Горбатый Эльф

Прежде чем исполнить вторую балладу, Фабир подошел ко всеми забытой леди Тирольде и склонился перед ней до земли. «Последний подвиг рыцаря Фаркенгайта». О, ведь она слышала утром о том, что мерзавца кто-то прирезал… Бедная Тирольда… Надо подарить ей пару браслетов, может быть, даже это дурацкое колье с кораллами – все равно Вивиан его не носит.

Голос Фабира перестал литься золотым вином, в нем звенела сталь, и рога призывали к битве. Фаркенгайт был отважным воином, он мог бросить вызов троим противникам, в одиночку справиться со стаей волков… И ни разу его вооруженные до зубов люди не отступали перед кучкой крестьян с дубинками, – подумала циничная Вивиан. Сорок разбойников, напавших на его отряд, были обречены на жалкую смерть. Он уничтожил пятерых мерзавцев и бился с главарем – но в этот миг трусливый негодяй, притворявшийся убитым, выдернул кинжал из груди своего приятеля и метнул в Фаркенгайта. И с кинжалом в спине, истекая кровью, Фаркенгайт крикнул: «Избавим Ракайю от грязных хищников» – и вонзил меч в сердце предводителя. Разбойники, потеряв вожака, трусливо скрылись в ночи, а Фаркенгайт умер, прошептав: «Моя Ракайя» … Вивиан подбежала к рыдающей леди Тирольде и выкрикнула – звонко, так, чтобы слышали все:

–Твой муж был героем… Я никогда тебя не оставлю!

И Янгис, поморщившись, сказал вслед за Вивиан:

– Подвиг твоего мужа не будет забыт. Ты и твои дети получат в вечное владение поместье… он пошептался с казначеем, – поместье Гримхол в графстве Раттен.

Пока длилась трапеза, бедная Вивиан голову сломала – ради чего Брейду вздумалось превращать скотину Фаркенгайта в безупречного героя империи? И стоило ли ему подыгрывать? Решила, что стоило, пусть будет обязан ей – когда-нибудь пригодится.

После обеда Брейд собирался незаметно исчезнуть, но Янгис махнул ему рукой – "Зайди ко мне в кабинет через полчаса", – и удалился из залы, чем тут же воспользовалась Вивиан. С сияющей улыбкой она попросила разрешения побеседовать с Брейдом наедине. Он немного напрягся, но Вивиан повела его не в укромные дворцовые покои, а в сад, где ближние аллеи отлично просматривались.

– Ваши стихи прекрасны! Это ведь вы написали, я правильно угадала?

– Вы преувеличиваете. Просто слегка переделал одну старую песню.

– Подвиг Фаркенгайта – тоже старая песня? Я так благодарна вам за леди Тирольду, ведь после гибели мужа ей и детям угрожала полная нищета.

– Что ж, я рад, что детям удалось помочь.

– Так благородно с вашей стороны… Впрочем, я хотела поговорить с вами о другом. Вы слышали о новом учителе?

Новые учителя не интересовали Брейда, в последние годы они плодились, как кошки по весне. Слава большинства из них быстро тускнела; окруженные десятком приверженцев, они бродили по всей стране, постепенно опускаясь до уровня ярмарочных шутов. Кое-кто остепенился, стал провинциальным жрецом, и на праздники жители окрестных селений съезжались, чтобы насладиться их красноречием. Некоторые, разочаровавшись в способности легкомысленной публики оценить глубину их откровений, уходили от мира и писали трактаты. К этим Брейд относился с определенным уважением. Двоих, чьи яростные проповеди привели к народным волнениям и погромам, казнили по приказу Янгиса… Но все-таки следует быть в курсе новых придворных веяний, поэтому Брейд спросил:

– И кто же этот учитель?

– Никто не знает его имени, он называет себя Служителем, а его приверженцы зовутся странно – Идущие. Я уже была на одном собрании, это ни с чем не сравнимо… Такая мощь, как будто перерождаешься заново. Сегодня он впервые будет проповедовать во дворце, я думаю, на вас это произведет сильное впечатление.

– Не сомневаюсь. К сожалению, император вызвал меня на аудиенцию, я должен идти прямо сейчас.

– Ничего страшного, вы освободитесь как раз перед началом собрания.

– Кстати, император знает об этом учителе?

– Да. Янгис заинтересован.

– Благодарю вас… К сожалению, мне пора, – Брейд нежно поцеловал самый крупный перстень на протянутой к его губам надушенной ручке.

На этот раз ведущую к кабинету Янгиса анфиладу не заполняла тихо жужжащая толпа придворных и просителей. Император принимал рядовых посетителей по утрам, после обеда он занимался делами, требующими особого внимания. Коридор с двумя рядами кресел был пуст, только в самом конце возле дверей дремали, вытянувшись в струнку, два гвардейца, да едва виднелась укутанная в не по размеру свободный плащ одинокая сутулая фигурка. Раб герцога Ильмарского из Кадара. Интересно, что нелюдимому старикашке Готфриду понадобилось от императора? Мальчик, кажется, спал: капюшон натянут ниже носа, босые ноги поджаты под кресло. Брейд потрепал его по плечу.

– Привет, ты хозяина ждешь?

– Да, они там уже давно беседуют.

– Слушай, передай Готфриду, что я попросил его купить тебе башмаки. О слугах все-таки надо заботиться.

– Да не люблю я в обуви ходить, болеть начинаю.

– Ну, как знаешь, – Брейд присел рядом и заговорил почти шепотом:

– Ты не можешь мне еще раз карту нарисовать? Она лежала у меня в тайнике – и исчезла.

Мальчик помотал головой:

– Не нужно, все равно сейчас там не пройти. А осенью я вас сам проведу.

– Почему только осенью?

– Так пока ведь прохода нет. Вы бы призадумались, ваша светлость, кто у вас в замке по тайникам шарится.

Мальчишка вскочил, из дверей выходил его хозяин. Герцоги сухо поклонились друг другу.

– О чем он тебя расспрашивал? – поинтересовался Готфрид, когда за Брейдом закрылась дверь.

– Долго ли вы будете сидеть у императора. И просил передать, чтобы вы купили мне башмаки.

– Ты же сам их не хочешь носить!

– Башмаки-то мне не нужны, а вот если бы вы штаны вместо них мне купили… А то совестно же, как девчонка в одной рубашке хожу.

– Если еще раз встретишь герцога Атерли, скажи ему, что я передавал – пусть не суется в чужие дела.

Готфрид задумался. Наверное, одежда раба действительно несколько компрометирует его в глазах тщеславных дворцовых щеголей. Придется приодеть паршивца.

Эрвин же был рад-радешенек: и Готфрид от праздного любопытства на полезные мысли переключился, и живую воду удалось обезвредить. Янгис как раз прятал флакончик в ящик стола, и Готфрид не мог заметить, как погасло его сияние, а то бы догадался.

Янгис был возбужден и, кажется, пребывал в хорошем расположении духа, хотя в оценке настроений императора Брейд предпочитал не доверять своим глазам. Собственноручно наполнив два кубка, он протянул один из них Брейду и без предисловий перешел к делу.

– Я готовлю большой поход на Феруат. Рассчитываю на твою помощь. Сколько у тебя людей?

– Примерно сотня всадников, пехоты можно набрать около тысячи.

– Я слышал – по крайней мере вдвое больше.

– Зачем мне больше? В случае необходимости я беру наемников.

– Значит, придется нанять. Выступишь через неделю.

– Постараюсь успеть. Ваше величество, простите мою неосведомленность, я слишком долго отсутствовал в столице – в горах сейчас неспокойно. В чем там дело с Феруатом? Они решили поднять пошлины? Или претендуют на нашу часть ущелья?

– Хуже, – Янгис не допил свой кубок, ликейское вино оказалось превосходным, хотелось наслаждаться его оттенками за приятной беседой.

– Герцог Феруатский еще прошлой осенью нарушил свой долг, отказавшись участвовать в походе на Раттен во время мятежа, и это не в первый раз. А сейчас поступили сведения, что он сам собирается поднять мятеж и объявить себя королем. Его необходимо остановить, пока он не отнял Феруат у Ракайи.

– Да, безумное поведение, – задумчиво протянул Брейд. Янгис кивнул, сделал небольшой глоток и смаковал вино, перекатывал его во рту, жмурясь от удовольствия.

– Если я не ошибаюсь, отказавшись от участия в подавлении мятежа – кстати, мы и без него прекрасно справились – герцог Дилейн вдвое снизил торговые пошлины для ракайских купцов?

– А что еще ему оставалось? Просто объявить себя предателем и ждать кары?

– Действительно, выбора у него не было. Да и сейчас нет. Я вот думаю – Дилейн ведь наверняка знает о готовящемся походе, и понимает, что его дни сочтены. Сейчас он согласится на все. Так, может, потребовать от него полной отмены пошлин для Ракайи? Скажем, на десять лет? И официального подтверждения оммажа. Таким образом, мы сразу приобретем все выгоды, не понеся расходов на войну.

– Ты рассуждаешь как купец, а не рыцарь, Атерли. Не ожидал от тебя!

– Ну почему же, сир? Я всегда говорил, что торговать выгоднее, чем воевать. Военная добыча радует сердце, но потом возвращаешься – и обнаруживаешь разоренных крестьян, они жалуются, что молодые работники погибли в бою, урожай не собран, десятину платить нечем. И твоя добыча тает на глазах.

– Ты слишком добр к этим проходимцам, – рассмеялся Янгис. Вино оказалось не только на редкость вкусным, но и крепким, оно дарило бодрость и вдохновение.

– Они никогда не оценят твоей снисходительности. Подумай сам, ты же образованный человек. Король Гилат завоевал лесные племена по ту сторону Шенны, провозгласил себя императором и начал великий поход. Наррат, Кадар, Раттен, половина Дарнии… Чреду его побед смогла оборвать только смерть. В этих войнах погибли десятки тысяч солдат. И как его называют потомки? Гилат Завоеватель, Гилат Великий. Его сын, Лодвиг Первый, мой дед и твой, если не ошибаюсь, прадед, был менее удачлив. Он присоединил Феруат, но потерял Дарнию. И получил прозвище – Лодвиг Жестокий. За то, что решительно подавил несколько восстаний. А ведь на его счету не было и десятой доли потерь, понесенных Гилатом. Мой отец, Лодвиг Второй, был вроде тебя. Он мечтал не о военной славе, а о процветании Ракайи. При нем народ жирел и плодился, а кем он остался в памяти людей? В летописях его именуют Лодвиг Строитель, но все зовут его проще – Лодвиг Толстый.

Брейд заранее знал, что бесполезно взывать к здравому смыслу императора. Он мнит, что останется в истории каким-нибудь Янгисом Великолепным. Интересно, он знает свою кличку – Янгис Ублюдок?

– Слава – как легкомысленная женщина, она отдается не достойному, а сильному и наглому, – угрюмо сказал он вслух.

– Женщины предпочитают богатых. А слава… Что останется от нас, кроме нескольких строчек в летописи?

– Благодарность тех, кто рядом. Думаю, это важнее, чем мнение неизвестных нам людей, что родятся через сто лет после нас.

– Те, что рядом, сгниют вместе с нами, – Янгис допил свой кубок, и глаза его стали слипаться.

– Простите, сир, чуть не забыл – у меня есть важные сведения для вас.

– Что за сведения? – Янгис уже встал, намереваясь заканчивать аудиенцию.

– Мои осведомители из горских племен донесли, что три рода объединились и готовят набег на графство Виндом. Там не осталось людей для защиты, так что, разграбив Виндом, они могут продвинуться и глубже на территорию империи.

– Так защити Виндом! Твоих людей хватит на обе границы, ваши владения находятся рядом.

– А что с походом?

– Придется тебе обойтись без похода. Мне не нужна война на два фронта.

– Я выполню ваш приказ. Хотя на шестьдесят миль границы моих людей маловато. Пока неизвестно, через какое ущелье горцы пойдут в атаку.

– Значит, наймешь еще. Столько, сколько нужно, – Янгис протянул Брейду тяжелый кожаный мешочек.

Вполне достаточно, чтобы оплатить небольшой набег горцев на Виндом.

В коридоре, вместо Эрвина, теперь скучала Вивиан.

– О, наконец-то! Мне сказали, что собрание уже начинается.

– Боюсь, что не смогу… – Брейду на сегодня было вполне достаточно впечатлений. Но интуиция, которой он предпочитал верить, говорила: иди и посмотри.

– Впрочем, вы меня убедили. Я принимаю ваше приглашение.

Он раскаялся в своем решении очень быстро. Леди Вивиан неторопливо вела его по длинному коридору в сторону западного крыла, на этот раз для беседы она выбрала самую неудачную тему.

– Говорят, ваша жена умерла в прошлом году? Официально об этом не объявляли, но слухи дошли.

– Вы хотите выразить мне свои соболезнования?

– Наверное, нет. Они были бы не вполне искренними –. вы ведь не виделись с леди Мирандой почти двадцать лет, хотя часто бываете в Салеме. Я слышала, что она была убита.

– И все, конечно, решили, что это дело моих рук.

– О, нет. Не все, я же так не считаю. Глупо – столько лет прошло, если бы вы хотели, то сделали бы это гораздо раньше. А некоторые даже подозревают Янгиса. Ведь правда, неловко иметь сестру с такой репутацией…

– Не ищите здесь заговора. Миринду зарезала горничная за шашни с ее женихом-гвардейцем. Прошу вас, сменим тему.

– Простите, – Вивиан смущенно улыбнулась, – я не хотела вас расстраивать. Просто подумала – теперь вы вдовец, и леди Тирольда тоже овдовела на днях. А вы так много сделали для нее. Когда пройдут полгода траура, я могла бы посодействовать…

– Вивиан, умоляю, я не собираюсь жениться на Тирольде, я вообще ни на ком не собираюсь жениться!

Еще немного – и Брейд повернулся бы и ушел, но, к счастью, они уже были у цели. В маленькой темной комнате лежали стопки серой ткани. Вивиан развернула один из свертков и очень бережно надела на Брейда балахон из небеленого льна, потом – такой же клобук с прорезями для глаз.

– Это обязательно?

– Да. Служитель говорит – вера уравнивает идущих, и все мы становимся едиными – король и последний нищий.

Брейд уже слышал нечто подобное от одного из казненных учителей, только балахонов они не надевали. Вивиан выглядела очень смешно в своем пышном платье, скрытом под дерюгой – как перевернутая редька.

В зал они вошли одними из последних, вереница безликих кульков уже сидела на расставленных полукругом креслах перед невысоким помостом. Посредине сцены стоял столик, покрытый белым бархатом. Алтарь? На столике ярко до рези в глазах горел семисвечник, других источников света в зале не было, и фигуры присутствующих казались зыбкими и неясными. Тридцать человек, почти все, кто был на обеде, а может быть – совсем другие люди. Брейд вглядывался в каждого по очереди, пытаясь найти какие-то характерные черты. Вот тот, высокий, сутулый, вероятно, Геддон Ламберт, библиотекарь…Через два кулька от него – граф Хавермонц. Его невозможно не узнать даже в этом мешке – сидит, упершись кулаками в колени, как будто вот-вот в драку кинется, а на самом деле – чтобы брюхо в глаза не бросалось. Что он здесь потерял? Ему учитель действительно нужен, только совсем другой, который детишек грамоте обучает. А вот та хрупкая фигурка в высоко поднятом клобуке на пышной прическе – почти наверняка королева-мать. Да, деликатно кашлянула, прикрыв рот высохшей ручкой. Вероятнее всего, именно леди Тамиана – учредительница этого маскарада. Сам Янгис, кажется, отсутствовал. Впрочем, у него не было характерных примет.

– Приветствую вас, идущие путем знания! Освятим нашу встречу молитвой Единому.

Откуда он возник, человек по ту сторону алтаря? Брейд был уверен, что комнату он не пересекал. Такой же серый балахон с колпаком, как и у остальных, только на груди блестел шар размером с яблоко. Он снял его и вознес к потолку на вытянутой руке.

– О Единый, Всемогущий… – молитва была самая обычная, а голос – мощный, звучный, принуждающий к повиновению. Этот голос Брейд слышал впервые, а вот интонации ему были знакомы. Как это может быть? Пытаясь вспомнить, где он слышал эти жесткие непререкаемые нотки, Брейд пропустил начало проповеди.

– Все мы знаем этот символ Единого, но никто не постигает его истинного значения. Вглядитесь в него! Нам кажется, что мы видим шар – но это лишь тонкая скорлупка блестящего металла, облекающая пустоту и окруженная пустотой. Единый призывает мир из небытия и возвращает в небытие, и Ничто – его истинное имя.

Сомнительный символ, подумал Брейд, на следующую проповедь стоило бы принести литой шар и опустить в воду, пусть толкует на здоровье. Этот учитель действительно полагает, что дышит пустотой? Поднялся бы на ледники Ар-Гарана, подышал бы… Вот там – почти пустота, да.

– Но для чего призваны мы из бездны небытия? В чем смысл нашего мимолетного существования? Единый сотворил нас для прославления Его имени, и нам поручена великая миссия – просветить народы, пребывающие во тьме, и пронести имя Его первого Лика от края и до края земли.

Но знающим открыт и второй Лик Единого, Великое Ничто. Из глубокой древности дошло до нас Его тайное имя – Хогга! Вы содрогнулись, услышав это грозное слово? Не ужасайтесь, ибо лишь грубые умы простонародья полагают, что Хогга – это демон смерти. Великая Хогга – истинная суть мироздания, скрытая под блестящей скорлупкой жизни, и преклоняющиеся перед ней обретают могущество и власть над народами. Ибо жизнь человеческая – всего лишь пыль, гонимая ветром, а верующим Хогга дарует вечность. Итак, воззовем же:

–Хогга! Хогга! Хогга! – глухо откликнулись серые фигуры Идущих.

Вроде бы пару лет назад один из проповедников культа Смерти был обезглавлен по приказу Янгиса, а этого принимают во дворце. Чем заслужена такая привилегия? Брейд цеплялся за привычный скепсис, но явственно ощущал, что его волосы начинают шевелиться от нахлынувшей в зал непонятной силы.

Брейд задержался, надеясь разобраться с непонятным фокусом: после окончания молитвы Служитель исчез так же внезапно, как и возник в начале. Никто не препятствовал его расследованию, Идущие, тихо переговариваясь, покидали зал, слуги не появились. Только Вивиан тихо, как кошка, ходила за ним следом. Когда они остались вдвоем, Брейд с раздражением содрал с себя мешковину и запрыгнул на помост. Столик, семисвечник на нем, и больше ни одного предмета. Он заглянул под скатерть. Ничего, никаких следов люка – грубый дощатый пол, покрытый сплошным куском черной ткани. Стена позади сцены задрапирована той же материей. Брейд приподнял нижний край, открылась гладко оштукатуренная поверхность. Что за черт? Может, Служитель спустился с потолка? Но это было бы заметно. Брейд решил рассмотреть стену повнимательней и пошел за подсвечником.

– Вы не верите в чудо… – с кротким укором шепнула Вивиан за его спиной.

Он протянул руку к канделябру, и в этот миг свечи погасли, как будто их задул ветер. Даже не так – как будто они никогда не горели. Ослепленный внезапной тьмой, Брейд шарил рукой по столику, и чувствовал под пальцами полированное дерево. Ни подсвечника, ни скатерти не было.

– Слушайте ваше сердце, а не жалкий и слепой рассудок, – сказал из мрака голос Вивиан.

В тот же миг цепкие руки обвили его шею, и пышные юбки зашелестели вокруг его ног.

– Вы с ума сошли, Вивиан! – он попытался освободиться, но горячее тело льнуло к нему, прижималось к бедрам, влажное жаркое дыхание обдавало его подбородок, лишая разума. Кровь глухо застучала в висках. Внезапно он ощутил, что рядом вовсе не Вивиан. Это его жена, одержимая демоном похоти, восстала из могилы, чтобы увлечь за собой в бездну. В ярости он оторвал ее от себя и швырнул на пол. Стоило бы убить эту нечисть.

Вивиан вскрикнула от боли и тут же расхохоталась.

– О, Брейд! Успокойтесь, вы просто отхлебнули слишком много Силы… В первый раз так часто бывает. Я хотела помочь вам – чтобы вы не разнесли весь дворец.

– Не подходите ко мне, иначе я не ручаюсь за вашу жизнь.

– Как неблагородно угрожать даме, – Вивиан все еще смеялась, – ну хорошо, пойдемте отсюда!

Она взяла его за руку – казалось, что она видит в темноте, и потащила к выходу. Ее пухлая теплая ладонь вызывала омерзение. Брейд сам уже начал различать предметы в слабом свете, идущем из коридора, и грубо вырвался из хватки липнущей к нему твари.

– Вы и в самом деле ненавидите меня, герцог? – ее голос звенел от страсти.

– Замолчите, если хотите жить.

– Вы пожалеете об этом! – в последний раз рассмеялась Вивиан и пропала за какой-то портьерой.

Брейд бежал по коридорам дворца, натыкаясь на стены и пугая слуг. Ему хотелось выхватить меч и зарубить кого-нибудь, лучше – себя, чтобы освободиться от черного демона, пожиравшего его душу. Он чуть не загнал коня на пути к дому. И только в спальне, выпив подряд три кубка вина, он понемногу вернул власть над помраченным разумом. Ему было по-настоящему страшно.

Глава 9. Сквозь весну

Госпожа Чанта встретила Тайру на пороге, ее раскосые глаза, округлившиеся от волнения, пытались прочитать на лице девушки ответ.

– Мы уже беспокоились, мне сказали, что тебя потеряли при въезде в столицу. Как ты добралась?

– Прекрасно, нашлись попутчики, довезли до самого дома.

– Ты видела королеву? – спросила Чанта вполголоса.

– Да, конечно, – Тайра покачала головой и тихо добавила, – нет, она не моя мать.

– Ты уверена? Все-таки двенадцать лет прошло…

– Абсолютно уверена.

Тайре было совестно разочаровывать Чанту. Если бы не ее совет, она никогда ничего не узнала бы о матери. Но и правду рассказать она не могла.

– Ну, что ж, значит, я глупости намечтала. Прости, что напрасно тебя обнадежила, – она даже обняла Тайру, снимая с нее плащ, отчего той стало совсем стыдно, – а у тебя тут гости.

Про гостей Чанта сказала холодно, почти брезгливо и Тайра почувствовала тревогу.

Чанта распахнула дверь в столовую. На скамье у окна сидел горский парень. Он нерешительно поднялся, беспокойно вглядываясь в Тайру, и она узнала Мариса, исхудавшего и вытянувшегося за зиму. Тайра чуть было не кинулась к нему на шею, но насмешливый взгляд Чанты и смущение самого Мариса остановили ее порыв. Она взяла себя в руки, неторопливо подошла к нему и поздоровалась с вежливой улыбкой.

– Я к тебе Ворона привел, – Марис слегка покраснел и смотрел куда-то вбок.

– А как же батюшка, неужто разрешил коня отдать? – тут же вмешалась Чанта, уже зная ответ – Марис дожидался Тайры с самого утра, ей хватило времени на расспросы.

– Отец не знает. Он меня свататься отправил к дочке скорняка: я ему сказал, что не глядя жениться не буду. Я не собираюсь возвращаться в Ашеру.

– Ну и как тебе невеста? – Чанта перехватила нить разговора и отпускать ее не собиралась.

– Лучше бы не глядел. Я служанке заплатил, она меня в сарай пустила с окошком во двор. Смотрю – выходят из дома две девицы, столько оборок на них, что и не поймешь, как выглядят, одни носы задранные видны. Одна другой корзинку подержать дала, чтобы ленты на чепце покрасивее завязать, а та корзинку в грязь нарочно уронила. Ну и сцепились, как кошки. Таких только за моряков отдавать, чтобы мужья раз в три года их видели – и то много будет.

Тайра хихикнула, а Чанта скорбно вздохнула:

– Не повезло тебе, парень – полдня в засаде просидел, а невеста нехороша оказалась. Была бы получше – не пришлось бы волю отцовскую нарушать, к Тайре заезжать, да и Ворон бы в хозяйстве остался.

– Тетя Чанта, ну зачем так? – возмутилась Тайра, но язвительные слова царапнули ее, впились под кожу и остались нарывать, как заноза.

– Я бы все равно к тебе приехал, – угрюмо сказал Марис.

«На свадьбу пригласить?» – подумала Тайра, а спросила с безразличным сочувствием:

– Что ты теперь собираешься делать?

– Работу надо искать. Думаю стражником наняться, как твой отец когда-то.

– Разве ты умеешь сражаться?

– Я всю зиму тренировался, меня старый Годи учил – он раньше в Гарсине стражником служил.

– Тетя Чанта, а, может быть, дядя Джакоб возьмет к себе Мариса? У него же есть стража.

– Вряд ли. У Джакоба люди годами служат, он не будет никого заменять.

За что Чанта так невзлюбила Мариса? Неужели только за то, что она предпочла его неведомому купцу?

Но отвязаться от Тайры, когда ей что-то втемяшилось, было трудно:

– Дядя Джакоб через три дня вернется, пусть сам и решает. Он наверняка что-нибудь придумает, он же самый умный купец в Гарсине. А можно пока Марису здесь пожить?

– В доме, где две молодые девушки? Он ведь не родственник нам, это недопустимо.

– А как же Ганс у нас живет?

– Ганс при конюшне, а не в самом доме. И он наш слуга, это совсем другое дело.

– Ну вот и Марис там у него поспит несколько дней, – Тайра подмигнула Марису и строго покачала головой – он порывался вскочить и отказаться от гостеприимства госпожи Чанты.

– Хорошо, пусть сегодня на конюшне переночует, а завтра я подыщу ему другое жилье.

Тайра радостно закивала и сделала Марису страшные глаза – у того уже желваки на скулах ходили.

– Я Марису свои вышивки покажу. – Тайра взяла его за руку и потащила наверх.

Чанта проводила их холодным взглядом, но возражать не стала – и так уже обидела девочку, выказав пренебрежение к ее приятелю. Она сердцем чувствовала – этот парень с глазами лани, нежным личиком и самолюбиво кривящимися губами добра Тайре не принесет. Нет в нем надежности.

– Я хочу завтра сбежать отсюда. Марис, поможешь мне?

Тайра утащила Мариса и Миррит в оконную нишу, подальше от двери, говорила шепотом. Миррит в другой раз и разрыдалась бы – но сейчас она глаз не могла отвести от Мариса, стоявшего так близко к ней. Кудри как черный шелк, ресницы бровей касаются – даже девушки такими красивыми редко бывают. Ну правда, какой там купец с ним равняться может?!