Золото острова Аскольд

– Труп препарировали? – поинтересовался ротмистр.

– Это уж вы сами узнайте, он в лечебнице морского ведомства, – поморщился полицмейстер. – Не смею вас больше задерживать.

Алексей проживал в номерах доходного дома господина Галецкого (гостиница Золотой Рог). Дом располагался весьма удобно на углу Светланской и Алеутской и был известен тем, что в конце прошлого века мадам Галецкая открыла в нём театральный зал. Здесь же благоухала ароматными запахами ресторация, где к столу подавали не только щи, но и отменные морские и азиатские деликатесы.

Ещё с детства у Алексея сохранилась привычка расположиться на кровати на турецкий манер, поджавши ноги под себя. Он сидел, разложив вокруг весь тот небогатый материал, который предоставил ему господин полицмейстер.

Судя по описанному в протоколе добротному нижнему белью, убиенный был не беден.

– Первоначальными средствами дознания установить личность потерпевшего не представилось возможным, – дочитав рапорт полицейского урядника, ротмистр усмехнулся. – И какие же это первоначальные средства опознания на льду залива? В кальсоны к нему залезли на предмет поиска пачпорта, а того там не оказалось? Ведь других туалетов на потерпевшем не было.

– Не густо, господа, ой как не густо, – укоризненно покачал он головой. – Что ж, с утра посетим госпиталь, а сей час ложитесь-ка вы спать, господин ротмистр.

Сон приходить не желал. Почему-то вспомнилась та скоротечная дуэль на саблях с лучшим другом по училищу бароном Фонберном. Эта дуэль круто изменила судьбу блестящего кадета выпускного класса Павловского военного училища.

Только лучшие друзья и близкие родственники могут резко и бесповоротно стать лютыми врагами. И повода для этого особого искать не следует. Такая история и произошла с друзьями Лёшей Кублинским и Сергеем Фонберном. А яблоком раздора стала вызывающая улыбка одной из воспитанниц Бестужевских курсов.

Дело в том, что многообещающий блеск её глаз каждый воспринимал на свой счёт. А молодая прелестница из семьи не бедной и достаточно знатной на сей счёт имела своё мнение.

– Алекс, – однажды после занятий, сделавшись бледным, обратился к Алексею Фонберн. – Мы с тобой конечно же друзья, но как порядочный человек ты должен понимать, что в делах амурных побеждает любовь. Мы с Сонечкой любим друг друга, и я прошу тебя не оказывать ей знаков внимания определённого толка и отойти в сторону.

– Она тебе сама об этом сказала? – Кублинский был не на шутку удивлён.

– На этот счёт я имею своё мнение, – поджал губы молодой барон.

– Ну, так я его имею не хуже твоего, – воспротивился Алексей вопиющей несправедливости. Ещё третьего дня, будучи уволенным из казармы, он имел с Софьей интимное свидание. Она позволяла ему всё.

– Лёшенька, – обжигал шею шёпот девичьих губ. – Любимый. Я вся твоя.

И так бы оно и было, если бы не моральные принципы и врождённая порядочность молодого человека.

– Хочу вам заметить, господин Кублинский, – перешёл на официоз старый товарищ, – вчера я сделал предложение Софье Андреевне, и она дала согласие.

Алексей не верил своим ушам.

– Да мы с ней третьего дня…, – начал он и осёкся.

– Что вы с ней? – лицо Фонберн медленно наливалось кровью. – Уж не желаешь ли ты сказать, что ты и Софья…

А Кублинский понял всё и горько улыбнулся. Ну конечно же, в Павловском вскоре выпуск молодых офицеров. И если бы на том свидании он предложил девушке руку первым, то был бы на месте Сергея.

– Не смейте улыбаться, господин Кублинский, – принял усмешку Алексея на свой счёт барон. – Вы подлец!

– Возьмите свои слова обратно! – вспылил и Кублинский. – Вы прекрасно знаете, что сие высказывание ко мне не относится.

Но Фонберн закусил удила.

– Извинитесь за вашу гадкую усмешку! – требовал он.

– Да пошёл ты! – не выдержал Алексей и перешёл на свой родной казачий фольклор.

– Я требую сатисфакции! – заявил Сергей.

– Как вам будет угодно, господин барон, – пожал плечами Кублинский. – Любым оружием, в любом месте, в любое время.

Дуэль состоялась после вручения офицерских эполетов. Фонберн был ранен, а Кублинский вместо блестящей карьеры в Санкт-Петербурге в гвардии был отправлен в службу корнетом Приморского драгунского полка. Выезжать следовало незамедлительно.

Квартировал полк под Владивостоком в селении Новокиевское (Краскино, Хасанский район). Граница была рядом.

«Зато скучать не придётся», – тоскливо подумал новоиспечённый офицер, оглядывая убогие сельские достопримечательности.

Скучать действительно не пришлось. В конце июня полк подняли по тревоге.

– Господа офицеры! – обратился к подчинённым командир полка. – В Китае восстание ихэтуаней (Боксёрское). Нашему полку оказана честь отстоять интересы Российской империи за её границами. На подавление мятежа назначены четыре эскадрона.

«А всё-таки не зря всё происходит в этом мире», – подумал Алексей засыпая. – И дуэль та глупая вела меня к некой высшей цели, нежели служба в гвардии.

В анатомическом театре Морского госпиталя стоял полумрак и тишина. Специфический запах заведения наводил на грустные мысли о тщетности земного бытия. А вышедший из боковушки прозектор был тем судьёй, который своим остро заточенным хирургическим ножом подводил черту под этой самой тщетностью.

– Доброе утро, господин ротмистр, – поприветствовал он молодого офицера. – Что-то давненько вас не было.

– Случай не представлялся Порфирий Семёнович, – пожал плечами Алексей.

– А нынче, следует полагать, представился?

– Выходит, что так, господин доктор, – согласился Алексей и, полагая что обмен любезностями окончен, спросил: – К вам с Амурского залива доставлен труп неизвестного. Вы его анатомировали?

– Как же-с, как же-с, – оживился прозектор. – Вчера закончил. Значит, вы станете дело вести?

– Поручено мне.

– Интересный случай, господин ротмистр, не изволите ко мне в апартаменты, так сказать?

Кублинский неожиданно обрадовался предложению прозектора. Так уж нехорошо на него подействовала гнетущая атмосфера холодного помещения.

– Чайку-с? – гостеприимно поинтересовался радушный хозяин. – Или, может, чего покрепче?

– Спасибо за любезность, но я сыт, – отказался Алексей, внутренне передёргиваясь от мысли, что можно спокойно пить чай рядом с останками когда-то живых людей. Хотя на передовой пришлось насмотреться и не такого. Но там была война, а на войне отношение к смерти совсем иное.

– Ну что же, извольте, отчёт по погибшему, – почувствовав его неприязнь, посмурнел доктор. – Смерть наступила ночью от остановки сердца в результате пережитых волнений.

– А петля?

– Сердце не выдержало пыток, – покачал прозектор головой. – А петля, это для верности. Перед смертью бедняга хорошенько покушал. Кушал он деликатесы, из приличной ресторации. Было это накануне вечером, пища не успела перевариться.

– Как вы так…? – покачал головой ротмистр. – Прямо кладезь информации.

– Оно и понятно, – не обратил внимания на лесть анатом. – Господин Вишняк был человеком небедным и мог позволить себе заглянуть в неплохой ресторан.

– Как вы изволили назвать этого господина? – не веря в удачу, переспросил Алексей.

– Это еврей Вишняк, – пожал плечами прозектор. – Коммерсант и ростовщик. Личность в определённых кругах довольно известная.

– Да уж, – покачал головой ротмистр. – Вы даже не представляете, господин Силуанов, как мне помогли.

– Уж увольте, – смутился доктор и деловито добавил. – Если необходимо, могу составить меню из ужина господина Вишняка.

Непонятно к чему вёл патологоанатом своей настойчивостью насчёт содержимого желудка покойного, но эта настойчивость натолкнула ротмистра на хорошую мысль.

«А ведь доктор прав, – промелькнуло в голове. – Есть зацепка через особенности пищи выйти на ресторан, где ужинал потерпевший».

– Очень обяжете, господин прозектор, – произнёс он вслух, доставая карандаш и блокнот.

Больше ничего полезного из посещения анатомического театра Алексей вытянуть не смог. Но и того, что он узнал, хватало с лихвой.

Владивосток не град Петра, и ресторанов и трактиров в нём, согласно предоставленной записи городского головы, всего тридцать четыре заведенья. И, кроме того, больше сотни харчевен, закусочных, буфетов, пивных лавок и винниц. В первую очередь следовало выяснить место проживания господина Вишняка. Вряд ли он вкушал прелести жизни на другом конце города. Всё должно быть рядом. Поэтому следовало обратиться в полицейский участок.

– Так рядом с Миллионкой он проживал, ваше высокоблагородие, – с радостью, что может услужить, доложил ему один из нижних полицейских чинов. – Мой это район. А квартироваться оне изволили в доходном доме по улице Семёновской, что недалече от китайского театра.

– Проводи-ка меня на его квартиру, братец, – распорядился Алексей. – Надобно на месте осмотреться.

– Непременно, ваше высокоблагородие! – вытянулся полицейский.

– Да не тянись ты так, – махнул рукой ротмистр. – Чай не на параде.

– Рад стараться! – непонятно к чему брякнул полицейский.

– «Да уж, – подумалось Алексею. – Вбитую с молодых годов солдатскую науку чинопочитания не вытравить и до седых волос».

Квартира действительно находилась рядом с китайским театром.

– Не извольте беспокоиться, – бряцая связкой ключей, повторял дворник. – Всё устроим как полагается. И как же так господина Вишняка угораздило?

Но ключи не понадобились. Двери в квартиру были прикрыты, но на замок не заперты. Револьвер, который на всякий случай достал Алексей, не пригодился. Комнаты были пусты.

– Да уж, – покачал головой дворник.

А полицейский урядник лишь слегка присвистнул.

Квартира выглядела так, словно сюда ненадолго заглянул тайфун.

– Что-то искали, – глубокомысленно изрёк полицейский.

– Да уж, – не блистал разнообразием фигур речи дворник.

– Так что, братец, ты ничего не видел и не слышал? – обратился к нему ротмистр.

– Никак нет! – совсем по солдатски вытянулся дворник и пахнул в сторону Кублинского духом вчерашнего веселья.

Ротмистр невольно поморщился, а урядник из-за спины Алексея погрозил выпивохе кулаком.

После досконального осмотра ротмистр пришёл к выводу, что прозектор Силуанов был прав в своём утверждении, что Вишняка убивали не на льду залива. Беспорядок в квартире и забрызганные кровью стены говорили о том, что здесь боролись за жизнь. А труп хозяина жилья, лежащий в холодной темноте анатомического театра, был подтверждением того, что не всякая борьба приводит к победе.

То, что все противозаконные действия, приведшие к насильственной смерти господина Вишняка, происходили именно здесь, не подвергалось сомнению.

«Нашли ли эти нехорошие люди то, что искали, или нет? – задал себе риторический вопрос Алексей. – Если нет, то следующие трупы не замедлят себя долго ждать».

– А скажите-ка мне, господин околоточный, – повернулся он к полицейскому. – Много ли рядом с квартирой господина Вишняка рестораций и питейных заведений?

– Здесь же за углом Мильёнка, – хмыкнул тот. – Ежели, к примеру, брать во внимание ту публику, то только у «ходей» их сотни две будет.

– Китайские мы пока пропустим, – поморщился Алексей. – Мне интересны ресторации, где подают всяческие блюда на иностранный манер.

– Перво-наперво, там, где вы проживать изволите, – стал загибать пальцы полицейский. – «Золотой рог», стало быть. Затем «Версаль», «Модерн», «Тихий океан».

Естественно, что пальцев на руках у околоточного не хватило.

«Ситуация, – приуныл Алексей. – Не так уж и просто вычислить этот ресторан. Однако следует идти по пути наименьшего сопротивления, начинать со своего. А ещё лучше пообщаться с Эммануэль. Но это позже, а пока следует начать с обслуги».

Ему повезло. Горничная девушка по имени Стеша видела, как в день убийства из номеров спускался разгорячённый кавказец.

– Нос крючком, глазищи злые, так и зыркает ими туды-сюды, так и зыркает, – охарактеризовала она его. – И ещё шрам на щеке.

– Молодец Стеша, – подбодрил её ротмистр. – А какой конкретно национальности тот кавказец, как вам показалось?

– Какой такой национальности, – потупила девушка взгляд. – Нерусский, одно слово, басурманец!

«Какой барин обходительный, – подумала она. – На вы величат, а я и нации не угадаю».

– А всё же? Вы ведь наверняка в своей жизни и армян и грузин, и кого ещё из инородцев встречали? – продолжал допытываться Алексей.

– Вот, господин хороший, он и есть! – выдохнула радостно горничная.

– Да кто же, милая? – улыбнулся ротмистр.

– Вот, как вы сказали, так он и есть, грузинец!

«Час от часу не легче, – вздохнул Алексей. – Будем искать грузина».

Эммануэль Корсатти в ресторане заведовала женским оркестром. О таких женщинах говорят «мечта мужчины». Но её девушки могли играть не только на духовых инструментах. С не меньшим рвением они дарили наслаждение сильной половине человечества в обмен на денежные знаки различного достоинства.

Публичный дом был подпольным, поэтому, когда он впервые обратился к ней за помощью, женщина не стала долго отнекиваться.

– Бедный иностранный подданный нехорошо в чужом стороне, – произнесла она, отводя глаза. – Я желать быть вашим другом.

Пьяные аристократы, офицеры и бандиты хвастались своими подвигами перед внимательными собеседницами, а те делились информацией с Эммануэль.

Ночной кабак бурлил своей особой жизнью. Здесь пропивались кровно заработанное довольствие и удачно изъятый у фраеров хабар.

Утопая в папиросном дыму, кружились в танго тесно сплетённые человеческие тела. Извиваясь словно уж, официант провёл Алексея к отдельному столику.

– Что изволите откушать, Алексей Владимирович? – склонился он в почтительном полупоклоне.

– Давай что всегда, – отмахнулся ротмистр, выискивая глазами Корсатти.

– Будет сделано, – официант зажёг свечи и испарился, словно его и не было.

Молодая женщина занимала обычное место рядом с оркестром.

Ротмистр дождался, когда девушки-оркестрантки уйдут отдыхать, и пригласил даму к себе за столик.

– Вы, синьора, как всегда неподражаемо-обворожительны, – польстил он ей, вставая. – Постоянно взираю на вас с тайной завистью к тому единственному, на которого падёт ваш благосклонный взгляд.

– Ах, Алексей Владимирович, уж вам-то позавидовать грех, – Эммануэль скромно опустила ресницы. – Вы прекрасно догадаться о моём к вам особом расположении.

Ротмистр знал. Уже не раз синьора пыталась перевести их отношения из служебных в личные. Алексей стойко держался. Хотя красоты итальянская подданная была несказанной.

В городе он был меньше года, сердечных привязанностей ещё не завёл, служба забирала всё время. Он и сегодня бы сюда не пришёл, если бы не дела служебные.

– Обязательно это учту, синьора, – склонил он голову. – Чем я могу вас угостить?

– Я ведь на работа, но, пожалуй, с вами выпить немного есть шампанского, – слегка картаво коверкала русский язык женщина.

– За вашу красоту неземную и блистательный ум, – произнёс Алексей галантно, когда официант разлил напиток по бокалам.

– Вы мне льстить, – попыталась смутиться Эммануэль. – А ум девушке только мешает. Мужчины не любят, когда у женщины есть слишком много разума.

– Не скажите, – покачал головой ротмистр. – Ваш ум не помешал вам организовать такое доходное предприятие.

– Почему вы не есть в мундире с эполетами? – перевела разговор женщина. – Вы в нём такой душечка.

– Для моей службы цивильное платье более к лицу, – улыбнулся Алексей.

– Разрешите вашу даму ангажировать на тур танго? – навис над столом военный в погонах капитана.

– Разрешить? – вопросительно взглянул ротмистр на Эмму.

Та неприязненно сморщила носик.

– Дама устала, господин капитан, – взглянул он в глаза приглашавшему. – И просит её извинить.

Едва капитан растворился в табачном дыму, как к столу расхлябанной походкой шестёрки, стремящейся в тузы, подкатил неприятный тип. Он нагло уставился на Корсатти, и сверкнув золотым зубом заявил:

– Бросай своего фраера, мадама, и вихляй к нашему столу. Не обидим.

Ротмистру стало немного не по себе. Он не любил, когда посторонние люди его так явно игнорировали.

– Послушай, морда, – процедил он сквозь зубы. – Если сей момент тебя здесь не будет, то я за себя не ручаюсь, жеребец нестроевой!

На языке крутились выражения и похлеще, но Кублинский не хотел омрачать женского слуха казарменными выражениями. Хотя, даже за «жеребца» ему стало немного неловко.

– Ой, а кто ето у нас тут блеет…, – начал было уркаган.

Ротмистр быстро привстал и неуловимым движением прихватил пятернёй лицо наглеца. Затем резко толкнул его назад.

Урка обиженно всхлипнул и, прокатившись на заднице по грязным полам, уткнулся спиною в соседний столик.

– Алексей Владимирович, – озабоченно округлила глазки Эммануэль. – Нам совсем быстро уйти. Этот хулиган из шайки ….

– Вот ещё! – презрительно поджал губы Алексей. – Чтобы боевой офицер бегал от фармазонщиков. Никогда этому не бывать.

Женщина обречённо вздохнула и, словно торопясь успеть потанцевать до начала неприятностей, совершенно по-русски произнесла:

– Ангажируйте меня на танец, что ли.

– Разрешите вас пригласить, – привстал ротмистр и, не дожидаясь ответа, взял женщину за руку.

Макушка Эммы едва достигала подбородка. При разговоре она непроизвольно откидывала голову назад и соблазнительно выгибала стан. А вновь появившийся акцент, и таинственный блеск глаз в свечных отблесках переполненного зала, будоражил молодую кровь.

Она была восхитительно хороша и прекрасно это осознавала.

– Почему господин офицер называть меня синьорой, а не сеньоритой? – с хриплым придыханием спросила она. – Я ведь девушка быть очень одинокой, совсем безмужняя.

«И действительно, почему? – подумал Алексей. – Может потому, что она на четыре года старше меня?».

О её возрасте он узнал из досье и был чертовски обескуражен. Выглядела она лет на десять моложе.

«А ведь она ведьма, – промелькнула в голове крамольная мысль, когда в очередной раз в глазах девушки проплыл отблеск свечей. – А эти барышни возраста не имеют».

– Вы не знать, что ответить? – прервала затянувшееся молчание Эмма.

– Отчего же, – стряхнул с себя наваждение Алексей. – Род ваших занятий и образ жизни.

Но натыкаясь взглядом на беззащитную зелень её глаз, он стал говорить путано и некрасиво.

Спас Алексея от окончательного краха ощутимый толчок в плечо и радостно-мстительный голос давешнего хама.

– Вот он этот фря!

От неожиданности ротмистр вздрогнул. Затем мгновенно оценил ситуацию. А ситуация была до банальности простой – его пришли бить. Но он этому обстоятельству очень обрадовался, ребята помогли ему избежать продолжения неприятного разговора.

Глава 3.

Осень 1232 года. Горы

– Господин, монголы пошли на штурм! – ткнул кончиком сабли в сторону воющей толпы нападавших телохранитель.

Бодзиле Чэнхошан равнодушно взглянул на штурмующих. Рваные клочья дыма ползли по сбитым наземь крепостным воротам. Всё что могло гореть, уже давно сгорело, а теперь тлела разлитая по земле начинка стрел огненного боя. Месяц назад монголы заперли его отряд в небольшой горной крепости. Провиант давно закончился, воды не осталось даже для людей, что уж говорить о тушении пожаров. Союзником монголов стало и необычайно жаркое лето. Павших уже не сжигали – было не до них, и запах разложения некогда живой плоти крутил желудки в неприятных позывах.

Оставшиеся в живых защитники крепости собрались на сторожевой башне и готовились дать последний бой. В плен чжурчжэни сдаваться не собирались.

Но не об этом думал Чэнхошан из рода Ваньянь. С грустной улыбкой смотрел он на небольшую статуэтку чжурчжэньского воина. Вырезанная искусной рукой мастера из клыка морского зверя фигурка едва умещалась на изъеденной шрамами ладони воина.

Это был её подарок. Это она прижала к опухшим от поцелуев губам статуэтку, прежде чем положить её ему на грудь.

– Он похож на тебя, – уперев подбородок в лежащие на груди Чэнхошана руки, прошептала Тугёси. – Он отведёт от тебя беду.

– Вот уж совсем не похож, – усмехнулся мужчина, разглядывая подарок. – У него борода и усы, а у меня лицо безбородого юноши.

Чэнхошану на праздник большой рыбы исполнилось тридцать лет. По заведённому при дворе чжунскому (китайскому) обычаю он до сих пор брил бороду. Лишь находясь в длительных вылазках против монголов и южных сунцев, он зарастал ею, словно лесной зверь шерстью.

– Я зову его «улыбающийся воин». А похож он на тебя не бородой и усами, а добрыми глазами и улыбкой, – смутилась девушка, и спрятала лицо у него на груди.

– Действительно улыбается, – присмотрелся внимательнее Чэнхошан и, скосив глаза, убедился, что Тугёси не покидает своего убежища на груди, строго добавил. – Воин должен внушать врагу ужас, а не веселье.

– А вот и нет! – сверкнула глазами девушка. – Иногда он должен быть добрым.

– Эх ты, «Птичка зимняя», – погладил её по чёрным волосам воин. – И зачем родители дали тебе такое холодное имя? Тебя следовало назвать «Летний огонёк».

Дословный перевод её имени звучал как «Зимняя птица», и Чэнхошан иногда ласково подшучивал над любимой.

– Зимняя не потому, что холодная, а потому, что родилась зимой, – надула пухлые губки Тугёси и, заметив, как в глазах мужчины запрыгали чёртики, воскликнула. – Ты нарочно меня дразнишь!

– Ну что ты, даже не собирался, – состроив серьёзное лицо, прошептал воин.

– Ты опять надо мной смеёшься, – грустно произнесла девушка. – А ведь этот воин хранится в нашей семье больше ста лет. – Мой далёкий предок Васай привёз его с войны с корёсами. Там была интересная история, связанная с самим Агудой. Это он подарил фигурку Васаю. Из-за неё погиб юноша, который доставил подарок на поле боя.

– Это дорогой подарок, – совсем по-другому взглянул Чэнхошан на костяного человечка. – Он должен храниться в семье. Я не могу его принять.

– Разве ты не моя семья? Разве не тебе я спела песню любви? – глаза девушки наполнились влагой.

– Ты моё всё! – нежно погладил любимую по щеке мужчина. – Но наши родители, они ведь не слышали этой песни.

– Глупый, это совсем не важно, – потёрлась щекой о грубую ладонь Тугёси. – Ты вернёшься, и мы справим свадебную церемонию как подобает нашим родам. А мы будем тебя ждать. Если ты не пожелаешь от нас отказаться.

– Как можно отказаться от смысла жизни, от мечты, от твоих сладких губ…, – здесь он на мгновение осёкся.

– Говори ещё, – расслабленно прошептала девушка.

– Погоди, – встрепенулся Чэнхошан. – Ты сказала – «нас»?

Девушка ничего не ответила. Она лишь зарылась лицом в грудь бодзиле, и затаилась.

– Ты сказала «нас», – мужчина нежно приподнял лицо Тугёси, и заглянул ей в глаза. – Это правда?

В подтверждение его догадки девушка ворохнула густыми ресницами, и, смутившись, прикрыла глаза.

– У меня будет сын! – обалдев от новости, произнёс Чэнхошан

– Или дочь.

– Сын! Ты подаришь мне сына!

– Господин, берегись! – отвлёк амбаня от воспоминаний голос телохранителя.

Воин сделал шаг вперёд и прикрыл командира щитом. Сразу несколько стрел вонзились в кожаное навершие, а другие, противно звякнув о доспехи, ссыпались на каменный пол. Но всё-таки одна из оперённых смертей достигла цели. Она вонзилась в оставшееся без защиты горло телохранителя. Щит выпал из ослабшей руки, и юноша свалился к ногам амбаня.

Смерть надёжного воина поставила последнюю точку в раздумьях Чэнхошана, он принял решение.

– Солдаты! – в руках амбаня сверкнули два клинка. – Жизнь в рабстве – ничто. Смерть свободным – честь воина! За императора!

– За императора! – поддержали его хриплые голоса оставшихся в живых защитников крепости.

Страшно смотреть на атаку обречённых. Не больше сотни израненных воинов, собрав в кулак волю и последние силы, шли умирать. Одно желание читалось в горящих ненавистью глазах – убивать! Умереть и забрать с собой на Небо как можно больше врагов.

– Хорошие воины, – довольно причмокнул губами Тулуй-хан. – Много ещё моих богатуров положат. Закидайте их стрелами.

Младший сын Чингисхана, прищурив и без того узкие глаза, смотрел на завершение трагедии одного из чжурчжэньских корпусов. Это был тот самый отряд, который пятью сотнями воинов устроил засаду в ущелье «Злых духов». Десять тысяч ханских нукеров, целый тумен, остался кормить воронов и шакалов в том ущелье. Невиданные потери понесли монголы.

Любимец отца и бога сражений Тенгри не мог смириться с таким ударом по самолюбию. Хан Тулуй давно не терпел поражений на поле брани. Делом чести было не упустить обидчиков. Монголам удалось зажать корпус чжурчжэней в горной крепости. И теперь он наблюдал последние минуты жизни защитников.