Посох Рериха

Получившая широкое распространение версия о том, что «создание независимого государства, названного условно “Новая Страна”, – таков Великий, или Мировой, План Рерихов, задуманный для того, чтобы перекроить карту Восточной Сибири и Дальнего Востока», не находит подтверждения в письмах и статьях Н. К. Рериха. Ни о каких переделах границ, ни о каком «монголо-сибирском государстве», «Соединенных штатах Азии» речи не идет. Уже в 1921 году он пишет своему сотруднику В. А. Шибаеву о планах на будущее, основанных на возвращении в Россию, открывает намеченную дату, ставит задачи.

Четко и ясно заявлено о предстоящей деятельности «в пределах России». Начало предполагалось положить основанием города Знания – Звенигород – на просторах Алтая. Но прежде Рерих хотел совершить путешествие в Индию и Тибет.

Все эти приготовления входили в стратегический план – приближение «Новой Страны», в которой торжествуют высшие идеалы человеческого бытия. Деятельность Рериха была нацелена на постепенную эволюцию человечества на основе учения Живой Этики.

Один из биографов художника, рассказывая о Рерихе, напоминает о том, что сказал про русский ум Вячеслав Иванов:

Он здраво судит о земле,В мистической купаясь мгле…

Взором художника Рерих смотрит выше общественных перегородок, и там, где перегородки кончаются, в сфере высших идеалов он видит синтез революционной романтики русского коммунизма и мудрости восточных учителей, верит в единство, уходящее корнями в древние великие учения. Поэтому он приезжает в 1926 году в Москву с «Письмом Махатм», встречается с влиятельными представителями советской власти. Для эмигранта такие переговоры были бы невозможны. Когда знакомые спрашивали – вернулся ли он, Рерих отвечал: «Я и не уезжал. Я путешествую…»[28]

Одновременно «в беседах с Наркомпросом и Наркоминделом и другими деятелями обсуждались художественные и научные работы экспедиции. Выражались пожелания о дальнейших работах уже на Родине…»[29]. «В 1926 году было уговорено, что через десять лет и художественные и научные работы будут закончены. С 1936 года начались письма, запросы…»[30]

Его сокровенные мечты осуществились. Он совершил то, что хотел с ранней юности. «Хотелось приобщиться к Индии, и вот уже шестнадцать лет, как мы связаны с нею. Хотелось познать Тибет, и мы прошли его насквозь. Хотелось пожить в юрте – и в юрте пожили… Мечталось об охранении народных культурных сокровищ, и Знамя-Охранитель прошло по миру. Мечталось об искусстве как о светлом посланце, и вот именно искусство шествует по миру и каждый раз, при каждом выступлении поминается, как благодатны воздействия искусства…»[31]

Рерих раскрыл свое сердце всем народам в стремлении к всемирности и всечеловечности. Даже некоторым ближайшим ученикам в Америке оказался не под силу заданный масштаб. Духовный порыв увял в паутине меркантильных расчетов. Прагматизм затушил романтизм. На весах времени чаша потребительства перевесила чашу духовных накоплений. Они не удержались на высоте великой идеи земного пути Рериха – соответствие провозглашаемых идеалов повседневным нормам собственной жизни, единству высокого слова и реального дела…

Ю. Н., Н. К. и С. Н. Рерихи. Индия. 1930-е гг. МР ГМВ

Рериха можно назвать романтическим реалистом. Романтическая (высокая, героическая) цель оправдывает (и определяет) реальные средства достижения. Никогда – наоборот. Цель всегда возвышенна, на грани невозможного, а средства самые реальные, земные. Он – цезарь духа и пролетарий творческого труда.

Поэтому он соглашался, когда его искусство определяли, как «героический реализм»[32].

Настала пора возвращаться. В какую страну он хотел вернуться? В ту, о которой тосковал все последние годы, которую видел своим воображением художника: «Героизм, романтизм, социализм, все виды самоотвержения не на заоблачных вершинах, но здесь, в трудовой жизни…»[33] Рерих подводит итог странствий: «Для кого же мы все трудились? Неужели для чужих? Конечно, для своего, для русского народа, мы перевидали и радости, и трудности, и опасности. Много, где нам удалось внести истинное понимание русских исканий и достижений. Ни на миг мы не отклонялись от русских путей…»[34]

Ничего не изменилось с 1900 года, когда на вопрос: «Где бы вы хотели жить?» он написал: «На родине»[35].

Но грянула Вторая мировая война. В декабре 1947 года, в сборах, он ушел в иные сферы бытия…

Караван, снаряженный им, ведомый сыном – Юрием Рерихом, достиг России через десять лет после того, как в гималайской долине Кулу отпылал погребальный костер, символически объединивший великие обряды Индии и России…

Его дела и мысли получили свое дальнейшее развитие на Родине…

* * *

Писатель Владимир Солоухин заметил: «Сущностью любого произведения искусства должно быть нечто объективное в субъективном освещении. Например, художник пишет дерево. Но это значит, он пишет: “Я и дерево”. Или: “Я и женщина”, “Я и русский пейзаж”, “Я и кавказский пейзаж”, “Я и демон”, “Я и московская улица”…

Ну а как быть художнику, если ему нужно изобразить: “Я и вся земля”, “Я и все человечество”, “Я и вселенная”?

Может быть, именно в этой точке начинается Рерих»[36].

Великий литовский поэт Эдуардас Межелайтис писал автору этих строк: «Почему мне дорог Рерих? Потому что он из элементов этого прекрасного мира создал еще более прекрасный, свой собственный мир. Он конструктор, творец целого мира. Значит – гений…»[37]

…Ценнейшая составляющая рериховского наследия – это возможность знакомиться с историей красиво пройденного земного пути русского человека. «Мы знаем много примеров, когда художники достигали величия, но очень мало примеров, когда великий художник оказывался еще более великим как человек. Мне выпало счастье видеть этот живой пример в лице моих отца и матери», – говорил Святослав Николаевич Рерих[38].

В истории человечества известны гении, предложения которых не были замечены и выслушаны современниками. Поток человеческого труда и мысли миновал открывающиеся возможности проложить себе новое русло движения. Некоторые из этих мыслителей совсем забыты, прозрения и разработки других оказываются востребованными в сужденный срок.

Чтобы ответить на вопрос «Кто был Рерих?» – надо читать Рериха, вглядываться в его картины. Он достиг вершин в искусстве, оставил неизгладимый след во многих сферах человеческой деятельности. Он был трудоголик в самом высшем смысле этого слова. И великий романтик.

Идея Пакта Рериха «Мир через Культуру» – возможность для человечества пойти по пути преодоления пороков общества потребления, механистической цивилизации, иначе направить развитие науки, искусства, техники, иметь иную собственную историю, в которой движущей силой станет «ревность о благе общем».

«Мне могут сказать, – писал он еще в 1917 году, – что единство человечества вообще невозможно, ибо оно противоречит несовершенной природе человеческой. Но я подчеркиваю, что об абсолютной идее нужно говорить вне случайных условий нашей обстановки.

Наша раса к этому феномену бытия, конечно, не приспособлена. Но раса следующая, быть может, ближайшая, при измененных биологических условиях жизни, при одинаковой степени просвещения духа, при знаниях могучих, при разумном пользовании забытыми силами природы, создаст реально возможное человеческое мировое единение. Где личные устремления будут превзойдены ревностью о благе общем. Но наши неумелые, шаткие шаги – это только неясные мечтания о том, что ясно возможно на нашей планете при тех же видимых звездах. Мы еще элементарно не вооружены для новой, мирной, светлой жизни. Но надо спешить. Надо закалять и поднимать дух. Надо создать людей, которые могут породить человечество, способное взглянуть в ослепительное лицо солнца единства…

И все вы это можете проводить в жизнь… Перед нами путь претворения культуры механического, материалистического интеллекта в культуру духа. В светлую жизнь благословенного, могучего, просвещенного духа… Духотворчество должно прийти. Иными путями не прийти. Надо восстановить духотворчество. Вспомнить о водительстве духа…»

Об этом и его стихи тех лет:

Ты сказал, что лишьчувствам своим поверишь.Для начала похвально, но какбыть нам с чувствами теми,что тебе незнакомы сегодня,но которые ведомы мне?…Ты улыбнулся.Ты замолчал. Ты не ответил.Мальчик, водительство духачаще ты призывай,оно тебе в жизнипоможет.

Осознание красоты творчества великого художника и мыслителя влияет на многие души, ищущие в мире, где на виду расчет и меркантильность, подлинные и высокие переживания. От соприкосновения с Державой Рериха проявляется способность мечтать, душа, придавленная прозой жизни, распрямляется, душа трепещет:

И вымолвить хочет: «Давай улетим!Мы вольные птицы: пора, брат, пора!Туда, где за тучей белеет гора,Туда, где синеют морские края,Туда, где гуляем лишь ветер… да я!»

А. С. Пушкин

«За тысячью туманов есть гора, где человек человеку не враг, но друг» (Н. К. Рерих).

Когда мысль обретает крылья, тогда среди обычной жизни удается разглядеть невиданное, удается добиться, казалось бы, невозможного…

Подвижники (Рерих и Горький)

Давно ли в школе перестали учить наизусть «Песню о Соколе» и «Песню о Буревестнике»? По историческим меркам совсем недавно. Ныне современный исследователь творчества А. М. Горького размышляет:

«Горький знал, что “найти” Бога нельзя. Но можно ли его “построить”? Скорее всего, внутренне он сомневался в этом, как сомневался во всем в этом мире.

И тогда Горький решился на трюк с “иллюзией”.

Это была самая страшная и роковая ошибка на его духовном пути!

Господа! Если к правде святойМир дороги найти не сумеет,Честь безумцу, который навеетЧеловечеству сон золотой!

Эти стихи Бомарше в переводе В. С. Курочкина, шатаясь и держась руками за косяки, декламирует пьяный Актер в “На дне” незадолго до того, как повеситься. По сути, это и стало “самоубийственной” религией Горького»[39].

Новые времена, «новые песни о главном». Однако горьковеду наверняка известно, что в стихотворении П. Ж. Беранже (а вовсе не Бомарше), сторонника «утопического социализма», грань между «безумием» и прорывом к новому знанию не столь очевидна, как кажется. Далее в стихотворении «Безумцы» следуют строки:

По безумным блуждая дорогам,Нам безумец открыл Новый свет.Нам безумец дал Новый Завет,Ибо этот безумец был Богом.Если б завтра земли нашей путьОсветить наше солнце забыло —Завтра ж целый бы мир осветилаМысль безумца какого-нибудь![40]

Кто из двух героев предлагаемой статьи был ближе к такому пониманию «безумцев»? Ответить на этот вопрос предоставим читателям.

…Более полувека назад вышла статья Павла Федоровича Беликова «Рерих и Горький»[41]. В приложении была опубликована «Библиография произведений Н. К. Рериха» – выдающийся труд, заложивший фундамент изучения литературного творчества Н. К. Рериха.

Собственно статья была написана для того, чтобы облегчить попадание «Библиографии» в научный сборник. «…Эту статью, – писал П. Ф. Беликов Гунте Рихардовне Рудзите 17 августа 1966 года, – необходимо было составить таким образом, чтобы она вызвала интерес к литературному наследию Н. К. и послужила бы поводом к публикации «Литературного наследия» в научных трудах Тартуского университета… Ввиду того, что очередной том трудов будет посвящен горьковским материалам, потребовалась и соответствующим образом составленная статья…»[42]

Именно публикацию «Библиографии», которой П. Ф. Беликов отдал много лет труда, он считал очень важной для дальнейшего изучения рериховского наследия. И по праву гордился своей работой.

Н. К. Рерих. 1920-е гг. Музей Николая Рериха (Нью-Йорк)

А. М. Горький

Тем не менее статья, носившая в конкретном случае вспомогательный характер, убедительно демонстрирует, спустя десятилетия, глубину и масштабность знаний П. Ф. Беликова, как биографа великого русского художника и мыслителя. Несмотря на довольно узкие рамки исследования, Павлу Федоровичу удалось с максимально возможной полнотой осветить многие неизвестные на тот период обстоятельства жизни Рериха. И если его предшественник, автор статьи «Горький и Рерих» («Москва», 1960, № 9) А. Примаковский в названии определил свои приоритеты, то и Павел Федорович указал свои – «Рерих и Горький».

Перечитывая сейчас эту первую статью П. Ф. Беликова, опубликованную в советское время, убеждаешься, что ни содержание, ни выводы ее не устарели. И это было бы удивительно – все-таки коренным образом поменялись идеологические установки в обществе, изменился подход к этим двум выдающимся фигурам русской истории – если бы не было известно о том, насколько ответственно подходил П. Ф. Беликов к публикации своих исследований. Его исследовательская позиция была четкой – «написать так, чтобы впоследствии к написанному пришлось бы только добавлять, но ничего не надо было бы зачеркивать»[43]. Статья «Рерих и Горький» по сей день является основополагающей на обозначенную тему.

Однако за прошедшие десятилетия появилось много нового документального материала. В первую очередь интересовали те обстоятельства, которые касались параллелей в жизни и творчестве этих выдающихся людей. Представляется, что это позволит осветить новые грани и, главное, послужит увеличению глубины нашего понимания жизненного пути Н. К. Рериха.

Методологической основой данного исследования являлась мысль Лихтенберга о своеобразном диалоге, где «автор предлагает слова, а читатель – смысл». Авторской задачей является «не зачеркивать», а «только добавлять». Отдельные аспекты темы представляют особый интерес, их и коснемся: начало творческого пути, отношение к революционным переменам в России, мировоззренческие поиски.

«МЕЧТАМ ПОСЛУШНЫЙ…»

В качестве отправной точки могут послужить две статьи из Энциклопедического словаря Брокгауза и Эфрона (1909), отражающие взгляд просвещенных современников (С. А. Венгерова и А. И. Сомова) на А. М. Горького и Н. К. Рериха в начале XX века.

«ГОРЬКИЙ Максим, лит. имя изв. писателя Алексея Максимовича Пешкова, р. 1868. В 7 лет Г. остался сиротой, и начались для него борьба за существование и постоянная смена занятий и профессий. Пешком он исходил весь юг России, не брезгуя никакой работой. Нач. лит. деятельности Г. относится к 1892. Горький в то время был в Тифлисе. Он снес в редакцию “Кавказа” полусказочный очерк из цыганской жизни “Макар Чудра”. В 1895–97 появились рассказы: “Ошибка”, “Тоска”, “Коновал”, “Бывшие люди”, “Мальва”, “Озорник”, “Челкаш” и др. Позже опубликованы рассказы Г. “Старуха Изергиль”, “Однажды осенью”, “Песня о Соколе”. Впервые за все время сущ. русск. книжной торговли томики Г. стали расходиться в десятках тыс. экз., скоро достигнув колоссальной цифры 100 тыс. Каждое появление Горького в публике возбуждало наст. сенсацию. Из России интерес к Г. быстро перебросился за границу. С 1898 Г. становится сотрудником марксистского журн. “Жизнь”. Журн. закрыт весной 1901 из-за изв. аллегории “Буревестник”. Вскоре Г. был арестован, ему запретили жить в столицах и унив. городах. С начала 1900-х Г. посвятил себя театру. “Мещане” (1901) и “На дне” (1902), поставленные театром Станиславского, обошли все сцены мира. Накануне 9 янв. 1905 Г. принял участие в известной писательской депутации к князю Святополку-Мирскому просить его не допустить кровопролития. Почти все члены ее были схвачены и посажены в крепость. Г. освобожден после неск. недель заключения, очень дурно повлиявших на его шаткое здоровье. В нач. 1906 Г. отправился за границу, поселился на о-ве Капри и тесно примкнул к партийной работе русск. социал-демократии. За время своего изгнанничества он написал, кроме пьес (“Враги”, “Васса Железнова”, “Чудаки”, “Встреча”), ряд вещей, кот., знач. уступая его прежним произв., все же привлекли внимание (напр., роман “Мать”)».

«РЕРИХ Николай Константинович, р. 1874, живописец истор. жанра и пейзажист. Учился в СПб. унив. по юрид. факультету и в Акад. художеств, где его гл. руководителем был профессор А. Куинджи. В 1898–1900 читал лекции в СПб. археолог. институте. Состоял директором рисовальной школы при Императорском общ. поощрения художеств. Важнейшие из его картин: “Гонец”, “Город строят”, “Заморские гости”, “Зловещие”, “Заповедное место”».

Еще Иван Бунин в 1936 году опубликовал сведения, что знаменитый пролетарский писатель, основоположник социалистического реализма в литературе, «родился в среде вполне буржуазной: отец – управляющий большой пароходной конторы; мать – дочь богатого купца-красильщика…». Современные исследователи сходятся во мнении, что реальные обстоятельства жизни А. М. Горького до его литературной славы различаются с описанием в собственных литературных трудах и даже «автобиографиях». Однако, как замечает Павел Басинский: «Развенчивая действительный миф о Горьком-пролетарии, Бунин почему-то “забывал” о его действительно трудовом раннем детстве»[44].

Горький познал тяжкий физический труд с детства, в молодые годы исколесил всю Россию, причем не как путешественник, а как работник, менявший одну профессию за другой в поисках заработка, прошел искус «толстовства» (в 1889 году даже просил у Л. Н. Толстого земли и денег на первичное обустройство), собирался поступить в Казанский университет. И читал, читал… А затем начал писать… И проявился как один из умнейших и образованнейших людей своего времени.

У Рериха обстоятельства жизни гораздо комфортнее. Обеспеченная семья, окружение образованных людей, атмосфера столичного города. Он на шесть лет младше Горького. Но печататься начал раньше. Первые публикации Н. К. Рериха и А. М. Горького близки по времени – 1889 и 1892 годы. Наверное, оба испытывали общее ощущение, о котором писал Георгий Адамович: «В девяностые годы Россия изнывала от “безвременья”, от тишины и покоя: единственный значительный духовный факт тех лет – проповедь Толстого – не мог ее удовлетворить. Нужна была пища погрубее, попроще, пища, на иной возраст рассчитанная, – и в это затишье, полное “грозовых” предчувствий, Горький со своими соколами и буревестниками ворвался как желанный гость. Что нес он с собою? Никто в точности не знал, – да и до того ли было?»[45]

Романтический рассказ «Старуха Изергиль» написан в 1895 году. В канву этого произведения вплетены легенды о гордом и жестоком юноше Ларре, отвергнутом даже самой смертью, и благородном Данко, вырвавшем из собственной груди сердце во имя спасения других людей:

«– Что сделаю я для людей?! – сильнее грома крикнул Данко.

И вдруг он разорвал руками себе грудь и вырвал из нее свое сердце и высоко поднял его над головой.

Оно пылало так ярко, как солнце, и ярче солнца, и весь лес замолчал, освещенный этим факелом великой любви к людям, а тьма разлетелась от света его и там, глубоко в лесу, дрожащая, пала в гнилой зев болота. Люди же, изумленные, стали как камни.

– Идем! – крикнул Данко и бросился вперед на свое место, высоко держа горящее сердце и освещая им путь людям…»

Рерих в 1893 году написал «Детскую сказку» о певце. Искусство для него высший дар, который он может принести людям:

«– Вижу я – не сочтут за врага меня люди и не оторвусь я от мира, ибо пою я, а песня живет в мире, и мир живет песней; без песни не будет мира… Царь, человек, уместивший любовь ко всей природе, не найдет разве в себе любви – к человеку?»

Характерно, что в этом раннем произведении Рерих затрагивает тему самоценности творчества. «Я верю в себя в песне моей; в песне моей – все для меня, песню же я пою для всех! В песне люблю лишь себя одного, песней же я всех люблю!»[46]

Несомненно большое влияние, которое оказало на Горького творчество Артура Шопенгауэра и Фридриха Ницше. Даже усы он отпустил, как у немецкого философа. Ницше посмел провозгласить: «Старый Бог умер, Новый Бог еще не родился, поэтому да здравствует сверхчеловек!»

«Чело-век! Это великолепно! Это звучит… гордо!» – говорит герой Горького в пьесе «На дне». Идея Человека с большой буквы, Сверхчеловека, была одной из самых популярных в общественном сознании того времени.

Образованные люди зачитывались Ницше:

«Великий полдень – когда человек стоит посреди своего пути между животным и сверхчеловеком и празднует свой путь к закату как свою высшую надежду; ибо это есть путь к новому утру.

И тогда заходящий сам благословит себя за то, что был он переходящий; и солнце его познания будет стоять у него на полдне.

“Умерли все боги; теперь мы хотим, чтобы жил сверхчеловек” – такова должна быть в великий полдень наша последняя воля! – так говорил Заратустра»[47].

Большое впечатление произвели произведения Фридриха Ницше на Николая Рериха. П. Ф. Беликов писал в книге «Рерих (Опыт духовной биографии)»: «О Ницше, как о потрясателе морали мещанского благополучия и певце сильной, восставшей против предрассудков личности, Н. К. всегда отзывался позитивно. Конечно, силу личности или, по его выражению, “идеальный эгоизм”, Н. К. даже в молодости понимал не по-ницшеански…»[48]

26 августа 1900 года Николай Рерих пишет своей невесте Елене Шапошниковой: «…Опять думал о нашем заграничном житье (предполагалась совместная поездка. – А. А.) и все более восторгаюсь им. Мы на покое укрепим нашу технику, совместно проштудируем всю историю живописи и музыки, а также наиболее важные философии (Прочти у Ницше “вторая плясовая песнь” – не правда ли прелесть – это в конце Заратустры. Какие у него глубокие символы!). И таким образом проработав год, мы вернемся домой во всеоружии…»[49]

К сожалению, неизвестны письма Е. И. Рерих этого периода. Но в тридцатые годы Елена Ивановна Рерих пишет своим сотрудникам о том, какое впечатление получала она от чтения произведений Фридриха Ницше: «Много радости доставил мне этот мыслитель-поэт! Читала я его и раньше, но сейчас передо мною раскрылась вся глубина мысли этого, так несправедливо оклеветанного Мыслителя!»[50]

Она неоднократно цитирует его: «Сейчас зачитываюсь “Так говорил Заратустра”. Великий мыслитель хорошо знал человеческую природу, ибо восчувствовал всю силу ее на себе. “Трудно жить с людьми, ибо трудно хранить молчание” – так говорил Заратустра. Также: “Ты стал выше, но чем выше ты, тем меньшим кажешься ты в глазах зависти. Но больше всех ненавидят того, кто летает”… Как правильны слова Заратустры: “Бесплодны вы, потому и недостает вам веры. Но кто должен был созидать, у того были всегда свои вещие сны и свои звездные знамения – и верил он в веру!”… И этого-то мыслителя, который поет о созидании, о радости и красоте творчества и принесения подвига и об отдании своей жизни за истину, который говорит: “Уж лучше хочу я быть столпником, чем вихрем мщения!”, обвиняли и называли антихристом, да и посейчас продолжают называть так! Остается сказать – “истинно, рожденное ползать не может летать!” Великий мыслитель, сколько радости доставил он мне своим творением! Этим отзвуком знакомого нам Голоса…»[51]

Примечательно, что в этом письме Елена Ивановна соединяет два имени – Ницше и Горького. Крылатое изречение «Рожденный ползать – летать не может!» из «Песни о Соколе» Горького, написанной в 1895 году. Эти слова относятся к Ужу, олицетворяющему мещанское самодовольство в противоположность умирающему отважному Соколу, который побежден, но не сломлен:

«Безумство храбрых – вот мудрость жизни! О смелый Сокол! В бою с врагами истек ты кровью… Но будет время – и капли крови твоей горячей, как искры, вспыхнут во мраке жизни и много смелых сердец зажгут безумной жаждой свободы, света!

Пускай ты умер!.. Но в песне смелых и сильных духом всегда ты будешь живым примером, призывом гордым к свободе, к свету!»

Не раз в семье Рерихов вспоминали другое произведение – «Песню о Буревестнике». К духовному раскрепощению и обновлению звал Горький:

«Над седой равниной моря ветер тучи собирает. Между тучами и морем гордо реет Буревестник, черной молнии подобный.

То крылом волны касаясь, то стрелой взмывая к тучам, он кричит, и – тучи слышат радость в смелом крике птицы.

В этом крике – жажда бури! Силу гнева, пламя страсти и уверенность в победе слышат тучи в этом крике.

Чайки стонут перед бурей, – стонут, мечутся над морем и на дно его готовы спрятать ужас свой пред бурей.

И гагары тоже стонут, – им, гагарам, недоступно наслажденье битвой жизни: гром ударов их пугает.

Глупый пингвин робко прячет тело жирное в утесах… Только гордый Буревестник реет смело и свободно над седым от пены морем!..

Синим пламенем пылают стаи туч над бездной моря. Море ловит стрелы молний и в своей пучине гасит. Точно огненные змеи, вьются в море, исчезая, отраженья этих молний.

– Буря! Скоро грянет буря!

Это смелый Буревестник гордо реет между молний над ревущим гневно морем; то кричит пророк победы: