Девять жизней

– Упивались властью над благородным сословием, стремились к обогащению, к тому же дон Себастьян…

– У меня были причины интересоваться такими делами. Их наказывали суровее, чем других.

– Расплата за власть и за то, что оказались недостойны доверия.

– А лично ваш протеже лет двадцать назад? Когда вы стремились занять должность великого инквизитора?

Дон Рикардо сглотнул. Он старался это забыть. Упрямо промолвил:

– Энрике Мартинес был помилован…

– Помилован… Невиновный.

– Превышение полномочий…

– И всё? Решился арестовать знатного казнокрада. Вы разве не это внушали ему? Вы мастер цветистых речей о благе Эспании.

– Вы слишком увлеклись старыми сплетнями и, должно быть, устали.

– Отец Энрике служит в одном из приходов Теворы. Редкостной силы духа и безупречной праведности человек. Хромает слегка, его ведь пытали.

– Он вам рассказывал?

– Нет. Уклонился. Я сам узнавал. Не думайте, дон Рикардо, что прошлое не оставляет следа. Вы поддержали обвинения против Мартинеса, позволив его врагу утолить жажду мести, потом добились помилования и услали больше не нужного вам человека. Сбросили пешку с игральной доски и получили желанную должность.

– Дон Мигель, – возвысил голос старик, слегка тряхнув головой, избавляясь от неприятных воспоминаний. – Ваши нотации неуместны. Кто вы, чтобы навязывать мне нелепые разговоры?

– Когда вам нужно, вы и не такое терпите от первых грандов Эспании, – граф скрестил на груди руки и невозмутимо продолжил: – Зачем вы впутали в свою игру дворянина? Вам за шестьдесят, что вам нужно, зачем вы повысили ставки? Де Суэда не убрать втихаря.

– Кабальеро из этой семьи ничего серьёзного не грозит, – с облегчением отмахнулся от собеседника дон Рикардо. – В столице пошумят и забудут, все знают ведь де Суэда!

– Вам грозит.

– Мне? Что? – искренне удивился старик.

– Вы потеряете его уважение.

Дон Рикардо посмотрел на графа с изумлением, хотел усмехнуться – и не смог. Горло перехватило, руки вдруг затряслись, плечи ослабли, а старое сердце забилось сильнее. Годы вмиг придавили великого инквизитора, все годы, что он упивался властью, расширением полномочий, победами над соперниками, своим превосходством над людьми разного положения и ума. И на старости лет в жизни прожжённого интригана появился единственный человек, кто способен смотреть ему прямо в лицо с почтением, но без страха и лести.

Некстати вспомнился Энрике Мартинес, его растерянный взгляд при последней их встрече – когда скромный и честный простолюдин начал осознавать, что он предан, но ещё не сумел понять в полной мере – стал всего лишь орудием в ловких руках интригана. Де Суэда поймёт это сразу. Горячая кровь и прирождённая гордость аристократа не позволят промедлить с решением. Дон Рикардо, как наяву, представил своего молодого друга – его ясный взгляд и приветливую улыбку. Вспомнил, как три года назад его поразили присущие юноше живой ум, искренность, смелость и готовность служить тому, кому он поверил. Потерять уважение… этим не обойдётся. Дон Себастьян способен и презирать, и даже не потрудится скрыть перемену своего отношения к самому великому инквизитору.

Старика из жара бросило в холод. Холод старости, близкой могилы, раньше не тяготившего одиночества. И странной, дикой, незнакомой боязни потерять привязанность друга. Пришлось тихо признаться:

– Он мне как сын. Я и не думал, что так сильно к нему привяжусь. Чего вы хотите? Ведь ваш разговор неспроста.

– Моё желание выдать за него дочь может противоречить вашим планам использовать способности дона Себастьяна. Я вас прошу не поддерживать его стремление остаться на службе в святой инквизиции, тем более – принять сан.

– Могу вас обрадовать – дон Себастьян вчера сообщил, что принимать обеты не станет.

– Вот как? – граф слегка оживился. – Я очень рад. Говоря откровенно, весьма сомневался, что надежды Эстрельи – не полная выдумка с её стороны.

– Дон Себастьян утверждает, что никогда не допрашивал её без свидетелей.

– Я так и думал, что она соврала. Умеют ведь женщины сочетать простодушие и нелепую хитрость.

– Простите, – дон Рикардо замялся. – Донья Эстрелья… не очень умна.

– Говоря попросту – круглая дура. Но она моя дочь, – граф вздохнул. – Ей нужен муж, к которому она будет относиться с почтением, и который не станет её обижать. И, конечно, она не способна управлять землями графства. Свадьба должна состояться как можно скорее… Я не уверен, что надолго переживу своего сына.

Признание графа расставило всё по своим местам. Его настойчивость, дерзость, догадливость: так случается, когда сильные духом умные люди знают о своей смертельной болезни и одного лишь желают – успеть позаботиться о своих близких. Опомнившийся дон Рикардо состроил скорбную мину.

– Понимаю. Дон Себастьян – лучший выбор. Только, боюсь…

– Я тоже боюсь. Эстрелья, конечно, красива, но красотой женщины вашего друга не удивить.

– Говорят, за него чуть не подрались две знатные дамы. Прямо в приёмной святого суда… – дон Рикардо с трудом удержался от смешка, но его собеседнику было совсем не до смеха.

– Мне придётся пока жить в Сегилье. Дочь одну оставить нельзя – она попадётся в любую ловушку. Тем более, когда к ней слетятся желающие стать графом де Тевора.

– Обвинение в колдовстве, вероятно, подстроено с той же целью. Дон Себастьян подозревает нового графа Гарофу.

– К счастью, её здравого смысла хватило снять особняк и переехать из дома Гарофы, как только её освободили из-под домашнего ареста.

– Может, она не так уж глупа?

– Ей просто не нравится дон Диего. Вам известно что-то ещё о намерениях вашего протеже?

– Я вчера вечером расспросил отца Николаса, инквизитора, с которым служит дон Себастьян. Старый хитрец захихикал, узнав с моих слов, что следователь не станет священником. Сказал, что имя дамы назвать затрудняется, но кабальеро лучше не отговаривать и поскорее женить.

Граф улыбнулся впервые за вечер.

– Может быть, его брак с Эстрельей – и не химера.

– Надеюсь, – дон Рикардо кивнул и почесал лоб. – Только дамы Сегильи…

– Поизобретательнее разбойников? Передайте отцу Николасу, чтоб он не вздумал кому-нибудь из них помогать. И, к делу. Прошу конфиденциально, но прямо сказать дону Себастьяну, что если он попросит руки моей дочери, предложение будет принято ею и мной.

– Прямо?

– Да. Не нужно устраивать глупости на женский манер. Мне с ним самому говорить будет трудно, мы незнакомы.

– А с его отцом?

– Давно не виделись, но уверен – он вмешиваться не станет.

– Хорошо. Прошу со мной отобедать. Завтра я с утра уезжаю, но вечером с доном Себастьяном обязательно поговорю. Этот брак я поначалу полагал невозможным, а теперь считаю благоразумным для обеих сторон.

– Дон Эстебан женился на девице без денег и связей. Его друзья считали, что будущий барон мог заключить брак гораздо выгоднее. Я женился, в интересах семьи, на кузине… Кто из нас оказался более благоразумен?

– Не всегда можно предвидеть…

– Не сомневаюсь, вы сумеете подчеркнуть, насколько возможности гранда Эспании послужить королевству значительнее, чем у следователя инквизиции.

Дон Рикардо важно кивнул и подумал – его нынешний заместитель пусть интригует. На ближайшее время дела Аседо достаточно, чтоб доказать королю – нынешний глава инквизиции полон сил и умеет выбирать исполнителей, а затем ему станет поддержкой дружба с молодым графом Теворой.

11. Разговор с другом

Я очнулся под сенью высокого дерева, рядом с друзьями. Чико подпрыгнул от радости, а сеньора Пепита всплакнула.

– Дорогой наш сеньор Негрито! Вы лежали два дня без движения и еле дышали.

– Мои друзья! Как я вам благодарен!

– Подумать только, в городе есть настоящий колдун!

– Увы! И он враг моего дона Себастьяна! Как же мне предупредить друга?

– Ах… – вздохнула благородная мышь. – Если бы мы могли разговаривать хотя бы с теми из людей, кого любим! Может быть, получится намекнуть?

– Увы… – выразил сомнение Чико. – Даже умнейшие из людей бестолковы. Ничего дурного не хочу сказать о твоём благородном сеньоре, но мне порой кажется – как ни странно, этот инквизитор в колдовство вовсе не верит и не поверит в необыкновенность животных.

– Я должен хотя бы попробовать!

Мои замечательные друзья согласились и проводили меня до ворот святого суда.

***

В парадную дверь здания инквизиции я вошёл степенным шагом, гордо задрав свой великолепный хвост. Стражники с улыбкой меня пропустили.

– Ты к веселью? Неплохо бы. Дон Себастьян у себя.

Я легко нашёл дорогу в комнату, где мой друг устроил себе кабинет. Поцарапал дверь и мяукнул. Знакомый голос тотчас отозвался:

– Ты мой хороший! Помнишь про колбасу? Сейчас велю тебе принести. А я, вот, в бумагах. С утра искупался, и дела в порядок сейчас привожу. Уверен, ты мне не помешаешь, дружище.

Дон Себастьян взял у слуги колбасу и велел плотнее закрыть дверь. Я чуть перекусил, скорее из вежливости, и забрался к нему на колени. Мой друг перелистывал страницы, делал пометки, и порой задумчиво гладил меня, озвучивая свои мысли.

– Дело банды Аседо пора сдать в архив. Всё стоящее по его связям я выписал. Многое натворил этот мерзавец, но лишнего мы о нём не будем писать.

Я мявкнул, положив лапы на руку моего друга, не представляя, как донести до него – разбойник, даже мёртвый, опасен, злой колдун сделает оружие из его крови! Но мой добрый дон Себастьян мягко переставил мои лапы обратно.

– Сиди смирно, Негрито! Посмотрим теперь другие дела. Вот, дело доньи Эстрельи… Представляешь, меня вздумали на ней женить! – он усмехнулся. – Нелепость.

Я согласен! Эта кошка глупа и недостойна моего друга. Пусть достаётся дону Диего. Главное, если колдун узнает о будущей свадьбе, то попробует применить своё оружие. Я этого не хочу. Потёрся лбом о камзол моего инквизитора и стал слушать дальше.

– Её отец зачем-то потворствует дочкиной блажи. Или решил, что я гожусь в управляющие их владений, за титул как жалование? Я вовсе не собираюсь идти в управляющие к богатой жене.

Я муркнул довольно, а мой друг продолжал.

– Наверное, я резковато ответил дону Рикардо. Он мне, конечно, желает добра. Перед отъездом сказал, как важны для королевства земли Tеворы… – дон Себастьян помолчал. – Исключительный человек. Всю жизнь заботится о благе Эспании. Его доверие – для меня огромная честь.

Почему моя шерсть стала дыбом, и даже ласковая рука не может пригладить её?

– Негрито, ты что, испугался? Дружок, нам не нужно бояться великого инквизитора. Он мне дорог, почти как отец.

Моя шерсть стала мягкой и шелковистой, едва дон Себастьян упомянул своего родного отца. Голос моего друга зазвучал нежностью и любовью, глаза затуманились – он вспомнил свой дом, далёкий замок Суэда. Потом тряхнул головой.

– Я отвлёкся. Не надо бы закрывать дело графини, но её камеристка… Пришла в себя, ничего не помнит и смертельно боится костра. На допросах сама на себя наговаривает, не понимая. Мне приходится рвать протоколы и ругать ни в чём не повинного писаря, совсем запугал бедолагу.

Я поднялся на задние лапы и заглянул другу в глаза. Хотел объяснить – она заколдована, не виновата. Он понял, но имя виновника я был не в силах назвать.

– Что же нам делать, дружок? – инквизитор вздохнул, взял перо и продолжил: – Будет так: «Камеристка Хосефа Родригес в припадке падучей болезни рассыпала мусор, забыла убрать. Горничная увидела, не поняла, испугалась, наплела ерунды, подсказанной женской фантазией». Господи, ну и чушь я пишу! Что ж поделать… – он покачал головой и добавил: – «Хосефу Pодригес, когда лекарь позволит…», обещаю, Негрито, скоро позволит, «…отправить домой, в селенье…» здесь где-то было… да… вот… и в конце: «Дело закрыто».

Колдун всё подстроил и останется безнаказан. Но мой добрый дон Себастьян прав.

– Смотрим дальше, Негрито. На сегодня осталось немного… Тааак… Мне только с пьяницами не хватает возиться: «Мастеровые, напившись в таверне, ругали клир, короля, инквизицию…» – он усмехнулся, водя пером по бумаге: – «Выпороть и отпустить». И записка нужна палачу, чтобы не перестарался. За что, кстати, ругают нашу с тобой инквизицию? – мой друг начал смотреть с лёгкой улыбкой, но вдруг нахмурился: «Ведьмы ни одной не сожгли за несколько месяцев». Вот скоты! Зрелищ им не хватает… Довольно! Последнее дело сейчас, до обеда…

Точнее сказать, было несколько дел. Дон Себастьян переложил пару папок, придвинул к себе поближе одну, а рядом поставил небольшой ящик.

– Бедные женщины. Их сожгли без вины. Остались записи полного бреда и несколько дешёвых вещиц. Перстень, правда, не очень дешёвый, – дон Себастьян взял в руки небольшое кольцо с синим камнем. – Похоже на обручальное. Дворянин вряд ли, а средней руки или даже богатый торговец такое мог подарить. У девушки был жених? В бумагах нет имени, но есть прошения, составленные опытным адвокатом. Ему кто-то платил. Жаль, что не помогло.

Я никогда не видел своего друга таким задумчивым и печальным. Он снова погладил меня и продолжал:

– Нужно узнать имя этого человека. Но если он пытался спасти невесту от ложного обвинения, этого недостаточно, чтобы подозревать несчастного в убийстве следователя-обвинителя.

Я подтвердил всем своим видом и мявкнул – конечно!

Дон Себастьян отодвинул папку и ящик, взял меня на руки и с улыбкой сказал:

– Что, малыш? У вас, котов, проще – полюбил, позабыл и ушёл. А мужчина должен заботиться о своей кошке, потом – о котятах. Такая уж наша судьба.

Мурр… Я никогда об этом не думал, я ведь совсем молодой ещё кот. Сил не набрался для драки за кошку, хотя симпатии уже есть. Что-то в моём мяуканье показалось дону Себастьяну очень забавным. Он чуть подбросил меня, засмеялся, шепнул мне прямо в ухо:

– Священник из меня не получится, вернусь на военную службу. Однажды, наверное, женюсь, но признаюсь только тебе – не довелось встретить женщину, с которой хотел бы не только делить постель.

Друг помолчал, погладил меня, усмехнулся:

– Придётся подумать ещё, хватит ли жалованья её содержать… Мне пора. Приходи когда хочешь. Вот дерево у окна. Ветка тонкая, но тебе хватит. Почему-то мне кажется – ты меня понимаешь. Смешно. У меня просто нет здесь близких людей.

12. Нападение

Я вернулся к своим необыкновенным друзьям. Вздохнул и признался – не удалось предупредить моего инквизитора. Развеять грусть мне помогли, представив чету говорящих чаек, недавно прилетевших в нашу Сегилью и решивших в ней обосноваться. Сеньор Гавьото и сеньора Гавьота рассыпались в похвалах городу и остались нашим обществом очень довольны. Они рассказали, что им очень нравятся приходящие в Сегилью корабли, а сейчас с юга плывёт целая флотилия сразу. Почему-то болтовня о кораблях с юга очень обеспокоила сеньору Карлиту. Она стала подробнейше вызнавать об их оснастке, форме, о том, как одеты матросы. С каждым ответом сеньора Гавьото ворона становилась всё озабоченнее.

– Друзья, эти корабли уже завтра доплывут до Сегильи. И что-то я сомневаюсь, будто они простые купцы.

Мы все взволновались, а Чико приподнял и второе ухо.

– Мовры? Пираты?

Мне быстренько объяснили, что на город порой нападали, правда, последний раз лет двадцать назад. С тех пор, конечно, крепость содержат в порядке, но никто о войне и не думает. Я спросил:

– Как же предместье, за стенами?

– Даже представить боюсь! – ответила мне сеньора Пепита. – Оно как ловушка. Всего лет десять назад бедняки здесь осмелились построить первые домики.

– Что нам делать? – я до смерти перепугался. – Может быть, дон Бенито подскажет?

Весь вечер мы пытались придумать, как предупредить наших друзей и хозяев. Дон Бенито не поверил вороне, пересказывающей слова каких-то там чаек. Его куда больше заботил отъезд герцогини в поместье.

– Что там затеет эта колдунья? Ещё её провожает коварный кузен! Оставьте, наконец, ваши глупости!

Я подумал – вдруг корабли приплывут раньше? Чико со мной согласился, сказав, что начать атаку пираты смогут и ночью. Мы с ним решили дежурить в башне, откуда хорошо видна гавань. Сеньора Карлита наш план одобрила и заявила:

– Увидите что-нибудь подозрительное – нужно поднять шум непременно. Вороны, даже обычные, меня прекрасно поймут. Ты, Чико, залаешь и разбудишь собак. Кошки здесь бесполезны, но сеньору Негрито следует разбудить инквизитора. Мои друзья о нём очень высокого мнения, говорят, он разбирается в военных делах, а оборонять крепости всех мужчин в семье де Суэда обучают с самого детства.

– Ваши друзья?

– Да. Я в дружбе с одной здешней семьёй. Мой друг служит в городском гарнизоне, а жена его – одна из немногих, кто знает о необыкновенных животных.

– Подумать только!

– Вчера она уехала в селение по соседству, навестить матушку, как вернётся, я вас познакомлю.

***

Поздно вечером мы пробрались на башню, откуда было отлично видно море, предместье и большую гору, из-за которой должны были появиться корабли с юга. Караульные спали. Я удивился, что в гавани меньше кораблей, чем обычно, и это стало ещё одним поводом для тревоги сеньоры Карлиты.

– Нет военных судов… Почему-то несколько дней назад они отплыли из гавани.

– Может быть, на юг, навстречу тем кораблям?

– Хорошо бы, но сеньор Гавьото сказал, что на север.

Тревога не отпускала. Ночь была тёмной, но я видел отлично. Кораблей не было заметно, но задолго ещё до рассвета я разглядел движение возле горы. Мы стали присматриваться и прислушиваться. Плеск волн заглушил бы звук вёсел, если бы мы нарочно не старались понять, что происходит. Гору огибали несколько больших лодок. Они причалили рядом с предместьем, с них начали высаживаться люди и осторожно идти к боковым воротам.

– Пора! – закричала сеньора Карлита. – Если люди идут к тем воротам, им, значит, откроют!

– Измена! – Чико залаял. – Негрито, беги! Я – к тем воротам, предупредить караул.

– Сеньора Карлита, умоляю, разбудите моих хозяек!

– Сейчас мои подруги-вороны поднимут шум, а я – прямо к ним. Мой муж клюнет колокол.

Больше не было времени объясняться. Я помчался вперёд, благо здание инквизиции было совсем рядом с башней. Чико гавкнул в ухо спящего стражника и побежал в сторону дальних ворот, изо всех сил заливаясь лаем.

Вот стена. Караульный мне улыбнулся. Вот – знакомое дерево. В окне – щель, как раз для меня. Я проскользнул в комнату и с громким мяуканьем бросился в альков, где стояла кровать.

Мой друг почти сразу проснулся, я даже не успел запрыгнуть на одеяло.

– Негрито? Ты что? – Дон Себастьян прислушался. – Карканье, лай… – он вскочил, быстро обулся, схватил шпагу, пистолет и побежал вниз, на ходу натягивая камзол.

Дежурные стражники в инквизиции не спали и тоже прислушивались. Оба обернулись к дону Себастьяну, ожидая распоряжений, а он быстро сказал:

– Животные волнуются неспроста. Может быть, ложная тревога, но нужно проверить. Вы – на коня и со мной, вы – разбудите других и отправьте к главным воротам.

Я выскочил на улицу раньше. Ждал, пока инквизитор вскочил на коня, и помчался в сторону, откуда среди лая собак я различал голос Чико. Не знаю, поскакал он в ту же сторону, потому что понял мою подсказку, или считал малые ворота особенно уязвимыми, но и встреченному ночному дозору он приказал направляться туда же.

Я отстал, но дон Себастьян и стражник инквизиции успели, когда через открытые малые ворота начали проходить вооружённые люди. Рядом лежали убитые стражники крепости. Из окон соседних домов стали выглядывать разбуженные лаем и карканьем горожане. Мой друг направил коня к воротам, прострелил голову одному из врагов и воспользовался дымом и замешательством, чтобы захлопнуть массивную дверь. Наш стражник набросил засов, пока инквизитор отразил удар первого из опомнившихся врагов. К счастью, враги рассчитывали на тишину, наготове держали только ножи и боялись в темноте из пистолета попасть по своим. В крепость проникли не меньше десятка, двое против них бы не справились, но тут подоспел дозор, а из домов стали выбегать люди, вооружённые чем попало. Дон Себастьян громовым голосом приказал:

– Брать живыми! – потом первому подбежавшему горожанину: – В Сегилье измена. Взять под охрану колодцы! Бегите к ближайшему и передайте другим, – к стражникам: – Вы – к главным воротам, вы – поднять гарнизон. Мой приказ – все караулы усилить, все выходы перекрыть, поставить караулы к стокам для нечистот. Особо усилить караулы у пороховых складов! И разбудите дона Бернардо!

Оставшихся в живых негодяев скрутили и повели к казарме, где был размещён гарнизон, а дон Себастьян, крикнув:

– Остатки отряда, проникшего в крепость, сейчас ловить по предместью нет смысла… – бегом поднялся на башню.

Я – за ним. Моё кошачье сердце забилось от страха – что будет с предместьем, вернее, с сеньорой Фелисией и Инес? Почему я им могу только мяукать? Одна надежда – на сеньору Карлиту…

Мы поднялись и увидели плывущие к пристани корабли. Ночь почти скрыла их, сонные караульные могли не заметить, но теперь обольщаться покоем мы не могли. Моему инквизитору одного взгляда хватило. Он крикнул вниз:

– Колокола! Людей из предместья срочно звать в крепость! Когда начнут подходить – открыть ворота, пускать без телег, больших тюков, животных, которых не поднять на руках!

Я успел разглядеть огни в той стороне, где наш домик, и понадеялся – мои хозяйки проснулись, бегут… Маленый колокол храма в предместье зазвонил – глухо, слабо. Я понял – стараниями супруга сеньоры Карлиты. Люди у ворот перепугались, застыли, в их глазах вспыхнул ужас. Только окрик моего друга смог их заставить очнуться, но для предместья этот звон стал сигналом беды. До моих ушей донеслись крики, я увидел, как зажигаются факелы, и не заметил, что мой друг оставил меня одного. Он ускакал, а я тихонько спустился, жался к стене, но слишком боялся за своих славных хозяек. Пошёл побыстрее. Потом побежал. Потеряв осторожность, осмелился выбежать на середину дороги. Быстрее, быстрее! Не углядел, как рядом оказалась толпа. Не успел увернуться. Почувствовал боль.

Темнота.

13. Люди предместья

Дон Себастьян примчался к центральным воротам, ожидая увидеть здесь коменданта. Спешился и заметил перепуганного капитана – заместителя дона Бернардо. Молодой кабальеро, занявший должность по протекции герцога, кажется, по родству, был бледен и сказал, заикаясь:

– Дон Бернардо убит!

– Как? Где?

– Дома, в своём кабинете.

– Проклятие! Измена глубже, чем даже я мог представить! Что стоите? Наверх, к пушкам! Сейчас к обоим воротам побегут люди предместья. Нужно опустить главный мост, а малый опущен. Канониры пусть нацелятся на причал и прикроют толпу. Стражники должны отгонять людей от ворот со стороны города во избежание давки. Паникёров на месте пристреливать.

– Как опустить мост? Пираты ворвутся вместе с толпой!

– Я сказал: канониры пусть нацелятся на причал! Должны успеть! Мы не можем оставить людей на растерзание моврам! – не слушая возражений, дон Себастьян сам приказал: – Мост опустить для людей из предместья! Капитан, на башню, за мной!

Молодой человек последовал за решительным инквизитором, втайне радуясь, что кто-то способен сейчас отдавать приказы и, наверное, знает, что делать.

Канониры все были на месте. Сосредоточены и смотрели на подплывающие корабли. Старик лейтенант, вытянувшись перед доном Себастьяном, доложил:

– Пушки пристрелены. Дон Бернардо всегда требовал содержать артиллерию в полном порядке.

– Светлая память дону Бернардо. Сейчас главное – прикрыть беглецов из предместья. Не дайте пиратам причалить. Хватит дальности до кораблей?

– Пока нет.

– В Сегилье измена. Посмотрим, как близко подплывут корабли, и узнаем, известно ли пиратам о дальности наших пушек.

Подошёл другой канонир:

– Что мы точно знаем – мовры сначала начнут грабить купеческие суда, бросившие якорь в нашей гавани. Там осталось мало людей, большинство матросов на берегу. Оставшиеся обречены, но нам это даст передышку.

– И если пираты рассчитывают на измену, то у них есть причина промедлить. Может, они ещё не догадались о неудаче отряда, пытавшегося проникнуть в крепость.

***

Не дожидаясь начала действий пиратов, дон Себастьян спустился, потребовал показать пленных и найти переводчика. Из пяти человек выбрал похрабрее на вид, может быть, главаря. Этот вряд ли что скажет. Быстро приставил шпагу к груди негодяя и спросил:

– Каков был ваш план?

– Собака, эспанское мясо, я… – он умолк, когда быстрым движением инквизитор пронзил его сердце, и не позволяя другим пленным опомниться, приставил к следующему окровавленное остриё.

Второй пленный стал клясться, что ничего он не знает, и миг спустя упал рядом с первым.