Спящий красавец

Глава седьмая

Почтовая карета, обычный транспорт для жителей со средним достатком, снаружи казалась угрожающе громоздкой. Но на деле ее устройство оказалось хорошо продуманным и весьма удобным. От размещения багажных ящиков, занимающих нижнюю часть повозки, до мягких сидений, заботливо разделенных на одиночные и двойные. Они стояли в огороженных занавесями нишах, и при желании спинки откидывались, позволяя ехать полулежа.

Разумеется, Дели поспешила занять одиночное сиденье и достать из тощего саквояжа взятую в дорогу книжку. Просто легкий роман, девушка не имела никакого желания показывать спутникам интерес к природной магии.

И это решение лишь укрепилось после того, как она обнаружила, что половина спутников знакомы между собой. А про остальных слышали или знают от общих знакомых. К обеду небольшая компания уже вела оживленное обсуждение волнующих их всех городских тем, искоса поглядывая на пассажирок, пока не вступивших в их общество.

Кроме Дели упорно молчала еще одна девушка, тоже занявшая одиночную нишу. Природнице было плоховато ее видно, но она утолила свой интерес в полдень, когда карета остановилась у станции почтовой гильдии.

Как выяснилось, такие остановки ждали повозку каждые четыре часа. За час, пока путники обедали в гильдейской столовой, карете меняли лошадей и кучера. Провожатый был постоянным на весь восьмидневный путь. На ночевку карета останавливалась в десять вечера в пансионе, тоже принадлежащем почтовой гильдии и пассажиры ночевали в номерах, оплаченных при покупке билетов. Собственно, все обеды и завтраки входили в стоимость проезда, и это очень понравилось Дели, которой билет выдали «тетушки».

Вот во время обеда молодая наемница и рассмотрела севшую с ней за один столик спутницу. Худая и бледная той больной блеклостью, о какой говорят – в склепе и то краше лежат. И на заострившемся от худобы миловидном личике только огромные голубые глаза и блестят сумрачными озерами. Зато одежда очень приличная, хоть и строгого кроя, но дорогая и сразу видно – новая. Еще даже не обмята по фигуре.

– Мэри, – неохотно шепнула спутница, мазнув по соседке утомленным взором.

– Дели, – так же скупо отозвалась природница, помолчала, решаясь и добавила, – я еду до конца. Но никого там не знаю.

– И я тоже. – не отрываясь от еды кивнула Мэри.

Она ела суп очень аккуратно, отламывала хлеб небольшими кусочками, выливала бульон в рот неспешно, прожевывала овощи, тщательно прикрывая губы. Но чуточку, самую малость переигрывала, и Дели почему-то отчетливо виделось, как жадно она сливает в рот суп прямо из обливной мисочки, если все на миг отвернутся.

Поэтому Дели, не по наслышке знавшая, как сосет нутро голод, если по нескольку дней не ешь досыта, спокойно попросила подавальщицу завернуть ей с собой парочку пирожков. Добрая женщина, окинув взглядом худеньких пассажирок, принесла им увесистый туесок, пробормотав, что на полдник будет лишь запеканка и взвар.

– Это тебе, – выйдя из столовой, Дели протянула туесок спутнице, – меня за последние два дня откормили.

– А я не успела позавтракать, – слегка покраснев, призналась та, – еле сумела уйти.

– Тсс! Потом расскажешь… – остановила наёмница, а чуть позже, заметив толпившихся рядом с их каретой новеньких пассажиров, решительно добавила, – может, займем двойное сиденье?

– Да, – сразу согласилась Мэри, – иначе они обязательно сгонят с одиночных… я уже ездила.

Через пять минут они уже сидели на новом месте, распихивая под сиденье нехитрый багаж. У Мэри и саквояжа при себе не оказалось, лишь простая шляпная коробка.

Похоже, ей было не так-то просто уйти, сообразила Дели, и невольно прониклась сочувствием к подруге по несчастью. Интересно, к кому она едет? Но спросить об этом можно будет только в пансионе, как ей пояснили, все комнатки там двухместные и трехместные. Но они постараются занять меньшую.

Дорога тянулась не так и тяжко, как представлялось сиротке прежде. Они нашли с соседкой общие темы для разговора, как выяснилось, обе в юности изучали языки и музыку, историю и литературу. Правда Мэри еще училась живописи, а Дели в последние годы пришлось много заниматься кухней и шитьем, но это уже детали.

Спальню на двоих им выдали беспрекословно. Оказалось, что часть пассажиров, особенно семейные пары, собирались снять номера в придорожной гостинице, и, выйдя из кареты, прямиком направились туда.

– Там, конечно, веселее и кормят разнообразнее, – с завистью вздыхала одна из тех дам, кто направился к пансиону, – но обойдется в пару лишних серебрушек.

– У меня есть деньги, – шепнула Мэри новой подружке.

– У меня тоже, – отмахнулась Дели, – но я мечтаю умыться, поужинать и свалиться в постель.

– Как и я, – обрадовалась соседка.

А уже лежа в кровати, вдруг тихонько осведомилась:

– А как ты относишься к бастардам?

– Мне не нравится это название, – не раздумывая ни секунды, сообщила Дели. – И высокомерные ужимки некоторых знатных господ – тоже. Ребенок не виноват, что у него был легкомысленный, безответственный отец, или, хуже того – мать. Кстати, у нас в королевстве бастарды признаны законом равноправными детьми с теми у кого родители состоят в священном союзе.

– Знаю, – тяжело вздохнула Мэри, – сама попалась в эту ловушку.

– Как это, ловушку?

– Моя матушка была воспитанницей у дальней родственницы и влюбилась в ее племянника, наследника родового титула. Он, разумеется, прельстился… а когда выяснил, что будет ребенок – замел следы. Отправил любовницу в небольшой городок, купил домик, выдал немного денег и велел все забыть. Мы прекрасно жили семнадцать лет, а потом мать заболела, соседка отравила. Приревновала мужа… напрасно, как выяснилось. Но матери это уже не помогло, спохватились поздно, а хорошего целителя рядом не было. Перед смертью мать сама назначила мне опекуншу, и та забрала меня к себе. Мы жили довольно дружно, она заботилась обо мне и исподволь присматривала женихов, я занималась живописью… и тут случилась беда. У моего отца к тому времени подросли два сына, погодки. Красивые, умные, смелые… и очень изобретательные. В общем, построили они тайком летающий механизм, сели и полетели со скалы.

Девушка неожиданно всхлипнула и Дели, птицей слетев с кровати, ринулась ее успокаивать.

– Их мать этого не пережила… – выплакавшись, тоскливо пробормотала Мэри, а отец потерял интерес ко всем делам. Сидит и смотрит в окно. Но указ написал, что передаст регалии власти тому из родичей, в ком больше родовой крови. Проверяли это храмовники, у них все записано. И конечно вспомнили обо мне. Ну а испытания показали, что даже те, кто считал, что жезл у них в кармане – имеют в десять раз меньше родства, чем я. Провели ритуал, провозгласили меня герцогиней и начались мои муки. Все мной командуют, всем я что-то должна… и ведь понимаю, что в открытую издеваются – а доказать не могу. Да еще отец, науськанный ими, приказал, чтобы я выбрала жениха среди кузенов, раз родство с ними дальнее. Подходящих набралось шесть человек, младшему всего семнадцать. А мне двадцать три. Зато он самый честный, сказал прямо, – «выбери меня, я еще лет десять на твои старые кости не прельщусь». Остальные лгут и хитрят, в глаза дифирамбы поют, за глаза высмеивают. Я давно ем только фрукты и то, что тайком стащу на кухне, боюсь яда. И спать боюсь, балдахин уже падал на постель и ковер сам собой загорался. Но меня уверили, что это случайности. Отец нанял охрану… а что они могут против толпы родичей, если у тех, у каждого проверенных телохранителей чуть не по десятку? Опекунша подкупила служанку, та меня вывела и доставила к посреднице. Вот теперь еду к женщине, которая пообещала найти мне компаньонку и надежное убежище.

– Очень интересно… – протянула Дили, – а я еду к посреднице, предложившей контракт компаньонки или чтицы, пока не знаю, точно.

– Может… – с надеждой встрепенулась Мэри, – нас нарочно отправили вместе? Ну, чтобы познакомились?

– Сомневаюсь… – не поверила природница, – тебе побег готовили загодя, а я ушла из дома неожиданно даже для себя. Очень уж тетка задела своим приказом. Но если мне предложат пойти к тебе – соглашусь не раздумывая.

– И я тоже, – заверила беглая герцогиня.

Больше они об этом не говорили, предпочитая не пестовать пустых надежд. Мэри не знала даже имени посредницы, к которой ехала. «Тетушка» предпочла его скрыть, ради безопасности коллеги. Сообщила лишь пароль, каким встретит клиентку проводник.

А Дели и того не сказали, дали просто адрес. Да убедительно попросили не доверяться в дороге попутчицам, чтобы не испортили загодя мнение. И по прошествии восьми дней она поняла, как верен был этот совет. Дамы, мило щебетавшие в первые дни, к концу определились в симпатиях и откровенно обсуждали тех, кто покинул повозку, пересев в попутную карету или посланный родичами навстречу экипаж.

Мэри лишь печально морщилась, эти змеиные шепотки живо напоминали ей отцовский замок. А Дели все отчетливее понимала, как ей повезло, встретиться с герцогиней.

В город почтовая карета приезжала поздно вечером, через два часа после полдника, но еще в обед юные беглянки узнали, что они до конца не поедут.

– Приготовьтесь, леди, – тихо сообщил сопровождающий, – вас встретят, когда остановимся на полдник. Идите спокойно умываться, мы сами перенесем багаж в другую повозку. Она будет стоять за углом справа.

Девушки лишь дружно кивнули, озадаченные его осведомленностью.

– А откуда… – не выдержала Дели.

– Вот, – показал он записку, – это я получил только что. Не беспокойтесь, клиент проверенный, повода не доверять нету.

Девушкам оставалось лишь поверить, выбора все равно не было. Но, устраиваясь на своем сиденье, Дели шепнула подруге, что постарается их защитить. Всё-таки природный маг, даже слабый, это далеко не простая травница. Хотя и тех стараются не задевать даже самые наглые бандиты.

Ведь никому не известно, чем она может полить или посыпать, защищаясь. Бывали случаи, когда самоуверенные подонки в считанные секунды покрывались страшными язвами или заходились в удушающем кашле. И ничто не могло помочь, а лекари не брались, из чувства солидарности.

Ну а возможности природников много больше, им, чтобы быстро и накрепко связать хоть толпу разбойников, достаточно иметь в кармане любое семечко, лишь бы не жареное. И Дели всегда носила в карманах не по одному, ведь они требуются не только для защиты.

В умывальне пансиона, где пассажиров ждал последний положенный полдник, подруги задержались дольше всех. А выйдя в коридор, направились не к столовой, а к выходу. И уже на крыльце поняли, почему карета ждет их за правым углом. Ярко освещенные окна столовой находились в левой части здания и можно было не опасаться нечаянно попасться на глаза кому-то из бывших уже спутниц.

Карета, скорее дорожная повозка, ждала почти рядом, и в прямоугольнике бледно светившегося входа, темнел женский силуэт.

– Если за ночь разведрится, – мягко и негромко произнесла незнакомка, – к утру ударит заморозок.

– Зато день будет ясный, – условной фразой отозвалась Мэри и полезла внутрь, – как вас называть?

– Я леди Аннелин. Садитесь быстрее, ваши вещи уже тут, – поторопила посредница. – Вы очень заинтриговали местных сплетниц, они договорились проследить, к кому пойдете.

– А откуда вам известно? – насторожилась Дели.

– Ну неужели вы считали, что мы можем отправить такую важную клиентку без сопровождения? – Укоризненно глянула леди Аннелин. – Безусловно ее провожала моя работница, и разумеется негласно. Иначе в следующий раз мне придется искать кого-то другого, а в маленьком городке это почти невозможная задача. Но сейчас у нас есть не менее важное дело. Провожатая писала, что вы подружились и потому я должна спросить, леди Мэридит, вы желаете познакомиться с двумя остальными претендентками на место вашей компаньонки, или уже сделали выбор?

– Сделала, – твердо заявила герцогиня, – Дели я полностью доверяю. К тому же ее дар будет далеко не лишним.

– Дар? – задумчиво приподняла бровь посредница, – мне о нем ничего не известно.

– Природный. Но он слабый и я нигде не училась, – виновато вздохнула Дели, – потому и не говорю. Хотя кое-что умею… само получается.

– В таком случае у вас большое преимущество перед другими претендентками и я не буду настаивать на знакомстве с ними леди Мэридит. И мы поедем сейчас не в имение, где они нас ждут, а прямо к леснику. Это немного дальше, но дорога неплохая и кучеру хорошо знакома. А завтра утром я отправлюсь домой, а Торп, это лесник, проводит вас в охотничий дом. И за это время я вам все расскажу и отвечу на все вопросы.

– Мне интересно, – первой задала вопрос Мэри, – вы нарочно отправили нас одним дилижансом?

– Нет. Это вышло случайно и посредница, отправлявшая леди Аделию, сначала собиралась взять ей билет на другой день. Но у нас городок небольшой и почту привозят раз в три дня, а осенью и зимой даже реже. Ей сообщили что следующий дилижанс будет через пять дней, и пришлось рискнуть. Сами понимаете, как нежелательно ожидать еще одну кандидатку столько времени. И риск случайно попасть на глаза любопытным жителям увеличивается, и тревога клиента все растет.

– Значит, нам повезло, – порадовалась герцогиня, – и в этом я вижу перст судьбы. А что там за охотничий дом? И почему вы доверяете этому леснику?

– Дом строил граф Клотье, подражая столичной моде на охоты и пикники. Но у него к этому свой подход, он любил не скачки за диким зверем и не сражение с ним, а все остальные сопутствующие удовольствия. Толпы нарядных дам, щедро накрытые столы, туша оленя, жарящаяся на вертеле, горячие термы. Поэтому денег на устройство охотничьего дома он не пожалел. Хозяйские покои, расположенные в левой части второго этажа, обогреваются магическим калорифером, и мы припасли для него достаточно накопителей. Но на первом этаже есть камины, связанные дымоходами в систему обогрева, и Торп уже завез несколько возов дров. На кухне тоже две плиты, маленькая на магии и большая дровяная.

– А кроме нас… там кто-то еще будет жить? – Задумалась Дели.

– Хороший вопрос, я его ждала. Пока у меня нет ни одной надежной кандидатки в кухарки и прачки. Женщины, желавшие быть компаньонками, не подходят, обе будут обижены понижением статуса. Я найду им подходящую работу, об этой они не знали. А теперь и не узнают. Но стирать согласна жена лесника, зимой у нее работы немного, дети уезжают учиться, огородом заниматься не нужно.

– А готовить я могу сама, – обрадовалась природница, – попробуем обойтись без слуг.

– Но нам нужна будет теплая одежда, – забеспокоилась Мэри, – я дам денег, купите все необходимое и с запасом.

– Мы уже кое-что купили, – деловито доложила леди Аннелин, – тех денег, какие вы выдали, пока хватает. Продукты будет возить Торп. С ним я рассчитываюсь сама.

– А граф… как его, Клотье, не нагрянет?

– Его уже нет, – качнула головой посредница, – а наследники первым делом продали охотничий дом. Их мать ненавидела это место. Я перекупила через третьи руки, и потому никто не догадывается, кому он сейчас принадлежит.

Глава восьмая

Проснулась Дели от тянущего ощущения глухой боли и несколько минут лежала, пытаясь понять, что может у нее болеть и где она вообще находится. И постепенно, рассматривая в бледном свете занимающейся зари бревенчатые стены и незамысловатую, явно самодельную мебель, сообразила, что это дом лесника.

Они добрались сюда лишь за час до полуночи, утомленные и сонные и мечтали только о двух вещах, умыться и нырнуть под одеяло. За окнами повозки к тому моменту тихо моросил дождь, настигший путников с наступлением ночи. Их встретила хозяйка, круглолицая женщина, улыбчивая и приветливая, предложила ужин. Но поздние гостьи от всего отказались, корзинки с припасами, прихваченной леди Аннелин хватило и на полдник и на ужин.

А боль была вовсе не ее, она билась пойманной рыбкой где-то за окном и девушка решительно слезла с высокой кровати. Все равно больше не уснет, пока не взглянет, кому там так плохо. Ночью они не видели семью лесника. Сам он, как сказала жена, птичка ранняя и спать ложится тоже рано, а дети уже у бабушки. Значит, болеет лесник, решила Дели, но выйдя на крыльцо поняла, что ошибалась. На дворе неспешно редел, оседая холодными каплями седой туман, и сквозь эту промозглую сырость медленно ползла крупная серая собака.

Передние лапы у нее работали, а вот задняя часть тела тянулась мертвым грузом. Длинная шерсть животного, и без того грязная и сбитая в колтуны, отяжелела от влаги и псина оставляла за собой примятый гладкий след.

– Бедняга, – торопливо сойдя со ступеней, направилась к ней природница, – кто это тебя так?

Присела рядом, властно положила ладонь на спину животного, приказывая остановиться. Та замерла, неверяще оглянулась, принюхались и лениво оскалила зубы.

– Нельзя! Ирта, нельзя! – бежал от сараев крупный мужчина в темном фартуке поверх рабочей одежды. – Леди, отходите потихоньку, я ее сейчас привяжу! Прибить бы нужно… да рука не поднимается, больно собачка разумная. Была… пока шатун не напал.

Псина, почувствовав, как стихает неотступная боль, заглянула Дели в глаза и внезапно благодарно лизнула ей руку.

– И правда, разумная, – отстраненно подтвердила та, бдительно вслушиваясь в открывшиеся ей процессы, идущие в теле животного.

Ну, это она так для себя называла, на самом деле ощущая боль и холод чем-то необъяснимым, вроде как третьей, призрачной рукой.

– Ее бы в тепло, – оглянулась смелая гостья на подбежавшего Торпа, – и воды горячей. Кровь в задних конечностях слишком холодная.

– Так… – опешил он, осознав, что чего-то не понимает, – а зачем?

– Природница она, – выдохнула подоспевшая леди Аннелин, – повезло твоей Ирте.

– Светлые духи, – обрадовался лесник, – тогда мы мигом. У меня родилка пустует…

Нагнулся, легко подхватил псину на руки и двинулся в сторону сараев.

Родилкой оказалось довольно просторное помещение с простой печью и утепленными стенами. Половина пола была застлана толстыми досками, а половина земляной. Но везде присыпано чистой соломой. Уложив собаку на доски, Торп первым делом достал с полки скамеечку и подал Дели, потом куда-то убежал.

– Мне можно остаться? – деликатно справилась посредница.

– Оставайтесь. – Кивнула девушка усаживаясь возле мохнатого пациента, – но, боюсь, много увидеть вам не удасться. И объяснить я ничего не смогу, сама не понимаю, что и зачем делаю. Просто чувствую, как должно быть и мысленно поправляю.

– Вот, – примчавшийся лесник поставил бадью с горячей водой.

– Лейте сюда, – указала Дели.

– А не ошпарю? Почти кипяток.

– Нет… я слежу… – туманно пообещала природница и он, пожав плечами, осторожно зачерпнул полный ковш.

Однако первые струйки лил очень осторожно, стараясь невзначай не капнуть на руку гостьи, но она поправила.

– Пониже подносите, и лейте ей на спину. И не бойтесь, у нее там слой грязи и омертвелой кожи, все равно придется снимать.

Бывалому охотнику стало не по себе, когда он представил, как с живой собаки снимают шкуру, но останавливать девушку Торп не стал. Пусть поднимет его любимицу, а уж содранную шкуру он найдет, чем мазать. И дальше лил кипяток скрепя сердце, и мысленно благодаря нежданного лекаря, что догадалась наконец усыпить несчастную псину.

– Хватит, – остановила его Дели, когда воды осталось на донышке, – теперь нужно зерно. Горсточка овса или ячменя.

– Сейчас, – бросился к двери Торп и вскоре появился с полной миской ячменя. – куда его?

– Посыпь собаку, где мокро и грязно, – велела природница, откидываясь на стенку.

Лесник недоверчиво посыпал животину отборным зерном и почти задал закономерный вопрос, зачем это, но чуть не подавился, разглядев, как начинает шевелиться высыпанный им фураж.

Зерна разбухали прямо на глазах, обрастали пышными щетками корней, мгновенно вцеплявшихся в собачью шерсть. И тут же выстреливали толстыми зелеными ростками, выбрасывали колос, желтели и осыпались золотым зерном. Затем все повторялось, и снова и снова. Пока Ирту чуть не по уши засыпало новым урожаем.

– Ну, пора вставать, – заявила вдруг природница и погладила собаку по голове, – и кормить ее теперь нужно получше, пока не наберет вес. Ноги почти сухие были.

Псина приподняла голову, огляделась, и встала, покачиваясь от слабости. Тут же попыталась привычно осесть на задние лапы, но Дели не позволила.

– Ходи нормально, ты уже здорова.

И та поняла, снова лизнула природнице руку и побрела к выходу.

Зерно осыпалось с нее золотой кучкой, и Торп снова потрясенно приоткрыл рот. Ни грязи, ни колтунов на собаке больше не было, только короткая щетина новой шерсти, покрывавшей невозможно худые бока и ноги.

– Пока дома поселю, – решил он, – чтоб не мерзла.

– Шерсть к вечеру отрастет, – пообещала Дели, тяжело поднимаясь со скамейки, – а я теперь тоже не против поплотнее позавтракать.

– Ну, так идем, – решительно подхватила ее под руку леди Аннелин. – представляю, сколько силы вы истратили.

Дели лишь едва заметно дернула плечом, разве думаешь о силе, когда на тебя преданным взором смотрит страдающее существо? Она даже усыпила собаку, чтобы не отвлекаться на этот полный надежды взгляд.

– Ну, Торп, – доев гречишные блинчики, щедро сдобренные густой сметаной и липовым медом, строго спросила леди Аннелин, – поясни мне, будь добр, куда теперь денешь Ирту?

– Да куда ж я ее могу деть? – неподдельно изумился лесник. – Будет жить, как прежде, в сенях. Она самая чуткая, и на всех лает по-разному. На крупного зверя – тихо рычит, на мелкого – чуть поскуливает. А на чужих людей негромко тявкает, предупреждающе так. Но если не поймут и подходят ближе – смолкает и нападает.

– Это все прекрасно, – кивнула посредница, – но скоро приедут дети, они ведь учатся декаду, потом на три дня едут домой? Учение началось с первого числа, значит, через два дня прибудут и увидят здоровую собаку. Как им объяснишь, чем лечил?

– Скажу, сама вылечилась… – задумался лесник, – нашла где-то травку…

– Если расскажешь такое городским детям – поверят, – кивнула леди, – а вот твои – сомневаюсь. Скажут, чего ж она все лето ползала и не ела эту траву? А теперь, когда все посохло и увяло – вдруг спохватилась. Хочешь, чтобы они считали отца обманщиком? И наябедничали бабушке? А она у вас еще тот дознаватель. Сама приедет посмотреть. И соседкам, подружкам верным, расскажет.

– Да… – вздохнув, хмуро согласилась хозяйка, – все точно. До сих пор не может мне простить, что я за простого лесника вышла, а не за управляющего имением. Но и правду ей сказать тоже ни в коем случае нельзя. Тогда тут через три дня полгорода будет сидеть со своими собаками, кошками и собственными болячками.

– Вот хотел ведь я купить домик и отправлять вас на всю зиму, – расстроился Торп, – так что же теперь делать?

– Отправь Ирту в охотничий дом, – предложила леди Аннелин явно обдуманное решение, – а детям скажешь – ушла. Собаки часто подыхать уходят подальше. А весной она найдется… и где была никому неизвестно.

– Она не дойдет, слаба, – еще спорил лесник, но и сам понимал, что это лучший выход.

– Отвези на лошади, – оказывается, леди предусмотрела и это, – возьми нашу. Я тогда тоже с вами съезжу, а кучер пусть отдохнет.

Против этого возражений ни у кого не нашлось, и через час небольшой караван из пяти лошадей уже бодро двигался по едва видной тропке.

– Прежде она позаметнее была, – пояснял ехавший первым Торп, – граф курьеров гонял по три раза в день. То зелени прислать, то сметаны, то помочь – в покое никого не оставлял. А теперь я изредка присматриваю, но желающих соваться в защищённый двор пока не было. Даже зверье не подходит близко, хотя им и неинтересно. Они ведь на запахи идут – а там ни скотины, ни еды. Нечему пахнуть.

Дели молча с ним соглашалась, и сама себе делала узелок на память, не выбрасывать ничего, что может привлечь диких животных. Особенно крыс. Бороться с ними несложно, но прежде, чем заметишь появление серых орд – они уже прогрызут и прокопают сотни дыр.

Охотничье поместье открылось перед ними часа через два, сразу за ручьем. Простучали подковы по доскам широкого мостика и отряд оказался в нескольких шагах от высокой изгороди из заостренных кверху бревен.

– Да тут настоящая крепость, – охнула Мэри, – понятно почему звери не лезут.

– А людей бы это не удержало, – заметила леди Аннелин, – да отпугивает охранный щит. Вот от него ключи… на всякий случай. Но лучше все-же никого не пускать.

И девушки согласно кивнули. Не для того они забрались в такую глушь, чтобы рисковать. Да и не ходят простые жители зимой так далеко от города и хуторов. Собирать нечего, дров еще летом запасли, а охота и ближе к дому неплохая.

Дом оказался под стать ограде. Нижний этаж сложен на известковом растворе из неотёсанных валунов, верхний – бревенчатый. Толстенные ошкуренные стволы столетних кедров, медные переплеты высоких окон, сияющих синеватым горным стеклом… все просто кричало о куче денег, вложенных графом в любимую забаву.