Художественная культура Санкт-Петербурга XVIII века

К концу ХVII в. сложилось несколько типологических вариантов барочного искусства. В художественной культуре католических стран – Италии, Испании и ее Латиноамериканских колониях по-прежнему преобладали величественные католические соборы, библейско-евангельские сюжеты, погребальные сцены, темы мистических видений, религиозного экстаза и мученичества за веру, а также образы детей – олицетворение чистоты и безгрешности. Интерьеры католических соборов, их позолоченные алтари работы Л. Бернини, Ф. Борромини, братьев Чурригера и Азам потрясают фантастической роскошью, неисчерпаемостью пластических форм и декоративных мотивов.

Борромини Ф. Церковь Сан-Карло. 1634–1637. Рим

Бачиччо. 1707. Апофеоз Ордена Францисканцев. Х., м. Рим. Базилика Санти

Бернини Л. 1624. Интерьер Базилики св. Петра. Ватикан

Во Франции и Фландрии в условиях «просвещенного» абсолютизма барокко приобрело придворно-аристократический характер. Ведущими архитектурными жанрами здесь были городской и загородный дворец, общественное здание. Не уступая в роскоши католическому барокко, фламандская и, особенно, французская архитектура отличалась большей логикой, симметрией, ориентацией на античную ордерную систему. Полотна Рубенса и Пуссена воспевали радости земных наслаждений, материальное изобилие и красоту реального мира. Лирическая поэзия, излюбленные музыкальные жанры, живописные аллегории и мифологические сюжеты имели светский, нередко – эротический контекст.

Параллельно формировалась альтернативная художественная система – классицизм. Своим героическим пафосом, апологией верноподданнических (с середины ХVIII в. – гражданских) чувств, канонами и строгой иерархией жанров он идеально соответствовал политике регламентации абсолютных монархий. В творчестве величайших представителей французской культуры ХVII в. – архитектора А. Ленотра, живописца Н. Пуссена, композитора Ф. Куперена, поэта Ж. де Лафонтена принципы барокко и классицизма настолько переплетены, что развести их едва ли возможно.

Рубенс П. П. 1638. Шубка. Портрет Елены Фоурмен. Х., м. Вена. Историко-художественный музей

Йорданс Я. Пир Бобового короля. Х., м. Брюссель. Королевский музей

В «пограничной зоне» между католической и придворно-аристократической моделями барокко находилось искусство Западной и Южной Германии, Австрии, Саксонии и Польши. Художественная культура последней оказывала сильное влияние на Украину и, через нее, – на Россию.

Бенуа А. Н. 1906. Версаль. Б., гуашь. Тверь. ОКГ

Пуссен Н. 1650–1655. Аркадские пастухи. Х., м. Париж. Лувр

Аркадия в греческой мифологии – страна абсолютного счастья. Безмятежные пастухи на лоне прекрасной природы однажды нашли гробницу, на которой прочитали надпись: «Я тоже жил в Аркадии». Художник мастерски передает эмоциональную реакцию каждого из них. Античный сюжет, уравновешенная композиция, сдержанный колорит, четкий, как на античном рельефе, рисунок, скульптурная выразительность поз позволяют считать эту картину шедевром французского классицизма XVII в. Однако все эти черты подчинены центральной барочной идее: “memento mori”.

Еще один вариант – культура протестантских стран – Голландии, Дании, Швеции, Северной Германии. Католическая идеология барокко была им чуждой. Они заимствовали от него лишь некоторые композиционные и формальные приемы. В целом же искусство этих стран отличалось скромностью и простотой. В Голландии победа буржуазных отношений утвердила дух практицизма и рационализма. Беспрецедентная свобода печати (запрещенная в Европейских странах литература печаталась в Голландии и распространялась по всему миру), имущественная и правовая защищенность граждан, невиданная свобода творчества превратили искусство в доходное ремесло. В таких условиях ведущей художественной системой стал реализм – всестороннее правдивое отражение действительности в художественных образах. Живопись Рембрандта и «малых голландцев», бюргерская архитектура, расписная керамика преисполнены уважением не к титанической личности, как в эпоху Возрождения, а к простому человеку, независимо от его социального статуса и государственных заслуг. Любовь к родной природе и народному быту – центральная тема голландского искусства. Даже исторические, мифологические, библейско-евангельские сюжеты трактовались как повседневные бытовые сценки. Для голландцев красота = простота + естественность.

Санредам П. Я. Интерьер церкви св. Якоба в Утрехте. 1642. Д., м. Мюнхен. Старая Пинакотека

Хоох П. де. Во дворе. 1650-е. Х., м. Амстердам. Рейхсмузеум

Рембрандт ван Рейн. 1654. Портрет старика в красном. Х., м. ГЭ

Особое место в европейской культуре принадлежало Англии. В ее искусстве барочно-классицистическая тенденция боролась с реалистической.

В такую противоречивую художественную среду погружался Петр Великий во время заграничных путешествий. Она формировала его вкусы и художественные представления. С ней он сравнивал культуру России и отбирал все полезное, по его мнению. Личные вкусы царя во многом определили пути развития отечественного искусства и облик новой столицы.

1.1.3. Художественные вкусы Петра Великого

По выражению В. О. Ключевского, за границей Петр I проводил большую часть времени, в «мастерской европейской культуры». Лейбниц вспоминал: «Он больше восхищался некоторыми хорошими машинами, чем собранием прекрасных картин, которые ему показывали в королевском дворце»[6]. «Полный оркестр… скоро должен был умолкнуть по приказанию царя, который небольшой охотник до музыки»[7]. Дух буржуазного практицизма был ему очень близок. Коммерцию, навигацию, точные науки он ценил выше всех искусств вместе взятых. Его художественные вкусы сложились под влиянием протестантских стран, особенно Голландии. Не случайно «Парадиз» начал строится на голландский манер.

Ему нравилась живопись «малых голландцев», жанровые сценки с веселым, пусть и грубоватым застольем, телесным и душевным здоровьем. Особое восхищение царя вызывали марины – морские пейзажи. Абрахама Виллартса и бывшего корабельного капитана Адама Сило, из-под ремесленнической кисти которых подобные вещи выходили чуть ли не каждый день, он считал лучшими мастерами.

Брауэр А. 1630-е. Крепкий напиток. Д., м. Франкфурт-на-Майне. Штеделевский институт

В 1717 г. Петр I посетил Францию. Роскошь и помпезность придворного искусства шокировали его. Он отказался жить в отведенном ему отеле и потребовал чего-нибудь попроще. «Не доведет эта роскошь до добра французского короля» – пророчески предрекал Петр I. Он вообще не любил обширных помещений. Большому Петергофскому дворцу предпочитал миниатюрный Монплезир, а величественные резиденции строил, следуя политической необходимости. Вряд ли он предвидел, что его дочь Елизавета, если не превзойдет, то будет на равных состязаться в роскоши с французским и австрийским дворами.

Остаде А. ван. 1637. Драка. Д., м. ГЭ

Сило А. Морской бой. Х., м. Тула. ОХМ

В европейском искусстве Петра I и его единомышленников привлекали «приузорность», архитектурные ордера, ренессансная и барочная скульптура, общеевропейский язык аллегорий, источником которого была античная история и мифология. Интерес к античности, ставший с середины ХVIII в. основополагающим принципом классицизма, тоже возник в петровское время.

Художественные вкусы императора развивались. Из длинного ряда фламандских и голландских художников он стал выделять подлинных гениев – Брейгеля, Рубенса, Рембрандта, заинтересовался искусством Возрождения. Под конец жизни его охватила страсть к художественному коллекционированию. Русские дипломаты получили приказ скупать за рубежом произведения искусства, а сам он затеял упорную, но безрезультатную тяжбу с магистратом города Данцига, не желавшим продать алтарную композицию Ханса Мемлинга «Страшный суд».

Мемлинг Х. «Страшный суд». Алтарь. 1466–1473. Д., м. Гданьск. Нац. музей

О литературных пристрастиях Петра Великого сведения крайне скудны. Видимо времени для чтения художественной литературы у него не было. Тем не менее, в его бумагах был найден перевод комедии Мольера «Драгыя Смеянныя» («Смешные жеманницы»), сделанный в 1708 г. О знакомстве царя c европейской литературой свидетельствует анекдот, записанный А. К. Нартовым: «Государь, отъезжая к Дюнкирхену и увидя великое множество ветряных мельниц, рассмеявшись, Павлу Ивановичу Ягушинскому сказал: «То-то бы для Дон-Кишотов было здесь работы!» Даже если государь и не читал Сервантеса, то с точки зрения современной педагогики, – проявил компетентность.

Неуемная энергия царя находила разнообразные выходы: он строил корабли, занимался токарным делом, раскладывал товары на лотках продавцов в «правильном» порядке, рвал зубы, делал хирургические операции, препарировал трупы. Не была чужда ему и художественная деятельность. Петр I пел с дьяками во время торжественных богослужений, любил гравировать, собрал большую библиотеку по архитектуре. Считая себя вполне квалифицированным зодчим, он был убежден, что хороша только та архитектура, которая отвечает практическим надобностям. Петр I сам составил эскизы Петропавловской крепости, Адмиралтейства, Летнего сада, Петергофского парка, собственными руками строил образцовые мазанки, проектировал новые улицы, указывал места шпилей. Ему принадлежит идея непрерывной фасадности невских берегов, заимствованная из Амстердама и Гааги. Это создавало иллюзию освоенности огромных пространств и за счет общей стены соседних домов экономило строительные материалы.

Практицизм вкусов Петра Великого имел ряд негативных последствий. В России не существовало понятия ХУДОЖНИК. Артист, живописец, скульптор, архитектор приравнивались к мастеровым – каменщикам, малярам, портным. Они принимали присягу и являлись государственными служащими или крепостными государства. Граница между этими категориями была весьма зыбкой. Вот что пишет, например, президент Академии наук Шумахер об одном из мастеров Гравировальной палаты: «который Лифляндскую карту грыдоровать начал, от нас ушел, и я подал о нем известие в полицымейстерскую канцелярию, чтоб его сыскать, и когда он сыщется, то я его заставлю в железах работать»[8]. Подобное отношение к художнику было обычным. Архитектор и рисовальщик Федор Васильев чем-то прогневал обер-комиссара князя А. М. Черкасского, ведавшего архитектурными работами в столице. За это князь, не имея на то никаких законных оснований, подверг Васильева жестоким побоям, без суда и следствия конфисковал все его имущество, заковал в кандалы и больше года продержал в подвале Канцелярии городовых дел.

Талант не имел сколь-нибудь серьезного значения. В указе об основании Академии художеств Петр I велел зачислять туда всех незаконнорожденных, независимо от способностей. Сходными соображениями он руководствовался и при назначении жалования иностранным мастерам: «Французу всегда можно давать больше жалования: он весельчак и все, что получает, проживает здесь. Немцу…должно давать не менее, ибо он любит хорошо поесть и попить и у него мало из заслуженного остается. Англичанину надобно давать еще больше. Он любит хорошо жить…Голландцам должно давать менее; ибо они едва досыта наедаются для того, чтобы собрать больше денег. А итальянцам – еще менее, потому что они обыкновенно бывают умеренны и у них всегда остаются деньги…»[9].

Глава 2

«Петровское» барокко

Кучумов В. Н. 1916. Венера. Х., м. Днепропетровск. ХМ

1.2.1. Доменико Трезини

Начало формирования художественного облика Санкт-Петербурга связано с именем Доменико Трезини (ум. в 1734 г.). Уроженец южной Швейцарии, он долго жил в Дании, где и был завербован на русскую службу в 1703 г. В России он женился во второй, потом – в третий раз. У него было пятеро детей, двое из которых – Пьетро и Джузеппе, в дальнейшем также стали архитекторами, завершив начатые отцом постройки в Александро-Невской лавре. Крестным отцом одного из них был сам Петр Великий.

Пикарт П. 1720. Кроншлот. Фрагмент плана Санкт-Петербурга. Офорт

Первым сооружением Трезини стал форт Кроншлодт, напротив острова Котлин, – мощная двухъярусная башня, ощетинившаяся со всех сторон пушками. Ни форта, ни его чертежей не сохранилось. Согласно сообщению датского посланника Юста Юля, при его строительстве зимой 1705/1706 гг. от голода и морозов погибло 40.000 человек. Впрочем, лично этого видеть Юст Юль не мог, поскольку прибыл в Петербург только в 1709 г.

После взятия Нарвы Петр I поручил Трезини построить там Триумфальные ворота, которые так понравились царю, что он велел всех иностранцев пускать в город только через них. В 1708 году царь приказал построить подобные ворота в Петропавловской крепости. Трезини соорудил триумфальную арку. На пятнадцатиметровую толщу стены он наложил декорацию из ниш, пилястров, волют, рустованного камня. Рельефы с изображением античных шлемов, лат и фанфар на столетие предвосхитили излюбленную тематику ампирного декора. Аттик был украшен барельефом «Низвержение Симона Волхва апостолом Петром» работы Конрада Оснера. Политический смысл аллегории был очевиден: апостол Петр – Петр Великий, а Симон Волхов – его оппонент протестант Карл ХII, выброшенный с невских берегов. По этому барельефу ворота со временем стали называть Петровскими.

Трезини Д. Петровские триумфальные ворота Петропавловской крепости. 1708, 1716–1717

Оснер К. Низвержение Симона Волхва апостолом Петром. Бронза. 1716–1717

Мартынов А. Е. 1809. Летний дворец Петра I. Б., акв. ГЭ

Следующая работа Трезини – Летний дворец Петра I (ок. 1713 г.) – скромное двухэтажное здание с одинаковой планировкой этажей. В шести покоях второго этажа размещался царь Петр, в первом – Екатерина. Дворец увенчан высокой «голландской» крышей с крутыми скатами. Большие окна мелко расстеклованы, что тоже характерно для голландской архитектуры. Окна северной стороны смотрят на Неву, восточной – на Фонтанку, а парадный вход находился на юге, где был прорыт канал, соединенный с Фонтанкой. Царь любил подплывать сюда на ботике и по ступеням, ведущим к самой воде, поднимался в свои покои.

Одновременно с Летним дворцом началось сооружение Петропавловского собора, которому Трезини отдал остальную часть жизни. Форма собора не имела аналогов в русской архитектуре. Здание церкви соединено с колокольней базиликой – помещением, вытянутым по горизонтали. Такой базиликальный тип храма станет преобладающим в русской архитектуре первой трети ХVIII в. Для Петра I мотив престижа был важнее религиозных чувств. Он требовал в первую очередь строить колокольню, которая была бы выше Ивана Великого, и установить на ней главные часы государства. Саму же церковь «делать исподволь». Потому колокольня и господствует над всем собором. Его высота составила 112 м., а после замены деревянного основания шпиля железным (1958 г.), увеличилась еще на 10 метров. Высокий шпиль – главное в облике сооружения. «Не округлый купол – символ покоя и благолепия, а острая игла, вносящая напряженность и динамику»[10]. Отныне шпили станут архитектурными доминантами, объединяющими разбросанную по низким берегам Невы городскую застройку. На них ориентировались улицы и кварталы новой столицы.

Трезини Д. Петропавловский собор. 1712–1733

В 1722–1723 гг. Трезини дважды выиграл конкурс проектов здания Двенадцати коллегий, победив С. Ван Звиттена, Г. Киавери и К. Растрелли. В архитектурных формах он воплотил идею Петра Великого: гигантское, почти 400-метровое здание, разделено на двенадцать одинаковых частей. Каждая коллегия занимала одну часть. Все они одинаково украшены, равны между собой, не зависят одна от другой, каждая имела собственное «красное крыльцо». Вместе с тем, они составляют одно здание, объединенное изнутри сквозным коридором, а снаружи – общей кровлей, подобно тому, как единая императорская воля объединяла деятельность всех коллегий. Невиданная до тех пор длина постройки, завораживающий ритм пилястров, фронтонов и ризалитов, торжественное сочетание красного с белым придают зданию изящество и величие. И это несмотря на то, что перестройка 1834 г. испортила его: старые барочные фронтоны были заменены более простыми, исчезла декоративная скульптура на их скатах и в тимпанах, из двенадцати входов был оставлен только один, а подсыпанный перед зданием слой земли и разбитый сад нарушили красоту пропорций.

Тозелли А. Двенадцать коллегий. Фрагмент панорамы Санкт-Петербурга. 1820. Музей истории СПб

Трезини Д. Благовещенская церковь Александро-Невской лавры. 1717–1724

Москва. Сухарева башня. 1692–1701. Не сохранилась. Акв. В. Коленды. 1920-е

Художественная манера Трезини сформировалась под влиянием голландско-датской архитектуры. Прототипом его Петропавловского собора была Ратуша в Копенгагене, Летнего дворца – Маурицхейс – дворец Морица Оранского в Гааге, а Двенадцати коллегий – копенгагенская Биржа. Объем работ, выполняемых Трезини одновременно, поразителен. Он отвечал за 49 объектов, в том числе за разработку типовых домов и строительство в Александро-Невской лавре. Здесь Трезини построил Благовещенскую церковь. Ее прямоугольная форма с восьмигранной башней по центру тяготеет уже не к голландской, а к московской архитектуре – к Сухаревой башне. Но, в отличие от дробных форм и обильного «узорочья» московского прототипа, работа Трезини отличается изысканной строгостью. Обработка фасадов рустом, лучковый фронтон и белоснежные пилястры на красном фоне создают удивительное сочетание легкости и торжественности. Трезини не признавал колонн, и всегда заменял их пилястрами. Некоторые искусствоведы называют современный ему период петербургской архитектуры «пилястровым».

Трезини первым осознал роль Невы как главной магистрали города. Разрабатывая план застройки района между Фонтанкой и Таврическим садом, он сориентировал на нее главные проспекты, а пересекающие их улицы проложил параллельно течению реки. В доме зодчего, (угол Университетской набережной д. 21 и 5-й линии Васильевского острова) проживало 16–18 учеников. Нерадивых он, по примеру царя Петра, поколачивал палкой, а талантливому Михаилу Земцову оказывал всяческое покровительство. Опасности, его подстерегавшие, имели к архитектуре отдаленное отношение. То Меншиков попросит для своего дворца казенные материалы «взаимно» (т. е. безвозвратно), то князь Гагарин, отстроивший себе на стрелке Васильевского острова хоромы площадью 2000 кв. м. и казненный вскоре за чрезмерное взяточничество. Отказать таким вельможам Трезини не мог, а отвечать потом пришлось ему. При Петре I зодчему так и не дали чина и ни разу не повысили жалования. Только после смерти императора он получил звание инженер-полковника, титул «ваше высокоблагородие» и потомственное дворянство. Это, видимо, Меншиков рассчитывался за услуги.

Дом Трезини. 1720-е. Надстроен

1.2.2. Архитектура «петровского» барокко

Второй этап развития русского барокко принято называть «петровским». Кроме сооружений Доменико Трезини представления о нем дают здания Кунсткамеры, Меншиковского дворца и Кикиных палат. Последние были полностью разрушены во время блокады и являются «новоделом». Но в их новом облике реставраторы особо подчеркнули стилевые особенности.

Кунсткамера — библиотека, обсерватория, с 1725 г. – Академия наук, задумывалась как первый в русской истории общественный музей. Первоначально он размещался в Кикиных палатах, конфискованных у владельца, казненного по делу царевича Алексея. Для популяризации музея Петр I велел каждому посетителю наливать чарку вина или водки. Здание Кунсткамеры строилось долго, с 1718 по 1734 г. Начал строительство немец Георг Маттарнови, но через год он трагически погиб. Его нечаянно столкнул с лесов пьяный рабочий. Преемником Маттарнови стал Николаус Гербель. При нем работы шли ни шатко, ни валко. После смерти Гербеля (1724 г.) его сменил талантливый итальянец Гаэтано Киавери, но, к сожалению, ненадолго. Через два года он отпросился за границу по служебным надобностям и больше не вернулся. Он предпочел службу при дворе Августа II и вошел в историю европейского искусства как создатель великолепных барочных сооружений в Варшаве и Дрездене. Завершил строительство Кунсткамеры и отделку ее интерьеров Михаил Земцов.

Кикины палаты. 1714–1720. Архитектор неизвестен. Реставратор И. Н. Бенуа

Г. Маттарнови, Н. Гербель, Г. Киавери, М. Г. Земцов. Кунсткамера. 1718–1734.

Вытянутый вдоль Невы фасад здания расчленен на три части. В центре – пятиярусная восьмигранная башня, построенная на изысканном сочетании прямых, выпуклых и вогнутых плоскостей. По ее сторонам симметрично расположены два одинаковых корпуса, увенчанные голландской крышей. Их ризалиты были украшены пышными фронтонами криволинейных очертаний. Позднее фронтоны были заменены примитивными прямоугольными аттиками, соединенными балюстрадой. Это исказило стилистику здания.

Ростовцев А. И. Дворец А. Д. Меншикова. 1716–1717. Офорт

Симметричную композицию имеет и Меншиковский дворец, построенный для генерал-губернатора его личным архитектором Иоганном Готфридом Шеделем при участии Карло Фонтаны и Доменико Трезини. Сегодня дворец кажется скромным, но в петровское время это была жемчужина Санкт-Петербурга. Главный вход подчеркивало высокое крыльцо. Над ним – фронтон замысловатых очертаний с гербом «Светлейшего». Флигели тоже были украшены фронтонами в виде затейливых княжеских корон. От парадного входа к Неве вела широкая мраморная лестница с изящными перилами и просторными площадками. В хорошую погоду они служили местом ассамблей. Интерьеры дворца были отделаны богато и со вкусом. Не случайно в особо торжественных случаях император устраивал приемы не в своем, а в Меншиковском дворце. Шедель и Фонтана окрасили дворец не в традиционный красно-белый, а в серый цвет, имитируя с помощью штукатурки трещины и замшелости – воплощение барочной идеи «memento mori». Как будто неумолимое время наложило отпечаток на старинное родовое гнездо безродного Меншикова.

Позади дворца, до противоположной оконечности острова, тянулись огороды и хозяйственные постройки. Имение генерал-губернатора перерезало Васильевский остров в самом начале, мешая дальнейшему его освоению. После падения Меншикова огороды и спуск к Неве были уничтожены, а само здание серьезно перестроено.