Жертвуя малым. Том 2

Крик птицы стал невыносим, теперь в нем звучал один только ужас. Невесомые белые крылья в исступлении били Ришу по лицу, по зажмуренным незрячим глазам, но Риша все равно видела, сколь отвратительно душе Шабо то, что над ней проделывают. Ее словно засасывало в черное болото, глубокое и зловонное, глубже Преисподней. Птице-душе, поглощенной этим болотом, никогда уже не воспарить в сияющем над облаками мире горнем.

Над головой, сквозь отчаянные крики птицы, Риша услышала скрип веток, угрожающий шелест: великое Древо–обиталище певчих душ спешило на подмогу одной из своих жилиц. Еще немного, и душу убитого брата отнимут у сестры, которая так жестоко с ней обращается.

Низко склонившись над лицом спящего ангела, плача, одной рукой она обхватила горячее белое тельце сопротивляющейся птички, не рискуя, однако, трогать крылья, боясь их сломать. Другую руку подняла над головой. Кончики пальцев коснулись лакированного дерева бабушкиной шпильки, воткнутой прическу. Хорошо шпилька держит, надежно: ни одна прядка не растрепалась.

– Шабо, миленький, – обратилась она к дрожащей, бьющейся в ее руке душе брата. – Ну, пожалуйста…

Шепот червей тут же зашелестел из темноты, как будто только этого слова они и ждали:

– Попроси меня помочь. Попроси. И я приму твою жертву взамен жертвы твоего брата.

Птичка протестующе закричала, вырываясь из последних сил. Звук втягиваемого воздуха, исходящий от статуи, стал угасать, притяжение ослабло. На спину Риши и на затылок падали сухие листья, ветви скрипели над головой непривычно близко.

«Это конец, – подумала Риша. Рука ее все еще сжимала птичку, но хватка уже не была такой крепкой. Вот-вот, и она позволит пальцам разжаться. – Даже если я сейчас убью себя, это ничего не изменит. Ведь Шабо не хочет возрождаться. Он не хочет занимать это новое тело, а я… не знаю, как заставить его».

Поникнув головой, почти касаясь лбом холодного подбородка статуи, Риша заплакала закрытыми глазами. Пальцы ее разжались. Белая птица с размаху впечаталась ей в лицо, распластав крылья по щекам, прижавшись к коже трепещущим телом. От кучки аристократов долетел разочарованный вздох. Риша услышала шорох, скрип, щебет нездешних голосов – мировое Древо протягивало новой обитательнице свою древесную длань для насеста. Чиркнув сестру по переносице клювом на прощание, душа Шабо оттолкнулась лапками от ее носа и, освобожденная, взмыла в воздух.

Согнувшись в три погибели над статуей, Риша застонала. Ей стало невыносимо от того, что она сделала. Рот ее искривился, из носа потекло, острый ком в груди не давал вздохнуть. Обхватив себя за бока, сгорбившись, сжавшись, Риша глухо завыла.

Кучка аристократов ахнула, прозвучали твердые, торопливые шаги.

– Миннья, – как сквозь плотно натянутую шапку, услышала она над ухом недоверчивый голос Ториса. – Смотри!

С трудом подняла залитое слезами лицо. Глаза никогда ничего не видели, но все равно она моргнула мокрыми ресницами, обозревая чудесную картину. Не опускаясь на протянутую к нему ветку дерева, работая крыльями что есть сил, завис в воздухе малый птенец-Шабо. Заметив, что сестра смотрит на него, птенец нетерпеливо чирикнул.

– Не улетает, – с удивлением проговорил Торис. – В сосуд не идет, но ведь, поди ж ты, и не улетает!

– Что ангел? – хриплым голосом спросила Риша. Попыталась выпрямиться. Тело, стянутое спазмом горя, повиновалось неохотно.

– Еще фурычит, – констатировал Торис как нечто курьезное. – Попробуешь? – спросил он Ришу.

– Да, – сказала она. На смену горю, мгновения назад сжимавшему в каменном кулаке все ее существо, опасливо разливалось теплое чувство любви, признательности к брату. Он доверился ей и остался тверд в своей вере до конца, даже когда она сама сдалась. А значит – она не может предать его доверия.

Риша протянула руку и маленький птенец, чье сияние уже не лучилось так ярко, а иссякало стремительно, послушно опустился на ее раскрытую ладонь. Риша поднесла его к лицу и легонько поцеловала в крошечный клюв. Птенец взмахнул крыльями, внимательно глядя на сестру выпуклыми глазами-бусинками. Улыбнувшись брату, Риша позвала Ториса. Когда он склонился к ней, протянула ему птенца. Он доверчиво взял, как и котенка до этого, а птенец добровольно пошел к нему на руки.

– Что… – начал он.

– Спасите его, – велела Риша. Торис начал говорить новое «что», она перебила, – вы ангел, вам под силу.

– А ты? – спросил тогда он.

– Я завершу ритуал, – сказала Риша, отворачиваясь. Торис все нависал над ней, она нетерпеливо махнула рукой, прогоняя его. Он послушался, отошел.

«Спасите его», – мысленно повторила ему Риша. Выпрямилась, сидя над статуей скрестив ноги. Она еще слышала отголоски слабого хрипа в недрах ангельского тела, но это, пожалуй, была уже агония.

«Я готова принести жертву», – мысленно обратилась она к червям.

Те молчали.

Риша подняла руку, вынула из волос шпильку, сжала в кулаке, направив острие к шее.

– Моя жертва добровольна, – вслух сказала она. – У меня нет сожалений.

Она услышала, как вскрикнул Торис, услышала шелест тренированных ног по песку. Жрец, вспомнила она. И, опережая его, ни о чем больше не думая, недрогнувшей рукой нанесла себе сильный удар в сонную артерию.

Боль громыхнула, пронзила электричеством. Горло закупорилось, туда пролилась горячая кровь, пульс зашумел, как наводнение, снося утлый челн ее сознания в открытое море беспамятства.

На прощание она почувствовала, как валится вперед, ощутила рывок, прикосновение сильных рук, раскаленную влагу, струящуюся, как лава, по ее груди и плечу. Звуки, запахи, осязание, вкус, – все это смолкало, меркло. Теряя кровь, Риша проливалась, растворялась и впитывалась, проникая струйками вниз, через овал Дита, насквозь по наклонному раструбу Тартара, в преисподнюю, все глубже сквозь гроздья сочленений и кристаллические решетки; и черви, многоголовые обитатели подвала мироздания, дивясь, сокрушенно качали башками, как будто вовсе и не рады были такому исходу. А потом кровавые капли Риши достигли рубиновой ограды, растопили ее, ввинтились в мягкую сердцевину, как сперматозоид в яйцеклетку, затеплили огонь в давно остывшей кузне и взвились первыми искрами под тяжкий грохот заработавших мехов. Жизнь той, кто называла себя Ришей, мойщицей статуй, оборвалась.

…У плода Мирового древа открылись глаза и в них, выпуклое, отразилось склонившееся на фоне густой шелестящей кроны все еще немного шокированное, но быстро наполняющееся вдохновением безупречное лицо другого ангела. Отреагировав на взгляд, он по-мальчишески заулыбался, расцвел и шлепнул плоду на грудь жалобно покряхтывающего котенка.

– Ну, с Днем рождения, душенька! – с ласковой торжественностью произнес он.

16.

247 год от ВК

Первые несколько недель выдались хлопотными. Хоть внешне ангельское тело и не отличалось от человеческого, но всему приходилось учиться заново. Торис, на чьи долю выпала роль не только повитухи, но и няньки, вынужден был сложить с себя императорский сан – настолько он оказался незаменим и нужен. Людям объявили о скоропостижной кончине Божественного, такое иногда и с небожителями бывает – сломал шею, упав с лошади. На трон взошел Гектор-счетовод, чья очередь править была следующей. О появлении нового ангела – ангелицы – народу сообщать не стали: правящая семья чудесной новостью ни с кем не собиралась делиться. Ангелица в семье непорочно рожденных проявилась впервые за всю – докупольную и пост – историю. Ни побратимы, ни предки, с которыми они перешептывались сквозь ствол Мирового древа, не могли подсказать, как с новоявленной сестрицей обращаться. А уж сама она и подавно не знала.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Канун последнего месяца зимы (прим. сост.).

2

Второй весенний месяц (прим. сост.).

3

Малые мистерии проходят в последнем зимнем месяце, а Новый год по старому стилю начинался в первом весеннем месяце (прим. сост.).