За девятое небо

Но ведал Ночной Орёл – пламя не помешает северянам, что, отчаянно сражаясь, наступали…

Ильвасар хотел было подхватить Слово ксаев Хизра, но нечто его остановило – сдавило грудь, не давая вырваться словам. Хороксай знал, что, отдав силы ворожбе, погибнет – улетит Птицей Духа на золотой Юг. Неужели время его последнего Слова ещё не пришло?

Ночь укрыла мир, но битва подле Хизра не стихала: живое море людей, освещаемое всполохами огней, бесновалось. Лязг мечей, крики, ржание лошадей потрясали мир. Ворожба северян мерцала над их войском серебряной паутиной, что опутывала летящие навстречу шары священного Хорохая.

Ночной Орёл, паря над битвой, видел других Птиц Духа, но не опускался к ним – Ильвасар ждал знака о том, что пора произнести Слово, которое будет вечно хранить память в огне. Ведал старый ксай, что, когда война закончится и пламя потухнет, в каждом очаге, в каждой печи, костре, свече – везде, где будет гореть солнечный огонь, сквозь пламя будет звучать его Слово…

Слово его будет жить вечно, ибо пока есть слова, пока есть Свет – есть жизнь.

И Тьме не по силам одолеть её.

* * *

Хороксай Чакре вышел на балкон княжеского терема завоёванного Улада[3]: ночь купалась в догорающих огнях. Многие дома были разрушены – чаще стараниями северян, которые были готовы на всё, лишь бы не сдать город врагу. Дух людей Севера был очень силён… Ксай видел, как внизу по улицам ведут вереницы пленных, отводят в лазареты раненых. Какой-то пленник пробовал оказать сопротивление, напав на воина великого хана, но тут же лишился жизни.

Чакре устало покачал головой. Великий Тенгри, какую же судьбу ты уготовил своему народу…

– Великий хан приказал начинать, – проговорили позади, и Чакре обернулся: за ним стоял ловчий ксай Тохагу и ещё несколько из оставшихся в живых ксаев. – Мы выдвигаем войско.

– Тогда воспоём одну Песнь для всех, – согласился Чакре и, отвернувшись от Тохагу, зашептал.

Шёпот Чакре становился громче, и, когда он заполнил всё бытие, Чакре ощутил невероятную лёгкость и увидел город свысока – его Птица Духа взмыла в небеса.

Шёпот Чакре подхватил Тохагу и остальные ксаи – их Птицы Духа воспарили рядом с Серебряным Ястребом.

Сотканные из кружева Слов птицы летели над Уладом, обращаясь к душам северян, – едва слышимая Песнь разливалась по зимнему воздуху и мерцала в серебро-алом свете лун.

Люди, услышав Песнь, невольно замирали – внимали голосу, что лился будто из глубины веков и взывал к душе. Голос рождал неясные образы грядущего – нового мира, нового Света, создание которого зависит только от человека… И каждому казалось, будто к его духу обратились сами Боги. Сами Боги велели взять протянутый колосаем меч.

* * *

Хан Тевур хмуро оглядел своё войско: впереди, на площади Улада, восседали на лошадях колосаи и ксаи, за ними – северяне. Хан глянул в тёмное небо – ночь была ясной, и в свете звёзд он видел призрачных Птиц Духа, что кружили над войском, крепче скрепляя души сварогинов ворожбой.

– Пора, – рыкнул Тевур. – Ксаи, что сейчас взывают к Тенгри, полетят Птицами.

– Да прибудет с нами Тенгри, – согласился хан Мюрид, восседавший на лошади рядом.

Тевур велел протрубить в рог, и войско выдвинулось из города.

За полуразрушенной городской стеной Тевур пришпорил коня, повелев остальным следовать его примеру. Молодой хан знал, что времени осталось немного.

Ночь была в самом её владении: на звёздном небе светили луны, разливая свой призрачный свет по тёмному снегу поля боя. Невысокое пламя огня Хорохая, что по-прежнему хранило границы Нового Каганата, освещало тёмный лик войны – лежавшие на снегу трупы, смертельно раненых, щиты и мечи.

Хан отвернулся, устремив взор вдаль, – он не боялся гнева Богов, он готов был следовать судьбе, как истинный колосай. И если детям Солнца предстоит пролить ещё много крови – и своей, и чужой – за новый мир, – он сделает это. Он примет это деяние на свою Птицу Духа, как принял Судьбу великий хан Абдай. Ибо только достойнейшим из достойных Боги даруют возможность творить историю. Историю всего мира.

* * *

Несмотря на то что подле стен Долемира полыхал огонь и колосаи бились из последних сил, северное войско теснило их.

Богдавлад, оставшийся в арьергарде войска с запасными силами, хмуро смотрел на то, как сварогины пробиваются к городу: война полыхала в ночи пламенем и сталью.

– Мы почти уничтожили их, – обратился к Богдавладу Сваргослав – великий князь Ярова острова. – Загоним за стены и возьмём измором.

– Не выйдет, – покачал головой Богдавлад, не отрывая взора от битвы. – Если мы сегодня не войдём в город, они смогут вновь наворожить своё Морово пламя и уничтожить нас. Или прислать подмогу.

– Если Возгарь разбил их у Ровновольска, подмоги не будет, – ответил Сваргослав.

– И дружины столиц скоро прибудут к Ровновольску, – согласился военный советник Богдавлада.

Богдавлад хмуро посмотрел на своего советника, затем перевёл взгляд на Сваргослава: великий князь не стал говорить того, что привиделось ему в пламени колосаев. Но чувствовал Богдавлад, что Боги ему явили правду.

– Ворота пробиты! – остановил коня подле князей гонец.

– Пора, – сказал Богдавлад Сваргославу, и тот кивнул. – Вернём наши земли.

– Атакуем! – скомандовал Богдавлад и велел протрубить в рог.

* * *

Ночной Орёл видел, как северяне, пробив врата Хизра, ворвались в город.

Ночной Орёл слышал звук горна, возвестивший о ещё одной атаке людей Севера – сварогины, что укрывались за небольшими холмами, граничащими с восточной лесостепью, почти дотла выжженной огнём Хорохая, мчались к стенам Хизра.

Видел, как Птицы Духа других ксаев пытаются воспеть огонь, окружающий город, но силы пламени не хватало сдерживать натиск северян.

Ильвасар устремился за другими Птицами Духа к огню, но нечто вновь его остановило – время последнего Слова ещё не пришло. Прислушавшись к велению Тенгри, Ильвасар вновь взмыл в небеса.

Освещаемая ревущим пламенем битва походила на живое беснующееся море – воины сражались, не жалея мечей; снег таял от жара огней, дыхания людей и лившейся горячей крови.

Ночной Орёл видел, как спешащая на подмогу северная армия влилась в море новой волной, что, сметая всё на своём пути, смертью растекалась по рядам колосаев. Сердце Ночного Орла обливалось кровью, когда он видел, как северяне пробили ещё одни ворота, как ворвались в Хизр, как поджигали недавно отстроенные дома.

Над вершинами гор небо стало светлеть – великий Хоро возвращался из подземного мира Тьмы.

Ильвасар хотел было, невзирая на предупреждение Тенгри, опуститься в огонь, как мягкий ветер коснулся его сияющего оперения, и Орёл посмотрел туда, откуда явился сын Тенгри[4].

Взору Орла предстало странное воинство, скачущее к Хизру во весь опор под предводительством хана Тевура: под началом брата Абдая были и воины сварогинов, и воины колосаев, и даже хан Мюрид со своими преданными витязями. Ильвасар невольно содрогнулся от представшего зрелища – хороксай понял, что ксаи пленили Птиц Духа северян, – иначе объяснить увиденное было нельзя. Колосаи попрали законы Тенгри… Но… горькое осознание полоснуло болью – только так можно одолеть врага, не убивая его. Только так можно построить новый мир. Это – знак, которого он ждал.

Время пришло.

Охваченные сражением воины Песнь не услышат и не внемлют Слову, ибо их души оглушены борьбой. Но пленники…

Ночной Орёл, пролетев над битвой, обратился к парящим над огнём Хизра Птицам Духа своим Словом – Ильвасар велел ксаям спеть пленным северянам Песнь, дабы их Птицы Духа сделались покорными. Полупрозрачные Птицы, услышав великого хороксая, вняли ему и полетели к Хизру. Птицы опускались в тюрьмы и казармы, пролетали сквозь стены домов, и тихая Песнь лилась по городу, обращаясь к душам пленников…

Серебряный Ястреб – Птица Духа Чакре – заметив, что Ночной Орёл увидит Птиц Духа с поля боя, ещё быстрее устремился к Хизру – Птицы Духа ведомых ксаев не отставали. Следуя за Серебряным Ястребом, Птицы Духа опустились в пламя Хорохая, хранившее границы Нового Каганата, отчего оно вспыхнуло ярче.

Тевур обернулся и, увидев, как священный огонь взметнулся, пришпорил коня ещё.

Птицы Духа, подхватив на своих крыльях огонь, понесли его к полыхающему Хизру.

– Великий князь! – крикнул витязь Богдавладу.

Сквозь гущу сражения, сквозь боль и муку, Богдавлад увидел в светлеющем предутреннем небе огненных птиц.

Но враг напомнил о себе мощным выпадом изогнутой сабли, и князь, отвернувшись от представшего чуда, отразил удар мечом.

Чакре прошептал Слово, которое подхватили Птицы Духа – Слово прокатилось по миру громоподобным треском, опустилось в огонь и взвилось золотыми искрами.

Когда огонь ожил, Птицы Духа, следуя за Серебряным Ястребом, опустились в него, и пламя неистово взревело.

Огонь взметнулся выше городских стен, и в это мгновение сварогинов атаковала армия, ведомая ханом Тевуром.

* * *

– Войска для обороны Улада собраны, – поклонился великому хану Абдаю военачальник Адар – высокий крепкий воин с узким лицом. – Оставшиеся ксаи укрепили воспетый огонь.

– Хорошо, – кивнул Абдай, продолжая смотреть на раскинувшийся перед ним город, что простирался с высоты балкона третьего этажа белокаменного княжеского терема Ровновольска. Холодное небо светлело – золотая полоса над разрушенными домами предвещала скорый восход. Внизу – на площади и улицах – собирались воины – те, кто не отправился воевать за Хизр. За городской стеной вздымался вновь воспетый ксаями огонь. – Что сказали ксаи, которые отправляли Птиц Духа по Большому Пути[5]?

– С Севера по Большому Пути идёт многочисленная армия, – ответил Адар. – Не меньше той, с которой мы бились за Улад.

– Через сколько они будут здесь? – спросил Абдай, не поворачиваясь к военачальнику.

– К середине дня, уверен, нападут, – проговорил Адар.

Абдай, сжав кулаки, глубоко дышал, усмиряя гнев. Великий Тенгри! Что за испытания Ты посылаешь?

– Будем биться, как призраки Тьмы, – прорычал наконец Абдай.

– Но великий хан… – Адар не знал, как возразить: гнева Абдая страшились все. Даже военный советник – хитрый лис Мулак. – С оставшимися силами… мы не удержим Улад.

– Если ты так думаешь, колосай, тогда провалиться тебе во Тьму! – прорычал Абдай, и, резко повернувшись к отшатнувшемуся Адару, процедил: – Победу одерживает не сильнейший, а мудрейший. – Абдай помолчал, глядя на кивающего ему Адара и уже спокойно продолжил: – Срочно созови ханов и военачальников на совет. И позови ксаев.

* * *

Долемир – город, наречённый колосаями Хизром, – утопал в огне и войне. Небо светлело у острых вершин поднебесных гор Рифея, что высились за тёмным Хизром, окутанным смогом.

Ночной Орёл, чувствуя, как его покидает Сила вместе со Словом, видел, как разгоревшийся у городских стен огонь Хорохая опалил прорывающихся сквозь врата Хизра северян, и они были вынуждены отступить. Серебряный Ястреб – Птица Духа Чакре – вместе с Птицами других ксаев кружила над пламенем, усиливая его мощь.

Орёл видел, как сварогины, отступая от пламени, столкнулись с армией Тевура, видел, как смешались их ряды и грянула новая битва – жестокий бой, тонущий во тьме.

Видел, как на северян, ворвавшихся в Хизр, напали свои же – те воины, Птиц Духа, которых он успел пленить. Старый хороксай узрел смятение в сердцах атакующих, что позволило Ночному Орлу воззвать к их душам… И это было его последнее Слово. Ночной Орёл, вспыхнув золотым пламенем, обратился далёкой зарницей утреннего неба, и первый солнечный луч возвестил о смерти великого Ильвасара.

– Отступаем! – кричал Богдавлад, отбиваясь от врага – колосай мастерски владел саблей, тесня князя к огненной стене. – Отступаем! Все! – отбив очередной выпад хрипел Богдавлад.

Противник князя был искусен в бою – колосай атаковал, не позволяя Богдавладу перейти в наступление, его изогнутая сабля сверкала. Вокруг творилось неясное, дыхание сбилось… Великий князь едва удержался в седле, когда лошадь, испуганная ревущем позади неё пламенем, встала на дыбы, чуть не сбросив наездника. Княжеский конь, взбрыкнувшись, лягнул колосая, и воин упал со своей лошади. Богдавлад, с трудом усмирив коня, направил его прочь от Хизра. Но прорваться сквозь сумятицу боя было сложно: князю приходилось прокладывать дорогу к отступлению мечом. И когда уже заветная свобода была близка, взору Богдавлада предстало ужасное: северяне атаковали его армию. Сварогины, скачущие под предводительством колосаев, настолько потрясли Богдавлада, что князь, на мгновение растерявшись, пропустил удар…

Серебряный Ястреб, воспевая с другими Птицами Духа огонь, видел, как армия хана Тевура не позволила отступить северянам, зажав их между собой и полыхающим огнём Хорохая. Тевур, обнажив саблю, ворвался в гущу сражения смертоносным смерчем – сил у измождённых ночным боем сварогинов почти не осталось.

И когда Солнечный Свет предстал во всей красе златоликого Хоро, северная армия была почти разбита. Пал Богдавлад, Яробуд и Сваргослав. Когда же ясный день разгорелся, Хизр был отвоёван вновь – столица Нового Каганата, утопающая в смоге догорающих огней, осталась непокорённой, и на границе земель вновь полыхал священный огонь.

Всех уцелевших в битве северян колосаи доставили к лекарям, и ксаи, зачаровав Птиц Духа пленников, исцеляли их раны.

Серебряный Ястреб, влетев в окно покоев хороксая Ильвасара княжеского, а теперь – ханского – терема Хизра, увидел его опалённое тело. На полу подле ложа Ильвасара сидели с закрытыми глазами его ученики – они ещё были Птицами Духа, и Серебряный Ястреб не стал их тревожить.

– Да прибудет с тобой Тенгри в золотом краю вечно, – прошептал Серебряный Ястреб и, вылетев в окно, покинул покои почившего.

Серебряный Ястреб, Словом позвав за собой Птиц Духа, устремился к Уладу – хороксай Чакре чувствовал, что их ждёт великая битва.

И не одна.

* * *

– Колосаи окружили Ровновольск огнём, вдоль стен выставили воинов – сил у них немного, – поклонился Ворону вернувшийся дозорный – невысокий юноша.

– Сколько человек? – спросил военачальник.

– Думаю, не более двухсот, – положил руку на сердце витязь.

– Такие силы мы точно одолеем, – пробасил Родим, и Ворон посмотрел на воеводу.

Армия Пяти Стольных Островов остановилась на поле, через которое пролегала Великая Дорога. Поле располагалось за полосой отделяющих его от Ровновольска деревьев, окутанных туманом. День близился к середине, и небо заволокли низкие облака – белые, как снег.

Военачальники восседали на конях во главе ждущего приказа войска: алые, подбитые мехом плащи сварогинов развевались на ветру; холодный свет зимнего дня отражался от доспехов; в глазах людей – тёмная решимость.

– Мы можем видеть не все их силы, – заметил Ворон. – Если они одолели армию Возгаря и взяли Ровновольск… – Военачальник задумчиво покачал головой: – Нет, я даже уверен, что мы видим не всё.

– Мы уже сообщили в Солнцеград о принятом решении, – ответил Родим.

– И мы последуем ему, – хмуро согласился Ворон и, посмотрев на Родима, проговорил: – Их непобедимость – в огне. Должно же быть что-то, что может его одолеть.

– В нынешнее время – численное превосходство, – сказал Родим.

– У Возгаря было численное превосходство, и ещё какое, – заметил Мстислав.

– Поступим, как решили на совете, – пробасил Ворон, отогнав сомнения, которые леденили душу. – Я с армией атакую, а ты, Родим, укроешь бо́льшую часть войска от колосаев в лесу. Волхвы помогут тебе в этом. – Ворон перевёл взгляд на Станислава. – Выдели Родиму сильных волхвов, сам же останешься со мной, – велел военачальник, и Станислав поклонился ему. – Да пребудет с нами отец Сварог, – обратился Ворон ко всем. – Да поможет нам Перун.

– Боги с нами, – кивнул Станислав, но Ворон ему не ответил.

* * *

Великая Дорога повернула; деревья, растущие по её сторонам, расступились, открыв взору заснеженную степь. Стена огня, хранившего границы Нового Каганата, пересекала степь золотой лентой, вспыхивая ярче у серых каменных стен мощного Ровновольска. День перевалил за середину, и низкие облака налились гнетущей синевой. На горизонте, словно мираж, проступали величественные пики Рифейской гряды.

Подле стены огня построились конные всадники колосаев: золотое пламя играло на их синих плащах, отражалось от доспехов.

Ворон остановил войско: колосаев, защищающих Ровновольск, было слишком мало. Военачальник был уверен, что те двести человек, которых видел дозорный, являлись обманом и он столкнётся с большим по численности войском. Но перед сварогинами были всё те же двести человек, и в том, что происходящее – западня, Ворон уже не сомневался. Правда военачальник чувствовал, что разгадать тайну он не в силах.

Впереди южан на вороном коне восседал человек в одеянии цвета заходящего солнца. У колосая не было оружия – он раскрыл руки, показывая свою беззащитность.

– Это волхв, – обратился к Ворону Станислав, восседающий на коне рядом с военачальником во главе войска. – Я чувствую силу его духа.

– Чего он желает? – Ворон хмуро посмотрел на Станислава.

– Я не вижу его дум, – покачал головой служитель Богов. – Совсем не вижу.

Ворон вновь посмотрел на волхва-колосая в медном одеянии, который, положив одну руку на сердце, другой – держа поводья, направил коня к армии сварогинов.

– Это дело для тебя, Станислав, – кивнул Ворон волхву, и молодой человек положил на сердце руку. – Да помогут тебе Боги.

Станислав направил лошадь к волхву колосаев, который медленно двигался навстречу. Поравнявшись со служителем Богов, Станислав остановил коня. Колосай тоже остановил лошадь и хмуро посмотрел на северянина. Юному волхву ксай напомнил птицу: острый с горбинкой нос, длинные, уложенные на пробор, серые с проседью волосы, зоркий взгляд тёмных раскосых глаз. Колосай, не отрывая от Станислава пристального взора, наклонил голову набок – точно птица.

– Ксай людей Севера, что ты готов сделать ради победы? – спросил колосай, не размыкая уст и не отрывая взора от синих глаз Станислава.

Слова, который слышал Станислав, были чужими уху, но понятными. Взор чёрных раскосых глаз серебряной птицы в медном одеянии пленил.

– Всё, – на том же наречии ответил Станислав.

Птица наклонила голову на другой бок.

– Даже попрать законы Богов?

Станислав нахмурился – голова сделалась тяжёлой, мир будто застил туман, в котором он видел только раскосые глаза.

– Самое священное для Богов – это жизнь их детей – людей, – наконец ответил молодой волхв. – Но раз Боги отправили меня на битву, вложили в руки меч, значит, они жаждут этой войны и готовы принести в жертву самое святое. Законов Богов на войне нет.

Птица кивнула – хороксай Чакре думал о том, что теперь исполнить приказ великого хана будет легче для его Духа. Майгу, Ильвасар и ещё многие великие ксаи погибли. Совет хороксаев согласился с приказом великого хана. Но Дух Чакре противился велению Абдая до последнего. Когда же Серебряный Ястреб услышал речь молодого ксая северян…

Станислав увидел, как перед ним вспорхнула большая серебряная птица, на мгновение затмив мир ослепительным светом. Но свет померк, и взору волхва вновь предстал колосай, похожий на ястреба, только теперь его глаза безжизненно смотрели сквозь Станислава. Лошадь под колосаем переступила, и муж грузно повалился на покрытую снегом землю.

Перун всемогущий… Станислав зашептал Слова, пытаясь освободиться от сковавшего льдом наваждения. Будто во сне молодой волхв видел, как несколько колосаев из войска направились к нему. Но Станислав не мог даже пошевелиться – он смотрел на то, как колосаи, доскакав до него, спешились. Подняли тело своего волхва, аккуратно положили его на лошадь и, не взглянув на Станислава, вернулись с мёртвым обратно.

Станислав тоже хотел вернуться, он даже развернул коня, но нечто его остановило. Волхву послышалась низкая Песнь, что лилась будто отовсюду. Северянин оглянулся: ни сварогинов, ни колосаев не было. Не было даже самого Ровновольска. Он находился один посреди заснеженной степи, что простиралась до далёких гор. Как он тут оказался? Так далеко от Великого Свагобора Солнцеграда?

Станислав оглянулся ещё раз: мир оставался прежним. Только в вышине белого, будто снег, неба парил серебряный ястреб. Какая странная птица… Птица. Ястреб. Колосаи! Он отправился на войну! Воспоминания ярко развернулись перед Станиславом – как он вместе с другими волхвами покинул с войсками столицу; как корабли плыли по морю и реке; как спустились до озёр Половодья, после чего дружины сошли на берег и по Великой Дороге дошли до поля битвы. Только поле есть, а битвы нет… Вдруг ещё одно воспоминание пронзило стрелой: странный волхв колосаев, похожий на птицу. На ястреба, что кружил в вышине. Ворожба!

Станислав, закрыв глаза, чтобы не видеть морока, зашептал, стараясь перепеть баритонную Песнь. Но чем сильнее шептал Станислав, тем громче звучало Слово, лившееся из глубины веков. Его сила была велика – словно могучая горная река захватывала ворожбу Станислава ледяным потоком, в котором Станиславу слышались слова: «Ты в силах остановить войну. Для этого слушай меня – будь как вода – внимай велению Тенгри, следуй его Слову. А его Слово таково, что война – это зло. Останови войну, внимай велению Тенгри».

Станислав открыл глаза: на заснеженной степи построились два войска – малое, у стен Ровновольска, большое – со стороны Великой Дороги. И эти войска не были врагами.

Станислав обернулся к дружинам северян: алые плащи на фоне белого снега. Впереди всех восседал на коне великий военачальник Ворон. Над его войском парила стая едва видимых серебряных птиц.

Станислав знал, что эти птицы уберегут людей от войны. Но… ведают ли птицы, что под защитой Тайги скрываются куда большие силы? И этих людей тоже возможно спасти.

Станислав, развернув лошадь к колосаям, уверенно направился к людям Солнца.

* * *

– Что там происходит? – раздражённо спросил Родим. – Они так и будут стоять друг напротив друга?

– Ты не видишь? Кажется, волхвы разговаривают, – ответил Людевит, щурясь. – Станислав с южанином встретился.

Оба воеводы находились во главе войска, спрятавшегося в Тайге. В тёмных одеждах укрытые ворожбой волхвов всадники были незаметны для других – ничто не выдавало великую силу, затаившуюся среди деревьев на возвышенности, с которой хорошо было видно поле боя и происходящее у стен Ровновольска.

– Эх, великий военачальник, – прошептал в бороду Родим. – Нападать сразу надобно, а не внимать вражеским речам! А у тебя всё по науке да по чести. Пустили бы стрелу в их волхва, напали бы – и дело с концом! Мирное время нам явно не на пользу было.

– Станислав переворожил колосая! – восторженно прошептал Людевит, видя, как вдалеке служитель Богов народа Солнца упал с лошади. – Значит, мы выиграли битву!

– Погоди, – низко рыкнул Родим, хмуро смотря на действо сквозь сплетённые ветви деревьев. – Тут, кажись, дело нечистое.

Колосаи забрали своего волхва, и Станислав остался один между построившимися подле стен Ровновольска войсками. Развернул коня к армии северян, постоял так, затем, проехав по кругу, остановился.

– Что он делает? – нахмурился Людевит. – И армия Ворона не шелохнётся…

Станислав, постояв, направил коня к войску колосаев.

– Перун всемогущий… – прошептал Людевит.

– В атаку! – громко скомандовал Родим и, протрубив в рог, покинул укрытие, пришпорив коня.

Воевода был уверен, что, нарушив задуманное, он заставит Ворона атаковать колосаев… Но, скача по снегу, Родим видел, что армия северян остаётся на месте. Колосаи не шелохнулись тоже – стояли вдоль своего огня, будто капии… А во главе их войска восседал на коне Станислав.

Великие Боги!

– Атакуем! – кричал Родим, пришпоривая лошадь.

Армия Ворона наконец-то сдвинулась с места – люди направились к колосаям.

– Это хорошо, что ты призвал в атаку, – задыхаясь от морозного воздуха говорил Родиму Людевит. – Мы их в миг разгро…

Но витязь не успел закончить речь: северная армия, не дойдя до колосаев, остановилась и развернулась к атакующим. Всадники расступились, пропустив вперёд Ворона и Станислава.

– Что они делают? – опешил Людевит.

– Вперёд! – Родим ещё сильнее пришпорил коня. – Атаковать предателей!

Ворон тоже призвал в атаку северян, и его армия двинулась Родиму навстречу.

Глава 10. Песнь о Марье

– В Свету война, – Дреф обвёл собравшихся взглядом, – Марья спасла Лес. – Князь Йолка поклонился полупрозрачной русалке, что сидела, опираясь на тояг, рядом. Чёрный Дрозд сложил крылья на навершии её посоха. – Вступать в войну людей мы не будем, – продолжил Дреф. – Наш долг – защищать свой дом, наблюдая за происходящим в мире человеческом так, чтобы о нас никто не ведал – ни дети Севера, ни дети Юга.