За девятое небо

Ведаи народов Леса расположились на сухих брёвнах вокруг костра на небольшой поляне Тайги недалеко от испепелённого огнём леса – места недавней битвы. Высокие заснеженные ели обступили перелесье, будто безмолвные стражи; выпавший после сражения снег лёг на мир белым покрывалом, сокрыв выжженную землю. Жёлто-зелёные отсветы огней плясали на снегу, отгоняя синие сумерки.

Вокруг старейшин разместились лешие, вилы и берегини – несмотря на то что сражение не состоялось, страх всё ещё блуждал в сердцах детей Леса. Даже воинственные елмаганы чувствовали беспокойство – наступившее смутное время дышало не только холодом зимы, но и холодом Неяви.

Серебристый туман всё ещё витал по тайге, овевая тоской, – хоть навьи обрели свободу и отправились в Ирий, лес хранил память о них.

– Нам надо оберегать свой дом от людей – и от северян, и от южан, – согласилась Светолика. Её серебряные волосы мерцали на свету. – Нужно защитить Мироведов, – вила посмотрела на Миродреву.

– Великие деревья священны, – кивнула берегиня. – Ни северяне, ни южане никогда не доберутся до них и до Царствия Индрика. Даю Слово, – сохатая положила на сердце руку.

– Помнится, однажды ты своё Слово нарушила. – Светолика, внимательно смотря на Миродреву, наклонила голову набок.

– Потому что так велела мать Свагора, – ответила Миродрева. – Те путники прошли испытания духа и вошли в царствие Индрика, дабы спасти Свет от ворожбы Полоза.

– Спасти Свет? – переспросила Светолика. – То были дела людей, великая берегиня. А они детей Леса не волнуют.

– Змиев век пришёл бы и в Лес, Светолика, – нахмурилась Миродрева: великая берегиня чувствовала холод, сковавший даже сердца народов Индрика. Какое же грядёт суровое время, печально думала она. – Свет един для всех, – проговорила строго. – Даже для Света и для Тьмы. – Миродрева посмотрела на печальную Марью.

– Свет един для всех, – подтвердил Дреф и, переведя взор на Йергала, сказал: – Держи своих воинов готовыми к битве.

Елмаган кивнул.

– Мы готовы взяться за топор и копьё в любое мгновение, – пробасил он. – Мы придём на помощь по первому зову.

– Да будет так, – согласился полевик и, удобнее обхватив свой тояг, посмотрел на йарей, что расположились рядом – сидели на бревне подле жёлто-зелёного костра. С йарями был и угрюмый Лый. – Мои ученики, вам пора возвращаться в Йолк. Ведаю Лесьяру нужна ваша помощь в управлении городом в такое непростое время.

– Учитель, – Иванка взглянула на Марью, затем перевела взгляд на Дрефа, – я хочу помочь вам проводить Марью.

– Мы все хотим помочь! – добавил Явих, почесав за ухом.

– Да-да, – кивнул Айул.

– И мы поможем, – уверенно заключил маленький Ватан.

– Хоть я и не йарь, – сказал Лый, положив на сердце лапу, – я пойду с вами.

Марья, улыбнувшись, посмотрела на молодых леших, которые искренне желали ей добра. Желали всем сердцем, без ворожбы. Разве сие – не высшая награда? Марье впервые показалось, что она понимает Светозара – то чувство, которое делало его сильным, куда сильнее Тьмы.

– Благодарю вас от всего сердца, – русалка положила на грудь прозрачную ладонь. – Но это испытание – только моё. Я обещала спасти Светозара, и я это сделаю. Даже ценой своей жизни – как поступил он, спасая меня. – Марья немного помолчала, смутившись: русалка обратила внимание на то, что все собравшиеся молча внимают ей. Даже елмаган Йергал и мудрый князь Дреф. – Светозар спасал меня ради вас, – продолжила она. – Он любит вас всем сердцем – вас всех. – Марья обвела взглядом собравшихся. – И эта любовь, искренняя, не требующая ответа, была его силой, которой он одолел Тьму. Теперь я это поняла. – Марья посмотрела на йарей. – Я спасу Светозара ради вас, мохнатые, – усмехнулась она. – Ради всего Леса, и ради него самого. Он вернётся к вам. Даю Слово.

Иванка, кивнув, вытерла слезу.

– Да прибудет с тобой Индрик, дочь Леса, – хмуро смотря на Марью, сказал Ватан. – Тёмное время в мире настало…

– Какой бы тёмной дорогой ни пришлось идти, в душе всегда должно быть место Свету, – проговорил Дреф, и йари посмотрели на него. – Я нынче отведу Марью к Топи, а вы все – исполните веление Леса так, как должны. – Дреф обвёл вече взглядом, поднялся с коряги, расправил зелёный плащ, поправил на рубахе пояс и, посмотрев на всё ещё сидящую Марью, сказал: – Нам пора.

Прозрачная русалка, кивнув, встала, опираясь на тояг. Дрозд, взлетев с навершия, закружил над её головой.

Дреф, ударив тоягом оземь, тихо зашептал. Вторя его шёпоту, со снега поднялась зелёная вязь Слов, что, закружив вокруг князя Йолка, озарила Дрефа светом и, воспарив над полевиком, обратилась в Белого Филина.

Филин взмахнул могучими крыльями – поднялся выше и превратился в свет. Свет разгорался сильнее и сильнее, пока не почудилось, будто над поляной взошло солнце. Солнце протянуло до земли сноп лучей, что, развернувшись, открыли взору сияющие врата, за которыми убегала в тёмный лес мерцающая тропа.

Свет померк, и подле врат – туманных столбов, стоящих по обеим сторонам наворожённой тропы, – вновь кружил Белый Филин – его мощные крылья озаряли появившуюся в сердце поляны дорогу.

Дреф умолк и открыл жёлтые глаза. Сидевшие вокруг открывшихся врат ведаи с восхищением смотрели на ворожбу князя Йолка – древнейшего лешего Тайги.

Марья подошла к Дрефу, и маленький князь кивнул ей.

– Марья, – нарушил тишину Айул, и все собравшиеся посмотрели на него. Елмаган сконфуженно оглянулся, но, поборов себя, встал и подошёл к русалке и Дрефу. – Да прибудет с тобой Индрик, дочь Леса, – положил руку на сердце йарь.

– Да ведёт тебя Лес и его Песнь. – Марья сердечно поклонилась Айулу.

– Мы вернёмся в Йолк, – заверил Айул Дрефа. – Да прибудет с вами Индрик, Учитель, – поклонился леший.

Полевик, мягко улыбнувшись, потрепал Айула по колену.

– Да ведёт тебя Лес и его Песнь, – сказал князь Йолка.

– Я буду надеяться на милость Леса, на то, что он позволит тебе вернуться вместе со Светозаром, – подошла к Марье Иванка. – Я буду ждать тебя в Йолке.

– Благодарю, Иванка, – грустно улыбнулась Марья. – Да прибудет с тобой Лес.

– Мы защитим Йолк, Учитель. – Иванка повернулась к Дрефу. – Даю Слово.

– И я принимаю его, – мягко улыбнулся Дреф, и украшенные кисточками уши полевика опустились.

– Я… это… – Явих, почёсывая голову, нерешительно подошёл к Марье. – Ты спасла всех нас, вот, – сконфуженно проговорил он, глядя на улыбающуюся ему русалку. – Я тоже буду ждать тебя и Светозара.

– Мы все будем ждать тебя, – к йарям, русалке и Дрефу подошёл маленький Ватан.

– Спасибо, юные ведаи, – сердечно ответила Марья.

– И я буду ждать тебя, – пробасил, подойдя, Лый. – Тебя и сына Леса.

Марья, улыбнувшись, положила руку на сердце и поклонилась лешему.

– Песнь о тебе будет звучать в Лесу вечно, дочь Леса. – Миродрева, поднявшись, тоже подошла к Марье. – Да прибудет с тобой Индрик.

– Вилы тоже будут петь о тебе, Марья, – та, что Тьмой спасла Свет, – мягко сказала Светолика, и русалка обернулась к крылатой виле, сидящей на бревне. – Ты никогда не покинешь сердца Леса, ибо ты дочь его.

Марья поклонилась виле и, обведя собравшихся взглядом (даже в холодном взоре сурового Йергала Марья почувствовала участие), проговорила:

– Спасибо вам, дети Леса. Пусть вас ведёт Лес и его Песнь. Да прибудет с вами Индрик.

– Да прибудет с тобой Индрик, дочь Леса, – единодушно сказали лешие, вилы и берегини – всё войско леса ответило Марье, и эхо голосов прокатилось по бескрайней Тайге.

– Пора. – Дреф, посмотрев на Марью, направился к открывшимся подле костра вратам. Русалка последовала за полевиком, Чёрный Дрозд полетел следом.

Белый Филин, круживший вокруг врат, взмахнул крыльями и пролетел во врата, Дрозд устремился за ним. На заворожённую тропу ступил Дреф, за ним – Марья, и врата, вспыхнули ослепительным светом.

Когда свет померк, врата исчезли: лешие видели лишь следы на снегу, что обрывались в сердце поляны.

– Да прибудет с вами Индрик, – прошептала Иванка, смотря на то место, где только что были Дреф и Марья.

– Да ведёт вас Лес и его Песнь, – хмуро кивнул Лый.

* * *

Врата позади закрылись, и Марья обернулась к Дрефу, что ждал её на серебряной тропе, убегающей сквозь тёмный лес.

– Путь наш близок, – обратился к русалке Дреф, когда они двинулись по мерцающей дороге; Филин и Дрозд летели впереди, освещая путь – холодный свет от взмахов крыльев птиц разбегался по лапам массивных елей, смыкавшихся над головой. Непроходимый лес, терявшийся во тьме, казался живым – он будто наблюдал за путниками в звенящей тишине. – Я наворожил короткую дорогу, что ведёт прямо к Топи, – тихие слова князя Йолка прорезали густую тишь Царствия Индрика.

Марья кивнула.

– Теперь можешь поведать о своих страхах. – Дреф посмотрел на Марью. Русалка стала ещё прозрачнее – она, опираясь на тояг, будто дух плыла по тропе.

– Я боюсь, что Топь не примет меня, – видишь, князь, какая я стала? – Марья показала на себя. – Боюсь, что не отпустит Светозара…

– На всё воля Леса, – сказал полевик, продолжая идти.

Серебристая дорожка, петляя, терялась во мраке древнего бора.

– Князь, ты говоришь так, будто мы не имеем воли, – нахмурилась Марья.

– Конечно, имеем, – улыбнулся Дреф. – Но не всё решается одной лишь нашей волей – пряжа богини Судьбы соткана из множества Нитей, каждая из которых – чья-то жизнь. Мы, жители Света, – и люди, и дети Леса, и даже Боги – ткём одно полотно. Порвётся одна Нить – нарушится узор; спутается пара Нитей – и полотно не будет ткаться, пока узел не развяжется. Ты спасла Лес, но потеряла много сил, и никто, кроме Леса, не ведает, сможешь ли ты спасти Светозара.

– Твои, княже, речи мудрёны, – покачала головой русалка.

– Быть может, – пожал плечами Дреф. – Быть может…

Филин и Дрозд летели впереди, и взмахи их крыльев освещали похожую на духа русалку и маленького лешего.

Марья и Дреф держали путь молча, и Лес Индрика оберегал их холодной тишиной и туманом. Марья не ведала, сколько они с Дрефом шли, пока туман не расступился перед мощными столбами врат, стоящих по обеим сторонам заворожённой тропы. Поросшие светящимися грибами и мхом брёвна покрывали руны, пространство между столбами искрилось кружевом ворожбы.

Подле врат Дреф остановился, Марья – тоже. Филин и Дрозд кружили над русалкой и лешим, освещая их холодным сиянием. Тёмный лес, обступивший врата, насторожился; тишина – сгустилась. Полевик обернулся к Марье:

– За вратами – Чёрное Озеро и Живой Терем, – князь внимательно смотрел на Марью. Седая шёрстка лешего легонько блестела; жёлтые глаза смотрели на русалку с искренним участием. – Дальше я не смогу помогать тебе.

– Ты и так мне очень помог, князь леших, – положила на сердце руку Марья. – Да прибудет с тобой Индрик, Лес и его Песнь.

– Да прибудет Индрик и с тобой, дочь Леса, – кивнул полевик и зашептал.

Шёпот был низким, мягким, словно мох, и бархатным; Слово Дрефа поднялось с серебряной тропы зелёной вязью и, воспарив к вратам, оплело сверкающую между столбов ворожбу, что под его силой распалась мерцающими искрами и вместе со Словом Дрефа опала, открыв взору вечерний зимний лес, посреди которого лежало незамерзающее тёмное озеро – гладкое как зеркало. В стеклянной воде отражалось низкое, затянутое тучами небо; посреди водоёма стояла на кольях трухлявая заросшая изба, и её оконце горело багрянцем.

– Там кто-то есть, – опешила Марья. Русалка, шагнув к вратам ближе, положила руку на столб, но так и не решилась пройти.

– Да, – нахмурился Дреф. – Но из Царствия Индрика нельзя учуять – кто.

– Я знаю, – кивнула Марья. – Кто бы там ни был, я пойду, – русалка шагнула во врата, но Дреф остановил её, дотронувшись до руки. Марья обернулась.

– Пусть всё будет так, как и суждено, – тихо сказал князь, и русалка кивнула. – Даже если и иначе, – опустил украшенные кисточками уши Дреф, и Марья, грустно улыбнувшись, прошла во врата. Дрозд пролетел следом.

– Да прибудет с тобой Индрик, дочь Леса, – прошептал Дреф, когда врата закрылись за Марьей и исчезли: перед полевиком вновь серебрилась тропинка, убегая во тьму непроглядного леса.

Белый Филин полетел над тропой, и князь медленно пошёл следом за своим проводником – теперь путь вёл его в Йолк.

* * *

Северная Тайга встретила Марью трескучим морозом: сизый вечер застыл в холоде; высокий лес, дыша хвойной свежестью, окружал Чёрное Озеро неприступной стеной; плотный снег устилал берег. Марья огляделась: следов, ведущих к водоёму, не было – значит, тот, кто теперь обитает в тереме, пришёл к Топи давно.

Опираясь на тояг, Марья двинулась к озеру, Чёрный Дрозд полетел следом. Русалка почти не оставляла следов – такой она сделалась лёгкой. Слабость и усталость кружили голову.

Дойдя до тёмной воды, Марья, вздохнув, опустилась перед ней на колени. Русалка не чувствовала холода снега – мир казался ей далёким. Дрозд летал рядом.

Марья посмотрела на своё отражение в озере: даже огненные волосы стали прозрачными, и сквозь них она видела низкое небо.

Вода налилась тьмой, и отражение померкло: теперь взору Марьи предстала чернота. Тьма сгустилась ещё, и русалке почудилось, будто она сидит на краю бездонной пропасти, а не у воды. Но наваждение прошло, когда сквозь мрак проступил мертвенно-серый лик с безглазыми очами.

– Не по душе пришлась свобода? – сипло пробулькала Топь, и вода подёрнулась рябью.

– Я пришла стать Хозяйкой твоей, – ответила Марья и коснулась воды. – Освободи Светозара и возьми меня.

Но Топь не протянула руки в ответ.

– Как много последнее время мне приносят Даров, – задумчиво произнесла Топь, и Марья нахмурилась. – Ко мне уже пришла Хозяйка, да и Светозар, насколько я поняла, не прочь остаться у меня.

– Как? – опешила Марья, продолжая держать руку в воде. – Ты кого-то утопила?

– Как же ты плохо обо мне думаешь! – возмутилась Топь, и вода помутнела. – Та дева ко мне сама пришла, мне самое дорогое принесла – свой обет и послушание. А бо́льшего и не надобно для того, чтобы стать моей Хозяйкой.

– Коли ты нашла ещё одну глупую девку вроде меня – не страшно, поделом ей, – ответила Марья. – Светозара тогда отпусти!

– Да я его уже и не держу, Светозар свободным стал давно, – сипло засмеялась Топь, и вода вновь открыла её безобразный лик. – Ему самому у меня по нраву пришлось: делать ничего не надо, спи, басни девиц слушай да лобызайся с ними. А он – красавец, у твоих сестриц в почёте.

Марья устало покачала головой: если русалка ещё могла поверить в то, что на Свете нашлась девка, что, как и она сама, ум Сварогу отдала, то Светозар…

– Покажи. – Марья нагнулась и сильнее вытянула руку, стремясь достать до Топи. – Покажи мне Светозара. Если он свободен, я заберу его.

Топь хмуро посмотрела на Марью и наконец взяла её за руку.

– Хорошо, – прошелестела. – Только без его согласия ты его не заберёшь.

Марья не успела ответить: невероятная сила потянула её в воду, холодный мрак заполнил мир, и свет померк. Русалка чувствовала, как Топь увлекает её всё глубже и глубже: вода текла холодной тьмой, закручивала и несла; когтистые пальцы Топи больно сжимали руку… но вдруг хватка Топи ослабла. Тьма остановила своё движение и стала медленно рассеиваться, открывая взору тускло мерцающие водоросли, что, мерно колыхаясь, освещали воду.

На мощных валунах и древних окаменелых брёвнах сидели в белом трауре русалки: их чёрные очи наполнял мрак, серебряные волосы расплывались по воде, и в них плавали рыбы. А на дне подле дев расположился Светозар и, смеясь, о чём-то с ними говорил. Светозара не удерживали ни путы, ни водоросли – сварогин сидел свободно.

– О, к нам гостья пожаловала! – Одна из русалок кивнула Марье, и все собравшиеся посмотрели на неё.

Марья не ответила: она медленно шла к Светозару, который хмуро, даже враждебно – как и русалки – смотрел на явившуюся из Света.

– Быстро же тебе в Свету наскучило. Особенно после того, как ты осталась там одна, а все твои сестрицы, коих ты обратила к Свету, во Врата прошли, – заметила другая русалка, и её поддержали холодным смехом. Усмехнулся даже Светозар.

– Я пришла за тобой, Светозар, как и обещала. – Марья не ответила на усмешки. Русалка, дойдя до сварогина, опустилась на колени подле него. Светозар же смерил полупрозрачную русалку холодным взглядом – он не узнал Марью.

– К Тьме легко привыкнуть, да, молодец? – Марья положила руку на плечо Светозара, но он убрал её.

– Ты ему зубы не заговаривай! – одна из русалок, встав с камня, подошла к Светозару и, опустившись рядом, обняла его. Светозар накрыл ладонями руки русалки, и та его поцеловала. – Уходи, откуда пришла, – ощетинилась русалка.

– Да, легко… – прошептала Марья, не отвечая обнявшей Светозара деве. – Даже слишком, – русалка немного помолчала и, посмотрев в янтарные глаза сварогина, громко сказала: – Я спасла Лес, Светозар. – От этих слов Марьи Светозар нахмурился, а обнявшая его дева зашипела. Но Марья, увидев, что дух Светозара ответил ей, продолжила: – Я затушила огонь, Светозар. – От этих слов юноша нахмурился ещё больше, и русалка ещё крепче обняла Светозара. – Я собрала навий, и мы потушили пламя Хорохая, – продолжила Марья, тая. – И… и теперь я умираю. Силы покидают меня, – русалка коснулась рукой щеки Светозара. – Но я, как обещала, пришла за тобой, добрый молодец.

Но Светозар не ощутил касания Марьи, что, опустившись на дно за Топью, лишилась почти всех сил. Светозар видел лишь неясный призрак – сварогину казалось, будто сама вода обращается к нему, будто Топь вновь насылает сон… Но слова, что молвила вода, щемили сердце.

– Не слушай, – шептала Светозару русалка, обнимавшая его. – Это вновь видения тебя во Тьму зовут. Разве ты не хочешь слушать сказку дальше?

– Сказку? – тихо переспросил юноша, взглянув на обнимавшую его деву: чёрные бездонные глаза на мраморном лице пленяли.

– Да, сказку, – кивнула русалка, и её серебряные волосы расплылись по воде. – О Князе Морском и подводных городах! О Девятом небе и о Вратах! О том, как пройти по Дороге Жизни! О мире Той Стороны! Ты же говорил, что хочешь эти чудеса увидеть! Не забывай о том, ведь ты, как всякий служитель Мора, обязан защищать Смерть Наместника Мора, как свою собственную.

– Хочу увидеть, – кивнул Светозар, и руки обняли его ещё крепче. – Буду защищать.

– Светозар, я спасла Лес, – вновь прошептала вода и коснулась его. – Ты свободен, Светозар. Огонь Хорохая потушен.

Грудь вновь сдавило сердечной болью, память вспыхнула золотым светом, и Светозар сбросил с себя обнимавшую русалку.

– Светозар, – разочарованно ахнула дева, – а как же сказка про Князя Морского Ния…

– Потом расскажешь, – огрызнулся Светозар и обратился к воде: – Кто ты? Я плохо тебя вижу.

– Я – Марья, дочь Леса, – ответила вода, и Светозар различил едва видимый девичий силуэт напротив. Марья, дочь Леса… Имя казалось сварогину знакомым.

– Кто ты? – тихо спросил он.

– Русалка, – прошелестело. – Но если ты не помнишь меня, то, наверное, помнишь Иванку. Айула. Ватана и Явиха. Лыя. А князя Дрефа помнишь?

– Помню, – неожиданно для себя проговорил сварогин, и все русалки метнулись к нему.

– Не отпустим! – шипели водяные девы. – Не помнишь! Ты не помнишь ничего!

На мгновение разум вновь затмила Тьма, но Светозар отогнал её. Будто сквозь пелену сварогин видел неясные образы лесного города с удивительными теремами, что располагались прямо на деревьях. В сердце того города находилась невероятных размеров раскидистая сосна… Видел мохнатых жителей, одетых в вывороченные шкуры или одеяния из мха-веретенника. Мох. Одежда йарей. Йари – ученики князя Дрефа. Йолк! Он вспомнил!

Светозар вспомнил не только леших – сварогин вспомнил Волыньку и родных; отца Тихона и матушку Аграфену, старшего брата Ивана…

Вспомнил всё, ради чего ступил во Тьму. И эти воспоминания наполнили его силой.

Почуяв сие, русалки ещё сильнее набросились на Светозара, но он, резко поднявшись, отогнал навий движением руки, и русалки не посмели перечить ему.

– Марья, – оглянулся Светозар. – Я вспомнил! – чувства переполняли юношу: она вернулась за ним! Русалка исполнила своё Слово! – Марья, где ты?

– Здесь, – послышалось рядом, и Светозар обернулся на тихий голос. Он увидел прозрачную, как лёгкий туман, стройную девушку с рыжими волосами, что стояла рядом. – Да, это я, – кивнула Марья, положив на сердце руку. – Я пришла за тобой. – Она протянула Светозару ладонь.

Сварогин взял руку Марьи, но ощутил лишь холодную воду – даже русалки Топи казались более живыми, чем Марья.

– Что с тобой? – удивился Светозар.

– Ничего, – грустно улыбнулась дева. – Я не могу быть русалкой на дне. Я пришла за тобой своим духом, – обманула Марья, зная, что, если откроет Светозару правду, он не последует за ней.

– Тогда пора возвращаться в Свет, – кивнул Светозар Марье и взял её другую ладонь.

– Ты не посмеешь! – зашипели русалки, но Светозар не внял им. Он, как и Марья, закрыл глаза и, вторя ледяному шёпоту своей спасительницы, повторял Слова за нею, и его Слова мерцали во тьме золотом. Русалки пытались наброситься на Светозара и Марью, но ворожба сварогина, окружив его самого и Марью плотным кружевом, не позволила им.

Светозар ощутил, как мощная сила потянула его вверх, вода становилась всё темнее и холоднее, она текла стремительным потоком, окружала его, но была не в силах порвать ворожбу. Вода пыталась остановить его, разливалась тьмой, казалась вечной… И когда холод сделался совсем невыносимым, вода наконец расступилась, и Светозар жадно вдохнул воздух и открыл глаза.

Он лежал на берегу Чёрного Озера; рядом с ним на снегу – тояг, подле которого сидел Чёрный Дрозд и, наклонив голову набок, внимательно смотрел на Светозара. Сгущался синий вечер; низкие облака, казалось, вот-вот лягут на острые вершины обступившего перелесья бора.

– Марья? – Сварогин сел и оглянулся, но русалки не было. На берегу озера, посреди которого стояла изба на кольях, находился он один. – Марья! – повторил Светозар и встал.

Его одежда была удивительным образом суха. Хоть плащ из мха-веретенника и грел лучше тулупа, таёжный мороз пробирал до костей, но сварогин не чувствовал холода.

– Марья! – что было мочи позвал Светозар, но ему ответило лишь глухое эхо.

– Что раскричался, – раздался из воды сиплый голос, и Светозар, подойдя к озеру, посмотрел в воду: Топь, скалясь, взирала на него пустыми глазницами. – Померла твоя Марья, когда тебя спасала. От неё даже духа не осталось!

– Как померла? – не поверил услышанному Светозар.

– Как и все – её душа улетела в Ирий, – пробулькала Топь. – Если бы она не стала тебя из озера вытаскивать – жила бы вместе с сестрицами. А так – её воля. Она давно умереть хотела – даже в огонь по своей воле ступила. А я уже и не против – у меня теперь новая Хозяйка есть! – захихикала Топь, и её лик, растёкшись маслянистым пятном, растворился в воде.

Светозар смотрел в тёмную воду, в которой вновь отражалось небо, и не мог вымолвить и слова. Тоска не тёмная, а светлая наполняла душу. Глаза защипало, и Светозар опустился на снег. Дрозд, чирикнув, подлетел к нему.

– Не замёрзну я, не переживай, теперь никогда не замёрзну… Ведь я столько раз умирал, – усмехнулся сын Леса, вытер глаза и посмотрел на своего помощника, что сидел на снегу рядом. Светозар протянул птице руку, и Дрозд вспорхнул в его ладонь. – Даже в самом тёмном служителе Мора есть искра Света, которую возможно разжечь. Марья… пусть примет её дух Светоч, – прошептал юноша Дрозду, и птица пропела в ответ. – Простимся с ней, – споём ей Песнь, – согласился Светозар и тихо запел:

Птицы из Ирия, птицы Иные,Летите за Марьей, что свой Свет отдала.Птицы из Ирия, птицы златые,Летите за той, что из Тьмы к нам пришла.Летите за той, что стала дочерью Леса,За той, что мир наш спасла.Летите за той, что из мёртвых воскресла,За той, что так тихо ушла.Птицы из Ирия, птицы Иные,Летите за Марьей, что свой Свет отдала.Птицы из Ирия, птицы златые,Летите за той, что из Тьмы к нам пришла.

Светозар умолк, и Дрозд не пел. Вечер над озером сгущался тишиной, окутывая туманом покосившейся терем, стоявший в сердце болота.

– Лес будет петь о тебе вечно, Марья, – прошептал Светозар. Несмотря на свежесть воздуха, дышалось тяжело.

Дрозд, вспорхнув с ладони, чирикнул.

– Ты прав, пора, – вздохнул Светозар. Сварогин ещё немного посидел, хмуро глядя на озеро, и встал. Подошёл к тоягу и поднял его. – Пора продолжать путь. – Но не успел сын Леса сделать и шага, как терем, стоявший в центре озера, ожил: изба, скрежеща, двинулась.

Только сейчас Светозар заметил, что не на кольях стоял старый терем, а на ногах – жилистых, покрытых тиной и мхом. Белёсая кожа свисала с ног лохмотьями, как и паутина, что оплела странные ветви, больше похожие на верёвки, соединяющие ноги. Сама изба была из чёрного прогнившего дерева, только маленькое оконце горело багрянцем. Светозар нахмурился: страха не было, он чуял ворожбу.