Некоторые же охотники сечку не выкатывают, а прямо ею заряжают ружья и стреляют в кого угодно, но сечка летит неправильно, ее более разбрасывает, зато она гораздо тяжеле круглой дроби на рану. Привычные к этому делу охотники успевают приготовлять этим способом в день до полупуда дроби.

Еще есть способ приготовления дроби, который так же здесь употребителен, как и предыдущие. Вот он: делают деревянные лотки наподобие тех, по которым на пасхе во всей России катают яйца; вся разница состоит в том, что они делаются не полукруглые, а книзу углом, словом, точно так же, как охлупни на русских избах. На такой лоток кладут кусочки свинца, сверху накладывают лиственичную смолу, или, как говорят здесь, серу, и немного горячих углей. Сера начинает слегка гореть, медленно свинец расплавляется, течет желобком и по капельке падает в подставленный сосуд с холодной водою. При этой операции нужно желобок равномерно слегка поколачивать, отчего свинец скорее каплет. Если хорошо и умеючи это сделать, то дробь выходит довольно ровная и правильная. Потом ее вынимают из сосуда и сортируют по крупности зерна.

Картечь приготовляется точно таким же образом, как и дробь, только прутики делаются гораздо крупнее или ее отливают в колыбь малопульной винтовки. Для каждой винтовки и для каждого штуцера должна быть отдельная колыбь для отливания пуль. Само собою разумеется, что правильность полета пули тесно соединена с ее фигурою и внутреннею массою свинца или плотностию пули. Замечание это делаю потому, что мне не раз случалось видеть отлитые пули весьма неправильной формы, иногда со свищами, иногда же почти совершенно пустые. Такие пули употреблять не следует, лучше их перелить, потому что они, естественно, легче правильно отлитых пуль, почему полет их не может быть совершенно верен. Несмотря на то (как я сказал выше), что сибиряки часто стреляют недолитками, все это терпится во время нужды, при стрельбе на близком расстоянии, но в сущности этого быть не должно. Тем более это правило должно соблюдать при отливе конических пуль. Обыкновенные винтовочные пули всегда отливаются такой величины, чтобы они в дуло винтовки свободно входить не могли, а тем более прокатываться; они должны быть несколько более (в поперечном сечении), чем внутренняя окружность дула; следовательно, их надо заколачивать в винтовку натуге. В этом случае сибиряки поступают так: ставят винтовку вертикально или наклонно, упирая концом приклада в землю, словом, как ловчее, кладут пулю на конец дула, накладывают на нее деревянный забойник и ударяют по нему кулаком или ладонью сильно, почему пуля врезается по граням винтовки в дуло и чрез это получает на себе отпечаток граней (винтов), а следовательно, и сама делается как бы ребристою, или гранчатою; после этого пробивают ее в ствол тем же забойником (который делается по величине дула) вершка на три, а потом уже прогоняют шомполом до пороха. Если же пуля идет слабо в дуло винтовки – нехорошо, потому что она тогда не в состоянии будет выполнить граней, или винтов, и оставит зазор, вследствие чего она не получит надлежащей силы полета, ибо при воспламенении пороха газы его частию пройдут между пулей и внутренней окружностию ствола, то есть в зазор, и, следовательно, теряя силу, не произведут надлежащего толчка на пулю. Кроме того, слабая пуля может сорваться с винтов, не получить вращательного движения и ударить неверно. Вот почему после шустования или проходки винтовки сверлом необходимо рассверлить и колыбь, то есть прибавить ее вместимость, чтобы сделать пулю несколько больше согласно увеличению дула.

Сибирские промышленники обыкновенно расплавляют свинец в деревянной поварешке или ковшике (тоже деревянном), надрезая у них ножом сбоку что-то вроде носка, или, как говорят, рыльца; кладут кусочки свинца в ковшик, а на них сверху горячих углей и раздувают их просто губами. Свинец начнет скоро таять и наконец совершенно расплавится; его прямо и льют куда следует; таким образом растопленный свинец не скоро застывает и мало угорает[6]; не беда, если при такой операции загорится деревянный ковшик, это еще лучше, стоит хорошенько дунуть, вот и только. Способ этот удобен тем, что им можно налить пуль сколько угодно и где случится: дома, в лесу, во время самого промысла на таборе (место пристанища), стоит только развести огонь и сделать ковшик из любого куска дерева обыкновенным ножом или топором. Иногда же промышленники расплавляют свинец в обыкновенных железных ковшиках и тогда, чтобы свинец не угорал даром, по-пустому, они кладут в тот же ковшик на расплавленный свинец немного сала (это делается для того, чтобы свинец из окисленного состояния глета снова восстановляется на счет углерода сала, как и в первом случае, и образует чистый свинец. Угару тоже нет). Странно, откуда взяли сибиряки эту предосторожность? Кто их научил? Неужели слепой случай? Основания ее чисто научные.

Я уже сказал выше, что сибирские промышленники почти вовсе не имеют пистонных ружей, а все кремневые. Они и не понимают всей важности и даже необходимости пистонов. Но что делать, в этом случае им надо простить – они так мало еще образованы и так еще мало знакомы с нововведениями, что даже трудно себе представить. Впрочем, кого тут винить? Их ли лично или судьбу, которая забросила их в Восточную Сибирь? Мне кажется, скорее последнюю.

В некоторых отдаленных местах Сибири на пистонные ружья смотрят как на какую-нибудь диковинку, долго повертывают их в руках, почесывают в голове, почмокивают губами и никак не могут догадаться, в чем дело. Взведут курок, наконец выстрелят (по указанию) и все-таки не понимают; это затмение продолжается обыкновенно до тех пор, покуда возьмешь пистон, положишь его на камень или на обух топора и ударишь по нем чем-нибудь твердым; он лопнет и разъяснит дело. Скажите, разве это не простительно сибирскому простолюдину? Выслушав подробности, всегда внимательно, относительно устройства пистонных ружей и самих пистонов, наконец – всю важность и преимущество этих ружей над кремневыми, сибиряки тотчас сознаются в своем невежестве и соглашаются с тем, что это устройство гораздо лучше и безопаснее старого или, лучше сказать, их собственного, но все-таки не согласятся переделать свои винтовки в пистонные.

Действительно, какая постоянная возня с этими кремневыми ружьями! То вспышка, то порох на полке подмокнет, то осечка, то кремень притупится и не дает полной искры, то огниво собьется – словом, пропасть неудобств, которые уничтожает пистон. Наконец, сколько досады производят страстному промышленнику на самой охоте кремневые ружья! Мало – подвергают его опасности при встрече с хищными зверями. Надо (иметь) смелость сибирского охотника, чтобы, не надеясь вполне на выстрел винтовки, идти, и идти одному, например, на медведя!

Станемте разбирать подробнее условия выстрела из кремневого ружья, чтобы взвесить сейчас мною сказанное: 1) нужно, чтобы кремень был всегда острый, довольно значительной толщины, чтобы не изломался при ударе об огниво, завернут в курок крепко, чтобы не сдал назад при том же случае; 2) огниво должно быть хорошо закалено, то есть не слишком мягко и не слишком твердо, давало бы много искр и удобно расположено относительно кремня и полки; 3) чтобы ветер при спуске курка не отнес искры в сторону, мимо полки, чтобы искры упали на порох на полке, ибо и в тихую погоду они могут расположиться так, что не попадут на порох; 4) чтобы порох как-нибудь не стряхнулся с полки или бы его не сдуло ветром раньше спуска курка; 5) чтобы он имел непременно сообщение посредством затравки с пороховым зарядом в стволе; 6) чтобы самая затравка была расположена так, чтобы выгодно сообщалась с порохом в дуле и на полке. Кроме того, она от частовременного употребления ружья скоро разгорает; наконец, 7) чтобы порох был всегда сух на поле, что трудно уберечь в ненастное время, и проч.

Конечно, и в пистонном замке должны быть свои аккуратности и предосторожности, как и в самых пистонах; но все несовершенства этого рода – нуль в сравнении с вышеописанными. Пистон может дать осечку только тогда, когда он подмок, когда из него вывалился ударный состав, когда засорилось отверстие в брантке, или когда порох не попал в это отверстие и, следовательно, не имеет сообщения с пистоном, или же, наконец, когда курок слаб и не в состоянии разбить пистона. Но все эти невыгоды не есть случайность, каждую из них охотник должен видеть ранее и предупредить ее. Нужно только внимание, одно внимание, тогда как в кремневом ружье и случай играет важную роль.

Кроме того, пистон еще придает силу заряду при выстреле, тогда как в кремневом ружье часть силы пороха теряется бесполезно чрез затравку. Самый выстрел из последнего происходит не так быстро, как в пистонном ружье; кремневое как-то сначала зашипит, как бы задумается, палить или нет, потянет и тогда уже разразится громом, что весьма неудобно при стрельбе дичи на лету и на бегу[7]. Словом, тьма преимуществ пистона перед кремнем, но сибиряки-промышленники еще не скоро с ними познакомятся, а жаль!.. По моему мнению, лучше пистоны заграничные с литерою В или граненые, но последние несколько велики и потому не всегда пригодны к нашим ружьям.